Католическая церковь колонизует Новый Свет
Глава 2
С первых же шагов испанцев в Новом Свете церковь стала одной из решающих сил завоевания новых стран. Не случайно конкистадоры, вступив на неизведанный берег, спешили водрузить здесь крест, развернуть королевское знамя и отслужить мессу. Этим символизировалась теснейшая связь между испанской короной и католической религией. Уходя в свое второе плавание к берегам Америки, Колумб получил королевские инструкции, в которых говорилось: «Король и королева... ничего так не желают, как возвеличить христианскую религию и привести многие народы к истинному богу... почитая дело распространения истинной веры более важным, чем какое-либо другое»[18].
Двенадцать монахов сопровождали Колумба в его втором путешествии. Возглавлял этот первый отряд католического духовенства в Америке викарий Берналь Бойль, назначенный для этой миссии самим папой римским. С того времени каждую экспедицию непременно сопровождал хотя бы один, а как правило,— группа священнослужителей, и число их в Америке с каждым годом становилось все больше. Возрастала и роль католического духовенства как идеологической и политической силы.
Впрочем, исключительно важная роль католического духовенства в истории завоевания испанцами Америки коренится в далеком прошлом самой Испании. Длившаяся почти восемь веков Реконкиста проводилась испанцами под религиозными лозунгами священной войны против неверных, войны за христианскую веру. Реконкиста выглядела как нескончаемый крестовый поход, и в этих условиях католическое духовенство, естественно, приобрело огромную роль, стяжало несметные богатства. Всевозраставшее влияние церкви на умы многих поколений испанцев привело к массовому религиозному фанатизму в этой стране, не изжитому окончательно и по сей день. Именно поэтому папы римские считали Испанию самым прочным оплотом католической религии в Европе. И когда королевская супружеская чета — Фердинанд и Изабелла, получившие известность как «католические короли» (1479—1504),—совершила победоносный и последний в истории крестовый поход против мавританского государства в Гранаде, полностью завершив изгнание мусульман с Пиренейского полуострова, она получила в награду от капы невиданную ранее привилегию — королевский патронат (покровительство) над церковью, т. е. право контролировать назначение должностных лиц церкви.
Открытие и завоевание Америки флотом и военной силой «католических королей» сразу же стало рассматриваться Ватиканом как новый крестовый поход, ибо Америка представлялась обширной языческой страной, народы которой следует поскорее привести к христианской вере. Это, между прочим, сулило католической церкви, и ее верхушке в Ватикане, перспективы расширения не только идеологического, но и политического влияния, а также новые богатства. Условия завоевания Нового Света диктовали необходимость централизации всех сил. Поэтому уже в
«Королевский патронат» позволял также руководить всей миссионерской деятельностью, основывать церкви, которые поддерживались и контролировались государством. А буллой от 16 ноября
Впрочем, уже вскоре после завершения конкисты церковь в американских владениях Испании превращается в самого крупного земельного собственника, эксплуататора миллионов индейцев, беспощадного ростовщика. К концу же колониального периода истории Латинской Америки богатства католической церкви здесь были несметными, доходы церкви превышали доходы самой короны. Советский исследователь И. Р. Григулевич приводит данные о доходах духовенства в Мексике в конце XVIII в., сообщенные посетившим эту страну в тот период выдающимся немецким ученым и путешественником А. Гумбольдтом. Так, архиепископ Мехико получал годовую ренту в 130 тыс. песо, епископа — 110 тыс., Гуадалахары — 90 тыс., Юкатана — 30 тыс., Соноры — 6 тыс. В целом же в
Католическая церковь полностью разделяет с испанской короной всю ответственность за ограбление колоний в Америке, за беспощадную эксплуатацию миллионных индейских масс. Как отмечает И. Р. Григулевич, «вся философия конкисты, ее идеология, концепция завоевания индейцев и их обращения в христианство, их подчинение колонизаторам и нещадная эксплуатация — все это отвечало принципам христианства, которые всегда воплощал папский престол, служивший интересам власть имущих»[22].
