ЗАТЕРЯННЫЕ «ОСТРОВА» В ГОРАХ

МИР МАЙЯ

Когда ей сказали, что работать придется в Чьяпасе, она сразу представила себе сельву, бунгало с вентиляторами, как в кино, мощными кондиционерами. А тут холод, туман, хижины, крытые досками. Какая жалость!
Росарио Кастельянос (мексиканская писательница)

ЗАТЕРЯННЫЕ «ОСТРОВА» В ГОРАХ

Путь к землям майя начался из тихоокеанского порта Салина-Крус. По шоссе, идущему через города Теуантепек, Хучитан, Санатепек, попадаем на юго-западный склон Сьерра-Мадре-де-Чьяпас. Далее дорога лежит на северо-восток, в центральную зону штата Чьяпас, где в районе города Сан-Кристобаль-де-лас-Касас живут индейцы цоцили — одна из групп, родственных майя, сохранившая во многом традици­онный образ жизни.

В Сан-Кристобале-де-лас-Касас нас должен встретить Маурисио Суньига, служащий местного муниципалитета, соби­ратель индейских сведений о растениях, птицах, диких животных. Он согласился показать нам птиц кецаль, живущих на воле.

От Санатепека дорога пошла по плоскогорью. Въезжаем в городок Тапанатепек, небольшой железнодорожный узел. У вокзала толчея, гомон, музыка. С лотков продают какие-то травы, таблетки от головной боли «мехораль», кофе в зернах, разнообразную снедь, а также алкогольный напиток пульке стаканами. Предлагаются живые игуаны и их чучела, мех носух.

Вскоре шоссе вступило в пределы штата Чьяпас, входя­щего в Южный экономический район. Это, так же как и Оахака, один из наиболее экономически отсталых штатов страны. Долгое время он был исключительно сельскохозяй­ственным, но с середины 70-х годов в связи с открытием в его северо-восточном районе запасов нефти здесь стала быстро развиваться нефтеперерабатывающая промышлен­ность. Правда, как раз нефтеносная территория штата относится к Восточному экономическому району. В аграрной сфере, в которой занято 70% рабочей силы штата, очень сильны докапиталистические отношения. Параллельно с раз­витием плантационного хозяйства (разведение кофе, какао) на обширных пространствах центральной части Чьяпаса сохраняется подсечно-огневое земледелие. Несмотря на то что в штате есть крупная гидроэлектростанция Мальпасо на реке Грихальва мощностью свыше 700 МВт, 800 тысяч жите­лей из более чем двухмиллионного населения штата не пользуются электроэнергией, поскольку ее значительная часть передается в соседние штаты, а также из-за сложно­сти прокладки линии электропередачи в труднопроходимых горных массивах. Правда, недавний пуск крупнейшей в стране электростанции, также на реке Грихальве,— ГЭС Чикоасен мощностью 2400 МВт будет содействовать эконо­мическому развитию штата и всего Южного района.

Широко распространены в Чьяпасе народные индейские промыслы. Центр народных художественных промыслов — Тустла-Гутьеррес, столица штата. Этот город—центр боль­шого сельскохозяйственного района, расположенного в ос­новном в долине Валье-де-Чьяпас. Его специализация — кормовые травы, лимоны, рис, ананасы, сахарный тростник, табак, бананы и в последние десятилетия — хенекен.

Название Тустла-Гутьеррес происходит от соединения индейского наименования поселения Тустла и фамилии генерала Гутьерреса, одного из борцов за независимость Мексики. Архитектура города — испанская колониальная и современная, население же в значительной мере индейское.

Вид Грихальвы в районе Тустлы-Гутьеррес привлекает художников и поэтов. Бледно-фиолетовая лента реки, на берегах которой можно увидеть пестрых «солнечных цапель» (птиц из отряда журавлеобразных), извивается по дну кань­она Эль-Сумидеро. Его продолговатая зеленая чаша диамет­ром 15 километров и глубиной 1000 метров украшена фанта­стическими известняковыми обрывами и вписана в панораму фиолетовой горной цепи Сан-Кристобаль. Это часть горного массива Серрания-Норте-де-Чьяпас. Именно к этим горам вела автострада.

