Первые годы республики

В январе 1826 г. испанцы сдали свой последний оплот в Перу - крепость Кальо. Длительная война принесла стране огромные разрушения. Были залиты водой рудники, добыча золота и серебра уменьшилась. Правительственный совет независимой республики в заявлении от 18 мая 1826 г. указывал, что сельское хозяйство больше всего пострадало от бедствий войны, вследствие которой почти все сельские усадьбы (fundos rusticos), особенно на побережье, почти полностью разрушены. Лишь постепенно налаживались внутренние экономические связи, но в условиях гражданских войн и смут это не носило систематического характера. В аграрном секторе экономики, особенно в сьерре, где сосредоточивалась подавляющая часть населения, господствовали во многом полуфеодальные отношения, а на побережье (коста) - рабство. Господствующий класс - латифундисты, или, как их называли в Перу, асендадос, а позднее гамоналы (паразиты, кровососы) - в первую очередь воспользовался плодами войны за независимость.

Основная производительная сила страны - индейцы кечуа и аймара (4/5 населения Перу в 1821 г.) и рабы сахарных и хлопковых плантаций косты - почти ничего не выиграла в результате войны, "Освободители" нанесли сильнейший удар по общине индейцев законами 1824-1825 гг. Провозгласив право индейцев на частное владение землей общины и ее раздел и продажу, они передали эту процедуру в руки местных властей - асендадос, военных руководителей и губернаторов, попустительствуя тем самым грабежу общинных земель и соответственно новому росту ? земельной собственности. Сотни индейских общин потеряли вследствие этого свои земли и были включены в крупные асьенды [Французский путешественник Е. Сартигас, посетивший Перу в 1834 г., отмечал, опираясь на лич­ные впечатления и беседы со многими перуанскими деятелями, что "революция против Испании была совершена не народом и не для народа, так как индейцы, составлявшие большинство населения, при республиканском режиме оставались в том же положении, что и при монархическом. Они, как прежде, платили подушный налог и их уделом был принудительный труд" (El Peru visto рог viajeros. Lima, 1973. Т. l.P. 158).].

Индейские общины в сьерре прозябали на худших землях и со всех сторон были окружены наступающими на них землями асьенд (полуфеодальных поместий). Вот как об этом писал в 1826 г. префект Куско (затем президент Перу) А. Гамарра: "У них (индейцев -Авт.) нет ничего, кроме мелких участков земли, распределенных в давнее время непропорционально и неравномерно. Большинство не принимали участия в этих распределениях и живут как колоны, арендуя землю у частных асьенд, или работают в качестве батраков (jornaleros), нанимаясь сезонно на полевые работы. И те, и другие платят подушную подать, отличаясь лишь тем, что первые здесь родились и имеют участок земли, а вторые пришельцы без земли. Индеец с землей работает ? дней в году на своем небольшом участке, остальное время работы нет, отчего кругом нищета... Подушный налог, установленный еще испанцами в 1818 г., уплачивают и теперь: пришельцы - 4 песо, местные жители - 1 песо в год". [По данным 1847/48 г., 40,8% индейцев, плативших подушный налог, были безземельны (Ibid. Т. IV. Р. 85).]

Как отмечала "Diario de Lima" в 1822 г., "крупная асьенда, имея в своем распределении многие фанегады (2,85 га) земли разного плодородия, отводит, однако, под посевы только половину или треть территории асьенды, а ее деспотичный и чванливый хозяин отказывается сдавать ее в аренду мелкими участками трудолюбивым общинникам". Рента была натуральной, либо носила характер отработок. Крестьянин (колон, янакон) за участок земли был обязан бесплатно обрабатывать землю асен­дадо, пасти его скот, "продавать" по чисто номинальным ценам ему шерсть альпаки и овец, прислуживать по дому, перевозить его грузы в город.

Наиболее тяжелые формы эксплуатации были на юге Перу (Арекипа, Пуно), где, например, "за право пасти свой скот и иметь небольшой участок земли, где рас­полагалась его хижина, индеец обязан был безвозмездно трудиться от нескольких месяцев до года на хозяина. Учитывая, что в сьерре сельская экономика в значи­тельной степени носила натуральный характер (в провинции Хауха, к примеру, раз­менной монетой служили яйца), асендадос использовали для регулирования труда индейцев уплату ими подушного налога. Асендадо уплачивал сумму налога индейца государству, а затем принуждал его трудиться на землях асьенды в счет уплаты по­душного налога.

