Ураган
ГЛАВА XIII
САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.
Лик земли потемнел, и начал падать черный
дождь...
«ПОПОЛЬ-ВУХ»
Тене-Тувуику пришлось проявить немало изворотливости, чтобы не попасть в этот вечер на глаза царевичу. После бессонной ночи, заполненной тревожными раздумьями, он чуть свет поднялся и, тайком выскользнув из дворца, спешно отправился к верховному жрецу.
Не обращая внимания на протесты прислужников, посланец Ханг-Нок-Пинга почти ворвался в комнату, где Анаиб-Унгир беседовал (если этот разговор можно было назвать мирной беседой) с верховной жрицей Великой жабы — Матери богов.
— Как же могло получиться, что избранная тобой для жертвы девушка Нам-Цук вышла замуж? — гневно вопрошала Иш-Кан-Леош. — Не твои ли жрецы должны были следить за ее чистотой?
Анаиб-Унгир равнодушно пожал плечами.
—Стоит ли так волноваться, почтенная Иш-Кан-Леош, из-за совершенно пустячного дела? — спокойно произнес он. — Да, дочь скульптора неожиданно быстро пленила ученика своего отца. Конечно, теперь она недостойна высокой чести, но разве мало других девушек? Да, по правде говоря, и следить за этой Нам-Цук должны были скорее твои жрицы и ты сама, а не служители верховного жреца...
—Беленг-Хиш поступил бы не так! — упрекнула вконец рассерженная Иш-Кан-Леош.
—Возможно, — так же невозмутимо согласился Анаиб-Унгир, но глаза его остро блеснули, — тебе надо только подождать, когда он станет верховным жрецом! — И после небольшой паузы, словно вспомнив что-то, первосвященник продолжил: — Дочь твоего брата — прекрасная чистая девушка и достигла расцвета своей юности. Разве она не превосходит во всем Нам-Цук? Это была бы действительно достойная избранница для великой Матери богов!
Иш-Кан-Леош задохнулась, охваченная страхом и стыдом. Ответный удар был нанесен метко. Как жрица Иш-Кан-Леош понимала, что лучшей жертвы, чем ее племянница, не найти. Но все человеческое в ней бурно протестовало. Единственная молодая поросль в ее семье будет срезана ее же рукой! В мучительном раздумье верховная служительница Матери богов медлила с ответом. Анаиб-Унгир пристально глядел на нее, и под этим цепким безжалостным взглядом Ищ-Кан-Леош впервые почувствовала себя совершенно беспомощной. Но прежде чем с ее губ сорвалось роковое «Я согласна», верховный жрец, словно только что заметив присутствие Тене-Тувуика, обратился к придворному.
—Что-нибудь случилось у царевича Ханг-Нок-Пинга, почтеннейший? — спросил он приветливо. — И чем я могу в таком случае помочь?
—О мудрейший из мудрых, — смущенно пробормотал Тене-Тувуик, понявший теперь, что он ворвался действительно не вовремя, — прости меня за мое неожиданное появление. Здоровье царевича Ханг-Нок-Пинга и его семьи хорошее, благодарю тебя за внимание...
Анаиб-Унгир повелительным жестом призвал придворного быть кратким. Тогда Тене-Тувуик, совсем смутившись, единым духом выпалил:
— Хорошо ли брать в жены девушку, родившуюся в день Пасунг?
Даже занятая своими невеселыми мыслями Иш-Кан-Леош удивленно подняла голову и нахмурилась. Анаиб-Унгир посмотрел на посланца царевича с явным сожалением.
— Вот что значит пренебрегать в свое время учением, — нравоучительно произнес он. — Кто же может взять замуж девушку, рожденную в этот день? Она будет бесплодной и убийцей своего мужа! Славную невесту ты подыскал для своего сына, Тене-Тувуик! И даже не потрудился заранее знать день ее рождения!
Придворный опыт подсказал Тене-Тувуику, что, взяв сейчас неприятности на себя, он вызволит царевича из щекотливого положения и тем самым обеспечит его привязанность в дальнейшем. Поэтому, потупив голову, он с сокрушенным видом признался верховному жрецу, что его сын влюбился в простолюдинку и умоляет его о разрешении вступить с ней в супружество. Но он, Тене-Тувуик, решил прежде всего узнать о предполагаемой невестке у местного жреца, а тот предостерег его. Так как судьба сына для него дороже всего, то он, боясь, что жрец что-либо напутал, осмелился потревожить Анаиб-Унгира.
