На пороге войны за независимость. Деятельность вице-короля Абаскаля

Первое десятилетие XIX в. на пороге развала колониальной системы ознамено­валось глубоким структурным кризисом, основные направления которого накапли­вались в течение всего предыдущего столетия. Характерны оказались и демографические показатели, рост населения обозначился лишь к середине XVIII и. после двух столетий сплошных человеческих потерь, Однако позитивные процессы в Перу развивались значительно медленнее, чем, например, в Новой Испании. Так, к 1813 г. Лима имела немногим более 60 тыс. жителей, в то время как Мехико - поч­ти 124 тыс. Население Перу насчитывало 1 180 669 человек, вместе с присоединен­ными в 1803 г. провинциями Пуно (200 тыс. человек) и Гуаякиль( 120 тыс. человек), т.е. всего 1,5 млн жителей; это в четыре раза меньше, чем в Новой Испании с ее 6 млн 122 тыс. жителей.

Известно, что испанская корона, произвольно кроившая колониальные владе­ния, исходя из собственных геополитических интересов, в 1776 г. вывела Верхнее Перу (Боливию) и другие территории из состава вице-королевства Перу. По словам вице-короля Гириора, потеря Верхнего Перу превратила экономику колонии в труп". С 1774 по 1777 г. доходы казны упали с 3,9 млн до 1,4 млн песо, а дефицит со­ставляет 350 тыс. песо ежегодно. При этом, однако, потеряв прежние привилегии, Лима продолжала выполнять старые и весьма обременительные обязательства: так, если в 1771 г. перуанская казна истратила 2,2 млн песо на оборону Чили, Па­намы и Буэнос-Айреса (снаряжение кораблей, строительство береговых укрепле­ний, пороховых складов и др.), то в 1776-1780 гг. только в Буэнос-Айрес ушло 4,5 млн песо.

Кризис усугубляла и острая нехватка трудовых ресурсов. Географическая изо­ляция Перу от мировых рынков мешала наладить доставку рабов на когда-то про­цветавшие асьенды побережья, Всего в Перу к 1785 г. насчитывалось 40 385 рабов, из них 30 тыс. жили в Лиме и ее окрестностях. Высокогорный рельеф и плохие до­роги чрезвычайно удорожали транспортные расходы до такой степени, что товары, поступавшие в Арекипу из Чили и Буэнос-Айреса, стоили дешевле прибывших из Лимы, а доставка грузов в Лиму из ее аванпорта Кальяо (30 км пути) обходилась до­роже доставки морем из Англии.

Некогда активно развивавшийся агросектор побережья переживал худшие вре­мена. К 1810 г. Лима полностью перешла на импорт чилийской пшеницы. Как толь­ко ее поставки прекратились из-за начавшегося в Чили освободительного движе­ния, в столице разразился голод. С 90-х годов XV11I в. торговля оказалась задавле­на тяжелым дефицитом, на 24 млн песо импорта приходилось 5 млн экспорта. Вну­тренний рынок буквально задыхался от нехватки денежных средств, и это при том, что динамично растущее производство серебра на шахтах Серро-де-Паско обеспе­чивало страну серебряной продукцией, которая, однако, почти полностью вывози­лась, составив в 1785-1789 гг. до 88% экспорта Перу.

Правда, встречались отдельные островки процветания. Удалось встать на ноги крупному торгово-финансовому сектору, связанному с лимским консуладо. Так, в 1790 г. его торговый оборот с Буэнос-Айресом дал положительное сальдо в 2 млн песо, а к 1800 г. ему удалось накопить до 15 млн песо капитала. Именно лимские торговые круги оказали мощную финансовую поддержку лагерю роялистов: в 1811 г. на пожертвованные ими 500 тыс. песо был сформирован и экипирован специальный полк "Испанского согласия"; в 1811-1814 гг. более 3 млн песо было выделено на подавление освободительных движений, вспыхнувших по всей периферии границ вице-королевства - в Верхнем Перу, Кито и Чили. В том числе в 1815 г. более 100 тыс. песо ушло на доставку из Испании специального транспорта с кара­ульным полком "Талавера" в 530 штыков, незамедлительно брошенных на подав­ление революции, полыхавшей в 1814—1815 гг. в Центральной сьерре.

К 1819 г. лимским монополистам стала ясна неизбежность падения королевской власти, в течение 4-5 лет до 1824 г. через Кальяо было вывезено испанских капиталов на 40 млн песо, еще остававшихся в стране.