До 1950 года весь этот горный район, называемый Альтос-де-Чьяпас, практически был отрезан от остальной стра­ны. Пробитое в горах панамериканское шоссе, протянувше­еся на 85 километров от Тустлы-Гутьеррес до города Сан-Кристобаль-де-лас-Касас, связало Альтос-де-Чьяпас с мекси­кано-гватемальской границей.

Горы встретили нас прохладой и дождем. Видимость ухудшилась, но все же можно было любоваться пейзажами, не уступающими по красоте швейцарским.

В воздухе чувствовался аромат бальзама, выделяемого при повреждении коры ликвидамбра, смолоносного амери­канского амбрового дерева. Его смола применяется в пар­фюмерии, медицине, лакокрасочном и табачном производ­стве.

В небольшой долине у подножия самой высокой горы во всем массиве — пика Сан-Кристобаль (2865 метров) — уютно раскинулся город Сан-Кристобаль-де-лас-Касас.

На Сокало, у муниципалитета, около автомобиля с двумя ведущими осями стоял высокий седовласый мужчина в фетровой шляпе. Вид у него был в целом европейский, хотя в лице проглядывало что-то индейское. Это и был господин Суньига. После обмена приветствиями он предложил нам пересесть в его «вездеход», ссылаясь на то, что в горах нет дороги.

Уже через пять минут «вездеход» стал карабкаться по крутому склону горы, а сеньор Суньига начал свой рассказ.

— В древности у майя птица кецаль была символом неба и олицетворением молодой зелени. Кецалей имели право ловить только представители особой группы жрецов. Около гнезда ставили хитроумные силки, в которые птица попада­лась, но не могла погибнуть. Если же такое случалось, виновного приговаривали к смертной казни. У пойманной птицы аккуратно срезали лишь два хвостовых пера и, выпуская на свободу, просили за это прощения. (Через несколько месяцев у птицы вырастали новые перья.) Только самые высокопоставленные жрецы и знатные люди могли украсить себя такими перьями.

— А мы слышали, что из-за сломанного или пораненного пера кецаль погибает.

— Так ведь это если перо сломано или поранено.

Проехав еще с полчаса, останавливаемся и выходим из

машины. В нос ударяет резкий запах прели. Мы находимся в глубоком и узком ущелье, поросшем лесом. Над головой полоска неба, под ногами еле различимая узкая тропа, по которой навстречу нам, вытянувшись цепочкой, медленно двигаются лесные крабы. Их туловища, похожие на голубова­то-зеленые эмалированные блюдца, почти сливаются с тро­пой. Хотя эти животные, питающиеся падалью, и выступают в роли санитаров леса, их вид не вызывает симпатии.

Пропустив это странное шествие, выходим на тропу, петляющую по склону ущелья. По мокрой, сколоченной из досок лестнице поднимаемся в маленький сарайчик. Сеньор Суньига, идущий впереди, приставляет палец к губам и показывает на маленькое окошечко в стене сарая, обращен­ное в сторону леса. Подходим к нему, смотрим, но ничего не видим. Вдруг наш провожатый, смотревший в окошко в бинокль, протягивает его нам. И каждый получил возмож­ность увидеть птицу-легенду!

Их было две, одна, менее броская,— самочка. Длина каждой вместе с хвостом немногим больше метра. Зеленое радужное оперение сверху. Длинный фазаний хвост и округ­ленный большой гребень на голове. И все зеленое. Лишь брюшко цвета спелой земляники и блестящее. Вот она какая, живая кецаль. Но сеньор Суньига, словно уловив наши мысли, сказал:

— Есть разные кецали. Например, у кецали «курук» красная грудка. Индейцы верят, что красные перья кецали окрашены кровью, пролитой ими в борьбе с испанскими конкистадорами. В одной легенде рассказывается, что когда в битве с испанцами упал раненый вождь майя, его рану закрыла собой кецаль. Оба они погибли. С того времени грудка птицы красная.

