Пришельцы из-за моря

ГЛАВА XIV

ПОБЕРЕЖЬЕ МЕКСИКАНСКОГО ЗАЛИВА. МЕКСИКА.

И вот действительно пересекли они море
и пришли туда...
«пополь-вух»

Густые мангровые заросли вплотную подступали к волнам залива (спустя две тысячи лет его назовут Мексиканским). Из-за переплетения листвы и воздушных корней почвы не было видно, и только в одном месте, где, широко разлившись, в залив впадала река, на берегах образовавшейся небольшой бухты под утренним солнцем белел и искрился мелкий песок.

Именно туда, неспешно набегая одна на другую, ласковые волны зали­ва подталкивали странное растрепанное сооружение из тростника, колы­хавшееся на его поверхности. Это была парусная лодка, в которой непо­движно лежали два человеческих тела: мертвые или живые?

Наконец лодка ткнулась носом в песок, впервые коснувшись Американ­ского континента. Некоторое время она словно колебалась, остаться ли здесь или снова пуститься в плавание, пока особенно сильная волна не вы­толкнула ее наконец на песок.

...Суэмбахамон с трудом выбрался из забытья. Что-то властно притяги­вало его к себе, не давало вновь погрузиться в черную, всепоглощающую бездну. Не сразу дошло до его сознания то, что его так тревожило: лодку больше не качали волны, он почувствовал запах свежей, разогретой солн­цем зелени и блаженный, неимоверно волнующий пресный дух речной воды. Его мучила невыносимая жажда. Пить, пить! Где-то рядом вода, не­сказанно сладкая речная вода, которую можно пить, а не опостылевшая морская...

Напрягая все силы, египтянин приподнялся и увидел совсем близко устье реки. Он перевалился с трудом через борт лодки и пополз по песку. Десяток шагов, отделявших его от речного берега, показался ему чуть ли не целой вечностью. Извиваясь, как червь, он дотащился до края бухты и, погрузив лицо в воду, запах которой сводил его с ума, принялся пить. Ис­сохшее тело требовало жидкости, и Суэмбахамон, не довольствуясь жад­ными глотками, вполз в реку, всеми порами впитывая драгоценную влагу.

Удовлетворив жажду, Суэмбахамон выбрался на горячий песок и, за­крыв глаза, заснул. Силы и сознание его восстанавливались на удивление быстро. Уже через час он проснулся и почувствовал сразу же голод. Опираясь на локоть, он приподнял голову, осматривая окрестности. Где он и как сюда попал?

Ни река, ни обступающая ее буйная растительность не были знакомы египтянину. Отдаленно что-то напоминало ему могучие леса страны Пунт, о которых он, фиванский житель, читал когда-то в описании плавания кораблей царицы Хатшепсут. Но «Амон доволен» плыл вовсе не в том на­правлении.

И где тогда сам корабль?

Теперь Суэмбахамон отчетливо мог припомнить, с чего все это нача­лось. Он сидел на своем обычном месте, когда Иринефер сказал, что при­ближается буря. Вскоре прибежал и тирсен: он просил хозяина спуститься вниз, по его словам, надвигалось что-то страшное. Но Суэмбахамон реши­тельно отказался: ему хотелось увидеть начало бури, спуститься в глубь судна он всегда успеет.

Ветер затих совсем, необозримая водная поверхность, казалось, замер­ла в напряженном ожидании чего-то необычного, небывалого. Около корабля не было видно ни привычных рыбьих стаек, ни охотящихся на них больших птиц. Лишь «Амон доволен» медленно продвигался вперед, пови­нуясь какому-то неведомому течению. Солнце быстро клонилось к западу, погружаясь в какое-то марево, казавшееся египтянину гигантским слитком красного золота.

Матросы быстро спустили оба паруса, по возможности тщательно за­крыли все отверстия на палубе, кроме одного трюмного люка, и молча ждали новых приказаний кормчего. Но тирсен, казалось, забыл обо всем, он стоял на носу судна и задумчиво глядел вдаль.

Духота все усиливалась. Суэмбахамон дышал уже с трудом, клейкий пот покрывал все его тело. Теперь и он ощущал какой-то неопределенный страх, хотелось куда-то бежать от непонятного надвигающегося события. С трудом подавив это желание, он окликнул кормчего. Тот наконец очнулся от задумчивости и, отдав краткое приказание ближайшему моряку, не спеша подошел к хозяину корабля. Матрос, нырнув в люк, вынес оттуда небольшой мешок и поднес его тирсену. В ответ на недоумевающий взгляд Суэмбахамона тот угрюмо сказал: «Сейчас начнутся волны, а потом уже появится ветер. Если нас не опрокинут первые же валы, не захлестнут корабль, то буря подхватит его и унесет с собой. Сколько она будет про­должаться и где мы окажемся, не знаю. Поэтому надо, чтобы все были сыты и крепки. Я раздам сейчас по горсти сушеных финикийских ягод каждому...»