И первосвященник, и Иш-Кан-Леош, забыв временно о своих распрях, принялись в один голос убеждать Тене-Тувуика «выбить дурь» из головы сына. Разве можно идти против воли богов? Мало того, что выбор его пал на простолюдинку, она оказалась еще рожденной в день Пасунг! Что за молодежь пошла в наши времена! В старину молодой человек не посмел бы и заикнуться о таких делах, а смиренно ждал бы выбора родителей...
— Пришли своего сына ко мне, — неожиданно закончил Анаиб-Унгир, — и я назначу его священным слугой на остров Усокиток-Петенг. Там он месяца за два забудет все свои глупости и станет примерным юношей!
Неизвестно, как удалось бы придворному царевича вывернуться на этот раз, так как мысль о том, что его Куисис будет прислужником жрецов на страшном острове жертвоприношений, конечно, устрашила его, но, на счастье Тене-Тувуика, в комнату поспешно вошел Ах-Маш, почтительно поддерживаемый своим учеником.
—Плохие предзнаменования, великий жрец, — прошамкал он, подойдя к Анаиб-Унгиру. — Приближается ураган, и такой страшный, что я за всю свою жизнь еще ничего подобного не видел. Надо срочно готовиться к отражению бедствий...
—Что-то необычно рано, почтенный Ах-Маш, для этого времени года, — медленно проговорил верховный жрец, но нахмурившееся лицо его ясно показывало, насколько он взволнован этим известием. — Точны ли твои сведения?
—Можешь не сомневаться, великий, грузик на волосе опустился на четыре деления, да я и сам чувствую приближение бури: еле дышу. Это вам, молодежи, все нипочем...
—Четыре деления! — повторил Ананб-Унгир с явным страхом. — Этого никогда не бывало!
—Я уже тебе сказал, что не помню такого, а я прожил долгую жизнь, — отозвался Ах-Маш.
По его бледному лицу было видно, что старику плохо. Он крепче оперся на ученика.
— Мне худо, — прошептал он, — но я свой долг выполнил... предупредил.
И старый жрец, внезапно потеряв сознание, упал на руки растерявшегося ученика. Пока Анаиб-Унгир и Иш-Кан-Леош, поспешив на помощь, укладывали Ax-Маша на пол и приводили его в чувство, Тене-Тувуик незаметно выскользнул из помещения.
«Скорей во дворец! — приказал он носильщикам, усевшись в паланкин. — Не жалейте ног, а думайте о целости ваших спин!»
В пути придворный размышлял с горечью о том, в какой водоворот событий попал он из-за прихоти царевича. Надо во что бы то ни стало отвлечь Ханг-Нок-Пинга от этой нелепой затеи с женитьбой; старый жрец из селения Тахкум-Чаканг оказался полностью прав, не только Анаиб-Унгир, но и верховная жрица Матери богов подтвердила это. Может быть, известие о приближающемся урагане поможет царевичу забыть о желании приобрести еще одну жену? Наконец, надо подумать и о судьбе собственного сына. Анаиб-Унгир — человек весьма суровый и вполне может послать бедного, ни в чем не повинного Куисиса на страшный Остров кремневых ножей! А оттуда возвращаются далеко не все, да и вернувшиеся действительно сильно меняются, да только изменение это не радует родителей.
Во дворце служители встретили Тене-Тувуика с нескрываемым облегчением: царевич рвал и метал, требуя немедленно доставить к нему пропавшего царедворца. Тене-Тувуик поспешно вошел в комнату, где находился Ханг-Нок-Пинг, и, приняв смиренную позу, остановился молча перед ним.
—Где ты пропадал? — обрушился на него царевич. — Тебя нигде не могли отыскать. Когда же ко мне приведут мою новую жену?
—Я заботился и хлопотал о твоем благополучии, великий владыка, — отвечал тихим голосом придворный, — а девушка Тианг твоей женой не будет! Если ты повелишь, я буду искать тебе новую жену...
—Как это — не будет? Что с ней случилось? — воскликнул обеспокоенный царевич. — Она заболела?
