«Гуманные» колонизаторы

Самой многочисленной группой населения Испан­ской и Португальской Америки, несмотря на их не­легкую участь, оставались индейцы, которые состав­ляли приблизительно половину жителей колоний. Многие из них трудились на владельцев пожалован­ных монархами земель. В Испании уже в 1512 г. нача­лось обсуждение законов об энкомьенде, которая по­степенно заменила прежнюю систему капитуляций. Энкомендеро, назначенные колониальными властями из числа европейских переселенцев, получали право «попечительства» над индейцами, проживающими на какой-либо территории. Со временем это право стало наследственным. «Опекаемые» индейцы должны бы­ли платить своему энкомендеро подать, четверть ко­торой отчислялась в королевскую казну, и отбывать повинность, напоминавшую барщину. Они считались свободными людьми, но фактически прикреплялись к земле, не имея права покидать округ, в котором им надлежало жить. В обязанности «опекунов» входило приобщение индейцев к христианству и наблюдение за исполнением его предписаний. Однако настал мо­мент, когда Мадрид начал ограничивать и права энко­мендеро. Индейцы были освобождены от обязанности находиться при них в качестве постоянных слуг. Ко­рона запретила дальнейший раздел земель между «последними конкистадорами» и даже передачу энкомьенд по наследству.

Малейшая попытка приступить к реформам вызы­вала в Америке повсеместные восстания «вассалов ко­роля», угрожавших выйти из повиновения метропо­лии. В некоторых случаях чиновники колониальной администрации саботировали королевские указы, по­скольку их исполнение могло стоить им жизни. В ре­зультате объявленные меры удалось реализовать лишь частично, и положение индейцев оставалось незавид­ным. Историки полагают, что кое-где индейское рабст­во, хотя и в замаскированном виде, сохранялось до на­чала XIX в. В то же время многие переселенцы, опасавшиеся нехватки рабочих рук, наконец поняли, что свободный индеец принесет им больше пользы, чем индеец-раб. Постепенно в Новом Свете сложилась все­объемлющая система эксплуатации местного населе­ния, которая регламентировалась королевскими указа­ми. Иберийские монархи, прежде всего испанские, отнюдь не случайно настаивали на «гуманизации» от­ношения колонистов к аборигенам.

Индейцам, за исключением касиков, запрещено бы­ло иметь огнестрельное и холодное оружие, и они не допускались к работе в оружейных мастерских. Это — одно из свидетельств того, насколько испанцы боялись выступлений «дикарей». Вспомним, что борьба индей­цев против белых завоевателей началась еще на заре конкисты и со временем переросла в длительное и оже­сточенное сопротивление. На протяжении трехвековой колониальной истории не только кочевые племена, но и оседлое индейское крестьянство пыталось вернуть утраченную независимость, очистить свою землю от всего чуждого, то есть неиндейского, и восстановить по­рядки, в том числе государственные структуры, суще­ствовавшие до европейского завоевания. Поэтому вос­стания аборигенов были вполне обычным явлением колониальной жизни и происходили практически по­всеместно.

В Испанской Америке покоренные индейцы де­лились на две категории. К первой категории принад­лежали дикие племена, ранее не имевшие своей госу­дарственности. Вторую составляли так называемые «королевские индейцы». Они жили замкнутыми общи­нами, куда не допускались «чужаки», и управлялись коррехидорами с помощью касиков. Все мужчины в возрасте от 18 до 50 лет, проживавшие в индейских об­щинах, платили установленный с середины XVI в. госу­дарственный подушный налог — трибуто, от которого освобождались касики, их старшие сыновья, женщины и алькальды населенных индейцами округов. Взимание трибуто сопровождалось многочисленными злоупо­треблениями со стороны коррехидоров, стремившихся собрать с «подданных короны» большую сумму, чем по­лагалось по закону. За непосредственный сбор подуш­ной подати отвечали касики. Трибуто взыскивалось не индивидуально, а через общину. Для его уплаты индей­цы вынуждены были выращивать тропические куль­туры, разводить кошениль (насекомых, которые ис­пользовались при производстве красного красителя), добывать металлы или заниматься другими промысла­ми. Доходы поступали в общинную кассу, определенная их часть шла на уплату налогов, остальное расходова­лось по мере надобности — на покупку одежды, орудий труда, содержание священнослужителей, организацию праздников. Так патриархальные общины постепенно втягивались в товарно-денежные отношения.