Суньига сообщил, что в соседнем ущелье недавно посели­лась группа широконосых обезьян мирикинов. Длина тела этого животного 24—37 сантиметров, а хвоста сантиметров 40. Окраска серовато-коричневая, на лице — светлая «маска». Активны эти обезьяны ночью, днем же спят в дуплах. Питаются они растительной и животной пищей, а это означает, что у кецалей появился потенциальный враг, если они не переселятся на более высокие деревья.

На обратном пути, выражая благодарность Суньиге за экскурсию, мы спросили у него, кто построил сарайчик и лестницу.

— Я,— ответил он,— лет тридцать назад, когда обнару­жил, что несколько кецалей живут и в этих местах. Обычно же они встречаются дальше на восток. Я даже снял несколько любительских фильмов о кецалях. Сюда приезжал Франсиско Рохас Гонсалес, наш известный писатель. Может, читали его роман «Нищий»? — продолжал Суньига.

— «Моих» кецалей смотрела и Росарио Кастельянос. Она много писала о тяжелой жизни индейцев нашего штата, о их замкнутом мирке, о встречающемся еще пренебрежительном отношении к индейцам.

— А не знали ли Вы знаменитого автора «Сокровищ Сьерра-Мадре», «Мексиканской арбы» и «Корабля смерти», выступавшего под псевдонимом Б. Травен? Ведь он долго жил в этих местах, среди индейцев, работал и погонщиком скота, и золотоискателем.

— О, легендарный Травен умер сравнительно недавно. Он знал душу Мексики, изучал древнюю историю майя. Нет, с ним я не был знаком, но горжусь, что над Чьяпасом развеян, согласно завещанию, его прах.

Уже в конце беседы, узнав о нашем желании познако­миться с жизнью индейцев цоцили, сеньор Суньига посовето­вал посетить городок Ларраинсар, находящийся приблизи­тельно в 30 километрах от Сан-Кристобаля-де-лас-Касаса.

Цоцили, что значит «люди-летучие мыши», считают себя одной из ветвей древних майя. Предки цоцилей жили в районе, расположенном восточнее нынешнего городка Ларра­инсар и оказывали упорное сопротивление ацтекам, а затем испанцам. В 1528 году конкистадор Д. де Масарьегос сумел основать постоянное испанское поселение, а затем и город Сан-Кристобаль. (Добавление «лас-Касас» появилось в на­звании города почти четыре века спустя в память о защитни­ке индейцев Бартоломе де Лас Касасе, епископе Чьяпаса в 1544—1550 годах.) В колониальные времена цоцили не раз поднимались на борьбу против испанцев. Восставали они и в последующие века. Особенно широко цоцили участвовали в «войне каст», охватившей южную часть Мексики в 1847— 1901 годах.

Город сохранил черты староиспанской архитектуры: узкие улочки, глухие, без окон, стены домов. Вначале Сан-Кристобаль создавался как испанский опорный пункт во враждебном индейском районе, но постепенно, еще в колони­альный период, он превратился по существу в индейский город. Таковым он остается и сейчас.

Национальный институт по делам индейцев в своей деятельности в штате исходит из того, что главный вопрос «индейской проблемы»—экономический. За последние 20— 30 лет попытка поднять уровень жизни жителей района осуществлялась по двум направлениям: индустриализация экономики Сан-Кристобаля-де-лас-Касаса и некоторое техни­ческое оснащение индейского примитивного хозяйства. Так, теперь город после подведения к нему добавочной линии электропередачи снабжается электроэнергией по более низ­ким ценам, чем другие города штата. Это способствует модернизации производства. Институт по делам индейцев содействует прокладке дорог, улучшению медицинской помо­щи, организации начального трехгодичного обучения детей, развитию земледелия, животноводства и птицеводства. Ин­ститутом решаются вопросы снабжения водой, строительства жилья, общественных бань, парикмахерских.

