Конкиста

Глава 1

Завоевание испанцами Америки, которое принято на­зывать испанским словом «конкиста», началось, как мы полагаем, 25 декабря 1492 г., в день празднования католи­ческого рождества. Именно в этот день 39 испанцев, спут­ников Колумба в его первой экспедиции, добровольно остались на острове Эспаньола (ныне — Гаити), не поже­лав возвратиться в Испанию со своим адмиралом. Не­сомненно, этими первыми европейскими поселенцами овладела «золотая лихорадка». У местных индейцев ис­панские моряки видели пластинки и небольшие слитки золота; индейцы рассказывали об изобилии золота на бли­жайших островах и даже об одном из них — «сплошь зо­лотом». «...Золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку,— писал Ф. Энгельс, — золото — вот чего первым делом тре­бовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег»[2].

Основанный первыми испанскими поселенцами Ново­го Света крошечный, но укрепленный палисадом и во­оруженный пушками поселок Навидад (Рождество) про­существовал всего несколько недель, но даже за столь короткое время его хозяева успели обнаружить повадки, присущие последовавшим за ними отрядам испанских конкистадоров (завоевателей) во всех землях Америки. Возвратившийся на следующий год Колумб не застал в живых ни одного из первых 39 колонистов. Из путаных рассказов аборигенов смутно вырисовывалась картина бесчинств обитателей Навидада. Они грабили индейцев, вымогали у них золото, брали в наложницы каждый по нескольку женщин. Бесконечные грабежи и насилия вы­звали взрыв справедливого возмущения и привели к рас­праве над испанцами[3].

Дальнейшая колонизация новооткрытых земель про­исходила более организованно. Число желавших принять участие в их завоевании возросло после того, как Колумб из своего первого плавания привез в Испанию немного золота; весть о нем быстро распространилась по стране, превращаясь, как это обычно бывает, в легенду о неверо­ятных, превосходящих всякое воображение сокровищах там, за океаном. На поиски их устремилось множество алчущих всех званий и сословий, прежде всего разорив­шихся дворян, бывших наемных солдат, людей сомнитель­ного прошлого. В 1496 г. Колумб уже смог даже зало­жить на Эспаньоле целый город — Санто-Доминго. Санто-Доминго стал укрепленным центром, откуда испан­цы начали планомерное завоевание острова, а затем и других островов Карибского моря — Кубы, Пуэрто-Рико, Ямайки. Уже первые шаги конкисты на этих островах с многочисленным населением отличались крайней жесто­костью. В результате бессмысленного истребления, гибели от занесенных европейцами болезней, жесточайшей экс­плуатации со стороны завоевателей уже через несколько лет на благодатных островах Карибского моря почти не осталось индейцев. Если к моменту их открытия экспеди­циями Колумба на Кубе жило около 300 тыс. индейцев, на Эспаньоле — 250 тыс., па Пуэрто-Рико — 60 тыс., то во втором десятилетии XVI в. почти все они были пол­ностью истреблены. Та же участь постигла большинство населения и остальных Вест-Индских островов. Историки считают, что первый этап испанского завоевания Амери­ки, ареной которого стали эти острова, принес гибель миллиону индейцев[4].

Однако в первые годы конкисты, когда испанские ка­питаны рыскали в водах Карибского моря и открывали один за другим многочисленные острова, лишь иногда подходя к берегам материковой части Америки, но еще не зная о самом существовании огромного материка, завоева­тели имели дело с индейскими племенами, находившими­ся на первобытнообщинных стадиях развития. Испанцы еще не знали, что вскоре им придется столкнуться с огромными индейскими государствами, имеющими четкую социальную организацию, многочисленное войско, разви­тое хозяйство. Правда, порой до конкистадоров доходили туманные сведения о близости некоей страны, в которой не знают счета золоту, а также о другой загадочной стра­не, несметно богатой серебром, где правит Белый, или Се­ребряный, царь.

