19 апреля 1972 года
Я ожидаю в Арройо-Гуасу с 14 апреля возвращения сеныоэло Рафаэля. Он прибывает в 8 утра и рассказывает, что привел группу больных и голодных аче, оставив их в лесу недалеко от дороги. Получает от повара мастерской мешок вареной маниоки, которую тут же относит дикарям из сельвы.
В 11 часов Рафаэль, идя с юга, появляется на мосту в Арройо-Гуасу в сопровождении цепочки аче. Я спешу выйти им навстречу. Индейцы пугаются и хотят поскорее убежать. Я останавливаюсь и стою неподвижно. Рафаэль хватает двух самых перепуганных и выкрикивает какие-то слова, успокаивающие остальных. Аче перегруппировываются, окружая его и как бы прося защиты. Чтобы не пугать их, я засовываю фотоаппарат в карман и подхожу к группе. Аче дрожат и что-то бормочут, умоляя о пощаде. Я ласково поглаживаю их и обнимаю. В конце кондов мы с аче достигаем взаимопонимания, когда получаем возможность посмотреть друг другу в глаза, ибо, по мнению аче, глаза лучше выражают наши чувства, чем язык. Передо мной 9 совершенно голых аче — 6 мужчин и 2 женщины, из которых одна выглядит сорокалетней, а другой, видимо, около 20 лет, и у нее на руках грудной ребенок. Троим мужчинам по 20, двум другим по 14—16 лет и одному ребенку 3—4 года. Я обратил внимание на то, что двое охотников небезоружны. К тому же их луки — с натянутыми тетивами, готовы пустить стрелы. Издалека кажется, что один из них одет в разноцветную рубашку. Вблизи оказалось, что это перья различных птиц, прикрепленные воском ко всей поверхности туловища. Эти аборигены имели ту же прическу, что и предыдущая группа. Все (мужчины, женщины и дети) носили ожерелья из зубов животных. Трое мужчин пришли с палочками, украшавшими их губы. Старшая из женщин — с белой кожей, очень курносая, со сверкающей наподобие ожерелья железной цепью, брошенной за ненадобностью в сельве рабочим мастерской,— несет в своей корзине-мешке обезьянку и парагвайский топор.
Рафаэль ведет группу под деревья около кухни. Рабочие и их жены дарят индейцам рубашки, штаны и юбки и одевают их, как детей. Аборигены хотя и желают получить одежду, чтобы быть похожими на мберу, однако не делают никакого жеста, чтобы попросить ее, и ничего не предлагают, чтобы произвести обмен. Я констатирую, что понятие о купле и продаже отсутствует у этих индейцев из сельвы. Я снял рубашку и отдал ее Йеву, охотнику, у которого тело украшено перьями, взял у него лук и стрелы.
Толстый и улыбающийся повар рабочих обеспечивает лагерь гуаяки водой, дровами и клубнями маниоки. С наступлением сумерек аче утоляют голод несколькими корнями жареной маниоки (пирэ-каи) и броненосцем, подаренным одним рабочим. Потом раздеваются и укладываются спать у костров.