Завоевание государства инков

Открытие Америки в 1492 г. и начавшаяся затем испанская колониальная экс­пансия сделали неизбежной встречу народов и культур Анд и Испании. К этому времени андская цивилизация насчитывала более чем трехтысячелетнюю исто­рию. Однако ее значительный материально-технический и культурно-духовный потенциал соответствовал уровню развития стран Древнего Востока. Между представителями Старого и Нового Света стоял невидимый, но реально ощущав­шийся разрыв в несколько тысячелетий. Будучи современниками, они жили как бы в различных временных пластах. Столкнулись два мира - мир поднимающего­ся капитализма, выходящий за пределы Европы, овладевающий Мировым океа­ном, и мир американских народов, в течение тысячелетий развивавшихся в изоля­ции от хода мировой истории, В этом контексте открытие и завоевание Америки действительно стало планетарным событием, выражаясь словами А.И. Герцена, -"геологическим переворотом". Столкнулись не только деревянная палица и арке­буз, встретившиеся миры различались материальными условиями жизни, техниче­скими достижениями и духовными ориентирами. Завоевателям оказалось легче осмыслить и воспринять открывшийся им мир американских народов не только в силу своего военно-технического превосходства, но и в силу значительно более широкого исторического и географического кругозора, социально-экономической практики и опыта.

Андские индейцы с их глубоко мифологизированным сознанием, пропи­танным языческими религиозными представлениями и ограниченным узкими рамками их ойкумены, как и жители других американских регионов на первых порах оказались не в состоянии адекватно воспринять ни реальные размеры той угрозы, что несли с собой завоеватели, ни мотивов и целей их внезапного появления на андской земле. Встреча со Старым Светом имела для индейцев поистине апокалиптические последствия. Андские народы пережили резкую ломку привычного мира. Его "деструктуризация" (Н. Вахтель) вызвала массо­вое распространение среди них состояния психологического шока, настроений депрессии и фатализма. Перед лицом вторгнувшихся в андские пределы чуже­земцев-завоевателей, которые не умещались в историческом опыте, пережи­гом и накопленном индейскими народами, последние оказались в определен­ной степени деморализованы и дезориентированы. От атлантических просто­ров, принявших на себя первые удары завоевательных экспедиций, народы Анд оказались отделены огромным массивом Южноамериканского континен­та с его неприступными горами, тропической сельвой и водами Тихого океана. В результате инки получили почти сорокалетнюю отсрочку своего Апокалип­сиса. Но наступил и их черед.

К началу 30-х годов XVI в. испанская колониальная экспансия в Америке про­должалась уже четыре десятилетия. За это время отряды конкистадоров-завоевателей огнем и мечом покорили многочисленные народы островного мира Карибского моря, Центральной Америки и Мексики. Настойчиво прокладывались пути в; глубины южноамериканского континента, о реальных размерах которого тогда еще никто не подозревал. Однако уже в сентябре 1513 г. В.Н. де Бальбоа пересек Панамский перешеек. Здесь на берегу Южного моря (ныне Тихий океан. - Авт.) он услышал от местных индейцев весть о процветающей, богатой золотом стране в южной части этого моря. Заложенные в 1519 г. на Тихоокеанском побережье первый испанский город - Панама Успенья Богородицы - стал исходной базой для последующей экспансии на юг. Ее подстегнуло известие о завоевании в 1519-1521 гг. Эрнандо Кортесом обширного ацтекского государства, простиравшегося от Атлантики до Тихого океана. Среди устремившихся на юг завоевателей Паскуаль де Андагойя оказался в 1522 г. первым, кому жители колумбийского побережья подтвер­дили известие об огромной стране, лежащей далеко южнее; именно в его экспеди­ционном отчете-реляции впервые появилось название Биру, или Перу, которое от­ныне и будет связываться с этой легендарной страной.

