Последняя работа Ах-Шооча
ГЛАВА XVII
САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.
На куске сбереженного кварца
Начерчу я новые лики.
В. БРЮСОВ
В доме скульптора Ах-Шооча царили радость и веселье: Нам-Цук благополучно родила ребенка, здорового и крепкого мальчика. Сиял счастливый отец — Туг-Ансенг, но больше всех радовался ставший дедом Ах-Шооч.
«Теперь и умереть не страшно! — говорил старик. - Наш род не исчезнет, явился на свет его продолжатель!»
Слова Ах-Шооча были сказаны недаром: в последнее время старый скульптор стал чувствовать себя плохо, у него постоянно болел желудок, он мало ел, очень похудел и осунулся. Зять с тревогой следил за своим учителем, но ни о чем не говорил с женой, боясь взволновать ее перед родами. Туг-Ансенг сообщил о болезни тестя начальнику скульпторов Ах-Шакану. Тот, полюбивший своего нового мастера и хорошо относившийся к Ах-Шоочу, прислал лекаря. Посмотрев больного, жрец неопределенно пожал плечами, сказал, что все в руках богов, и посоветовал пить настой из трав. После них здоровье Ах-Шооча несколько улучшилось, но мысль о неизбежном конце, видимо, крепко засела в его сознании.
Однако сегодня ни скульптор, ни его близкие не думали о печальных вещах. Все были охвачены радостным возбуждением: в этот день праздновался обряд мехик-утиар — первое серьезное событие в жизни каждого человека!
Церемония должна была состояться в ближайшем святилище рода Ах-Шооча. С раннего утра там все прибрали, и на диво чисто: перед глиняными, деревянными и нефритовыми фигурами божков курился тонкой струйкой священный пом *, всюду были развешаны гирлянды свежих цветов, а на глиняном полу тонким слоем рассыпан голубой песок — эту редкость сумел раздобыть отец младенца. Молодой жрец, присланный из храма скульпторов, усердно молился.
Не меньше приготовлений было проделано и в доме новорожденного. Еще затемно собрались здесь родственницы и соседки, запылали очаги, и началась подготовка к празднику. Были испечены целые горы тонких кукурузных лепешек, заботливо уложенные в сосуды из тыквы, чтобы дольше сохранились теплыми, зажарены три индюка, окорок оленя и множество голубей. В изобилии была отварена свежая рыба. Соусов, томатных и перечных, заготовили целое море. И так же, как в родовом святилище, повсюду висели гирляндами и стояли в кувшинах самые разнообразные цветы, искусно подобранные по краскам и ароматам.
В назначенное время — около полудня — торжественная процессия двинулась из дома старого скульптора к святилищу. Во главе ее шел Ах-Шооч, держа на руках внука, он обязательно хотел сам внести младенца в священное место. За ним шли Туг-Ансенг и Нам-Цук. Молодая мать очень волновалась из-за предстоящего обряда и посещения святилища: это был единственный случай в жизни женщины, когда она имела право вступить в него. На роль мекура * был избран (за неимением брата матери) Шанг, поэтому он следовал за родителями. Рядом с ним выступал важный Ах-Шакан, он оказал такую честь новорожденному из-за своего расположения к Ах-Шоочу и Туг-Ансенгу. Далее следовали собственно гости, строго соблюдая возраст и ранг, отчего Тианг, тоже бывшая в числе приглашенных, оказалась очень далеко от своего любимого.
Когда процессия вошла в святилище, то оно оказалось плотно забитым гостями, и Ах-Шооч с гордостью в душе подумал, что мало у кого был такой мехик-утиар, как у его внука.
После торжественной молитвы о жизни и благополучии новорожденного жрец дал ему имя.
Теперь малыш, спокойно проспавший на руках деда большую часть церемонии, стал именоваться Кантах — Река. Это звучное и красивое имя очень порадовало и деда, и Нам-Цук.