На сахарных асьендах косты, на ее рисовых и хлопковых полях трудились янаконы, которые, получив землю, семена, орудия труда от хозяина, обязаны были в арендованной земли засевать указанной асендадо культурой и передавать ему продукт своего труда натурой. Реже на крупных асьендах косты работали батраки из сьерры, зарабатывавшие средства для оплаты подушной подати. Помимо асенда­дос индейцы использовались на так называемых "общественных работах" субпре­фектами и губернаторами провинций. На деле же они обрабатывали земли этих чи­новников. Поскольку значительная часть земли в Перу принадлежала церкви, ма­лоземельный индеец вынужден был трудиться на землях монастырей и благотвори­тельных организаций церкви. Мало того, индеец платил "десятину" и множество других церковных налогов. Индеец был прикреплен к своему селению; ему запре­щалось без письменного разрешения покидать свой округ, и даже в случае разреше­ния он обязан был платить налог за пользование "общественными" дорогами.

Как видим, перуанский индеец в первые годы независимого существования страны продолжал подвергаться в основе своей докапиталистической, полуфео­дальной эксплуатации. Кроме того, он испытывал и национальное угнетение со сто­роны креолов и части метисов - представителей креольской культуры, презритель­но относившихся к коренному населению - кечуа и аймара. И все же община, глав­ная опора индейца, упорно защищала его права против латифундистов, а кое-где и восставала против государства, как это было на юге страны в провинции Уанта. Здесь индейцы в течение 10 лет после достижения независимости Перу не призна­вали властей. Живя в недоступных горах, они, как отмечается в источнике того вре­мени, "восстают против любой работы и не платят никаких налогов... нападают на Уанту и Аякучо... не дают воды асьендам, лежащим в долинах". Автор источника, один из приближенных либерального президента Л.Х. Орбегосо, предлагал вести "войны на уничтожение" с "этими осмелевшими идиотами", с их "порочными вож­дями" [Почти все иностранные наблюдатели отмечали глухую ненависть индейцев к своим угнетателям - белым и метисам и панический страх последних перед угрозой восстаний со стороны угне­таемых ими коренных жителей страны]. И только очередная гражданская война предотвратила крестовый поход либералов против индейцев У анты.

Плантации сахарного тростника, виноградники и частично хлопковые поля на косте обрабатывали рабы (их насчитывалось в Перу в 1821 г. 41,2 тыс. человек [Ha крупной сахарной асьенде вблизи Лимы, принадлежавшей М. Лавалье, с 1815 г. число рабов сократилось с 1500 до 900 (из них 200 детей). Матери зачастую делали аборты или убивали своих детей, не желая им собственной судьбы – рабов.]).

Хотя рабам принадлежала незначительная доля в общей численности населе­ния Перу, составлявшего в 1826 г. примерно 1,3 млн человек, их труд был несом­ненно намного производительнее закрепощенных индейцев сьерры, и общий объем производства косты в стоимостном отношении превосходил продукцию сьерры. Формально со времени декрета Сан-Мартина в 1821 г. всякий родившийся на терри­тории Перу объявлялся свободным, свободным объявлялся и раб, служивший в ос­вободительной армии. Но на протяжении свыше 20 лет рабовладельцы упорно насаждали рабство в стране. Однако институт рабства ослабляла сама история, ход времени. Прежде всего - это неукротимая жажда свободы негров-рабов, восставших против хозяев, бежавших в горы и основывавших там вольные поселения, создававших отряды монтонерос, которые держали в страхе богатых латифундистом косты и особенно департамента и столицы Лимы. [Вблизи Лимы и Трухильо постоянным нападениям со стороны разбойничьих шаек рабов численностью в 30-40 человек подвергались караваны серебром. Происходили и нападения на Лиму в 1835 и 1840 г., когда негры Эскабар и ? на время захватывали столицу.].