Итак, в деле завоевания и колонизации Нового Света королевская власть и католическая церковь шли рука об руку. Уже в самом начале встал вопрос — как быть с туземцами, населявшими земли, необъятные земли, открывавшиеся с каждым новым плаванием, с каждым новым походом в глубь материка. В отношении к обитавшим здесь индейцам не было единодушия ни у светской власти, ни у духовенства. В первый период колонизации испанцами Нового Света — несмотря на ханжеские наставления «католических королей» о добром, «отеческом» отношении к туземцам — практически безраздельно преобладала простейшая точка зрения при решении возникавших здесь социальных проблем: конкиста должна проводиться насильственными методами, беспощадной войной и угнетением; поскольку индейцы — существа «низшего сорта», то с ними надо обращаться как с дикими зверями — укрощать или уничтожать. А поклонение индейцев «дьяволу», чуждым языческим богам еще усиливало враждебность к ним испанцев, в которых поколениями взращивалось чувство религиозного фанатизма. Кстати, именно такой, замешанный на религиозном фанатизме, «методологический» подход к проблеме индейцев был выдвинут одним из самых авторитетных юристов Испании середины XVI в., Хуаном Хинесом де Сепульведой, в его знаменитом диспуте с Бартоломе де Лас Касасом в испанском городе Вальядолиде[23].
С деятельностью католического духовенства связывается еще один подход к проблеме взаимоотношений между аборигенами и пришельцами из-за океана, второй, «методологический» подход к индейцам как к объекту завоевания на первый взгляд более человечный, гуманный. Поскольку речь идет об обращении в христианскую веру, т. е. об обращении к «душе», то уже тем самым индеец «возводится» в ранг человека, приближается к испанцу-завоевателю. Это предполагало проведение колонизации с помощью мирных средств, учитывая и используя полезные для достижения основной цели элементы индейской культуры: обычаи, привычки, язык, даже древние языческие религиозные обряды и привычные культовые образы местного населения. Стоявшие на этой точке зрения представители католической церкви сыграли определенную положительную роль в сохранении остатков индейской культуры после беспощадного и фанатичного истребления ее материальных проявлений — зданий, произведений искусства, письменности и т. д.— первыми конкистадорами уже хотя бы тем, что наиболее просвещенные, а значит, и наиболее дальновидные представители духовенства выступили как защитники индейцев, носителей этой культуры, от физического истребления.
Бесспорен высокий гуманизм Бартоломе де Лас Касаса, первым сказавшего: индеец — человек. Самоотверженно доказывая, что нет рас высших и низших, что жестокое порабощение американских народов нельзя оправдать никакими религиозными мотивами, Лас Касас одним из первых в истории человечества поднял голос против расовой и культурной дискриминации, в защиту человеческого достоинства всех рас и народов. Но эта вторая точка зрения на проблему взаимоотношений испанцев с индейцами, начинающаяся с Лас Касаса, воспринималась его последователями и претворялась на практике вряд ли в том гуманном содержании, как она понималась самим Лас Касасом и как это зачастую представляется историкам. В реальной же жизни, как правило, сначала шел вооруженный конкистадор, неся смерть и разрушение, за ним — монах, успокаивая, умиротворяя и приводя «в лоно истинной христианской веры» тех, кто остался в живых, чтобы сделать их покорными слугами завоевателей. Вторая точка зрения была более реалистической, более прагматической, она учитывала перспективу длительного испанского владычества в Новом Свете. Она, наконец, диктовалась конкретными экономическими потребностями не развития, а эксплуатации колоний. Варварское истребление индейского населения, катастрофическое сокращение его численности создало проблему нехватки рабочих рук в рудниках и на плантациях, тормозило расширение горного дела и полуфеодального сельского хозяйства.