—Нет, владыка, с ней все благополучно. Но мудрецы говорят, что девушка, рожденная в день Пасунг, принесет своему супругу несчастье...
—Так она рождена в день Пасунг! — произнес Ханг-Нок-Пинг сдавленным голосом и погрузился в тягостные размышления.
Царевичу не надо было справляться у верховного жреца о судьбах рожденных в тот или иной день. Он неплохо учился, а гороскопы его особенно привлекали; значение дня Пасунг Ханг-Нок-Пинг помнил отлично. Как ни волновала его красота Тианг, жертвовать своей жизнью ради нее он вовсе не собирался.
—Надеюсь, ты не вручил свадебной связки? — наконец осведомился он. — Я не хотел бы быть связанным с такой девушкой ничем!
—Как это можно, царевич! — ужаснулся Тене-Тувуик, внутренне ликуя, что злополучный день Пасунг так выручил его. — Я не сказал ей ни одного слова!
И придворный поведал своему повелителю обо всех событиях сватовства, предусмотрительно умолчав, однако, что он предлагал Маашу связку дров. По его словам выходило, что, как только он появился в Тахкум-Ча-канге, его пригласили в дом жреца Чахиля.
— Как мудр этот старый жрец! — воскликнул царевич. — Наверное, у него есть могучий гадательный кристалл, если он смог предусмотреть такое неожиданное сватовство и заранее предостеречь меня. Надо будет послать ему подарок! Он выручил меня из большой беды! Но смотри, Тене-Тувуик, никому об этом происшествии ни слова, иначе тебе придется плохо!
Придворный молитвенно сложил руки.
—Возможно ли такое, владыка? Моя преданность тебе безгранична, и я все хорошо понимаю. Кроме того, — добавил он, — я сейчас случайно узнал у верховного жреца, что приближается ураган, какого еще никогда не было. Так что будет не до лишних разговоров!
—Ураган? — переспросил Ханг-Нок-Пинг. — Если жрецы его предсказывают, то это обычно сбывается. Какое бедствие для моего хозяйства! Надо подумать, что мы должны предпринять. Позови сюда управителя, Тене-Тувуик!
Пока царевич и его придворные совещались, Анаиб-Унгир прибыл во дворец и потребовал спешного свидания с повелителем Ниваннаа-Чакболая. Представ перед владыкой Красной земли, верховный жрец, как всегда спокойно, сообщил ему о приближающемся бедствии, словно речь шла о каком-то повседневном деле. Реакция правителя была достойной его высокого сана. Не дрогнув ни одним мускулом, точно он был высеченной из камня статуей, владыка выслушал горестную весть и приказал тотчас же призвать к себе начальников каналов, скороходов, управителя двора и анчук-теков ближайших селений. Когда они спешно собрались, повелитель отдал несколько кратких и четких указаний. Скоро все участвовавшие в этом небольшом совещании знатные лица уже занимались порученными им делами, а скороходы, задыхаясь, мчались к анчук-текам отдаленных городов и селений.
Между тем, казалось, ничто не предвещало бури: небо было чистым, даже необычно голубым, ярко светило солнце, только легкий утренний ветерок, дувший с далеких гор, постепенно затих. Воздух стал совершенно недвижен, безжизненно опустились листья деревьев. В окрестных лесах животные поспешно устремлялись в сторону, противоположную побережью.
К полудню жара заметно усилилась. И сам город, и ближайшие селения казались гигантским развороченным муравейником из-за необычного для этого времени дня оживления. Хлопотавшие теперь повсюду люди — кто укреплял насыпи, кто переносил припасы из Дома пищи в особо подготовленные в отрогах ближайших гор тайники, кто защищал посевы — чувствовали необычную духоту. Пот струился по лицам и спинам непрерывным потоком. Вода, которую подносили дети в узкогорлых кувшинах, не приносила никакого облегчения. То здесь, то там слышался короткий вскрик, а иногда и просто хрип, и кто-то падал на пыльную землю. Его быстро оттаскивали в тень ближайшего дерева и оставляли там; времени заниматься заболевшим или умершим не было. И правитель Ниваннаа-Чакболая, и анчук-теки появлялись в самых неожиданных местах, подбадривая работавших или наказывая не проявлявших, по их мнению, достаточных стараний. В храмах торжественно вершились таинственные старые обряды.