Первым завоевателем большого индейского государст­ва — Государства ацтеков, находившегося там, где ныне располагается Мексика,— довелось стать Эрнану Кортесу. Этот обедневший идальго на первый взгляд ничем не вы­делился в толпе конкистадоров, в погоне за удачей и золо­том кинувшихся за океан. Пожалуй, у него было лишь побольше дерзости, хитрости, коварства. Однако в даль­нейшем в нем раскрылись качества незаурядного воена­чальника, ловкого политика, умелого правителя завое­ванной им страны.

В феврале 1519 г. от берегов Кубы отплыла флотилия из 11 каравелл под командой Кортеса. На борту флоти­лии не насчитывалось и тысячи человек, но они были во­оружены изрыгающими огненную смерть аркебузами и фальконетами, неведомыми еще обитателям страны, куда направлялись конкистадоры, у них были стальные мечи и доспехи, а также 16 никогда не виданных индейцами чудовищ — боевых коней.

В конце марта корабли испанцев подошли к устью реки Табаско. Сойдя на берег, Кортес по сложившемуся уже ритуалу, т. е. водрузив крест и королевское знамя и совершив богослужение, объявил эту землю владением испанской короны. И здесь же испанцы подверглись на­падению многочисленных индейских отрядов. Это было воистину столкновение двух цивилизаций: индейские стрелы и копья с каменными наконечниками против стального и огнестрельного оружия европейцев. В запи­сках участника этого похода Берналя Диаса дель Ка­стильо засвидетельствовано, что решающей в этом бою, как, впрочем, и во многих вооруженных столкновениях первых испанских конкистадоров с индейцами, была атака маленького кавалерийского отряда испанцев: «Никогда еще индейцы не видали лошадей, и показалось им, что конь и всадник — одно существо, могучее и беспощадное. Вот тут-то они и дрогнули, но они не побежали, а ото­шли к далеким холмам»[5].

Тут же, на берегу, испанцы основали свой первый на материке город, получивший пышное, как тогда было принято, название: Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус (Бога­тый город Святого креста). Берналь Диас записал по это­му случаю: «Избрали мы управителей города... на рынке водрузили позорный столб, а за городом построили висе­лицу. Так положено было начало первому новому го­роду»[6].

Тем временем вести о вторжении в страну грозных чужеземцев дошли до столицы обширного ацтекского го­сударства — большого и богатого города Теночтитлан. По­велитель ацтеков Монтесума II, дабы умилостивить при­шельцев, прислал им богатые дары. Среди них были два больших, с колесо телеги, диска, один целиком из золота, другой — из серебра, символизировавшие солнце и луну, плащи из перьев, множество золотых фигурок птиц и зверей, золотой песок. Вот теперь-то конкистадоры убеди­лись в близости сказочной страны. Монтесума сам уско­рил свою гибель, гибель ацтекского государства. Отряд Кортеса стал готовиться к походу на Теночтитлан.

Пробиваясь сквозь тропические заросли, преодолевая ожесточенное сопротивление индейских племен, испанцы в ноябре 1519 г. подошли к столице ацтеков. Берналь Диас рассказывает, что конкистадоры, впервые узрев древний Теночтитлан, воскликнули: «Да это волшебное видение... Не сон ли все, что мы видим?». В самом деле, Теночтитлан с его зелеными садами, множеством белых зданий, возвышавшихся среди голубых озер и каналов, окруженный высокими горами, должен был показаться им землей обетованной,— им, привыкшим с детства к выжженным пиренейским солнцем плоскогорьям Испа­нии, ее тесным и мрачным городам.

В отряде Кортеса не насчитывалось и 400 солдат, од­нако с ними он рассчитывал захватить индейскую столи­цу с десятками тысяч жителей, с многотысячным вой­ском, готовым защитить ее. Не прошло и недели, как хит­ростью и коварством Кортес не только без потерь ввел в Теночтитлан свой отряд, но и, сделав Монтесуму своим пленником, стал от его имени править страной. Он взял в плен также подвластных ацтекам правителей Тескоко, Тлакопана, Койоакана, Исталапалана и других индейских земель, заставил их присягнуть на верность испанской короне и стал требовать от них золота, золота, золота...