Конкистадоры вполне отчетливо сознавали огромную важность идеологического закрепления результатов своих завоеваний. Эрнан Кортес, едва закончив кровавое завоевание Мексики, пишет императору Карлу V (он же испанский король Карлос I) послание с просьбой как можно скорее послать из Испании монахов-миссионеров. В июне
Первыми в Новый Свет стали прибывать группы «черного духовенства» — представители различных монашеских орденов. Наиболее многочисленными были францисканцы, доминиканцы, августинцы — представители хорошо организованных орденов, прекрасно владевшие традиционными видами идеологического оружия. Именно они начали широкую миссионерскую деятельность по массовому обращению индейцев в христианскую веру. Позднее стали прибывать монахи-иезуиты, а также мерцедарии, бенедектинцы, кармелиты и другие. Номинально миссионерская и иная деятельность этих орденов в Америке направлялась их генералами, находившимися в Риме, но осуществлялась она под контролем испанской короны. В каждом вице-королевстве ордена имели своих генеральных уполномоченных, а после разделения вице-королевств на провинции — так называемых «провинциалов». Обширным полем миссионерской деятельности монашеских орденов стало вице-королевство Новая Испания (Мексика), где испанская колонизация вообще имела более широкие масштабы и оставила более глубокий след, чем в других областях Америки. Уже к концу XVI в. здесь действовало около 1000 францисканцев, 600 доминиканцев, 800 августинцев, 400 иезуитов и 450 монахов других орденов. К тому же времени ими было основано около 400 монастырей, являвшихся опорными пунктами миссионерской деятельности[25], и огромное число религиозных «братств», именовавшихся здесь «кофрадиас». Один из руководителей колонизации Новой Испании, Хуан Сумаррага, сообщал королю, что в 1524—1531 гг. одни лишь францисканцы обратили в христианство 1 млн. индейцев[26].
Разумеется, Новая Испания была только началом. Деятельность католических миссионеров разворачивалась на огромных пространствах всего Американского континента — от территории нынешних США до южных районов Чили. Миссионеры с побережья Тихого океана пересекали Анды и выходили к верховьям Амазонки, с низовьев Параны они проникали во внутренние районы современных Бразилии, Аргентины и Парагвая.
Методы колонизации, в сущности, были повсюду одинаковы. Немногочисленные группы монахов-миссионеров обычно следовали за отрядами конкистадоров, а иногда шли вместе с ними в области, еще не «христианизированные». По пути следования строились поселки миссии, центрами которых были, во-первых, собственно миссия, т. е. церковь с группой зданий вокруг для жилья монахов, иногда школы для индейских детей, а во-вторых, вооруженное укрепление — «пресидио», где мог располагаться отряд испанских солдат. Строить все это заставляли индейцев, где добром, а где и силой. Такие поселения-миссии становились центрами «христианизации» окрестных индейских племен.
По замыслам испанской короны такие миссии как бы обозначали «предел христианизации», а в сущности, границы владений Испании. Эта граница должна была продвигаться в глубь страны каждые десять лет, на возможно большее расстояние, т. е. процесс должен был повторяться[27]. На деле это, конечно же, было невозможно. Зачастую в конце «условного десятилетия» само существование миссии оказывалось под вопросом, потому что или местоположение ее было избрано неудачно — в районе, который оказывался экономически бесполезным, или попросту она уничтожалась враждебными индейскими племенами.