Нередко в индейских округах изворотливые чинов­ники промышляли особого рода торговлей, так называе­мым репорта — принудительным распределением среди общинников некачественных и ненужных им товаров по завышенным ценам, включая такие «ценные вещи», как очки, вышедшие из моды европейские ткани и одежда и даже книги, которые неграмотные аборигены не могли прочитать. Понятно, что нищие индейцы в большинстве случаев вынуждены были расплачиваться за приобре­тенные товары своим трудом.

Помимо трибуто, на «королевских индейцев» возла­галась государственная трудовая повинность. В Перу, где система принудительного труда получила наиболь­шее распространение, она называлась мита. Ежегодно индейские общины должны были поставлять опреде­ленное количество взрослых мужчин для работы в руд­никах, на плантациях, на строительстве дорог и всевоз­можных сооружений. За набор рабочей силы отвечали касики. По закону труд индейцев оплачивался, и эта оплата также должна была поступать в общинную кас­су. Непосильные нагрузки, голод и болезни быстро убивали митайосов, и на их место вновь приводили крепких молодых работников. По некоторым оценкам, в колониальный период на рудниках Испанской Аме­рики погибло более 8 млн. индейцев. Не лучше обстоя­ло дело на плантациях. Когда на Кубе, Пуэрто-Рико и Эспаньоле почти не осталось аборигенов, что вызва­ло крайте тяжелую демографическую ситуацию, уце­левших коренных жителей освободили от трибуто.

Система государственных редукций, то есть круп­ных сельских поселений, куда принудительно свози­лись индейцы, существовала и вне пределов католиче­ских миссий. По мнению некоторые исследователей, «редуцирование» индейцев проводилось не только с целью более рациональной организации их труда и эффективной эксплуатации, но и для освобождения принадлежавших индейским общинам земель.

Сокращение коренного населения переориентиро­вало землевладельцев на массовое использование тру­да рабов-африканцев. Освоение огромных территорий, развитие хозяйственной жизни колоний требовали все больше рабочих рук. Испанцы работорговлей не зани­мались, а пользовались услугами сначала португаль­цев, затем и голландцев, французов, англичан. На ост­ровах Карибского бассейна, в прибрежных районах Венесуэлы и Бразилии вместе с колонистами появи­лись первые чернокожие невольники, более выносли­вые, чем индейцы. Африканцы работали на плантаци­ях, в шахтах и рудниках, в мастерских и домашнем хозяйстве. В Бразилии они были заняты и в энженьо, поскольку превращение тростника в конечный про­дукт — рафинированный сахар было делом длитель­ным и трудоемким.

Негры-рабы доставляли бразильским колонистам гораздо больше хлопот, чем индейцы. Они бежали в ле­са и объединялись в борьбе против своих хозяев. Их поселения становились не только базой для организа­ции грабежей и всяческого разбоя, но и притягивали новых беглецов. С 1630 г. и почти до конца столетия в районе Пернамбуку существовала «республика Палмарис» — большое военизированное поселение. Поми­мо беглых негров, в нем находили убежище и индейцы.

Обитатели Палмарис занимались земледелием и ре­меслом, умели пользоваться огнестрельным оружием и в ответ на попытки уничтожить «республику» оказы­вали колонистам упорное сопротивление. Если же ра­бы поднимали восстания, то это было крайне опасно, поскольку негритянские выступления имели и соци­альный, и расовый характер. Взбунтовавшиеся афри­канцы убивали своих хозяев, их семьи, управляющих и надсмотрщиков, а также всех белых, которые попада­лись на глаза. По сравнению с этими «кровавыми раз­борками» даже массовые выступления индейских пле­мен представляли для бразильцев меньшую угрозу.