Однако принимаемые официальными властями штата и страны отдельные меры по улучшению положения индейцев, в том числе наделение безземельных крестьян землей, не могут решить основных проблем. Об этом свидетельствуют марши индейцев в Тустлу-Гутьеррес и в Мехико под лозунга­ми «Хлеба, работы, земли!».

Именно хлеба, работы, земли требовали участники марша в столицу страны в апреле 1984 года: 600 представителей индейских народностей, групп, проживающих в Чьяпасе,— чамулей, тохолабалей, целталей, цоцилей, мужчин и женщин, стариков и детей прошли более 1300 километров через леса и горы под испепеляющими лучами солнца, под дождем и ветром.

Многие в пути заболели, но никто не отстал. На протяже­нии всего марша крестьяне встречали поддержку со стороны простых людей, которые делились с ними чем могли, предоставляли транспорт для заболевших, передавали де­нежные пожертвования.

Один из участников перехода, шестидесятидвухлетний безземельный крестьянин Сантьяго Гомес Лопес, рассказал журналистам на площади Сокало в Мехико:

— Наша деревня очень бедная. Мы работаем на помещи­ка от зари до зари, а получаем самое большее 100 песо в день (По официальному курсу—меньше 50 копеек.). Этого не хватает даже на пропитание.

А вот что сказал один из руководителей марша, Маргари­та Руис Эрнандес:

— Латифундисты дерут с пеонов три шкуры. За двенад­цать часов работы в поле они платят мизерную сумму, да и то не всегда деньгами. Одежду, обувь, кукурузу, другие продукты крестьяне обязаны покупать в лавке у хозяина, где все вдвое дороже, чем на рынке. Аграрная реформа — сложное дело. Ее проведение в жизнь сталкивается со всевозможными уловками крупных землевладельцев, пыта­ющихся скрыть «лишние» земли. Неолатифундисты использу­ют все средства—подлоги, подкуп, грубую силу. Они созда­ли так называемую белую гвардию—отряды наемных убийц, которые расправляются с непокорными и убирают с пути неугодных крестьянских лидеров. Даже местные власти и те находятся у них в услужении. Мы, например, тщетно пыта­лись наладить диалог с администрацией штата по этому вопросу. Более того, нас постоянно запугивали, чтобы мы отказались от проведения марша.

Эти слова вскрывают существо всех главных проблем индейцев не только штата Чьяпас, но и всего юга страны.

Сан-Кристобаль-де-лас-Касас— основной центр распреде­ления и потребления сельскохозяйственных продуктов в районе расселения цоцилей, а также центр сбыта индейской кустарной продукции. Вся экономическая жизнь города по существу находится в руках ладино-испаноязычных метисов, отношение которых к цоцили с колониальных времен отлича­ется пренебрежительностью. Ладино с давних пор стремятся показать, что они находятся на более высокой социальной ступени, чем цоцили, и всячески притесняют индейцев.

Насаждавшееся эксплуататорскими классами в колони­альные времена отношение к индейцам как к людям, стоящим на более низкой ступени развития, заразило виру­сом пренебрежения к коренным жителям страны не одно поколение мексиканцев. Вспоминается строка из рассказа Росарио Кастельянос: «Мальчик ехидно улыбался: «Индеец я, что ли? Разве я ровня им?»» Именно поэтому лишь с наступлением темноты на улицах появляются индейские супружеские пары, а центральный сад «оккупируют» индей­ские дети.

Дорога в муниципию Ларраинсар идет по плато. Иногда среди банановых зарослей виднеются маленькие деревушки. Центр муниципии городок Ларраинсар с населением около девяти тысяч жителей расположен на высоте 2200 метров в окружении сосновых лесов, полей кукурузы, фасоли, карто­феля.