Алчность конкистадоров, бесчинства испанской солдат­ни довели до крайнего возмущения индейское население столицы. Вспыхнуло восстание, во главе которого встал племянник Монтесумы Куаутемок,— первое восстание индейцев против испанских завоевателей, за которым в течение трех столетий колониального господства последо­вали десятки вооруженных выступлений индейских масс.

Кортесу повезло — в самый критический момент к нему подоспела помощь: прибывший на 13 бригантинах многочисленный отряд испанцев с лошадьми, пушками, порохом.

Завоевание государства ацтеков было совершено не только силой испанского оружия. Кортес, не без успеха натравливая одни местные племена на другие, разжигал рознь между ними — словом, действовал по принципу «разделяй и властвуй». Создав на территории государства ацтеков и прилегавших к нему обширных землях свою колонию — вице-королевство Новая Испания, конкистадо­ры наладили систему расхищения природных богатств Мексики, беспощадной эксплуатации народных масс, же­стоко подавляя проявления недовольства. Говоря об эпо­хе колонизации испанцами Нового Света, К. Маркс писал о Мексике как об одной из «обреченных на разграбление богатых и густо населенных» стран, где «обращение с ту­земцами было... всего ужаснее»[7]. О результатах колони­зации испанцами этой страны красноречиво свидетельст­вуют цифры, показывающие катастрофическое уменьше­ние численности индейского населения. В самом деле, если индейское население Центральной Мексики к 1519 г. составляло около 25 млн. человек, то к 1548 г. оно умень­шилось до 6,4 млн., к концу 60-х годов XVI в.— до 2,6 млн., а в начале XVII в. здесь оставалось немногим более одного миллиона индейцев[8].

Однако завоевание Мексики, как и других индейских земель в Америке, принесшее столь губительные послед­ствия для ее народа, имело и другой с точки зрения исторического развития этой страны смысл. Как пишет советский историк М. С. Альперович, колонизация Мек­сики испанцами объективно способствовала «складыва­нию в этой стране, где ранее безраздельно господствова­ли дофеодальные отношения, исторически более прогрес­сивной социально-экономической формации. Возникли предпосылки вовлечения Северной и Центральной Амери­ки в орбиту капиталистического развития и включения их в систему формировавшегося всемирного рынка»[9].

Кроме того, высадка конкистадоров Эрнана Кортеса в устье реки Табаско и последовавшее стремительное завое­вание древних государств, располагавшихся на территории современной Мексики, означали столкновение самобытной индейской цивилизации с одним из вариантов европей­ской культуры XVI в.— окрашенной религиозной мисти­кой испанской культурой. «Поразительное зрелище про­цветающей культуры... неведомой прежде и столь многим отличавшейся от привычной западноевропейской, оказа­лось выше понимания испанского конкистадора... И кон­кистадор, и миссионер увидели в представших им чуде­сах несомненное проявление злой воли некоего сверхъ­естественного существа, демона, заклятого врага рода че­ловеческого. Уничтожение плодов дьяволова промысла явилось логическим результатом таких представлений: люди креста и меча принялись громить все и вся с усер­дием, достойным лучшего применения. Индейские циви­лизации были уничтожены. Когда же самые рассудитель­ные задумались о содеянном и осознали совершенную ими ошибку, ущерб оказался невосполнимым. Тогда попыта­лись спасти хоть что-нибудь, что осталось от познаний, навыков, сокровищ духа, чтобы использовать эти осколки при организации нового общества, которое должно было укорениться на древних землях, но примыкать к христи­анскому миру»[10].