По словам Уильяма Прескотта, известного американского историка XIX в., Го­мера испанской колониальной экспансии, среди тех, "чьи глаза зажгли многообеща­ющие дали Южного океана", оказался и Франсиско Писарро. Эта колоритная фи­гура ярко отразила предпринимательский дух эпохи заморской экспансии. Уроже­нец Эстремадуры (1478 г.), выходец из семьи обедневшего идальго, будучи молодым солдатом, он участвовал в 1498-1501 гг. в итальянских походах, а в 1502 г., повину­ясь массовому ажиотажу, отправился через Атлантику завоевывать новооткрытые земли. За последующие 25 лет Писарро накопил ценный и оказавшийся впослед­ствии весьма полезным опыт по покорению индейских народов на Больших и Ма­лых Антильских островах и на Панамском перешейке. К началу 20-х годов XVI в. он обосновался в новопостроенном городе Панаме, стал крупным землевладельцем. Влиятельные должности городского советника и судьи вполне компенсировали его скромное социальное происхождение и полную безграмотность: как утверждали со­временники, Писарро так никогда и не научился ни читать, ни писать.

В острой конкурентной борьбе Ф. Писарро вместе с испытанным товарищем по оружию Диего де Альмагро сколотил так называемую Левантийскую компанию. Первые две экспедиции (сентябрь 1524 - февраль 1525 г. и октябрь 1525 - апрель 1528 г.) из-за недостатка средств оказались всего лишь разведывательными. По вос­поминаниям участников, во время следования вдоль бесконечного берега их сопро­вождал лишь "шум дождя по листьям", сплошные болота, мангровые заросли, ми­риады насекомых. Людей косили голод и болезни. Лишь на пятом году поисков в марте 1528 г. испанцы вошли в воды Гуаякильского залива. В глубине берега они впервые увидели очертания хорошо укрепленного города, окруженного мощными стенами. Это был Тумбес, самый крупный город на северных границах инкской им­перии.

Тогда же произошла и знаменательная встреча между завоевателями, предста­вителями европейской цивилизации, и перуанскими индейцами, создателями само­бытной андской культуры. Индейцы проявили живой интерес к черной коже слуги-негра, которого даже пытались "отмыть" в местном ручье, и к невиданным доселе "техническим новинкам" - железному топору и аркебузу, "стреляющему огнем". Испанцы в свою очередь были поражены не только мощными укреплениями Тумбеса, его храмами и акведуками, по и поистине сказочным рукотворным садом, где все растения были сделаны из золота. Полученные в дар тончайшие ткани из шерсти и хлопка, золотые и серебряные сосуды, грациозные ламы, или, как называли их испанцы, маленькие верблюды, убеждали в том, что действительно найден путь легендарную страну Перу. Отныне она перестала быть легендой. Экспедиция возвращается в Панаму, а сам Писарро незамедлительно отправляется в Испанию, чтобы заявить права на завоевание открытых им земель.

Лесной 1529 г. Писарро предстал в Толедо перед Карлом I, готовившимся при­ять корону императора Священной Римской империи. Предание гласит, что кра­тный рассказ Писарро о его злоключениях на пути в Перу заставил испанского короля прослезиться; представленные же для вящей убедительности богатые дары, индейцы с ламами, предусмотрительно привезенные Писарро, обеспечили ему благосклонный прием при дворе. В Толедо произошла встреча двух современников-завоевателей: Эрнандо Кортеса, покорившего могущественных ацтеков, и его земляка и родственника Франсиско Писарро, которому еще предстояло пройти такой же путь. Находившийся в зените славы Кортес поделился с Писарро бесценным опы­том осуществленной им завоевательной кампании, которым тот с успехом восполь­зовался уже в других широтах. 26 июля 1529 г. была подписана так называемая "Ка­питуляция в Толедо". Этим договором "от имени королевской короны Кастилии признавалась законность притязаний капитана Франсиско Писарро на продолжение открытия, завоевания и заселения указанных провинций Перу... вдоль 200 лиг побе­режья до селения Чинча"; он назначался "губернатором, капитан-генералом и стар­шим судьей этой провинции, ее земель и народов на все дни жизни с оплатой 725 тыс. мараведи в год". Он получил дворянский герб и вступил в привилегирован­ный военно-религиозный орден Святого Яго. Представленный ему обширный круг военных, административных и судейских полномочий, включая право на закладку 4 крепостей, наем людей и фрахт судов, беспошлинный ввоз в Америку рабов, фа­ктически был близок к полномочиям вице-короля.