Наступил самый важный момент обряда. После подношений божествам пирожков с мясом, лепешек и окрашенной в красную краску коры, на которой лежала нефритовая бусина, после возлияния священного напитка бальче * Туг-Ансенг, взяв у деда ребенка, приблизился с ним к небольшому низкому столику. Около него уже стоял готовый к церемонии Шанг. Отец стал медленно обходить столик по ходу солнца, а мекур в это время брал поочередно со столика разные вещи и показывал малышу. Здесь были миниатюрные копье и палка-копалка, такая же связка дротиков, топор, резец, нефритовая бусина, початок кукурузы и другое. Все они символизировали определенное занятие. Так, например, маленькая связка ткани обозначала профессию торговца, глиняный сосудик — гончарство и так далее. Считалось, что призвание ребенка, его будущее занятие, и должен выявить мехик-утиар. Поэтому все с неослабным вниманием следили за каждым движением и выражением личика Кангаха.
Первый обход не дал никакого результата, малыш был ко всему безучастен. Туг-Ансенг двинулся во второй раз вокруг столика, еще медленнее, а Шанг стал громко объяснять назначение каждого предмета.
— Вот копье, — говорил он, — им будет владеть сильный и храбрый воин. Копье — орудие его ремесла. Не хочешь ли ты, Кангах, быть воином, могучим и смелым?
Когда очередь дошла до нефритовой бусины, то малыш, очевидно привлеченный блеском полированной поверхности, улыбнулся и протянул ручку, словно желая удержать понравившуюся ему игрушку.
Сдержанный гул одобрения прокатился среди присутствующих. Лицо Ах-Шооча просияло, а Ах-Шакан громко воскликнул:
— Кантах будет резчиком по камню и таким же искусным мастером, как его дед и отец! Он это ясно показал!
Церемония окончилась; отец передал ребенка матери, тут же нежно прижавшей его к себе. Все, выйдя из святилища, кинулись поздравлять Ах-Шооча и Туг-Ансенга с удачным выбором малыша, новорожденному были преподнесены подарки, которые в качестве мекура собирал Шанг.
Вот здесь-то юноша получил единственную за весь день возможность мимолетно коснуться руки Тианг и взглянуть на любимую. Сердце его сжалось, а потом затрепетало. Как она была красива!
Веселой гурьбой и уже не в таком чинном порядке гости возвратились к дому Ах-Шооча. Его скромное жилище, конечно, не смогло вместить всех приглашенных, поэтому пиршество было устроено на свежем воздухе, в тени от построек и соседних деревьев. Все расселись у широких полотен, расстеленных прямо на траве, и приступили к еде. К сожалению, Шанг и здесь не смог устроиться где-нибудь поблизости от Тианг. Мекур должен был сидеть рядом с отцом новорожденного, и юноша находился рядом с братом.
В середине пиршества, когда языки гостей развязались и гул от разговоров стал слышен издалека, появился жрец Мишпитиакук. Он почти незаметно приблизился к Ах-Шоочу, поздравил его от себя и от имени Анаиб-Унгира с радостным событием и сообщил, что верховный жрец хотел бы. видеть скульптора завтра по срочному делу. Заметив, что собеседник немного взволновался, жрец добродушно добавил, что речь пойдет о новом заказе. Это успокоило и обрадовало Ах-Шооча. Решительно весь этот день был для него очень счастливым!
Скульптор усадил около себя Мишпитиакука, а Шанг с глубоким поклоном поднес ему кушанье — ногу индюка с томатным соусом и горкой лепешек. Жрец мельком взглянул на Шанга и вполголоса обратился к Ах-Шоочу:
—Кто этот юноша? Он удивительно красив и строен, можно подумать, что он происходит из какой-нибудь знатной семьи?
—Это простой земледелец, брат моего зятя. Его зовут Шанг из рода Кааб.
—Значит, он живет в селении Хоктунг?
—Да, почтеннейший Мишпитиакук!
—Мне помнится, что наш владыка Анаиб-Унгир устроил судьбу твоего будущего зятя. Он заметил его способности, когда тот был еще мальчиком, и распорядился, чтобы Туг-Ансенга отдали в учение к тебе. Вот как мудр наш верховный жрец! Туг-Ансенг — хороший мастер, я слышал, что Ах-Шакан очень доволен им, надеюсь, что он и хороший зять? Впрочем, не отвечай, я и сам это вижу!