Центр города — это церковь, здание муниципалитета и сотни четыре маленьких домиков из кирпича-сырца, выстро­ившихся в улицы. Здесь живут в основном ладино, занимаясь торговлей с индейцами всей муниципии. Ладино владеют несколькими портняжными мастерскими, парикмахерскими, лавочками. В них продают сигареты, дешевые сладости, консервы, свечи, газированные напитки в бутылках. Так как ни одно религиозное или общественное мероприятие не обходится без алкогольных напитков, то в большом количе­стве продается спиртное, в основном чича, производимая из сахарного тростника. Здесь следует сказать об одном нюансе в сегодняшней жизни индейцев цоцилей. Поскольку в их языке нет слов, связанных с такими понятиями, как «при­быль», «скидки», «конкуренция», «оборот», индейцы, втягива­ющиеся в коммерцию, вынуждены все чаще и чаще прибегать к употреблению испанских слов. А это значит, что все большее число цоцилей становится двуязычными.

На холмах разбросаны небольшие соломенные хижины. Это мир цоцилей. Площадь хижины всего 15—16 квадратных метров. Соломенные стены крепятся на каркасе, который несут врытые в землю столбы. Крыша, также соломенная, имеет отверстие для дыма.

Навстречу идет группа индейцев, с ними собачонка с прилаженной на спине ношей — сосудами из тыквы.

Около небольшого здания школы знакомимся с учитель­ницей Амалией Риас. Она кончила специальные курсы в Сан-Кристобале, но по-испански говорит не очень хорошо.

— К сожалению, на занятия ходит человек десять — пятнадцать, хотя записано в четыре раза больше,— рассказывает учительница.

— А почему?

— Пожилые цоцили считают, что работа в поле, уход за овцами — более полезное дело для семьи. Вот и сегодня некоторые дети поехали на грузовике с родителями на рынок в Сан-Кристобаль. Родители опасаются также, как бы у детей не зародились надежды, которые оторвут их от отчего дома. Некоторые дети не могут ходить в школу по состоянию здоровья, другие из-за недоедания на уроках падают в обморок.

Школа для детей цоцили лишь небольшая страница в их жизни. С детства они привязаны к кукурузному полю и домашнему хозяйству. Проучившись два-три года, мальчик должен помогать отцу в поле. Сначала с маленькой мотыгой в руках, а позднее — с мачете. Девочки сначала учатся ухаживать за клумбой с цветами, подрастая, помогают матери по дому: стирают одежду братьев, пекут лепешки, кормят кур и свиней, а по вечерам обязательно вышивают. Дети носят обед отцу и старшим братьям, когда те работают в поле, плетут из лиан корзины, ходят в лавку, где кукурузу

обменивают на кусок мыла, спички или другие хозяйствен­ные товары. Иногда дети играют, только девочкам кукол заменяют высушенные тыквы.

Семья индейцев — это «кооперация» со взаимной зависи­мостью. Вне семьи жизнь для цоцили почти немыслима.

— А вот неделю назад,— продолжает беседу учительни­ца,— от нас ушла одна семья. Решила поднимать целину километрах в десяти отсюда. До этого она нанималась на работу к одной богатой семье ладино, владеющей большим участком. Но вот ушли. Значит, две девочки не будут посещать школу.

— А что же, у этой семьи, что ушла, здесь не было своей земли?

— Главе семьи от отца при разделе досталась совсем маленькая парцелла.

— И много ли можно заработать при найме к другой семье цоцили? — не унимались мы с вопросами.

— За девять часов работы в поле четыре песо и обед. А при работе у ладино — шесть песо в день. Цоцили могут уходить на заработки на кофейные плантации в район Тапачулы, на границе с Гватемалой.

При знакомстве с жизнью цоцилей особенно поражает то, что в сельскохозяйственной деятельности они пользуются древним календарем майя, согласно которому год разбит на 18 месяцев по 20 дней в каждом плюс пять дней в конце года. Поражает также, что реальная власть в муниципиях принадлежит не официальным властям штата, а неким традиционно создаваемым органам управления вроде «принсипалес». Членами «принсипалес» могут быть лишь лица определенного возраста, обладающие чем-то вроде колдов­ской силы, знающие ритуалы, не находящиеся в состоянии какой-либо экономической зависимости от других людей и т. д. Существует целая иерархия колдунов, на низшей ступе­ни которой находятся местные знахари.