Для соратника Диего де Альмагро Писарро добился лишь дворянского звания и скромной должности алькальда-советника крепости Тумбес с окладом в 100 тыс. мараведи: столь явное расхождение изначальных условий конкисты станет впос­ледствии источником острейшего соперничества между двумя завоевателями.

По традиции все расходы по организации экспедиции и овладению новыми зе­млями корона возложила на Фр. Писсаро, "чтобы никогда ни мы, ни наши короли-наследники, ~ гласил договор, - не должны были оплачивать или возмещать ваши расходы". Так было положено начало конкисте - испанской колониальной экспан­сии на древней перуанской земле. Этим договором испанская корона, как главный конкистадор, в лице Писарро и его войска санкционировала военные действия про­тив инкского государства.

В начале 1530 г. Писарро, прихватив с собой целый клан братьев и прочих род­ственников, отбыл из Испании в Панаму. Через год, 20 января 1531 г. на 3 кораблях, на борту которых находилось 180 солдат и несколько десятков лошадей, Писарро отправился в третий, оказавшийся завершающим поход в страну инков. Прошло более года, прежде чем завоеватели в мае 1532 г. достигли наконец города Тумбеса. Однако идиллическая встреча не повторилась. Город и его окрестности оказа­лись опустошены в результате военного противостояния между индейцами побере­жья и инкским гарнизоном Тумбеса. В развернувшихся стычках завоеватели не за­медлили показать свои военно-технические преимущества: убойную силу невидан­ного здесь оружия - аркебузов и мушкетов. Испанская конница, перед атаками ко­торой пеший строй индейских воинов был бессилен, буквально деморализовала ин­дейские ряды: всадника на лошади они воспринимали как единое сверхъестествен­ное существо, как некое чудовище-кентавр. Одновременно испанские солдаты раз­вязали жестокий террор, пленным вождям рубили голову или сжигали их заживо на костре. Страшная слава о капаккочас, "морских людях, приплывших в деревянных домах", бежала впереди них.

Передвигаясь с боями на юг, завоеватели заложили первое поселение на перу­анской земле - Сан-Мигель-де-Пьюра. Здесь они получили важное известие: в 10-12 днях пути находится ставка верховного правителя инков - Атауальпы, а сама страна охвачена ожесточенной династической междоусобицей. Вскоре испанский стан посетило несколько посольств, присланных Атауальпой с явно разведыватель­ной целью. Ф.Р. Писарро, "наслышанный о победах Атауальпы", как его "друг и брат" предложил тому помощь в борьбе с врагами. Однако испанцы выжидали. Лишь после окончательной победы армии Атаульапы над Уаскаром в августе 1532 г. они решили "открыть лежащие в глубине провинции, прежде всего Кахамарку, где искать встречи с Атабалипой". 8 ноября 1532 г. 168 испанских солдат, 62 из них верхом на лошадях, и сопровождении индейских проводников начали подъем в Анды.

Сам Атауальпа оказался дезориенти­рован небольшой численностью испан­ской экспедиции, не представлявшей, по местным понятиям, реальной опасно­сти. Находясь на вершине славы и могу­щества (ведь только в его лагере под Кахамаркой стояло победоносное 50-тысяч­ное войско), Сапа Инка не мог и предпо­ложить, что горстка чужеземцев - то ли торговцев, то ли охотников за золотом - осмелится оспаривать его власть. Атауальпе неоднократно предъявлялся стро­гий исторический счет за то, что, занятый династической распрей, он близоруко по­зволил завоевателям беспрепятственно миновать труднопроходимые андские пе­ревалы, где они легко могли быть унич­тожены. Инка был по-своему прав: счи­тая себя хозяином положения, он факти­чески заманивал чужеземцев в западню.

