14 апреля 1972 года

В этот день с утра я отправился в Асунсьон на автобусе, курсирующем между Сальтос-де-Гуаирой, Куругати, Мбутуи и Коронель-Овиедо. Водитель, как обычно, делает остановку в 9 часов утра у Арройо-Гуасу, одного из истоков реки Хехуи, где находится мастерская министерства общественных работ для наблюдения за состоянием дороги.

Как только автобус остановился, мы узнали, что два часа назад много «диких» гуаяки было захвачено и приведено в Арройо-Гуасу группой сеньюэлос. Термин «сеньюэло» употребляется в Альто-Парана для обозначения «прирученных» гуаяки, которые слу­жат «приманкой» в охоте за своими «дикими» со­братьями. Все пассажиры автобуса вышли посмотреть на «дикарей». В деревушке поблизости от мастерской я встретил одного своего знакомого, который пред­ложил мне остановиться у него. И когда шофер автобуса стал сигналить, созывая пассажиров, чтобы ехать дальше, я забрал свой чемодан и остался в Арройо-Гуасу.

Туземцы сидели или лежали на земле под де­ревьями на улицах деревушки. Я насчитал 29 мужчин (мальчиков, взрослых и стариков), 26 женщин (де­вочек, взрослых и старух), 11 грудных детей. Всего 66 человек.

Гуаяки, которые, как известно, ходят совершенно обнаженными, позволили рабочим мастерской одеть себя, наивно полагая, что, одеваясь, они превраща­ются в парагвайцев и поэтому с ними не будут об­ращаться дурно и не убьют.

У всех индейцев, входящих в эту группу, самую северную из групп гуаяки, белый цвет лица — от молочно-белого до цвета старого воска. Только одна трехлетняя девочка была смуглой. У одного взросло­го мужчины и мальчика, его сына, кожа была со слегка бронзовым оттенком.

Я заметил, что волосы у женщин короткие и не доходят до плеч. Все мужчины, включая мальчиков, подстрижены характерным способом: острыми щеп­ками бамбука, используемыми в качестве ножа, они подрезают волосы на висках и затылке, оставляя их широким кольцом вокруг головы. Посередине головы, от лба до затылка, у них остается «грива», которая опускается на плечи. У троих мужчин были густые бороды, что редко встречается у американских ин­дейцев. Одни из них привлек мое внимание свет­ло-каштановыми глазами, черными волосами, бе­лой кожей, большой бородой и выстриженными на верхней губе волосами. Нижняя губа у мужчин была проколота (тембекуа), но они не носили в ней камешка или палочки для украшения (тембетов).

Гуаяки этой зоны уже не пользуются больше ка­менными топорами. В группе имеется три_:четыре же­лезных топора и несколько мачете, раздобытых в лагерях у рабочих.

Все женщины носят типичные плетеные корзин­ки— вещевые мешки, которые свисают с головы на­подобие шапочки.

В группе имелись также 3—4 покрытые воском корзины сферической формы — для переноски воды.

Большинство туземцев кашляли, и глаза у них были воспалены. Это первый дар «цивилизации», ко­торый сеньюэлос принесли им: заражение вирусом гриппа.

Несмотря на болезнь, у аборигенов был вид хоро­шо питавшихся людей. Это удивит многих читателей, .которые верят, что сельва —это «зеленый ад», «пу­стыня», где люди умирают с голоду. Те, кто жил в течение ряда лет в сельве, подобно мне, работавшему на плантациях мате в Альто-Парана, знают, что сельва изобилует всеми необходимыми продуктами. Гуая­ки едят много мяса различных животных, включая мясо змей. Они едят также корни растений, в част­ности корни кара, молодые побеги пальм, бесчислен­ные дикие фрукты, сладкие апельсины, семена кото­рых попугаи рассеяли по всей зоне Куругати. Гуаяки потребляют, кроме того, большое количество жиров, добываемых из гусениц тамбу, которые обитают в зарослях пиндо, йакаратиа и бамбука. Наконец, одним из главных источников питания гуаяки явля­ется мед, превосходный продукт. Таким образом, жители сельвы имеют продукты, богатые белками, углеводами, жирами и всеми необходимыми витами­нами.

Дети аче-гуаяки вырастают в сельве жизнеспособ­ными, здоровыми, что контрастирует с «цивилизован­ными» детьми того же района, у которых почти у всех явные признаки анкилостомозиса: бескровные губы, конъюктивитные глаза, раздутый живот, глист­ные заболевания. Ведя кочевую жизнь, аче-гуаяки не могут быть заражены анкилостомозом, как это бы­вает с земледельцами ава, парагвайцами и бразиль­цами этой зоны, которые ходят босыми, не строят уборных и для отхожих мест употребляют заросли кустарника, окружающие их жилье. Анкилостома, которая в тропическом климате откладывает круглый год яйца в зарослях кустарника, проникает через кожу и доходит до брюшной полости, вызывая тяже­лую анемию.

В результате извлечения аче из сельвы и привыч­ных для него экологических условий нарушается биолого-культурное равновесие, укорачивается их жизнь.

Среди любопытных, которые все время толкутся вокруг индейцев из сельвы, мы видим уже упомяну­тых сеньюэлос, с большим презрением относящихся к своим собратьям по расе.