В результате конкисты в королевстве Новая Испания постепенно формируется новое, специфическое в этниче­ском и культурном отношении колониальное общество, вобравшее в себя как навязанные испанцами черты за­падноевропейской культуры, так и неистребленные, наи­более стойкие черты культуры аборигенов. В итоге взаи­мопроникновения, ассимиляции складывается принципи­ально новая — мексиканская — культура, в которой эле­менты богатой и самобытной индейской традиции обус­ловливают ее неповторимость. В какой-то мере сохране­нию индейской традиции способствовали, как это ни ка­жется парадоксальным, и сопровождавшие конкистадоров католические миссионеры. Дело в том, что для успеха своего дела они волей-неволей вынуждены были приспо­сабливаться к местным условиям. Необходимо было пре­одолеть языковой барьер — и миссионеры прилежно из­учают индейские языки, чтобы затем на этих языках про­поведовать христианскую доктрину. Необходимо было преодолеть барьер представлений о мироздании — и мис­сионеры приспосабливаются к индейскому пантеону, к устоявшимся в индейской среде понятиям. И по сей день сохраняются составленные в XVI в. грамматики и словари индейских языков, до сих пор католические обря­ды в Мексике сохраняют яркие черты древнеиндейского пантеизма. Как пишет советский исследователь В. Н. Кутейщикова, «на всем континенте едва ли найдется другая страна, где участие коренных обитателей в формировании нации началось бы так рано и сыграло бы такую громад­ную, неуклонно возрастающую роль, как в Мексике»[11].

Следующим важным актом конкисты после покорения индейцев на землях современной Мексики стало завоева­ние Перу, происходившее в 1531—1533 гг. Следуя с Па­намского перешейка вдоль Тихоокеанского побережья Южной Америки, конкистадоры получили сведения о существовании на юге еще одной богатой индейской державы. Это было государство Тауантинсуйу, или, как его часто называют по названию племени, его населявшего, государство инков[12].

Организатором и руководителем новой экспедиции ис­панских конкистадоров был Франсиско Писарро, в прош­лом неграмотный свинопас. Когда его отряд высадился на побережье инкского государства, то он насчитывал всего около 200 человек. Но в государстве, куда прибыли кон­кистадоры, как раз в этот момент происходила ожесто­ченная междоусобная борьба между претендентами на место верховного властителя инков. Это обстоятельство Писарро, как и Кортес в Мексике, немедленно использо­вал в своих целях, что во многом способствовало неверо­ятной быстроте и успеху завоевания. Захватив власть, конкистадоры начали разнузданный грабеж огромных бо­гатств страны. Из инкских святилищ были расхищены все золотые украшения и утварь, сами храмы разрушены до основания. «Писарро выдал покоренные народы своей разнузданной солдатне, которая в священных монасты­рях удовлетворяла свою похоть; города и села отдавались ей на разграбление; завоеватели делили между собой несчастных туземцев как рабов и заставляли их работать в рудниках, разгоняли и бессмысленно уничтожали стада, опустошали житницы, разрушали прекрасные сооруже­ния, повышавшие плодородие почвы; рай был превращен в пустыню»[13].

На завоеванной огромной территории была образована еще одна колония Испании, получившая название вице­королевство Перу. Оно стало плацдармом для дальнейше­го продвижения конкистадоров. В 1535 и 1540 гг. вдоль Тихоокеанского побережья дальше к югу совершили похо­ды сподвижники Писарро Диего де Альмагро и Педро де Вальдивия, однако на юге современного Чили испанцы встретили серьезное сопротивление со стороны индейцев- арауканов, что надолго задержало продвижение конкиста­доров в этом направлении. В 1536—1538 гг. Гонсало Хи­менес де Кесада снарядил очередную экспедицию для поисков легендарной страны золота. В результате похода конкистадоры установили свою власть над многочислен­ными поселениями индейских племен чибча-муисков, об­ладавших высокой культурой.