Польщенный Ах-Шооч ответил какой-то любезностью в адрес верховного жреца. Когда на праздник прибыл сам анчук-тек Тахкум-Чаканга, Мишпитиакук быстро поднялся:
— Провожать не надо, не утруждай себя, почтенный Ах-Шооч, занимайся своими гостями! А завтра, если тебе позволит время и здоровье, на вести верховного жреца, он будет рад тебя видеть!
Уходя, жрец пристально посмотрел на Тианг и почему-то улыбнулся. Девушка заметила это и поежилась. После встречи с покойным царевичем она стала страшиться внимания знатных персон. Но тут глаза ее встретились с глазами Шанга, и мимолетный страх исчез. Как хорошо, что он здесь, рядом!
Пиршество затянулось допоздна и продолжалось уже при свете зажженных плошек. Одним из последних ушел очень довольный анчук-тек. Туг-Ансенг и Шанг проводили его до дома, неся факелы из сосновых сучьев.
На следующее утро Ах-Шооч явился в дом верховного жреца. Ему пришлось подождать: Анаиб-Унгир был еще занят утренними молитвами. Когда хозяин дома наконец появился, он приветствовал старого скульптора необычайно сердечно:
—Мой привет тебе, почтенный Ах-Шооч! Нет, не кланяйся так низко, мы же с тобой старые друзья и между нами не должно быть лишних церемоний! Благодарю тебя, что ты пришел так быстро, но дело мое действительно не терпит отлагательства. Прежде всего садись, тогда мы продолжим разговор.
—Как я могу сидеть в твоем присутствии, о владыка! — возразил Ах-Шооч.
—А я говорю тебе — садись! — сказал, мягко улыбаясь, Анаиб-Унгир. — Раз ты зовешь меня владыкой, то обязан повиноваться! Вот так. Возьми эту подушку под локоть, хорошо! Скажи: ты очень загружен сейчас работой?
—Высокочтимая жрица Великой матери Иш-Кан-Леош заказала мне статуэтку божественного младенца, но до сих пор еще не прислала необходимой величины камня...
—Отлично, следовательно, этот заказ не столь уже спешен. А моя просьба хотя и проста для такого мастера, как. ты, но требует большой срочности: надо за один месяц (это крайний срок) сделать пятнадцать статуэток, материал обычный для тебя: нефрит или змеевик...
—А что они должны изображать и каков их размер? — поинтересовался мастер.
—Пусть величина их будет в ладонь, а облик — жреца при жертвоприношении. Сможешь сделать?
—Срок очень невелик, — после небольшого раздумья ответил Ах-Шооч, — но, если у меня будет помощник для полировки, я справлюсь.
—Помогать тебе будет твой зять, я прикажу Ах-Шакану отпустить его на это время. Камни ты сейчас же сможешь получить в кладовых, выбери необходимые куски, и тебе снесут их домой. Но у меня к тебе, почтенный, еще одна просьба. Ты сделаешь еще одну фигуру человека из вот этого...
И верховный жрец, вынув из стоящего рядом с ним тростникового короба продолговатый кусок желто-красного гранита, протянул его скульптору.
Брови Ах-Шооча приподнялись, он был явно удивлен этим дополнительным поручением. Внимательно рассмотрев камень, старый мастер спросил:
—А можно узнать, почему ты, владыка, выбрал для шестнадцатой статуэтки такой странный материал? Гранит требует совсем других навыков для работы над ним...
—Эти фигурки нужны для магического обряда — вот все, что я могу сказать тебе, — отвечал Анаиб-Унгир. — Да, еще одно: гранитную статуэтку полировать не нужно, наоборот, хорошо, если ее поверхность будет слегка шероховатой... Теперь все ясно?
—А этот, гранитный, тоже должен иметь облик жреца? — поинтересовался Ах-Шооч.
Верховный жрец задумался.