Сахарное производство рано включилось в мировой рынок. Сначала сахар Перу поставлялся в Чили, а с 30-х годов XIX в. в Англию. Сопротивление рабов объясняло постоянные жалобы рабовладельцев на нехватку рабочих рук. Сокращение работорговли побуждало рабовладельцев искать другие формы организации труда на сахарных асьендах. Сначала эпизодически, а затем во все большей степени при­влекались батраки-индейцы сьерры на сезонные работы. Уровень технологии са­харного производства был чрезвычайно низок. Достаточно сказать, что если на Ку­бе еще в 1808 г. было 25 паровых машин, то в Перу первая появилась лишь в сере­дине 30-х годов, а в более широком масштабе они стали использоваться лишь в 60-е годы. Труд рабов длился от зари до зари, т.е. 14-16 часов, раб мог подвергаться наказанию хлыстом, продаваться и перемещаться по произволу хозяина

Атмосферу на рабовладельческих плантациях рисует в своих мемуарах прези­дент Перу Х.Р. Эченике (1800-1887), который приобрел сахарную асьенду с раба­ми в Сан-Педро. Он столкнулся с тем, что многие рабы не хотели работать или бе­жали из асьенды. Эченике неоднократно совершал карательные экспедиции с це­лью возврата беглых рабов, а одного из руководителей беглецов заставил выйти из убежища поджогом части сахарного тростника. Этих руководителей Эченике продал на отдаленные плантации, разлучив с семьей. Таким образом был устано­влен относительный "порядок". Однако через некоторое время часть рабов вновь восстала, разгромила склады, убила скот и бежала в горы. На этот раз были жес­токо наказаны 30 человек, в том числе женщины. Рабы вынуждены были вернуться к труду под дулом пистолета самого Эченике. Характерно, что Эченике первым в стране в 1839 г. купил паровую мельницу для трапиче у английского тор­гового дома Джиббсов, в результате чего ежегодная чистая прибыль его возросла до 40 тыс. песо. Всю продукцию он вывозил за границу. Так отсталые социаль­ные отношения на сахарных плантациях вполне сочетались с мотивами капитали­стической прибыли. С течением времени восстания рабов (особенно крупное име­ло место в 1847 г.), требования развивавшегося международного капиталистиче­ского рынка все более ослабляли систему рабовладения в Перу, заставляли даже самых консервативных рабовладельцев искать выхода из напряженной социаль­ной обстановки на плантациях.

Из-за нестабильности политического положения, недостатка капиталов, отсут­ствия духа предпринимательства, импорта дешевых товаров из Европы и США про­изводство топталось на месте. Текстильные мануфактуры - обрахес - в сьерре бы­ли постепенно задушены конкуренцией английского ситца. Слабое развитие капи­талистического уклада определялось и слабостью внутреннего рынка. Соседние до­лины сьерры зачастую совершенно не были связаны друг с другом, торговля носи­ла чисто местный характер.

В первые годы особый вес имели районы юга, в первую очередь Куско и Арекипа. Так, Куско с его преобладанием крупной земельной собственности и крепо­стничеством индейцев, будучи в конце войны административным центром вице-королевства, центром торговли и ремесла для сьерры, приходил все более в упадок. Обедневшую аристократию Куско раздражала обязанность содержать за свой счет власти, назначенные Лимой, и подчиняться "либеральным" военным. Арекипа, расположенная в районе Южной косты, недаром стала центром "революций" в пер­вые 10 лет существования республики. Здесь наиболее остро проявились противоречия между крупными и мелкими землевладельцами, между оптовыми торговцами и мелкими, между индейцами и белыми.

В условиях экономического разъединения и даже соперничества различных районов страны, неопределенности ее внешних границ, дискредитации экономиче­ской и политической элиты сотрудничеством с роялистами руководящую роль в по­литической жизни Перу заняли военные - руководители долголетней войны за независимость. Выделилась фигура военного-каудильо с его многочисленными сто­ронниками. Политические конфликты разрешались не в рамках конституционных норм и законов, а на поле боя или военных пронунсиамъенто. Тот или иной каудильо, насильственно рекрутировавший индейцев в свою "армию", старался захватить класть в интересах своей группировки.