После революции 1910—1917 года на протяжении ряда лет правительство Мексики проводило антиклерикальную политику. Подрыв авторитета католической церкви, а также географическая изоляция цоцилей содействовали оживлению древнеиндейских культов. Дело дошло до того, что в некоторых церквах католических священников сменили ин­дейские шаманы.

Но географическая изоляция с каждым днем становится все меньше. Цоцили недовольны увеличивающимся потоком туристов в их края. Они видят в туристах представителей враждебных сил, пытающихся разрушить мир горных индей­цев. Местных жителей раздражают приезжающие североаме­риканские хиппи, стремящиеся перенять облик и образ жизни индейцев, раздражают и те, кто хочет проникнуть в запрет­ные для индейцев святыни. Особенно цоцилям не нравится, когда их фотографируют. Им кажется, что это — проникновение в их души и даже отделение души от тела. Поскольку основная масса туристов направляется по благо­устроенному панамериканскому шоссе, идущему через Сан-Кристобаль-де-лас-Касас на юго-восток, в сторону гватемаль­ской границы, жители деревень и городков, лежащих на этой трассе, приняли довольно жесткие меры против попы­ток нарушить их традиционный образ жизни. В таких го­родках, как Чамула, Аматенанго, появились вывески-предупреждения, снабженные английским переводом: «Всем посетителям. Категорически запрещается делать какие-либо снимки в этой муниципии. Нарушители будут строго наказа­ны». В Чамуле на этот случай есть карцер, который, говорят, редко пустует.

В Чамуле действует культурно-координационный центр, входящий в систему учреждений Национального института по делам индейцев. В центре есть помещения для занятий и общежитие. Он готовит просветителей, работающих среди индейцев цоцили и цельталь. Кандидатуры обычно отбирают­ся из числа способных индейцев, выучившихся в шко­ле испанскому языку, пользующихся в родных деревнях ав­торитетом и проявляющих склонность к культурно­просветительской деятельности. Одна из самых распростра­ненных форм работы этих пропагандистов культуры — постановки спектаклей кукол, в которых индейцу рекоменду­ется меньше употреблять алкогольных напитков, в случае болезни обращаться к врачу, а не к знахарю, чаще посылать детей в школу.

Нигде нам не приходилось видеть на индейцах более странной одежды, чем на мужчинах Чамулы,— почти все в одинаковых коротких платьях-рубашках, перехваченных в талии жгутом. А вот в Аматенанго нас поразили костюмы женщин, особенно их блузки — ярко-красные и желтые, рас­цветкой напоминающие тропических птиц. В этом селении изготовляются популярные традиционные керамические иг­рушки — миниатюрные изображения броненосцев, муравь­едов, крокодилов, ягуаров.

И все же новая жизнь постепенно разрушает традицион­ные устои цоцилей. Местные гончары теперь делают керами­ческих кенгуру в стиле рисунков знаменитого американского мультипликатора У. Диснея. В Аматенанго, издавна славив­шемся керамическими изделиями собственных мастеров, теперь все полки посудного магазина забиты пластмассовой посудой. Разоряющиеся семьи гончаров вынуждены поступать­ся некоторыми своими принципами. Так, по договоренности с туристскими гидами многие женщины-мастерицы, лепящие глиняную посуду (традиционно это женское занятие), теперь позволяют фотографировать себя за работой, получая за это по три доллара.

Представители прогрессивной мексиканской интеллиген­ции внесли и продолжают вносить большой вклад в дело улучшения жизни мексиканских индейцев. Десятки, сотни медиков и учителей посвятили свою жизнь борьбе за улучшение здравоохранения, борьбе с неграмотностью в самых «темных углах» индейского мира, часто жертвуя собственной карьерой, личным счастьем. Образы таких под­вижников создала Р. Кастельянос. Среди них образ медицин­ской сестры Алисии в рассказе «Колесо голодного».