Кормчий сунул руку в мешок и, вытащив большую горсть слипшихся фиников, сунул ее Суэмбахамону. Затем, наделив Иринефера и себя, при­казал матросу раздать всем остальным.

Суэмбахамон почти с отвращением жевал пресно-сладкие плоды, вы­плевывая косточки. Есть ему вовсе не хотелось, но он понимал, что сейчас вся надежда на кормчего и его приказаниям надо подчиняться беспрекословно. Те же чувства, очевидно, владели и Иринефером. Моряки, наобо­рот, неожиданно получив сласти, ели охотно и даже немного оживились.

Между тем зеркальная дотоле поверхность океана начала волноваться. С востока пошли сначала небольшие мелкие волны, и вода словно закипе­ла. Но ветра по-прежнему не было; воздух был так плотен, что казалось, его можно было резать ножом. Скоро барашки забелели на гребнях не­больших волн и судно стало подскакивать и крениться то в одну, то в дру­гую сторону.

«Гляди на восток, хозяин, — сказал тирсен, — сейчас там появится туча. Через час мы уже будем либо у бога смерти, либо буря подхватит нас и где-то выбросит на берег!»

Пронесся легкий порыв ветра, взметнув полы одежды Суэмбахамона, и снова все затихло. И в этой страшной, давящей тишине белые гребни валов, поднимавшихся все выше, казались от заходившего солнца крова­во-красными. «Корабль шел последнее время на юг, а теперь нос его повер­нут на запад, — вдруг понял вельможа, — значит, он приближается к входу в подземный мир¹, где их ждет страшный змей — пожиратель Апоп». «Иди с миром на запад», — поют, провожая покойного. Итак, они у врат смерти. Да поможет им великий Амон-Ра! Зачем он взял с собой стихи Хатшепсут, а не «Свиток оправдания»!*

¹ По представлениям древних египтян, загробный мир находился на западе.

Суэмбахамон опустился на колени и начал горячо молиться. Его приме­ру сразу же последовал Иринефер. Тирсен с презрением взглянул на них — как эти египтяне боятся смерти! — и снова уставился на восточную часть небосвода.

Острый глаз моряка уже заметил там черную, быстро надвигавшуюся полосу. Туча неслась к ним, как чудовищная птица, раскрывая все шире свои крылья. Верхушка ее отсвечивала медно-красным от лучей только что окунувшегося в волны солнца. Вот она уже закрыла четверть небесного свода; в ее чудовищной черноте то и дело вспыхивали синевато-белые мол­нии, но грома еще не было слышно. Ниже тучи тянулась мутная косая поло­са ливня, колебавшаяся из стороны в сторону, словно по океану ходила гигантская метла.

И вдруг на стоявших обрушился резкий ветер. Он крепчал с каждым мгновением, забивая легкие, мешая дышать. Тирсен схватил Суэмбахамо­на и потащил к люку, вслед за ними последовал испуганный Иринефер. Они спустились в трюм, где уже находились все остальные, отверстие было плотно закрыто, и последние частички света исчезли, поглощенные густой, давящей тьмой.

Страшный вал поднял корабль на неизмеримую высоту и тут же сбро­сил его словно в пропасть. Корпус затрясся, затрещал, словно готовясь развалиться, и Суэмбахамон уже представил себя в кипящей черно-зеле­ной бездне. Но новая волна снова подхватила судно и понесла его. Бешеное завывание ветра, будто бы сорвавшегося с цепи, заглушало все остальные звуки — стоны, молитвы и проклятия мореходов, шум ливня и сухой треск близких молний, бичевавших океан. Вершины мачт, руль и снасти были мгновенно снесены, и «Амон доволен» превратился в беспомощную игруш­ку стихий.

Чудовищный ураган продолжался двое суток. В короткий миг затишья, начавшийся внезапно и так же кончившийся — бывалые мореходы называ­ли его «око бури», — тирсен поднялся на палубу, но не возвратился. То ли Арнта смыло неожиданной волной, то ли его схватили невиданные морские чудовища, поднявшиеся из глубин, — никто не знал, да, по правде сказать, особенно и не беспокоился.