Инка предполагал затем расправить­ся с ними, оставив в живых брадобрея, "делающего людей молодыми", кузнеца-оружейника и этих невиданных "больших лам" - лошадей - для устрашения поверженных народов. Драматизм ситуации со­стоял в том, что в отличие от испанцев, прекрасно сознававших цели и последствия своих действий, перуанцы не имели ни малейшего представления о том, сколь гроз­ный враг появился в их пределах.

К 15 ноября 1532 г. испанский отряд преодолел последний андский перевал. От­крывшаяся с него панорама широко раскинувшейся долины Кахамарки изумила ис­панцев. Покуда хватало взгляда, на всех склонах виднелось огромное скопление боевых воинских палаток, поставленных в строгом порядке, "чего, по словам очевид­ца, испанцы никогда прежде не видели и что вызвало у всех великое смятение и страх". Однако, войдя на улицы самой Кахамарки, завоеватели убедились, что город оставлен жителями. Но за этим верным тактическим ходом со стороны Инки последовал крупный стратегический просчет: Атауальпа принял приглашение ис­тицей нанести им визит на следующий же день. Однако на центральной площади города его ожидала тщательно подготовленная засада: солдаты и всадники укрыты в зданиях и прилегающих переулках, на стенках выставлены пушки-кулеврины.

Как справедливо отметил один из лучших биографов Фр. Писарро известный перуанский историк Р. Поррас Барренечеа, вожди обеих сторон готовили друг другу смертельную западню: так, по приказу Инки 6-тысячное войско полководца Руминьяви было укрыто на подступах к городу; вооруженное ножами и веревками оно готовилось преследовать и убивать испанцев при ожидавшемся их отступлении из осажденной Кахамарки. Противостояние двух армий разрешилось трагически.

Появление Сапа Инки на центральной площади Кахамарки было обставлено в лучших инкских традициях и походило на торжественный церемониальный парад, в нем участвовали не только отборные индейские отряды, но многочисленная танцующая и поющая свита сановников, цвет инкской аристократии, одетые в "го­лубые ливреи", несли самого Атауальпу на отделанных золотом носилках. Одна­ко, считая себя хозяином положения, он был разочарован: его встретила абсо­лютно пустая площадь. Затем появился монах-доминиканец Вальверде: протянув Инке Библию, он через переводчиков призвал Инку признать власть испанско­го короля. Разгневанный Атауальпа бро­сил Библию на землю. Вызов был при­нят: испанские солдаты, прокладывая путь копьями и мечами, под пушечную канонаду бросились к носилкам. Писарро стремился захватить Атауальпу живым. По словам участника этой бойни, солда­ты только и делали, что рубили и кололи, чтобы добраться до Инки сквозь защи­щавшую его живую стену из тел. Лишив­шись рук, стража продолжала плечами поддерживать носилки. Побоище довер­шила появившаяся из укрытия конница. "Ужас объял всех, смятение стало всеоб­щим", - пишет очевидец. Охваченные па­никой толпы отступавших индейцев про­ломили одну из окружавших площадь стен, всего же здесь было убито и задавлено более 10 тыс. индейцев. Сам Атаульпа захвачен в плен. Этим кровавым побоищем обозначились первые шаги колони­альной экспансии на перуанской земле. Положение испанских завоевателей карди­нально переменилось к лучшему.