Однако привилегированное положение лимской торговой группы было скорее частым фактором на общем неблагоприятном экономическом фоне. Это хорошо прослеживается по сравнению с Мексикой. Так, на 1810 г. там насчитывалось 17 се­мей миллионеров и 9 семей с доходами от 300 до 900 тыс. песо. Зато в Перу налицо было обилие владельцев знатных титулов - 105 человек, из них один - герцог, ? маркизов, 45 графов и т.д. Когда в 1808 г. дело коснулось сбора пожертвований и помощь испанской короне, мексиканские тугие кошельки жертвовали от 50 до ? тыс. песо, а в Перу - от 4 до 10тыс. Словом, на пороге войны за независимость мощь торгового капитала Перу в целом была значительно ослаблена.

В первое десятилетие XIX в. общая стоимость национального продукта составила 8 млн 745 тыс. песо за счет главным образом производства тканей и одежды, и это при том, что 5 млн уходило на импорт продуктов и товаров, и 4-5 млн на со­держание чиновников. Войну за независимость Перу встретило с дефицитом в 8 млн песо, к 1819 г. он вырос до 20 млн песо.

Как такая несбалансированная экономическая система могла просуществовать столь долго? Одна из причин заключается в остром размежевании всей социальной системы. Известно, что из 1 115 207 жителей Перу (1795 г.) 60% составляли индей­цы, 22% - метисы, 6% (40 тыс.) свободные негры и рабы, и 12% (около 141 тыс.) - креолы. Именно последние контролировали экономические и социальные процес­сы на национальном уровне. В Лиме на 63 тыс. человек приходилось 20 тыс. креолов (32%). В реальной жизни прослойка принимавших ключевые решения была еще более узкой. Так, только 5243 человека из них имели право голоса, а реальной властью обладали примерно 2500 человек. По подсчету канадского историка ?, только 26,3% жителей из элитной группы Лимы занимались торгово-производственной деятельностью (среди них - 90 асендадо и 60 владельцев крупных мастерских-обрахе, 440 торговцев и оптовиков, 287 владельцев пульперий-питейных заведений); 41,7% принадлежали к церковной иерархии, 18,2% составляли королев­ские чиновники и 7% - служащие, представители интеллигенции - адвокаты, врачи. В целом две трети лимекой элиты прямо зависели от должностей и окладов на чи­новничьей службе или в церковном приходе, т.е. от королевской казны.

И такое разделение было куда более определяющим, чем разделение на испан­цем и креолов. Не случайно поистине шквал протестов прокатился по городам Пе­ру и конце XVIII в., когда новая волна испанских иммигрантов буквально оккупиро­вала все доходные места. Ведь исторически интересы креольского меньшинства и короны обычно в целом совпадали, вот почему оно не хотело рисковать своим по­ложением ввиду неопределенности своего будущего в условиях независимости. От­сюда отсутствие политической воли и энтузиазма в поддержке ими освободительно­го дела на первом его этапе 1810-1815 гг.

Что стояло за особым консерватизмом перуанской политической элиты? Тесно сплоченная испано-креольская олигархия и властная элита в течение поколений поддерживали свое привилегированное положение с помощью жесткой государст­венной монополии. Потеря этих монопольных позиций, а также появление сильных конкурирующих групп торгово-ростовщического капитала в Чили и в Гуакиле на Тихом океане и в Буэнос-Айресе на Атлантике обусловили происпанские и проим­перские настроения и в целом охранительные тенденции в политической среде. Они определили ставку на консолидацию власти испанской династии, а вместе с ней и утерянных монополий. Все социально-экономические и этнорасовые противоречия были выражены здесь как нигде сильно, разобщение и глубина противостояния ко­ренного населения и креольско-метисного меньшинства приближались к пропасти. Эта ситуация была чревата новым социальным и расовым взрывом, необходимость управлять и держать в узде покоренные индейские народы поневоле заставляла креольские круги делать ставку на испанскую корону, пока peaльные рычаги вла­сти оставались в ее руках.

Начало XIX в. ознаменовалось рядом ожесточенных военных конфликтов, ко­торые на европейском фронте испанская метрополия вела с Англией и Португали­ей (1796-1801; 1804-1808), предоставив колонии их собственной судьбе. Именно в это время, в июле 1806 г., в Перу появился новый вице-король - Хосе Фернандо де Абаскаль-и-Соуса [1743-1827], "один из наиболее примечательных и успешно рабо­тавших профессионалов, когда-либо служивших испанской короне". За его спиной стояли четыре срока военной службы в Пуэрто-Рико и Буэнос-Айресе, в Санто-До­минго и на Кубе, а также семилетняя деятельность на посту интенданта и главы аудиенсии в Гвадалахаре, в Новой Испании.