Марш такой армии по районам страны был сущим бедствием для жителей. Такая "армия" снабжалась за их счет. Префект Пуно и будущий президент Рамон Кастилья писал в 1834 г. своему родственнику генералу Ньето о таком марше войск с севера: "800 человек во главе с Карденасом ограбили департамент, наложив конт­рибуцию на 6 тысяч человек, украли мулов и лошадей".

Хосе Карлос Мариатеги отмечал: «На первом этапе истории независимого Пе­ру борьба враждующих группировок военной верхушки является результатом от­сутствия сложившейся буржуазии. В Перу революция имела в своем распоряжении менее определенные и более отсталые, чем в других странах, элементы либераль­но-буржуазного порядка. Чтобы этот порядок более или менее определился, необ­ходим был сильный класс капиталистов. Пока же этот класс формировался, власть находилась в руках военных каудильо... Каудильо опирался или на расплывчатый и риторический либерализм городского "демоса", или на колониальный консерва­тизм землевладельческой касты».

Каудильо при всем их своеволии отражали в своей политической деятельности соотношение сил как внутриклассовое - между отдельными слоями господствую­щего класса, так и межклассовое - между индейцем-крестьянином и латифунди­стом, мелкой буржуазией и крупными торговцами, ремесленниками-подручными и мистерами и т.д.

В первые годы после завоевания независимости в политической жизни страны господствовали две группы - консерваторы и либералы. Зачастую членство в них было подвижным и неустойчивым, но основные линии их действий прослеживают­ся довольно ясно. Консерваторы выражали интересы крупных землевладельцев сьерры и косты, рабовладельцев, части крупных торговцев, преимущественно свя­занных с колониальной торговлей с Испанией, высших церковных чиновников. К лагерю либералов принадлежали значительная часть горнопромышленников (сере­бро было главной экспортной статьей Перу в первые годы республики, составляя 75% в 1826 г., а в 1836-1866 гг. - более 50%), обуржуазивающихся асендадос (ви­ноградари юга косты, к примеру), мелкие землевладельцы, мелкобуржуазные эле­менты города (мелкие торговцы, часть служащих госаппарата, адвокатов, журнали­стов, учителей) и низшие служители культа. В политической сфере их разногласия касались характера власти.

Партия консерваторов, видным представителем которой был генерал А. Гамарра, требовала сильной, централизованной власти по образцу колониальной с ми­нимумом изменений и с опорой на армию. Партия либералов, вождем которой дол­гое время являлся арекипский священник Франсиско Луна Писарро, требовала про­ведения в жизнь основных норм буржуазного права, ослабления роли президента и предоставления департаментам страны автономии в местных делах. И прежде все­го либералы, как отмечал современник Сантьяго Тавара, хотели очистить страну "от грязи и мусора испанской (колониальной. - Авт.) системы".

На конституционном конгрессе 1827-1828 гг. выдающуюся роль играл Лу­на Писарро. Благодаря его стараниям пре­зидентом страны на четыре года был на­бран либерально настроенный маршал Хосе де ла Map (1776-1830). Конституцию Перу, принятую этим конгрессом, соста­вил Луна Писарро. Она защищала феде­рализм и ограничивала прерогативы пре­зидента. С этой целью были созданы де­партаментские хунты и госсовет, в извест­ной степени контролировавшие деятель­ность президента. Единственной религией государства признавалась католическая. Конституция не отменяла рабство, хотя провозглашала свободу всех рожденных на территории Перу. Ввоз рабов извне за­прещался. Гарантировалось равенство пе­ред законом, свободный доступ к занятиям должностей в госаппарате, причем не при­знавались наследственные должности и привилегии. Провозглашалась отмена права "мертвой руки" (секуляризация вла­дений церкви) и церковных дарений, ут­верждалась нерушимость частной собст­венности и свобода торговли любой собственностью. Право голоса, да и то не пря­мое, получили лишь те, кто умел читать и писать. Выборщики избирались 200 из­бирателями из числа лиц, владеющих земельной собственностью или капиталом, дающим в год 300 песо дохода, учителей и мастеров-ремесленников. Депутатом нижней палаты конгресса мог стать тот, кто имел 500 песо годового дохода, а сена-га - 1000песо25.