Как выглядел грозный владыка Тауантинсуйу, подобно восточному деспоту считавший, что в его владениях без его воли "ни лист не шевельнется, ни птица не взлетит"? Вот портрет Инки, составленный секретарем экспедиции Франсиско Хересом: около 30 лет; сложен хорошо и пропорционально, хотя и несколько тучноват. Большое, с правильными чертами лицо его казалось свирепым из-за нали­тых кровью глаз. Говорил очень важно как большой сеньор. Веселого, хотя и грубого нрава, по отношению к своему народу держался сурово и холодно. По многочисленным свидетельствам испанцев, Атауальпа обладал крутым воинст­венным характером, живым острым умом, он быстро научился играть в шахматы. Однако Инка едва ли осознал обреченность своего положения, все еще полагая, что горстка чужеземцев - лишь временные гости в его владениях. Всю свою не­пререкаемую власть он употребил на то, чтобы вернуть свободу за счет огромно­го выкупа.

По его приказу началась массовая реквизиция дворцовых, храмовых и других сокровищ во всех концах страны. В частности, в феврале 1533 г. конкистадорами Эрнандо Писарро было варварски разорено общеандийское святилище Пачакамака на побережье - все его храмы, монастыри, склады и даже могилы. На переноску сокровищ (на сумму более чем в 500 тыс. песо) потребовалось около 10 тыс. индей­цев. Затем последовал указ Инки открыть для завоевателей царские кладовые в столице Куско.

Свою свободу и жизнь верховный правитель явно поставил выше общегосудар­ственных интересов. Атауальпа неоднократно отменял наступления армии Руминьяви на Кахамарку, опасаясь мести со стороны испанцев. Это не помешало Инке поставить последнюю точку в затянувшейся распре с его братом и соперником Уаскаром, содержавшимся под арестом: он отдал приказ убить его, как только стало известно о тайных связях Уаскара с Писарро.

Драматические последствия для будущего инков имела судьба крупнейшего инкского военачальника Чалькучимы. Во главе 35-тысячного войска он стоял в до­лине Хаухи, готовый прийти на помощь Инке. Эрнандо Писарро по возвращении из Пачакамака специально сделал крюк в 400 км, чтобы любым образом нейтрализо­вать этого опасного врага. Шантажом и запугиванием испанцы вынудили Чалькучиму явиться в Кахамарку, тем самым он фактически сдался на "милость" завоева­телей, разделив судьбу заложника вместе со своим повелителем.

А между тем пленный Инка, сыграв свою роль, начал тяготить испанцев. Соб­ранный огромный выкуп в виде переплавленных золотых и серебряных изделий (весом около 6 т) был поделен между конкистадорами. Завоеватели не только не вернули Инке обещанную свободу и его "царство в Киту", после скорого неправед­ного разбирательства они вероломно приговорили его к смертельной казни, и 26 июля 1533 г. он был казнен на главной площади Кахамарки. Испанский двор, включая Карла V, впоследствии выразил недовольство убийством представителя инкской династии. Между тем его казнь была продиктована так называемыми "вы­сшими государственными интересами": она разрешала все внешние и внутренние проблемы завоевательной кампании - устрашение индейских масс и инкской ари­стократии, безопасность дальнейшего продвижения внутрь страны и продолжение самой конкисты.

Кусканские инки всегда считали Атауальпу "узурпатором", нарушившим их за­конные права на власть. Вот почему они с удовлетворением встретили известие о его смерти, полагая, что руками завоевателей Куско решило судьбу спора в свою пользу. Однако почти одновременно были избраны два новых правителя: в Куско - Манко Инка, сводный брат Уаскара, а в Кахамарке - Тупу Уальпа, юный сын Атауальпы.

С казнью Инки завершился первый этап завоевания Перу. Испанцам удалось максимально использовать в своих интересах самого Атауальпу, парализовать во­лю аристократии к сопротивлению и заручиться поддержкой обоих соперничавших лагерей; каждый из них стремился активно использовать воинскую силу испанцев во имя своих узкокорыстных интересов. Между тем основную часть обширного го­сударства еще предстояло завоевать: от столицы, священного города Куско, их от­деляло более 1300 километров пути по труднопроходимым высокогорным андским тропам во враждебном окружении.