«Второй эшелон» испанских завоевателей нес с собой не только обращение в христианство. Католическая церковь пыталась навязать чуждые аборигенам элементы испанской культуры и одновременно искоренить исконно местные, неизбежно связанные со старыми религиозными верованиями. Но, коль скоро католические миссионеры для вящего успеха своего дела вынуждены были использовать эти же местные элементы культуры, она в той или иной мере сохранялась, выживала, хотя и видоизменялась в процессе взаимодействия с чужеземным культурным потоком. Как пишет колумбийский автор Э. Барней Кабрера, «на руинах старых храмов были воздвигнуты алтари новых богов. А на фундаменте индейских поселений возникли испанские города. Но в глубине страны продолжали существовать очаги культуры аборигенов. Умерли старейшины, пали вожди. Но индейская народная масса продолжала жить. И с ней — ее представление о мире, ощущение своей расы и своей земли... Так явилась на свет новая культура. Уже новое, другое социальное явление, но прочными корнями глубоко уходящее в прошлое»[28].
Католические миссионеры невольно способствовали формированию нового синтеза культур, которые, как известно, в ранней стадии всегда теснейшим образом связаны с религиозными верованиями. Как мы уже отмечали, стремясь провести христианизацию индейцев скорее и как можно в более широких масштабах, миссионеры часто возводили католические церкви именно на местах старых . индейских святынь, где индейцы поколениями привыкали совершать поклонение. Тем самым символизировалась победа истинного христианского бога над древними языческими богами.
Пожалуй, одним из самых наглядных примеров использования католической церковью прежних священных мест индейцев было сооружение неподалеку от города Мехико церкви святой девы Гуадалупе, которая ныне является одним из главных мест паломничества мексиканских католиков. Именно на месте этой церкви до испанского завоевания индейцы совершали поклонение своей богине- матери Тонанцин, а в
Наиболее дальновидные представители духовенства в Новом Свете считали, что наиболее действенным средством распространения и закрепления христианства среди местного населения должно стать учреждение широкой сети церковных школ при миссиях, монастырях, в церковных приходах, где учились бы будущие поколения подданных испанской короны, исповедующих римско-католическую веру. Так, в одной из основных форм, культурной жизни в испанских колониях в первые десятилетия после завоевания стала организация образования для индейцев. К концу XVI в. в Новой Испании, например, школы для индейцев были почти столь же многочисленны, как и монастыри[29]. Уже первые францисканские монахи, прибывшие сюда по просьбе Кортеса, возвещали индейцам: «Мы прибыли из очень далеких земель... не искать золото или серебро, и не ради какой-либо другой добычи или прибыли, но для вашего вечного спасения. И для этого, возлюбленные братья, необходимо... чтобы вы вручили ваших малых детей в наши руки... Ибо, будучи еще детьми, они лучше смогут понять учение, которое мы проповедуем. Со временем же они будут помогать нам учить вас и других взрослых, которые будут у них учиться»[30].
Опираясь на силу оружия миссионеры собирали индейских детей в свои школы, основной задачей которых было готовить так называемых доктринерос — проповедников христианского учения.
Особое место в становлении специфической системы образования для местных уроженцев принадлежит францисканскому монаху Петру (Педро) Гентскому, открывшему первую такую школу в Тескоко (Новая Испания). Вершиной его религиозно-педагогической деятельности считают работу школы «Сан Хосе де Белен де лос Натуралес» в Мехико, которую он открыл в
Сам же Петр Гентский так рассказывал о своей педагогической и миссионерской деятельности: «Поскольку страна столь обширна и число жителей столь огромно, а монахов для поучения такого множества людей мало, мы взяли в дома нашего ордена (миссии.— В. С.) сыновей их вождей, чтобы наставить их в католической вере и чтобы впоследствии они смогли наставить в ней своих родителей... Таких детей я собрал в Мехико как главном городе 500 или больше. Из них я отобрал 50 или больше самых смышленых и каждую неделю обучал их, чтобы они по воскресеньям сами читали проповеди... По воскресеньям они уходили читать проповеди в город и в места окрест него... распространяя повсюду католическую веру и приготовляя людей к принятию крещения. Я сам ходил с ними, разрушал идолов и их храмы в тех местах, куда мы приходили... Я сам, с помощью божией... воздвиг более 100 зданий, посвященных всемогущему господу, церквей и часовен, некоторые из них — прекрасные храмы»[32].
