Глава XIII

Наконец наступил день отплытия. Благословенный час, которого так долго ожидал Колумб, приблизился, и он позабыл о годах нищеты, обид и унижений, а если и вспоминал о них, то уже без чувства горечи. И в то время как окружающие с изумлением взирали на скудные средства, с помощью которых он собирался добить­ся столь многого, Колумб по мере приближения минуты отплытия становился все спокойнее, а если что и испы­тывал, то лишь глубокую, всепоглощающую, хотя и сдержанную радость. Глядя на него, Жуан Перес шеп­нул Луи, что адмирал похож на доброго христианина, готового покинуть грешный мир с уверенностью, что за гробом ему суждено вкушать неосязаемые, но сладост­ные плоды бессмертия.

Но далеко не все разделяли радость Колумба. Мно­гим матросам казалось, что начало плавания обрывает последние нити, связывающие их с жизнью.

В ожидании шлюпки Колумб, дон Луи и Жуан Перес остановились на берегу, вдали от крайних домов город­ка. Здесь приор простился с ними, и никогда еще ему великое предприятие не казалось столь опасным и со­мнительным, как в этот последний час.

Все трое долго молчали, и это молчание было выра­зительнее всяких слов. Наконец настоятель с трудом заговорил:

—  Сеньор Христофор, прошло уже немало лет с то­го дня, когда вы впервые постучали в ворота монасты­ря Ла Рабида, и все эти годы благодаря знакомству с вами были для меня годами радости.

—  Да, мой брат, с тех пор прошло целых семь лет,— отозвался Колумб.— И хотя для меня это были тяжкие годы скитаний и разочарований, их скрашивала ваша добрая дружба. Не думайте, что я смогу забыть тот день, когда бездомным нищим странником пришел к вам, ведя за руку моего Диего, и попросил монастыр­ской милости. Будущее в руках судьбы, но прошлое запечатлено здесь.— Колумб положил руку на сердце. - Поминайте нас в своих молитвах, святой отец.

—  Не сомневайтесь,— ответил настоятель,— мы бу­дем ежедневно молить деву Марию и всех святых о нис­послании вам удачи.

— Неудачи быть не может,— возразил мореплава-, тель.

Эти слова могли бы показаться похвальбой, если бы не глубокая убежденность Колумба, говорившего как человек, ясно видящий будущее, сокрытое от осталь­ных.

Наконец друзья обнялись и расстались. Настоятель отправился в монастырь, а Колумб и Луи медленно дви­нулись к тому месту, где пристала высланная за ними шлюпка. Когда они уже подходили к ней, их внезапно ; обогнала молодая женщина. Не обращая ни на кого внимания, она бросилась на шею молодому матросу, сошедшему с шлюпки, в страстном порыве приникла к не­му и забилась в рыданиях.

—  Пойдем, Пепе! — говорила она торопливо.— Пой­дем домой! Твой сын плачет и зовет тебя. Пойдем!

— Не могу, Моника,— отозвался муж, взглянув на Колумба.— Ты ведь знаешь, я не по своей воле отправ­ляюсь в это неведомое плавание. Если б можно было, я бы давно ушел с корабля, да нельзя — приказ коро­левы! Разве смеет бедный моряк ослушаться?

—  Не будь глупцом, Пепе! — воскликнула молодая женщина.— Пойдем!

—  Моника, адмирал тебя слышит, а ты говоришь такое!

Женщина взглянула на Колумба полными слез гла­зами.

—  Сеньор,— горячо заговорила она,— зачем вам мой Пепе? Отпустите его домой, к маленькому сыну!

—  Твой муж удостоился высокой чести быть моим спутником в этом славном плавании,— ответил ей ад­мирал.— Ты бы лучше не оплакивала его судьбу, а по­желала удачи, как подобает настоящей жене моряка.

Моника посмотрела на адмирала, потом на мужа и понурила голову.

— Взгляни! — сказал Колумб, указывая на дона Луи.— Вот перед тобой знатный юноша, единственный наследник целого рода, настоящий кастилец, достаточ­но прославленный и богатый. А между тем он по доб­рой воле отправляется со мной, покидая свою возлюб­ленную, которая не только не стала его удерживать, а, напротив, благословила в далекий путь!

—  Неужто это правда, сеньор? — спросила женщи­на дона Луи.

—  Разумеется,— ответил тот.

—  Ну что ж,— вздохнула несчастная Моника,— тог­да тебе, Пепе, действительно не след отставать от дру­гих.

Адмирал обернулся к молодому графу:

—  Видите, какие трудности приходится преодоле­вать...

Наконец шлюпка доставила Колумба и дона Луи к месту стоянки эскадры, состоявшей из трех судов раз­личной величины и различного типа. Это были: «Санта Мария», «Пинта» и «Нинья». Водоизмещение первого судна почти вдвое превышало водоизмещение второго: оно было сплошь палубное и, кроме того, еще имело ют^[23] и кормовую рубку, служившую помещением для адмирала. Кроме кормовой рубки на «Санта Марии» имелась еще и носовая рубка, служившая помещением для большей части экипажа. Рубка эта, необычайных по тому времени размеров, занимала чуть ли не треть дли­ны всей палубы. Будучи весьма широкими по сравнению со своей длиной, суда были небыстроходны, но надеж­ны, мачты на них были крепкие, высокие, а марсы^[24] сравнительно короткие. Остальные два судна эскадры были беспалубные, но по тогдашним временам это бы­ло дело обычное; впрочем, и на беспалубных суднах имелись возвышения на носу и на корме, так называе­мый бак, или форкастель, и шканцы, или квартер-дек, на корме, где можно было укрыться в непогоду.

Как бы то ни было, но такие опытные моряки, как Колумб и Мартин Пинсон, считали эти суда вполне при­годными для своей цели, несмотря на все те неудобства и недостатки, которые в них нашли бы современные мо­ряки.

^[23] Ют — на парусных судах кормовая часть палубы

^[24] Марс — площадка в верхней части мачты