—Кто этот чужеземец, я и сам не знаю, — наконец пробормотал он, словно размышляя вслух. Потом, будто бы опомнившись, Анаиб-Унгир прежним решительным тоном кратко приказал: — Сделаешь так: пусть у него будет облик вельможи, не жреца, но в чем-то необычный. Вот почему я не хочу, чтобы эту статуэтку полировали!
—Я понял, — отозвался скульптор, поднимаясь. — Разреши приступить к работе, великий владыка?
—Иди и работай, да будет с тобой благословение богов! Можешь выбрать в кладовой храма еще один кусок нефрита, это будет мой подарок тебе, Ах-Шооч! А по окончании работы — я верю, что она будет выполнена вовремя, — ты получишь годовой запас пищи как вознаграждение!
Низко кланяясь и бормоча слова благодарности, старый скульптор покинул жилище верховного жреца. Он сразу же отправился в кладовые, где, перерыв, к сожалению, не такой уж большой запас камней, выбрал необходимые ему шестнадцать кусков. Материал был мгновенно доставлен храмовыми рабами в дом Ах-Шооча. Когда старый мастер добрался сюда, и камни, и удивленный Туг-Ансенг уже ожидали его.
Помывшись и поев, Ах-Шооч рассказал зятю, почему тот отпущен в его распоряжение и что им предстоит делать. Туг-Ансенг очень заинтересовался шестнадцатой фигуркой из гранита и долго ломал голову, почему она должна отличаться от других.
—Может быть, эта статуэтка будет изображать одного из тех странных чужеземцев, о которых шепчутся в Ниваннаа-Чакболае? — наконец предположил он. — Говорят, что у них необычного цвета кожа...
—Неужели жрецы допустят чужаков к магическим обрядам?! — ужаснулся Ах-Шооч. — Ну подумай, что ты говоришь! Да разве возможно такое! Давай лучше примемся за работу.
Никогда еще в жизни не работал старый мастер с таким усердием и быстротой. Он лихорадочно чертил резцом, снимал ненужные выпуклости камня, быстрыми движениями отделывал лица фигурок. Туг-Ансенг прилежно помогал ему и в резьбе, и в шлифовке. Но по мере того как работа двигалась к завершению, силы оставляли Ах-Шооча. Он бледнел и худел.
«Наверное, это будет моей последней работой, — как-то вечеромсказал он зятю. — Ничего не надо говорить, — продолжал он, заметив протестующий жест молодого скульптора. — Я рад, что на свете есть маленький Кангах, он со временем будет моим преемником! Береги его и Нам-Цук!»
Шестнадцатую фигурку, из гранита, сделал Туг-Ансенг. Ах-Шооч считал, что ему полезно поработать с таким твердым материалом. Статуэтка получилась очень выразительной и в то же время необычной.
Увидев выполненный в срок заказ, Анаиб-Унгир причмокнул от удовольствия губами и начал рассматривать фигурки. Они ему очень понравились.
— Поблагодари от меня почтенного мастера и пожелай ему здоровья, — сказал верховный жрец Туг-Ансенгу, принесшему заказ. — И если ему будет хуже, сразу же поставь меня в известность. Таких умельцев, как Ах-Шооч, надо беречь! А о тебе я позабочусь, тебе в свое время поручат важную работу...
Туг-Ансенг покраснел от радости и смущения.
—Благодарю тебя, владыка! — выдавил наконец он с низким поклоном.
—Не за что! Прощай!
Но не эти фигурки оказались последней работой старого мастера. Отдохнув несколько дней и немного набравшись сил, Ах-Шооч снова взялся за дело. Из подаренного ему Анаиб-Унгиром куска чудесного змеевика он вырезал статуэтку сидящей женщины. По богатой одежде и зеркалу, которое та держала в руках, она была знатной госпожой, но чертами лица поразительно походила на Нам-Цук.
«Видишь, дочка, — сказал он, показывая ей только что законченную статуэтку, — твой муж не смог сделать тебя знатной дамой, а твой старый отец это сумел. Не забывай же его!»
И бесцветные губы старого скульптора раздвинулись в мягкой, ласковой и грустной улыбке.