Послесловие

Кубе не повезло в русской этнографической литературе. Прак­тически единственными источниками сведений о кубинском на­селении на русском языке являются переводы сочинения А. Гум­больдта (См. А. Гумбольдт. Путешествие а равноденственные области Нового Света в 1799—1804 гг. Страны Центральной и Южной Америки. Остров Куба. М.. 1969.) и капитальной монографии по географии Кубы круп­нейшего кубинского географа А. Нуньеса Хименеса, выдержав­шей два издания (См. А. Нуньес Хименес. География Кубы. М., 1963; 2-е изд. М., 1969.). Однако и в том и в другом случае сведения о населении, его истории и обычаях, пестроте этнического соста­ва Кубы и сложных этапах его формирования сообщаются по­путно, на фоне гораздо более богатого подробностями изложе­ния физико-географических и статистических сведений об ост­рове.

Лежащая перед читателями книга до какой-то степени запол­няет этот пробел. Автор книги Мнлослав Стннгл — известный чешский этнограф — в настоящее время, пожалуй, один из самых неутомимых наблюдателен жизни сохранившихся на стадии пер­вобытности народов Земли в их естественных условиях. Совет­ский читатель знаком с его книгой об истории коренного населе­ния Америки и основных этапах заселения Американского кон­тинента человеком (См. М. Стингл. Индейцы без томагавков. М.. 1971.). Ему принадлежит обширное, популярно на­писанное и снабженное отличными цветными иллюстрациями описание традиционного быта и современного состояния корен­ного населения Меланезии, Новой Гвинеи и Австралии (М. Stingl. Ostrovy lidojedu. Praha, 1970.). Книга Стннгла о населении Кубы основана, как и предыдущие, на лич­ных наблюдениях и архивных изысканиях и поэтому при вссн популярности изложения и расчете на массового читателя до известной степени имеет значение первоисточника.

Подлинное название книги в чешском издании — «Индейцы, негры и бородачи» (M. Stingl. Indiani, cernosi a vousaci.Praha, 1970.). В этом названии Стпнгл подчеркнул, что население Кубы представляет собой тройной конгломерат этни­ческих элементов разного происхождения — коренного местного, восходящего и индейскому населению, африканского негрского, связанного с потомками завезенных на Кубу негров в основном из Западной и Центральной Африки, и европейского — потомков испанцев — завоевателей острова. Взаимоотношения этих трех групп, смешанные браки между ними, заключавшиеся на протя­жении многих поколений, и придают населению Кубы то непо­вторимое антропологическое своеобразие, которое так поражает всякого, приезжающего на остров.

Каждому из этих компонентов Стингл уделяет равное внима­ние. Он довольно подробно пишет об открытии и завоевании ост­рова, о всех политических акциях, с которыми это было связано и сведения о которых извлечены им из подлинных документов. Он ярко характеризует те культурные элементы, которые были принесены неграми на Кубу и которые так неповторимо изменили облик кубинской культуры в отличие от староиспанской, придав ей евро-африканский синкретизм, поражавший всех исследовате­лей этнографии Кубы. Наконец, Стингл описывает две экспеди­ции и индейцам, совершенные им вместе с другими исследовате­лями и буквально воскресившие индейцев восточной Кубы для европейской науки. Читатель убедился, что все это сделано ав­тором достаточно выпукло и что в памяти остается богатая увле­кательными подробностями и очень информативная картина. Притом картина эта не статична, а дана в динамике, результаты наблюдений над современным населением удачно дополняются археологическими параллелями, когда речь идет об истории ин­дейцев: материал для этих параллелен автор собрал в богатых археологических музеях Гаваны и Сантьяго.

Однако картина формирования того сложного конгломерата, который можно сейчас назвать кубинской культурой, а главное ее исторических корней, будет неполной, если не добавить и из­ложению Стингла несколько существенных деталей. Отчасти необходимость этих добавлений вызвана тем, что исследования по­следнего десятилетня внесли известную ясность в те вопросы, на которые невозможно было ответить раньше, отчасти — буквально грандиозными изменениями в жизни современной Кубы.

Стингл уделяет огромное внимание афрокубинской религии или афрокубинским культам. В этом отношении он продолжает дело подавляющего большинства этнографов-исследователей малоизвестных европейской науке территорий, которые всегда обращали внимание в первую очередь на социальную органи­зацию и религиозную жизнь, справедливо полагая, что именно они позволяют проникнуть в наиболее интимную и важную пси­хологическую сферу чужой культуры. Описанию материальной культуры кубинского населения разных районов совсем не уде­лено места, хотя это чрезвычайно обширная глава этнографии, особенно интересная на Кубе: сложное происхождение современ­ного населения заставляет предполагать, что и в материальной культуре причудливо скрещиваются разные традиции — индей­ская, африканская и европейская. Весьма вероятно и существо­вание территориальных различий. Исключительно полное описа­ние музыкальных инструментов кубинцев, осуществленное Ф. Ор­тисом (F. Ortiz, Los instrumentos de la musica afrocubana. t. I—V. La Habana, 1952-1955.), в той его части, где эти инструменты рассматриваются как памятники материальной культуры, как раз и показывает, как сложно и часто неожиданно переплетаются мотивы разнообраз­ных древних традиции, чтобы образовать то или иное явленно современной культуры, в данном случае тот или иной музыкаль­ный инструмент. Что касается региональных различий, то я могу опереться лишь на свои чрезвычайно беглые наблюдения, сде­ланные во время поездок по острову: различия между западны­ми районами и провинцией Ориенте, например, в конструкции жилищ, способах использования скота в качестве транспортного средства бросаются в глаза.