В целом же школы, подобные тем, которые основал Петр Гентский и его собратья в Новой Испании и других областях испанской колониальной империи в Америке, преследовали одну главную цель — распространение католической религии среди как можно более широких масс индейцев, чтобы сделать из них правоверных католиков, а следовательно, и покорных слуг испанской короны. Обучение в таких школах сводилось прежде всего к заучиванию основ христианско-католической доктрины. Как мы видели, такие школы выполняли и роль ремесленных мастерских по изготовлению различной церковной утвари. Самым же способным из индейских мальчиков была уготована судьба стать «доктринере». Однако в монашеские ордена они не могли быть приняты.
Учебное заведение для индейцев, но уже предназначенное для других целей, было основано в
В тот же период в Новой Испании духовенством создаются учебные заведения специально для метисов.
Из таких учебных заведений наиболее известным был основанный в
Мы не случайно так подробно описываем деятельность духовенства на ниве просвещения в Новой Испании: именно эта часть испанской колониальной империи в Америке была покорена и освоена первой, именно здесь испанская корона отрабатывала те идеологические формы и методы колонизации, которые стали образцом для подражания в вице-королевствах и генерал-капитаниях Южной Америки. Так, по образу и подобию мексиканских колледжей в столице Новой Гранады городе Санта-Фе-де- Богота в конце XVI в. орденом доминиканцев был основан колледж св. мадонны Росарио. Здесь же в
Впрочем, интерес колониальной церковной и светской администрации к организации и деятельности специальных учебных заведений для индейцев и метисов к концу XVI — началу XVII в. заметно падает, а затем и исчезает вовсе. По-видимому, дело здесь не столько в том, что приезжавшие из метрополии испанцы завидовали грамотности получивших образование местных уроженцев и боялись их, сколько в том, что школы для индейцев и метисов выполнили свое назначение и надобность в них отпала. Ценой огромных жертв со стороны индейского населения задачи колонизации к этому времени были в основном достигнуты: в Новой Испании, Перу, Новой Гранаде и других американских владениях испанской короны сложилась особая экономическая и социально-политическая организация, обеспечивавшая беспощадную эксплуатацию метрополией обращенных в католичество индейцев.
Что же касается общей системы начального образования в американских колониях Испании, то зачатки такой системы — правда, в значительной мере формально — существовали. Каждый новый город, зачастую выраставший на месте католической миссии, должен был застраиваться по строго регламентированному специальными королевскими указами плану, в каждом городе нужно было воздвигнуть церковь и построить школу. Как мы видели выше, образование было, по существу, монополией духовенства, и поэтому наиболее многочисленная категория начальных школ — так называемые божьи школы — вплоть до XIX в. действовали при монастырях. Обучение здесь было бесплатным, а ученикам преподавали чтение, письмо, пение и, разумеется, закон божий. Но и в городах в бюджетах каждого кабильдо — органа городского управления — предусматривались особые статьи расхода на оплату учителей начальных светских школ, так называемых королевских школ. Однако светских учителей было чрезвычайно мало, труд их плохо оплачивался, и поэтому в подавляющем большинстве городов такие школы попросту отсутствовали. До нас дошли известия о деятельности лишь отдельных светских учителей-одиночек в Буэнос-Айресе и Санта-Фе в начале XVII в., преподававших чтение, письмо, закон божий, иногда арифметику и пение[35].
В целом же неграмотность как индейского населения, так и метисов, а также низших и средних слоев креолов была почти поголовной. Уже в начале XVIII столетия епископ Тукумана Хосе Антонио де Сан-Альберто писал: «А если среди них находится кто-то, знающий немного чтение, письмо и способный ответить на кое-какие вопросы из катехизиса, то на него глядят как на чудо и почитают за ученого и мудреца»[36].