Когда наконец буря утихла и Суэмбахамон поднялся наверх, он был поражен. Сидя в трюме, египтянин каждый час ждал, что вот-вот корабль будет выброшен на берег или они вступят в мрачную загробную область, где услышат страшные голоса богов. А теперь он видел все тот же беско­нечный, опостылевший океан без всяких признаков суши. Куда же тогда нес их этот ураган? Неужели «Амон доволен» все время ходил по большому кругу, вместо того чтобы нестись вперед?

Он огляделся. По-прежнему бесконечной чередой шли волны, по-преж­нему корабль, подгоняемый довольно сильным ветром, двигался куда-то. Тоска сжала сердце египтянина. Куда же влекут его боги и с какой целью?

Иринефер, взявший теперь на себя командование кораблем, хлопотал с мореходами над установкой временной мачты. Из двух больших весел, хранившихся в трюме, составили треугольник и по возможности крепко увязали веревками. Вместо паруса использовали полосатый тент. Скорость судна заметно увеличилась. Подкрепившись остатками еды и выпив по последней чаше пресной воды, все разлеглись на досках палубы и погрузи­лись в тяжелый сон: сказывалось прошедшее напряжение.

Кормчий приблизился к Суэмбахамону. Его смуглое, обветренное лицо было тревожно.

«Что же мы будем делать, господин? Воды совсем нет, а из еды остался только мешок ячменной муки и полмешка сушеных фиников. Мы ведь на­ходимся в открытом море уже больше двадцати дней!» — «Не знаю, — бес­помощно сказал вельможа, — ты кормчий, тебе и решать...»

Иринефер отошел от хозяина, уселся и глубоко задумался. Он тоже не знал, как надо поступать в таких случаях. Сет* помутил разум тирсена, когда он полез наверх во время бури! Только он и мог бы помочь теперь! Всю свою жизнь Иринефер плавал по Великому Хапи, там все было просто: пресная вода, рыба, а главное — постоянно рядом берег, на который можно высадиться в минуту опасности!

Так ничего и не решив, кормчий встал и начал бесцельно бродить по кораблю. Удивительно, что «Амон доволен» выдержал такой ураган, честь и слава выстроившим его мастерам! Но следующей, даже небольшой, бури корабль уже не перенесет...

Последовавшие дни помнились Суэмбахамону смутно и отрывочно, какими-то яркими, но не связанными между собой картинами... Сошедший с ума мореход, с криком бегущий по палубе... Крупные капли росы на какой-то деревянной поверхности, которые он жадно слизывал распухшим, неповоротливым языком... Блаженный, неизъяснимо желанный вкус сырой рыбы — ее кусочки совал ему в рот Иринефер... Яркие незнакомые звезды на ночном небе, их необычный узор и с удивлением указывавший на них кормчий... Что же было потом и где он сейчас?

Суэмбахамон встал, огляделся. В нескольких десятках шагов от себя он увидел папирусную лодку и узнал ее: она была на борту корабля «Амон до­волен». Теперь в его сознании всплыло и воспоминание, что совсем недавно он выполз из нее к реке. Значит, он приплыл на ней к этому незнакомому бе­регу. Египтянин невольно взглянул на океан, ища корабль, но его поверх­ность была совершенно пустынной.

Новый страх охватил его: неужели он здесь совершенно один? Пошаты­ваясь от слабости, египтянин двинулся к лодке, подошел и отпрянул в ужасе. На дне лежал страшно исхудавший, похожий на мумию Иринефер с закрытыми глазами; губы, растянутые в неестественной улыбке, обнажа­ли еще крепкие желтые зубы.

Суэмбахамон со страхом и жалостью несколько минут смотрел на сво­его верного кормчего. Иринефер умер! Вдвоем им было бы значительно легче, да и жизненный опыт кормчего значил много. Какая жалость! Какое горе!

Вдруг радостная мысль блеснула в мозгу египтянина. Может быть, Иринефер не мертв, а просто в обмороке, как это было недавно с ним са­мим? Он пощупал тело, оно было теплым, казалось, он даже ощущал сла­бые, едва слышные удары сердца. Воды! Воды! Вот что сейчас требуется...

Схватив лежавший в лодке черпак, Суэмбахамон, преодолевая соб­ственную слабость, двинулся к реке. Принеся воду, он стал лить ее тонкой струйкой в рот Иринефера. Велика была его радость, когда тот, давясь, на­чал глотать жидкость. Веки кормчего затрепетали, силясь открыться...

Внезапно чья-то ладонь зажала рот Суэмбахамона; он почувствовал, как руки его тянут за спину. От потрясения, слабости и страха египтянин потерял сознание...