Таким образом, конституция 1828 г. при всей ее прогрессивности в условиях перуанского общества того времени отдавала управление страной в руки крупных собственников. Конституция игнорировала основную часть населения - индейцев и рабов. Обездоленные слои населения не получили от нее ничего. Характерно, что церковники и военные сохранили специальные привилегии (фуэрос), существовавшие еще в колониальное время, а именно особое судопроизводство и освобождение от налогов. Правда, на конституционном конгрессе раздавались голоса о том, чтобы "отобрать земли у тех, кто ими владеет сейчас, и передать их индейцам", чего, в частности, требовал депутат Руис Давала. Консерваторы в лице Видаурре назвали то предложение аналогичным законам Гракхов, способное "нарушить мир в республике". А. Гамарра квалифицировал вдохновителя этой политики Луну Писар­ро как "предводителя толпы, подобной французским якобинцам", а Хосе де ла Ma­ра обвинил в установлении "якобинской диктатуры, как во Франции", в пренебрежении интересами юга страны и в опоре только на северные департаменты.

Консерваторы воспользовались падением популярности либералов в связи с войной, затеянной ими с Колумбией в 1828-1829 гг. Сначала А. Гамарра напал на Боливию, захватил Ла-Пас и принудил президента страны А. Сукре вместе с колумбийскими войсками покинуть Боливию. В свою очередь Х.де ла Map, стремясь покончить с планами Боливара об объединении андских стран и подталкиваемый антиболиваристом Луной Писарро, бросил основную часть перуанской армии в Эквадор, где были сильны проперуанские настроения. Однако военное сча­стье изменило ему и в сражении при Портете-де-Тарки он был 27 февраля 1828 г. разбит колумбийцами во главе с А. Сукре. 6 июня X. де ла Map был свергнут А. Гамаррой (1785-1841), который позднее был "избран" президентом Перу. Гамарра все же был вынужден заключить мир с Колумбией.

Гамарра проводил типично каудильистскую политику, опираясь на армию и гамоналов сьерры, в особенности района Куско. Поддерживала его и лимская аристо­кратия, надеявшаяся на закрепление пошатнувшегося было при либералах рабовла­дения на косте, верившая в способность Гамарры твердой рукой установить в стра­не "мир и порядок". Гамарра издал в 1830 г. декрет, фактически восстановивший рабство рожденных от рабов, что было отменено еще освободителями. Он увели­чил налог на соль и подушный налог на индейцев, в то же время сократив налог на "кастас", т.е. на метисов.

В условиях роста политической напряженности в стране Гамарра (за время его президентства были подавлены 17 мятежей) вынужден был отказаться от планов продления своего президентства и 20 декабря 1833 г. конгресс избрал временным президентом либерального помещика из Трухильо генерала Луиса Хосе Орбегосо (1795-1847). Но не имея поддержки армии, Орбегосо 4 января 1834 г. бежал в Каль­яо. Военный гарнизон Лимы во главе с генералом Педро Бермудесом объявил о низложении Орбегосо с поста президента. Однако восстание лимских низов, стра­давших от нищеты, вынудило Бермудеса отойти из Лимы. Военные действия рас­пространились на юг. В мае Гамарра был разбит у Арекипы и бежал в Боливию.

Конституционный конвент принял в июне 1834 г. новую конституцию. Исхо­дя из опыта нестабильности, конституция усиливала централизацию власти, отме­нив департаментские хунты. Многие из ее статей были направлены против каудильизма и господства военных в политической жизни. Срок президентства ограни­чивался 4 годами без права переизбрания. Индейцы, платившие подушный налог, получали право голоса. По настоянию Луны Писарро конституция была составле­на таким образом, что не исключалась федерация с Боливией. Луна Писарро на­деялся, что в федерации возможно ослабить господство консерваторов, клерика­лов и военщины. По плану, предложенному Луной Писарро, федерация должна была состоять из трех частей с общим центром в Такне во главе с влиятельным и в Перу боливийским президентом Андресом Санта-Крусом (1794-1865). Эти планы получили реальное воплощение в жизнь довольно скоро. Воспользовав­шись поездкой Орбегосо в Арекипу, в Лиме 22 февраля 1835 г. поднял мятеж ге­нерал Фелипе Сантьяго Салаверри (1806-1836) и провозгласил себя президентом. Еще до мятежа Салаверри против Орбегосо выступили клерикалы, возражавшие против отмены права "мертвой руки".