Привожу список этих сеньюэлос:

1) Паскуала: полная женщина лет 25 из группы ывытырусу, захваченная в плен в 1962 году. Она лучший переводчик группы. Считает себя «мберу», то есть цивилизованной. Является вожаком группы сеньюэлос и лучше других говорит на языке гуа­рани;

2) Рафаэль: сравнительно высокий, его рост пре­вышает рост обычного гуаяки. Носит военную куртку, на воротнике которой нашита большая буква У из красной материи, знак его «иерархии». Время от вре­мени он говорит с гордостью: «Че мбурувича» («Я вожак»). Действительно, помимо того, что он весьма неглуп, обладает также незаурядными орга­низаторскими способностями;

3) Пангуэло: дряхлый старик, в рубашке, шта­нах, кепке зеленовато-оливкового цвета и красном платке, обвязанном вокруг шеи;

4) Секэ: молчаливый человек с большой бородой. Голова и шея повязаны платком. Чтобы дополнить свой маскарадный костюм мберу, он носит сомбреро с широкими полями;

5) Кайэ: круглолицый молодой человек. Никогда не снимает сомбреро. Он похож на погонщика вьючных животных. Представляется он, говоря на языке гуарани: «Я не гуаяки. Мое имя — Кайэтаио Пе­рейра».

Эти сеньюэлос-гуаяки, захваченные недавно в плен и изо всех сил старающиеся стать мберу, не­вольно заставляют вспомнить об индейцах племени мака. Эти индейцы лет двадцать живут на правом берегу реки Парагвай, напротив Ботанического сада Асунсьона, и почти каждый день приезжают в город торговать. Мака ни за что на свете не будут обме­ниваться с «сонто» — так они называют тех, кто не относится к их племени. Вспоминаю одного мака, ко­торый, видя, что я не верю чему-то, что он мне расска­зывает, рассердился, гордо сказав мне на языке гуа­рани: «Я мака, а не сонто, я не вру, как вы, сонто». Мне также вспоминается в эти моменты мой друг мака, касик Канаити, который на одной вечеринке, когда мы пили нячик — горькую настойку из трав,— сорвал у меня с головы шляпу, заменив ее диадемой из перьев.

Тот невероятный факт, что «дикари», взятые в плен «цивилизованными» парагвайцами, служат им в качестве сеньюэлос и помогают захватывать в плен своих собратьев по расе, объясняется в значительной степени мифом о хамо (ягуаре). Аче верят, что, если их съедает мифический ягуар, они сразу превращают­ся в ягуаров, которые должны затем пожирать своих собратьев. По аналогии они думают, что, попав в плен, превращаются в парагвайцев с обязанностью преследовать аче[186].

Как рассказывают рабочие мастерской, сеньюэлос прибыли в Арройо-Гуасу 1 апреля и, как только со­шли с грузовика, отправились в сельву охотиться за живущими там гуаяки. Они прибыли из Национальной колонии гуаяки, находящейся между поселками Се- силио-Баэс и Сан-Хоакин. Их послал начальник коло­нии Мануэль де Хесус Перейра, который заставляет гуаяки колонии называть его «папой».

Аче, «извлеченные» из сельвы, находятся в цент­ре круга, образованного из сеньюэлос, рабочих ма­стерской, земледельцев и рабочих-креолов, колонистов-меннонитов[187] и бразильцев, а также пассажи­ров автобусов, проезжающих по международному шоссе.

Паскуала охотно рассказывает всем, что в нее попала ндапиа (стрела), деревянный кончик которой в форме пули служит для того, чтобы убивать птиц. Чтобы подтвердить свои слова, она показывает синяк на левом бедре. Паскуала объясняет, что сеньюэлос пришлось раздеться, дабы индейцы из сельвы не ис­пугались их, а увидели, что это их сородичи. Из рас­сказа Паскуалы присутствующие узнали, что экспе­диция сеньюэлос зашла очень далеко и что сельва кишит ипахэре (пресмыкающиеся). Местные жите­ли— креолы сообщают, что сельва в зоне реки Хехуи часто затопляется, в ней нет пальм, а также де­ревьев для экспорта, и поэтому сна служит убежищем для последних в этих местах гуаяки. Один факт вы­звал всеобщее любопытство: ни один человек из этой многочисленной группы не прибыл в Арройо-Гуасу с луком и стрелами. Из ответов, которые сеньюэлос дают на многие вопросы относительно того странного обстоятельства, что охотники не принесли свое ору­жие, узнаем следующее: сеньюэлос, по мере того как они убеждают охотника сдаться и покинуть сельву, предлагают ему избавиться от лука и стрел. Лише­ние охотника-гуаяки лука и стрел преследует две дели: сделать его беззащитным и, лишив средств до­бывать себе пищу, вынудить его покинуть из-за голо­да родную сельву.

В 10 часов прибывает из Асунсьона грузовик, чтобы перевезти «дикарей» из сельвы в Сеснлио-Баэс, откуда они отправятся в колонию пешком.

Сеньюэлос начинают подталкивать аче, чтобы те влезли в машину. Внезапно, как призрак, появляется на секунду дозорный-аче на вершине дерева на лес­ной тропе. Это индеец из сельвы, еще свободный, ко­торый залез туда, чтобы посмотреть, какая судьба уготована его собратьям. Отправление грузовика за­держивается. Сеньюэлос, подобно стае собак, устрем­ляются преследовать дозорного Аче, которые влезли в грузовик, снова спускаются на землю, чтобы улечь­ся в тени. Через час сеньюэлос возвращаются, не сумев догнать беглеца. В 11 часов утра Паскуала дает команду трогаться.

[186] Munzel, 1972, р. 17—21.

[187] Меннониты — еретики, отличавшиеся во взглядах от анабаптистов-прозелитов Меннона — Менно Сименса (1492—1561), голландского реформатора, который исповедовал иное учение, чем Новый завет, и утверждал, что после смерти души людей отправ­ляются в неведомое место — не на небо и не в ад.