Ровная серая пелена постепенно затянула все небо, а зной усилился еще больше. Окрестности заволокло неподвижным белесоватым маревом; здания на акрополе уже не были видны находившимся на равнине. Духота стала нестерпимой. Кто-то из работавших воскликнул, что наступает конец мира. Находившийся поблизости молодой жрец сказал отчаявшемуся: «Этого не может быть! День, когда боги решают, продлить жизнь на земле или уничтожить мир, наступит только через два года! А теперь будет лишь большая буря! Ободрись, несчастный, и работай, иначе ты будешь примерно наказан!»
Повелитель Красной земли наконец отдал приказ: прекратить работы и разойтись, чтобы укрыться. С горечью в душе он сознавал, что сделано далеко не все, но одновременно сам чувствовал инстинктивное желание куда-то бежать, скрыться, спрятаться от надвигающегося ужаса и поэтому понимал этот страх в других. Кроме того, если бы ураган застал людей во время работы, были бы лишние жертвы.
Тианг, работавшая, как и все жители Тахкум-Чаканга, мучилась страхом за своего возлюбленного и Чахиля. Шанг был в своем селении, далеко от нее, а старый жрец лежал дома, ему стало плохо еще утром. Как только анчук-тек распустил работавших, девушка ринулась сначала по направлению к Хоктунгу, но через несколько мгновений устыдилась и повернула назад, к жилищу Чахиля. Ведь это именно он спас ее от ненавистного брака, он сохранил ее для Шанга, а она оставляет беспомощного старика совершенно одного! Нет, она должна быть около жреца!
Девушка стрелой влетела в хижину дяди и с одного взгляда убедилась, что там все благополучно: Мааш сидел на глиняном полу, обняв детей, прикорнувших около отца. Не тратя времени на объяснения, она повернулась на пороге и исчезла. Мааш молча проводил ее взглядом. С момента памятного разговора со жрецом он стал немножко побаиваться Тианг и предоставил ей полную свободу.
Когда девушка так же стремительно появилась в доме Чахиля, сердце ее вдруг наполнилось радостью, счастьем. У ложа старика сидел на корточках Шанг, смачивавший водой грудь неподвижно распростертого Чахиля. Лишь слабое неровное дыхание, колебавшее ее, показывало, что жрец еще жив.
—Шанг! Ты здесь! — радостно воскликнула девушка.
—Как только нас освободили от работы, я прибежал сюда, боясь за тебя и почтенного Чахиля. Мать в безопасности в доме Ах-Шооча. Все они беспокоятся за Нам-Цук, она ведь ждет маленького!
Тианг мимолетным ласковым движением коснулась плеча юноши.
— Все будет хорошо, милый! Ведь бури бывали и прежде. Как себя чувствует наш добрый покровитель?
Неожиданно веки старика поднялись,-и он, посмотрев на Тианг, прошептал:
— Мне лучше. Потрите сильнее грудь и дайте настойки вон из той маленькой тыквы...
Юноша тотчас же принялся энергично массировать грудь и руки Чахиля, а Тианг напоила его настойкой из трав. Щеки старика заметно порозовели, а дыхание стало ровнее и глубже.
Сильный раскатистый гул вдруг заполнил все. Как будто в комнату влетел необычайно большой шмель. С каждым мгновением этот шум крепнул и приближался; уже был слышен резкий свист ветра.
— Подходит ураган! — сказал жрец. — Смилуйтесь над нами, боги, и пощадите!
Юноша и девушка инстинктивно рванулись друг к другу и замерли в крепком объятии.
Теперь это был уже не шум, а непрерывный, надрывавший душу рев. С еле слышным в нем треском сломалось первое дерево, за ним последовало второе, третье, десятое... Ветер, казавшийся холодным после тягостной духоты, пронизывал всю хижину... Стало темно почти как ночью...
Жители побережья с ужасом увидели, как из мутной мглы, метавшейся над поверхностью океана, медленно поднялся бешено вертящийся гигантский столб. Он тянулся все выше и выше, достиг наконец низких, быстро летящих черных туч и уперся в них. Величественно и страшно смерч двинулся с океана на материк. Предсказанный Ax-Машем ураган вступал на Красную землю...