Так Испания стала владычицей огромных колоний, равных которым не имели ни Древний Рим, ни деспотии древнего или средневекового Востока. Во владениях ис­панских королей, единственных в мире, как говорили тог­да, монархов никогда не заходило солнце. Однако посте­пенно сложившаяся в Америке испанская колониальная система носила в целом примитивно-хищнический харак­тер ограбления покоренных стран и народов. По словам французского исследователя Ж. Ламбера, «метрополия видела в своих колониях только источник обогащения путем вывоза драгоценных металлов и продуктов коло­ниального сельского хозяйства, а также рынок для сбыта промышленных товаров метрополии. Всякая деятельность в завоеванных странах была организована для удовлетво­рения непосредственных нужд метрополии, без учета по­требностей внутреннего развития этих стран»[14]. Вся эко­номическая жизнь американских колоний Испании опре­делялась интересами короны. Колониальные власти искусственно тормозили развитие промышленности, чтобы сохранить за Испанией монополию, установленную на ввоз в колонии готовых изделий. Монополией испанской короны считалась продажа соли, спиртных напитков, та­бачных изделий, игральных карт, гербовой бумаги и мно­жества других ходовых товаров.

Итак, самым главным достижением столь быстро и успешно осуществившейся конкисты Америки испанская корона считала овладение богатыми источниками драго­ценных металлов. Надо сказать, что в этом отношении испанцы преуспели вполне. По примерным подсчетам, се­ребряные рудники только вице-королевства Новая Испа­ния в 1521—1548 гг. дали около 40,5 млн. песо, а в 1548—1561 гг.—24 млн.; большая часть добычи была от­правлена в метрополию[15].

Осуществляя закабаление индейцев, конкистадоры ис­пользовали методы закабаления крестьян, которые были уже успешно применены феодалами в самой Испании в ходе Реконкисты. Основной формой была энкомьенда — отдача тех или иных владений, поселений «под защиту лиц», располагающих достаточной властью,— короля, военно-религиозных орденов, отдельных феодалов. Феодал, оказывавший такое покровительство, назывался в Испа­нии «комендеро», он получал от своих «подопечных» уста­новленный сбор, в его пользу выполнялись некоторые тру­довые повинности. Энкомьенда появилась в Испании еще в IX в., а наибольшего развития достигла в XIV в., когда комендеро открыто стали превращать находившие­ся под их покровительством земли в свои вотчины. Фео­дальный институт энкомьенды оказался очень удобным для испанских завоевателей в Америке. Здесь «под опеку и защиту» того или иного конкистадора, а иными слова­ми, в его энкомьенду, передавались сразу по нескольку индейских селений с многочисленным населением. Дер­жатель энкомьенды (в Америке он назывался «энкомендеро») должен был не только защищать своих «подопеч­ных», но и заботиться о приобщении их к «истинно хри­стианским обычаям и добродетелям». На деле же это почти всегда оборачивалось фактическим закрепощением индейцев, приводило к их беспощадной эксплуатации со стороны энкомендеро, который превращался в феодально­го сеньора. Индейцы облагались налогом в пользу своего энкомендеро, который обязан был четверть его вносить в королевскую казну. Институт энкомьенды имел и военное значение. Уже в 1536 г. королевский указ обязывал каждого энкомендеро иметь постоянно «коня, шпагу и другое наступательное и оборонительное вооружение, ка­кое местный управитель считает необходимым, соответст­венно... характеру военных действий, так, чтобы во всякое время было пригодно». В случае военных действий, пред­усмотренных этим указом,— как правило, для подавления индейских восстаний — каждый энкомендеро выступал в сопровождении группы своих «подопечных», для которых это было обязательной повинностью. Надо сказать, что та­кие ополчения, составленные из энкомендеро и их «подо­печных», были в XVI—XVII вв. основной военной силой колониальных властей, потому что отправка в американ­ские колонии сколько-нибудь значительных отрядов про­фессиональных солдат была сопряжена с немалыми труд­ностями. Такого рода ополчения, созывавшиеся властями в экстренных случаях, выполнив свою задачу, распуска­лись, а составлявшие их энкомендеро возвращались к своим обычным делам.