Его первые шаги на гражданском поприще имели целью решительно преодо­леть заметное отставание столицы Лимы в общественном благоустройстве: так, им была введена поголовная вакцинация населения от оспы, заложено большое обще­ственное кладбище, очищены от мусора площади и улицы города, обновлен монет­ный двор, созданы коллегия адвокатов и ботанический сад. Однако главные усилия Абаскаля были направлены на энергичную военную реформу. Протяженные мор­ские границы Перу, труднодоступные глубинные районы, покрытые высокими го­рами, были фактически беззащитны перед внешней угрозой и народными волнени­ями. Обычно военные части состояли из небольших подразделений регулярной ар­мии - фихо, содержавшихся за счет королевской казны, и более многочисленного ополчения, или милиции, содержание которого полностью относилось за счет тех или иных общественных корпораций - консуладо, ремесленных цехов (ювелиров, ткачей), моряков и др. Основной состав ополчения, имевшего более низкий статус и, как правило, разбросанного по городам сьерры и побережья, состоял из предста­вителей смешанных каст - метисов, пардо - свободных мулатов, морено - свобод­ных негров. С середины XVIII в. численность армии в колонии начала расти: так, ес­ли в 1760 г. фихо насчитывало 591 человека (пехотный батальон в морской крепо­сти Кальяо и две роты в 170 человек вице-королевской конной гвардии в Лиме для охраны вице-короля), а ополчение - 4209 человек, то к концу века регулярный полк насчитывал уже полторы тысячи штыков, а ополчение увеличилось почти в 10 раз - до 51 471 человек. Однако, по мнению современников, две трети этой цифры су­ществовали только на бумаге. А остальные с большой натяжкой могли называться армейскими подразделениями, так как острая нехватка средств, низкий престиж службы, постоянное бегство ополченцев с мест приписки привели к тому, что так называемая армия была разута и раздета, не имела униформы, плохо вооружена, за отсутствием полевых учений не знала основ ведения боя и воинской дисциплины. Остро недоставало опытных офицерских кадров, а имевшиеся пополнялись богаты­ми креолами, покупавшими звания полковников и бригадиров ради полагавшихся военных привилегий. К концу века скудость казны оказалась столь велика, что да­же самая боеспособная единица, королевский полк Лимы был переведен в ополче­ние, "чтобы не истощать королевскую казну", так как на содержание трех его ба­тальонов требовалось более 42 тыс. песо в месяц.

Опираясь на поддержку лимского консуладо и крупных креольских собственни­ков ряда городов, Абаскаль решительно берется за наведение порядка в армии. Так, к 1810 г. полк ветеранов составлял уже около 2 тыс. человек (правда, это только ? часть фихо, расквартированного в Новой Испании), а численность ополчения дово­дится до 70 570 человек, разделенные на пахотные, кавалерийские и драгунские ча­сти, при этом 7б ополчения состояло из свободных негров и мулатов на побережье и чоло и индейцев в горах. Абаскаль решительно порывает с социальными и по­литическими предубеждениями военного имперского ведомства и делает ставку на массовый допуск местного смешанного населения в ополчение и креольских коман­диров в офицерский состав. Особое доверие было оказано креольскому генералу Х.М. де Гоенече и его штабу, укомплектованному креольскими офицерами, многие из которых потом сыграют активную роль в войне за независимость Перу.

Большое значение отводилось вспомогательным подразделениям, куда призы­вались индейцы-общинники. Вооруженные традиционным оружием (пики, копья, пращи) они выступали под началом своих касиков, получавших звания полковни­ков и капитанов на службе короля. Индейские отряды стали средством надежного поенного и социального контроля над индейским населением, одновременно они оказались незаменимы в обозе, как разведчики и проводники, прекрасно приспо­соблены к военным действиям в условиях высокогорья. Ставка Абаскаля на индей­ское ополчение как на резервные части полностью оправдалась в ближайшие годы.

Повышению обороноспособности колонии содействовало также укрепление военно-морской крепости Кальяо, налаживание производства тяжелой и легкой ар­тиллерии, строительство фабрик картечи и пороха, создание адмиралтейства. Все меры не только действовали в направлении сохранения колониального статус-кво, но и способствовали превращению Перу в надежный плацдарм для контрнасту­пления против патриотических сил.

Энергичная деятельность нового вице-короля снискала ему большую попу­лярность в испано-креольских кругах. В 1808 г. кабильдо Лимы обратилось в Мад­рид с беспрецедентной просьбой - "бессрочно продлить пребывание Абаскаля на посту вице-короля и не назначать ему преемника". Таким образом в Перу бук­вально в канун эпохальных событий сложилась уникальная политическая обста­новка, здесь произошла консолидация и упрочение режима колониальной власти. Абаскаль и Лима как вице-имперская столица превратилась в знамя и оплот ис­панского роялизма.