Стингл в трактовке религиозной жизни кубинцев в части аф­рокубинских культов следует за Ф. Ортисом—замечательным культурным деятелем и просветителем Кубы, этнографом, исто­риком, юристом, исследователем кубинской литературы, даже антропологом (Библиографию его многочисленных работ см.; «Bio-bibliographia de don Fernando Ortiz. La Habana. 1970.). Ф. Ортис впервые подробно описал пантеон афрокубинских божеств, дал их первичную классификацию и запе­чатлел связанные с ними культовые действия. Стнигл пишет о посещенных им молебствиях в честь могущественных богов Элле­гуа (хранитель очага), Чанго (господни огня и света), Йемайи (богиня моря) и затем переходит и характеристике культа Аба­куа — якобы тайного мужского союза, строго охранявшего свою недоступность и стремившегося и проведению своих узаконенных ритуалом культовых действий в глубокой обособленности от дру­гих религиозных церемоний. Молебствие в честь каждого бога трактуется и подается им почти как самостоятельный культ, мало связанный с остальными. Правда, он упоминает о влиянии като­лических святых на оформление афрокубинских культов, но за­мечание это сделано вскользь и но получило развития.

Между тем, пожалуй, основным в афрокубинских культах яв­ляется их синкретизм, взаимная пронизанность их элементами друг друга, а также католическими реалиями. При посещении культовой церемонии Абакуа в Гаване в апреле 1973 г, я имел возможность лично убедиться в этом: в святилище (отдельная комната в доме, где живет большая семья) был отдельный ал­тарь, посвященный специально деве Марии, украшен он был сре­ди прочего засушенными растениями, а также скелетами ящериц и черепах, и в первую очередь кропился кровью жертвенных жи­вотных — коз и куриц (О синкретизме центральноамериканских религий см. также И. Р. Лав­рецкий. Боги в тропиках. .М . 1967.). Кстати сказать, в церемонии принимало участие наряду с мужчинами много женщин, и это - не следст­вие каких-то нововведений, происшедших в последние годы, но традиционная черта всех обрядовых действий Абакуа. Поэтому Стингл не прав, называя Абакуа мужским союзом. Не прав он и в том, что считает этот союз тайным; то, что люди, исповедовав­шие этот культ, предпочитали справлять все обрядовые церемо­нии в тайне, проистекало лишь в результате их прежних пресле­дований со стороны буржуазного правительства. Революционное правительство Кубы дало возможность открыто проводить все обряды Абакуа, и они потеряли сейчас всю свою таинственность. Преувеличивает Стингл и исключительную приверженность ку­бинцев африканского происхождения этим обрядам: лица евро­пейского происхождения составляют значительный процент сре­ди тех. кто до сих пор верит в африканских богов.

Главы, посвященные индейцам, содержательные как и вся книга, также имеют пробелы. Стингл пишет об истории их изу­чения. называя имена американского этнографа Стюарта Кьюлена и кубинского географа Антонио Нуньеса Хименеса. Однако еще на рубеже третьей и четвертой четвертей прошлого века на востоке Кубы, у индейцев побывал знаменитый немецкий путе­шественник и этнограф Адольф Бастиан, производивший там даже антропометрические исследования. и сожалению, резуль­таты этих исследований остались неопубликованными, не сохра­нились. по-видимому, и антропометрические бланки; во всяком случае попытка обнаружить их, предпринятая мною в ноябре 1972 г. в Берлине, окончилась неудачей. Путешествие Бастиана — это начало изучения кубинских индейцев европейской наукой, и в этом его непреходящее значение. и началу 50-х годов нашего столетия относится работа на Кубе известного генетика Раглза Гэйтса. Он посетил Восточную Кубу в 1952 г. и параллельно с антропологическим изучением потомков от смешанных браков, что было основной целью поездки, исследовал несколько нндейских семей (R. Ruggles. Gates. Studies in race crossing. VI. The Indian remnants in Eastern Cuba. Genetica, vol. XXVII. 1954.). Это путешествие непосредственно примыкает по времени и экспедициям Стингла.