Немалая часть индейских селений принадлежала не­посредственно испанской короне и управлялась королев­скими чиновниками. С проживавших в этих селениях ин­дейцев взималась подушная подать, при сборе которой королевские сборщики налогов часто допускали злоупот­ребления. Закрепленные за владениями короны индейцы не имели права покидать свое селение без особого разре­шения королевских чиновников. Кроме того, индейское население обязано было выделять определенное число мужчин для выполнения трудовых повинностей — строи­тельства мостов, дорог, новых городов, крепостных со­оружений. Самой ужасной, почти равносильной смертному приговору была принудительная работа на рудниках по добыче серебра и ртути. Все эти разновидности обяза­тельной трудовой повинности в Новой Испании (Мекси­ке) объединялись словом «репартимьенто», а в Перу — словом «мита».

Резкое снижение численности индейского населения в результате его массового истребления конкистадорами и изнурительной эксплуатации привело к острой нехватке рабочих рук, прежде всего на плантациях, принадлежа­щих феодалам и короне. Для восполнения убыли в живой рабочей силе стали ввозить из Африки рабов-негров. Первый договор испанской короны с частными предпринимателями-работорговцами о монополии на ввоз негров-рабов в американские колонии Испании был заключен в 1528 г.[16], а затем в течение многих десятилетий — вплоть до 1580 г., когда в этой области вновь было отдано пред­почтение частному предпринимательству, — поставкой рабов занималась сама корона. Особенно многочисленной эта прослойка колониального общества была в районах наиболее развитого плантационного хозяйства — на ост­ровах Антильского архипелага (Куба, Эспаньола, Пуэрто-Рико, Ямайка и др.), на побережье Перу, Новой Гра­нады (ныне Колумбия) и Венесуэлы.

На высших ступенях социальной лестницы колониаль­ного общества стояли уроженцы метрополии. Только они имели право занимать высшие административные, цер­ковные и военные должности; им же принадлежали самые крупные поместья, самые прибыльные рудники.

Ниже стояли креолы — «чистокровные» потомки евро­пейцев, родившиеся в колониях. Именно креолы состав­ляли наиболее значительную часть крупных и средних землевладельцев, эксплуатировавших труд индейских крестьян-общинников. Креолы составляли также боль­шинство низшего духовенства и мелких чиновников ко­лониальной администрации, среди них было много вла­дельцев рудников и мануфактур, ремесленников.

Особой и очень многочисленной группой населения Испанской Америки были метисы, мулаты и самбо, воз­никшие из смешения европейской, индейской и африкан­ской крови. Они не могли претендовать на сколько-нибудь значительные официальные должности и занимались ре­меслом, промышляя розничной торговлей, служили управ­ляющими, приказчиками либо надсмотрщиками на план­тациях крупных землевладельцев[17].

Поддержание власти испанской короны в огромной колониальной империи потребовало создания большого административного аппарата. Высшим учреждением, ко­торый руководил в колониях политическими, военными делами и градостроительством, регулировал отношения с местным населением, а также решал множество других вопросов, был Королевский совет и военный комитет по делам Индий, или Совет по делам Индий, находившийся в Мадриде. Королевский указ об основании Совета отно­сится к 1524 г., но окончательно он был оформлен в 1542 г. Совет по делам Индий состоял из президента, ко­торым номинально считался испанский король, его по­мощника — великого канцлера, восьми советников, гене­рального прокурора, двух секретарей, космографа, мате­матика и историка. Кроме них, в составе Совета по де­лам Индий трудилось множество второстепенных секре­тарей и иных чиновников мелких рангов. Полномочия Совета были огромны — он обладал всей законодатель­ной, исполнительной и судебной властью в колониях. Он назначал всех должностных лиц высшего и среднего ранга, как гражданских, так церковных и военных, гото­вил все морские и сухопутные экспедиции и направлял все другие предприятия, связанные с расширением коло­низации. Законы и предписания, принятые Советом по делам Индий, составляют пять внушительных томов, содержание которых затрагивает буквально все стороны жизни испанских колоний в Америке. В 1680 г. они были впервые изданы под названием «Своды законов Индий».