Первые попытки организации женского образования также предпринимались церковью. Именно церковью была в
Уже в первые же десятилетия после завоевания испанцами земель в Новом Свете и организации здесь колониального управления обнаружилась необходимость в создании учебных центров по подготовке чиновников для огромного бюрократического аппарата и священников для многочисленных католических церквей. Для этого в колонии был перенесен западноевропейский опыт создания университетов, сыгравших большую роль в эволюции духовной жизни средневековой Европы. За образец университетов в Америке был взят один из старейших университетов Испании и Европы — университет в Саламанке, основанный в
Управление университетом в Саламанке и по его примеру в американских университетах находилось в руках университетского совета, который обычно называли латинским словом «клауструм». Во главе университета стоял ректор; должность его была выборной, ему принадлежала вся полнота власти в университете, он обладал правом юрисдикции. Формально королевская администрация не имела никаких прав по отношению к студентам и преподавателям, ректор нес за них ответственность перед высшими властями (это называлось автономией университетов)[39]. На деле же, однако, и здесь королевский патронат над церковью играл свою роль, коль скоро — в силу той же монополии церкви в образовании — и сам ректор имел духовный сан, и профессора, и низшие должностные чины в каждом университете были лицами духовного звания.
Считается, что первым университетом в Америке был основанный монахами доминиканского ордена университет «Фома Аквинский» в Санто-Доминго. Во всяком случае, в
Итак, нужда в образованных людях для пополнения королевской администрации и духовенства в колониях побуждала колониальные власти к созданию учебных центров высшего ранга здесь же, на местах, потому что приглашать образованных молодых людей из Испании либо обучать молодых креолов в испанских университетах было делом нецелесообразным. Это понимали правители испанских колоний, в частности вице-король Новой Испании Антонио де Мендоса, неоднократно обращавшийся к королю с просьбой об основании университета в Мехико. Но только в
Университет в Мехико был открыт чрезвычайно торжественно, ежегодная субсидия этому учебному центру составляла тысячу песо золотом[40]. Всего в нем было пять факультетов: артистический, или искусств (подготовительный, по существу выполнявший роль средней школы), где изучались начала логики, физики и метафизики в их схоластическом истолковании, и четыре высших: богословский (теологии), гражданского права, канонического права и медицинский, начавший работать позднее других. В первые годы своего существования университет в Мехико имел кафедры латыни, риторики, философии, канонического и гражданского права, «святого писания» и теологии. В
Как и в университетах Европы, вся система преподавания и учебы в университетах Мехико была строго регламентирована; над изучением всех дозволенных дисциплин довлели догмы схоластики и томизма. Физика изучалась в рамках доктрины Аристотеля, естественная история — по Плинию, преподавание математики ограничивалось началами евклидовой геометрии. Мексиканский историк пишет: «Теология, философия и даже юриспруденция соответствовали духу средневековья, были в высшей степени схоластическими, торжествовал чистый и дедуктивный метод; две первые дисциплины толковали религиозные догмы, а юриспруденция — аксиомы римского права, законодательства Испании и Совета по делам Индий, не дозволялось проводить какой бы то ни было анализ»[42].
Все это, впрочем, не значит, что университет в Мехико был цитаделью косности и невежества. По основным показателям он находился на уровне европейских университетских центров, сыграл большую роль в развитии духовной жизни колониального общества Новой Испании. Несмотря на засилье католической церкви и господство ортодоксально-религиозного мировоззрения, в университете исподволь развивались передовые для того времени идейные и научные направления. Уже в XVII в. в стенах университета велась полезная работа, прежде всего в области изучения индейских языков, практической медицины с применением древнеиндейских методов врачевания и т. д.
Коль скоро университеты с самого начала были предназначены для подготовки кадров управления в колониях — светских и духовных, поступление в эти учебные заведения было обставлено целым рядом строжайших ограничений: необходимо было представить авторитетные свидетельства о чистоте испанской крови, о законном рождении от почтенных родителей, о принадлежности к римско-католическому вероисповеданию и т. д. Так что в университеты попадало ограниченное число молодых людей, принадлежащих к местной креольской верхушке.