В первой экспедиции Стингла, а именно она и ставила перед собой научные задачи, участвовало еще три научных работника — антропологи Вульф Вениаминович Гинзбург, Мануэль Риберо де ла Калле и Милан Поспишил. Сначала предполагалось, что собранные экспедицией материалы будут опубликованы сов­местно этими тремя исследователями, но смерть профессора Гинзбурга в 1969 г. задержала выполнение этого плана, и пока мы имеем лишь предварительные сообщения о проделанной ра­боте (См. В. В. Гинзбург. Антропологическая характеристика древних або­ригенов Кубы. Сб. Музея антропологии и этнографии АН СССР, т. XXIV. Л.. 1967; М. Pospisil. Physical anthropological research on Indian remnants in Eastern Cuba. Current anthropology, vol. 12, 1971, N 2.). Рассказ Стингла дополняет эти предварительные сообще­ния живыми подробностям» о работе экспедиции и дает пред­ставление о тех бытовых трудностях, которые пришлось преодо­леть.

Целью сбора антропологических материалов среди индейцев было выяснение вопроса об их происхождении. Стингл правиль­но пишет о том, что они отличаются исключительно малым ро­стом. Приводимая им родословная, правда,— случай редкий даже среди индейцев: женщины ростом в 133 см и мужчины ро­стом а 144 см встречаются не часто. Но средний рост мужчин, по данным Поспншила — приблизительно 150 см, женщин — пример­но 143см. Я при измерении почти 200 взрослых индейцев разно­го возраста в весенние месяцы 1972 и 1973 гг. получил близкие цифры. Это немного больше, чем у карликовых популяции Цен­тральной Африки, но все равно позволяет отнести кубинских ин­дейцев и максимально малорослым группам. В латиноамери­канской антропологической литературе сейчас остро дискути­руется вопрос о роли малорослых и даже карликовых форм в процессах расогенеза в Южной Америке и все больше голосов раздается в пользу того, что роль эта была довольно значитель­ной (Cm., напримре, A. Vicante. Estado actual de la discusion sobre pigmeos americanos. Revista del museo de la Plata (noeva seria), t. V. Anthropologia N 28. La Plata, 1963.). Данные о потомках кубинских индейцев являются сущест­венным аргументом в пользу такой точки зрения.

Именно малый рост подчеркивает Стингл, когда он пишет до­казательства южноамериканского, а не центральноамериканско­го происхождения кубинских индейцев. Строго говоря, это невер­но - малорослые группы есть и в Мексике, хотя по существу Стнигл вполне прав. Кубинские индейцы похожи на коренное население северных районов Южной Америки по многим важным признакам. Существенным аргументом в пользу южного и юго­-восточного, а не западного пути заселения Кубы является рас­пределение течений: одно из них идет с южноамериканского ма­терика на Гаити и затем и Кубе, тогда как от Мексики и Флори­ды Куба отделена сильнейшим течением, выходящим в океан. Не последнюю роль в доказательстве именно такого пути заселе­ния Кубы играют и археологические данные (Последние сводки материлов и литературы: Е. Таbio. Е. Rey. Prehistoria de Cuba La Habana, 1966; M. Rivero de la Calle. Las cultures aborigenes de Cuba. La Habana. 1966; Т. А. Поповова, Э. E. Фрадкин. Древние культуры Кубы. Сб. Музея антропологии и этнографии АН СССР, т. XXIV. Л.. 1967.). Что касается вре­мени заселения, то нельзя не упомянуть о новейшем открытии стоянки Левиса, которая датируется IV тысячелетнем до н. э. (Granma 21 de marzo, miercoles. 1973.) Это, по-видимому, пока древнейшая стоянка на Антильских ост­ровах (Радиокарбоновые даты см.; J. М. Cruxent, I. Rouse. El hombre primi­tive en las Indias Occidentals. Rivista Dominicana de arqueologia у anthropologia, ano I, vol. I, N 1. enerojunio. Santo Domingo. 1971; P. Pinu Pena. Los periodos cronologicos de las cultural aborigenes en las Antillas Mayores. Там же.).

10 лет — большой срок в современной жизни, особенно боль­шой в условиях революционной Кубы. Поэтому описание восточ­ной Кубы и условий жизни индейцев создает то же впечатление, что и характеристика афрокубинских культов: черты архаики, о которых пишет Стингл, канули в прошлое. До многих из тех пунктов, в которых работала экспедиция, проложены велико­лепные шоссейные дороги, и даже до отдаленных деревень сей­час можно проехать на автомашине, хотя и с некоторым трудом. У индейцев, как и у афрокубинского населения этих районов, нет никакой оторванности от мира, они слушают радио, бывают в Гуантанамо и в Сантьяго. С точки зрения закономерностей эт­нических процессов в современную эпоху теоретически интерес­но, что потомки индейцев мало смешиваются с остальным насе­лением и пока сохраняют представление о своей обособленности. В данном случае единственными факторами сохранения нацио­нального самосознания выступают память о своем особом проис­хождении и своеобразные антропологические особенности. Од­нако, несомненно, что мощный процесс национальной консолида­ции в конце концов подчинит себе эту локальную центробежную тенденцию, тем более что она и теперь уже выражена не очень сильно.