Административным органом, ведавшим экономически­ми делами колоний, была Торговая палата, созданная еще в 1503 г. и находившаяся в Севилье. Впоследствии, с образованием Совета по делам Индий, она была подчи­нена этому высшему органу. Главные функции Торговой палаты заключались в тщательном контроле над всей торговлей, шедшей между метрополией и ее колониями; она же регулировала плавание торговых и военных ко­раблей, а также занималась широким кругом вопросов, связанных с мореплаванием. В частности, в Торговой па­лате собирались всякого рода географические и метеоро­логические данные, касающиеся Нового Света, здесь на­блюдали за составлением географических и специальных морских карт.

Верховную власть короля Испании в его американских владениях представляли вице-короли. Отметим, что сама идея придания владениям Испании формы вице-коро­левств была осуществлена не впервые. Еще в начале XV в. вице-королевствами под властью Испании назывались Сицилия и Сардиния. В 1503 г. вице-королевством было названо завоеванное испанцами королевство Неаполитан­ское. В Америке первое вице-королевство — Санто-До­минго — было основано в 1509 г., первым и единствен­ным его вице-королем был Диего Колумб — сын Христо­фора Колумба. Впрочем, учреждение вице-королевства Санто-Доминго имело скорее символическое значение, и в 1525 г. оно было упразднено.

Два огромных вице-королевства, учрежденные испан­ской короной в ее американских владениях,— Новая Ис­пания и Перу — в целом территориально совпадали с завоеванными конкистадорами крупными индейскими го­сударствами — ацтеков и майя и инков. Поэтому первые вице-короли, назначенные туда, могли в определенной мере использовать начавшие складываться в этих госу­дарствах еще до конкисты торговые, экономические и иные связи между различными частями этих обширных земель.

Полномочия вице-королей — гражданские, военные, в области экономической и торговой политики — были огром­ны. По прибытии в Мехико или Лиму их встречали со столь пышным церемониалом, что он приличествовал бы и самому верховному монарху. Пышность дворов вице- королей в испанской Америке превосходила многие евро­пейские. И в Мехико, и в Лиме при особе вице-короля состоял штат телохранителей — алебардисты и конная гвардия; нести службу в этих отрядах считалось великой честью для молодых людей из самых знатных испанских или креольских фамилий.

С годами, когда из-за размеров территории, подчинен­ной власти одного вице-короля, обнаружились большие трудности в управлении удаленными районами, были образованы генерал-капитанства. Так, в пределах вице­королевства Перу появились генерал-капитанства Чили, Новая Гранада. Стоявшие во главе их генерал-капитаны поддерживали сношения непосредственно с центральной властью в Мадриде, имели полномочия почти одинаковые с вице-королем и были, в сущности, независимы от него. Провинции, на которые разделялись вице-королевства или генерал-капитанства, управлялись губернаторами.

Несмотря на огромные расстояния, отделявшие метро­полию от ее заокеанских владений, несмотря на обшир­ность этих владений, каждый шаг всех высших чинов ко­лониальной администрации был подчинен строжайшему контролю со стороны короны. Для этого во всех вице­королевствах и генерал-капитанствах существовала как бы вторая, параллельная власть, неусыпно следившая за первой. Это были органы, называвшиеся «аудиенсиа». В конце колониального периода истории Латинской Аме­рики их насчитывалось 14. Аудиенсиа, как предписыва­лось королевскими инструкциями, помимо юридических функций надзора за соблюдением законов, обязаны были «оказывать покровительство индейцам», следить за дис­циплиной духовенства; они исполняли также фискальные функции. Значение аудиенсиа подчеркивалось тем, что все их члены должны были быть уроженцами Испании — «пенинсуларес» («люди с полуострова»), как говорили в Испанской Америке.

Особая важность аудиенсиа как органа королевского контроля выявляется еще одной ее функцией, ставившей этот орган выше всех других инстанций испанской адми­нистрации в колониях: по окончании срока правления высших должностных лиц аудиенсиа проводила обследо­вание их деятельности.