Наиболее высокой репутацией среди университетов испанских колониальных владений в Новом Свете — а их всего до
Хуже обстояли дела в других колониальных университетах. Находясь в основном под руководством францисканцев, доминиканцев и иезуитов, они были оплотами схоластической теологии, реакции и мракобесия. Основанный одновременно с университетом в Мехико университет Сан Маркос в Лиме, по свидетельствам современников, стал ареной нескончаемой вражды и бесплодных схоластических дискуссий между соперничавшими группами профессоров-монахов, превратился, по сути дела, в захудалую духовную семинарию. На долгие годы здесь даже совершенно прекратилось преподавание математики. Перуанский историк называет это высшее учебное заведение университетом «без сколько-нибудь серьезных занятий чем бы то ни было»[44]. Современник перуанец писал: «Мы учились больше пререкаться, чем чему-либо разумному... Непроницаемая завеса была между нами и иностранными языками, химией, естественной историей, а также историей общества. Мрачные тучи заслоняли от нас и познание нашей собственной страны, нашей планеты, общей механики вселенной. Нам была недоступна сама мысль о месте человека в обществе, о самом обществе»[45].
Естественно, многочисленные, но находившиеся в состоянии крайнего упадка и застоя университеты колониальной Испанской Америки не могли в полной мере выполнять свою основную задачу — формирование кадров колониальной администрации и католического духовенства в колониях. А потребность в них постоянно возрастала по мере усложнения административной структуры колоний и увеличения числа церковных приходов. Необходимы были и ученые-специалисты в практических областях знаний, так как экономический и научный прогресс, несмотря на многочисленные препоны, чинимые колониальными властями, мало-помалу давал о себе знать и в Испанской Америке. Самым же важным было тo, что в недрах колониального общества исподволь зрели новые силы, дальнейшее развитие которых требовало коренной перестройки всей системы образования, выхода ее из-под ретроградной опеки католического духовенства.
[18] Diffie В. W. Latin-American Civilization: Colonial period.
[19] Альтамира-и-Кревеа P. История Испании. М., 1951, т. 1, с. 486.
[20] Diffie В. W. Op. cit., p. 258.
[21] Григулевич И. Р. Крест и меч: Католическая церковь в Испанской Америке, XVI—XVIII вв. М., 1977, с. 245.
[22] Там же, с. 111.
[23] Бартоломе де Лас Касас. М., 1966, с. 174—175.
[24] Latin American civilization: The colonial origins / Ed. by B. Keen. Boston etc., 1974, vol. 1, p. 265.
[25] Высшая школа Латинской Америки. М., 1972, с. 14.
[26] Arciniegas G. El continente de siete colores.
[27] Diffie В. W. Op. cit., p. 578.
[28] Barney Cabrera E. La trasculturacion en el arte colombiano.
[29] Bravo Ugarte J. Historia de Mexico.
[30] Diffie B. W. Op. cit., p. 248.
[31] Цит по кн.: Torres Quintero G.
[32] Цит. по кн.: Braden Ch. S. Religious aspects of the conquest of
[33] Jimenez
[34] Bravo Ugarte J. Op. cit., p. 213.
[35]
[36] Abad de Santillan D. Historia
[37] Bravo Ugarte J. Op. cit., p. 216.
[38] Альтамира-и-Кревеа А. Указ. соч., т. 1, с. 227.
[39] Высшая школа Латинской Америки, с. 33.
[40] Там же, с. 35.
[41] Jimenez
[42] Teja Zabre A. Guide de l’histoire de Mexique. Mexique, 1935, p. 213—214.
[43] Ibid., p. 226.
[44] Diffie B. W. Op. cit., p. 500.
[45] Ibid., p. 501.