И если ворота в страну инков были открыты "узурпатором" Атауальпой, то путь к самому сердцу государства был обеспечен стараниями противной стороны - "законными" инками. При этом Писарро и его братья проявили незаурядные дипло­матические способности. Они умело маневрировали, выступая в качестве "беско­рыстного" союзника то одной, то другой панаки, тасовали претендентов на инкский престол, имея в виду единственный дальний прицел: развал и завоевание огромной страны.

Поражение инкской стороны на первом этапе конкисты не объясняется просто смелостью испанцев или страхом индейцев, либо только военно-техническим преи­муществом завоевателей, ведь оно компенсировалось огромной превосходящей численностью коренного населения. Роль решающего фактора в поражении сыграл многосторонний кризис инкского государства. Необъятная инкская держава очевидно уже прошла свою высшую фазу. Начавшийся процесс распада или выхода на новый ниток развития ознаменовался не только династическим, но и государствен­ным, межэтническим и экономическим кризисами.

В целом кастовое мышление инкской аристократии помешало ей адекватно оценить надвигающуюся угрозу и противопоставить ей те мощные резервы, кото­рые были в ее распоряжении. Трагизм заключался в том, что вся драматическая эпопея конкисты стала как бы продолжением той имевшей глубокие исторические корни борьбы, в процессе которой складывалась молодая инкская государствен­ность. В частности, переход на сторону могущественного победителя был широко распространенной нормой, тем самым правящая аристократия покоренных народов сохраняла и преумножала свой социальный престиж. Подобная практика активно осуществлялась самими инками. Поэтому с этой точки зрения переход части инк­ских вождей на сторону завоевателей укладывался в рамки принятого обычая.

Негативную роль сыграл и постоянно тлевший межэтнический и политический конфликт между инками в целом и индейским народами, многие из которых были насильно включены в границы империи. Ее огромная территория несла в себе се­мена распада. Не угасавшее стремление вернуть былую независимость и отделить­ся от центральной власти с появлением испанцев вспыхнуло с новой силой. По сви­детельствам хронистов, испанцев зачастую воспринимали как освободителей, но не как завоевателей. Из 20 народов, которые "с открытыми объятиями" встретили конкистадоров, "соревнуясь между собой в том, чтобы оказать лучшую поддержку Писарро и его отряду", можно отметить юнгас на побережье, колья на берегах оз. Титикака, грозных противников кусканских инков в Северной и Центральной сьерре - каньяри, чанка, уанка и др.

Среди них именно уанка сыграли исключительно важную роль в падении Тауантинсуйу в качестве решительных и бескомпромиссных союзников завоевателей. Являясь жителями долины реки Мантаро в Центральной сьерре, они занимали иде­альное стратегическое положение на дороге между Кахамаркой и Куско.

Правители уанка заключили договор о союзе с испанцами и поставили им на службу все экономические и человеческие ресурсы своего народа: они обеспечива­ли их проводниками, разведчиками, носильщиками, запасами еды и кормом для ло­шадей. Отряды воинов приняли участие во всех решающих сражениях в союзе с ис­панской пехотой и кавалерией, строили дороги, мосты и новые города. Уанка оста­лись верны союзному пакту в течение всей колониальной эпохи и во время войны за независимость выступили на стороне испанского короля. Узкорегиональное пле­менное самосознание не позволило многим андским народам воспринять противо­стояние испанцам как общую задачу.

В обстановке ожесточенной войны всех против всех агония Туантинсуйу мучи­тельно приближалась к трагическому финалу. После казни Атауальпы перед кон­кистадорами встала задача проложить путь к столице страны - городу Куско и од­новременно покончить с еще действующими крупными отрядами, стоявшими по до­роге в Центральной сьерре. В сентябре 1533 г. полутысячный отряд конкистадоров во главе с Писарро и Альмагро в сопровождении союзных индейцев двинулся на юг. Однако прохождение неприступных андских перевалов на высоте 3-4 тыс. м над уровнем моря осложнялось бесконечными вылазками инкских отрядов. По мере приближения к Куско напряжение нарастало. 8 ноября 1533 г. на подступах к горо­ду разыгралось ожесточенное сражение с 30-тысячным войском Кискиса. Впервые за время вторжения испанцы потеряли здесь 5 человек убитыми и 17 ранеными. "Боги" оказались смертными.