Еще одной формой контроля короны над повседнев­ной деятельностью должностных лиц колониальной ад­министрации была «ресиденсиа», т. е. постоянная провер­ка должностного поведения вице-королей, генерал-капитанов, губернаторов и других высших чиновников на протяжении всего срока их пребывания в должности. Судьи, осуществлявшие эту проверку, также должны были быть пенинсуларес.

Эта пирамида слежки и наблюдения за положением дел в колониях венчалась «виситой» (генеральная инспек­ция). Висита состояла в том, что Совет по делам Индий периодически и без всякого уведомления направлял в ко­лонии особо доверенных лиц. Они должны были предста­вить совершенно достоверные сведения о положении дел в том или ином вице-королевстве либо генерал-капитан- стве, собрать сведения о поведении высшей администра­ции. Иногда такой представитель направлялся для изу­чения на месте какой-либо важной проблемы, касающей­ся военных возможностей тех или иных областей и портов, экономических вопросов. Полномочия его были настолько широки, что в период пребывания в каком-либо из вице-королевств, где проводилась инспекция, он зани­мал место вице-короля.

Тщательно продуманная система строго централизо­ванного управления испанскими колониями в Америке и многоступенчатого контроля над этим управлением, казалось, должна была действовать очень эффективно. Но на деле все обстояло иначе. Испанская корона рас­считывала на абсолютную исполнительность высших чи­новников в колониях, на неподкупную честность судей в органах контроля. Но, будучи за тысячи километров от Мадрида, вице-короли и генерал-капитаны сплошь и ря­дом вершили дела управления по своему произволу, о чем свидетельствуют многочисленные факты преждевре­менного смещения их с постов. Чиновные судьи сплошь и рядом брали взятки — ведь так трудно было устоять перед многочисленными соблазнами в обстановке всеоб­щей «золотой лихорадки», не прекращавшейся в Испан­ской Америке все три века существования колониального режима. Испанская корона рассчитывала на преданность креолов, братьев по крови уроженцам Испании. Но среди лишенных многих прав и привилегий креолов год от года росло недовольство колониальной политикой Испа­нии, зарождалась ненависть к пенинсуларес, которые осуществляли власть в странах, уроженцами которых бы­ли они — креолы. Испанская корона рассчитывала на безропотное повиновение миллионных масс индейцев, рабов негров и других угнетенных, своим трудом созда­вавших огромные богатства. Но выступления народных масс, все учащавшиеся, принимавшие все более грозный размах, расшатывали основы испанской колониальной империи.

[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 408.

[3] Магидович И. П. История открытия и исследования Центральной и Южной Америки. М., 1965, с. 46—61.

[4] Фостер У. З. Очерк политической истории Америки. М., 1955, с. 51.

[5] Записки солдата Берналя Диаза. Л, 1928, ч. 1, с. 54.

[6] Там же, с. 70.

[7] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 763.

[8] Альперович М. С. Рождение мексиканского государства. М., 1979, с. 4.

[9] Там же.

[10] Aguirre Beltran G. El proceso de aculturacion. Mexico, 1957, p. 214—215.

[11] Лат. Америка, 1970, № 6, с. 102.

[12] О проблеме социально-экономического характера государства Тауантинсуйу см.: Кузьмищев В. А. Инка Гарсиласо де ла Вега и его литературное наследство.— В кн.: Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. Л, 1974; Зубрицкий Ю. А. Инки-кечуа. М., 1975.

[13] Фостер У. З. Указ. соч., с. 58.

[14] Lambert J. America Latina: Estructuras sociales e instituciones politicas. Barcelona; Caracas, 1964, p. 173.

[15] Алътамира-и-Кревеа A. История Испании. М., 1951, т. 2, с. 268.

[16] Томас А. Б. История Латинской Америки. М., 1960, с. 113.

[17] Альперович М. С., Слезкин Л. Ю. Новая история стран Латин­ской Америки. М., 1970, с. 17—19.