Придя к власти, Салаверри увеличил сбор церковной десятины и по требова­нию латифундистов косты восстановил ввоз рабов из других стран Америки. Он также отменил на 5 лет всякие налоги на асьенды косты.

Орбегосо обратился за поддержкой к президенту Боливии А. Санта-Крусу, ко­торый видел в союзе с Перу перспективу укрепления экономических основ сущест­вования Боливии - расширение торговли с югом Перу и выход к морю через Арику. В союзе с Орбегосо Санта-Крус разбил Салаверри в феврале 1836 г. Последний был расстрелян. Разбит был и Гамарра, поддерживавший Салаверри. 28 октября 1836 г. в Лиме Санта-Крус провозглашает Перуанско-боливийскую конфедерацию, а 9 мая 1837 г. представители ее, собравшиеся в Такне, утвердили конфедерацию в составе трех государств - Боливии, Южноперуанского государства и Североперуан­ского государства во главе с протектором Санта-Крусом, избранным на 10 лет с правом переизбрания.

Перуано-боливийская конфедерация вызвала опасения Чили, консервативный лидер которой Диего Порталес решил незамедлительно разрушить повое государ­ственное образование, способное, по его мнению, в случае консолидации подорвать преобладание Чили на Тихоокеанском побережье Южной Америки. Дело в том, что Санта-Крус обложил повышенными налогами товары, шедшие из Вальпараисо, и снизил до 1/4 пошлины для кораблей, прибывающих в Кальяо прямо из Европы. Практически "свободными портами" объявлялись Кальяо, Арика, Пайта, Кобиха, что грозило подорвать торговую монополию Чили.

Заручившись поддержкой аргентинского диктатора Росаса, двинувшего свою армию к границам Боливии, Чили объявила войну конфедерации 26 декабря 1836 г.

Но первая экспедиция чилийцев, высадившаяся на юге в районе Арекипы в 1837 г., закончилась провалом. Окруженная армия чилийцев вынуждена была поки­нуть Перу согласно перемирию в Паукарпата 17 ноября 1837 г. Отбито было и втор­жение Росаса на Боливию. Аргентина вышла из войны.

Однако перемирие в Паукарпата вызвало возражения в Сантьяго. Была сфор­мирована новая экспедиция из 9 военных и 27 транспортных судов, которая высади­лась в Североперуанском государстве в августе 1838 г. Ее сопровождали лидеры ла­тифундистов сьерры и Арекипы А. Гамарра и М. Виванко. На севере и в центре страны было много противников конфедерации. На этом и сыграли чилийцы. Рас­пад конфедерации начался еще до начала боевых действий. Одно время в Перу на­считывалось семь президентов.

Армия Санта-Круса была разбита в кровопролитном сражении в долине Юнгай к северу от Лимы 20 января 1839 г. Президентом Перу вновь стал Гамарра. По кон­ституции 1839 г., была установлена почти абсолютная власть президента, избирае­мого на 6 лет.

Когда в июне 1841 г. в Боливии сторонники Санта-Круса совершили военный переворот, Гамарра вторгся в Боливию и захватил Ла-Пас. Однако 18 ноября 1841 г. войска Перу были наголову разбиты боливийцами, а сам Гамарра убит. Боливийцы вторглись на территорию Перу. Страна, оставшаяся без президента, раскололась на враждующие группировки. Один "президент" сменял другого: Мануэль Менендес, Хуан Торрико, Франсиско Видаль, Мануэль Виванко. В конце концов на поле боя в битве при Кармен-Альто 22 июля 1844 г. один из самозванных "президентов", Ви­ванко, был разбит генералом Рамоном Кастильей (1796-1867), военным министром при Гамарре. С Боливией был заключен мир.