Спасение пришло с неожиданной стороны. В стан завоевателей прибыло по­сольство но главе с первым лицом "законной" инкской династии - самим Манко Инкой. Он предложил испанцам военный союз в обмен на признание его единствен­ным правопреемником инкской державы. Писарро посчитал этот союз весьма свое­временным, ведь в окрестностях Куско еще располагалось крупное инкское войско под началом Кискиса, остававшегося верным Атауальпе. Кискис же угрожал не только испанцам, но и самому Манко Инке. Заключенный союз был "отмечен" очередной акцией устрашения - казнью заложника, военачальника Чалькучимы: этот выдающийся представитель инкской военной аристократии категорически отверг предложение креститься, пригрозил завоевателям местью Кискиса и мужест­венно взошел на костер.

Таким образом "законный" Инка повторил ошибку Атауалыты, что серьезно осложнило будущее страны, возможно в еще большей степени, чем трагедия в Кахамарке. Ведь пойдя на сговор с Писарро, Манко Инка фактически открыл завое­вателям ворота столицы государства - священного города Куско. 14 ноября 1533 г. армия чужеземных захватчиков вошла на его просторные площади в качестве но­вых могущественных союзников Манко Инки, якобы посланников верховного бога Виракочи, чтобы утвердить законную династию у власти. Источники утверждают, что испанцы награбили в Куско сокровищ больше, чем в Кахамарке.

В последующие месяцы 5-тысячная армия Манко в союзе с испанской конни­цей разгромила 30-тысячную армию Кискиса - сначала под Куско, а затем в мае 1534 г. и в Центральных Андах. После чего ее остатки ушли на север в Кито, где еще длительное время оказывали сопротивление отрядам завоевателей Альмагро и Альварадо.

25 марта 1534 г. Куско, этот величественный памятник инкского зодчества, со­зданный, по словам испанского хрониста Сьесы де Леона, "людьми великого разу­ма", стал официальной столицей Новой Кастилии. Так отныне именовалось инк­ское Тиуантинсуйу. Фр. Писарро стал губернатором, старшим судьей и капитан-ге­нералом нового колониального испанского владения на андской земле.

В стране складывается новая расстановка сил. Писарро, не упуская инициативы из рук и и опасаясь того, что Манко выйдет из-под контроля, активно поддержал встречные претензии на власть родных братьев Манко - Паулью, Уайпера и др. В январе 1535 г. сам Писарро во главе части испанской армии отбыл на закладку и строительство на побережье новой столицы Перу - Города королей - Лимы. Диего Альмагро совместно с братом Манко - Паулью отправился на подавление восстав­ших против завоевателей могущественных индейцев колья на берега оз. Титикака. Затем он проследовал на юг в целях завоевания чилийских земель.

Противостояние не могло продолжаться долго, завоеватели опередили. Обви­ненный в подготовке антииспанского восстания, в середине 1535 г. Манко Инка был вероломно арестован в собственном дворце. Более полугода он прожил под аре­стом, подвергаясь неслыханным для персоны такого ранга оскорблениям, с вере­вочной петлей на шее, с цепями на руках и ногах. Оставшиеся в Куско Гонсало и Ху­ан Писарро угрожали сжечь его заживо на костре или растерзать собаками в слу­чае, если Инка не предоставит им новой порции так называемых "утаенных сокро­вищ". В апреле 1536 г. под предлогом доставки в Куско золотой статуи своего от­ца Уайны Капака Манко удается бежать.