Восстание перуанцев

Бегство Манко и восстание перуанцев. — Осада Куско. — Лисы, загнанные в нору. — Штурм кре­пости. — Последняя победа инки. — «Чилийцы» под стенами Куско

Маркиз Франсиско Писарро наконец избавился от соперника: Альмагро со своими сторонниками скитался где-то в горах и пустынях Чили и не представлял ника­кой угрозы. Ничто как будто не грозило испанцам в этой огромной стране. Перуанцы казались тихими и покорными. До сих пор они безропотно взирали на то, как захватчики убивают их повелителя и вместо него сажают на трон другого, как они грабят храмы, захва­тывают столицу и делят между собой всю страну. Испанские солдаты поселялись во дворцах инки, храмы превращали в конюшни, оскверняли монастыри — девы Солнца становились жертвами грубого насилия наем­ников. Один испанский офицер обольстил жену нового инки, и Манко понял, что полностью зависит от захват­чиков и является игрушкой в их руках.

Но Манко был отважным и гордым юношей. Он неод­нократно требовал от Писарро, чтобы тот вернул ему подлинную власть и относился к нему с подобающим уважением, но наместник каждый раз отклонял эти тре­бования. Тогда инка, вельможи и жрецы стали размыш­лять над тем, как свергнуть ненавистное чужеземное иго. Постепенно созрел план всеобщего восстания: напасть на рассеянных по всей стране испанцев, как только Альмагро покинет Куско и отправится в Чили. Верховный жрец, который должен был сопровождать Альмагро, заранее решил бежать, тайно вернуться в Перу и при­звать своих соотечественников к борьбе с захватчиками. Сам инка не мог покинуть Куско — испанцы бдительно следили за ним. Однако Манко все-таки удалось бежать из столицы. Узнав об исчезновении инки, Хуан Писарро во главе кавалерийского отряда бросился в погоню и захватил его на берегу реки, где тот пытался спрятаться в тростнике. Инку привезли обратно в город и, по сви­детельству секретаря наместника Педро Писарро, поса­дили под стражу.

Тем временем из Королевского города Лимы в Куско прибыл Эрнандо Писарро, которому его брат Франсиско поручил управлять этой областью. Эрнандо всегда отно­сился к Атауальпе и его преемнику с большей симпа­тией, чем другие конкистадоры. Он освободил инку из заключения и держался с ним дружески. Манко же вел себя очень осторожно и, чтобы усыпить подозрение испанцев, указал им несколько тайников с сокровищами. Этим он не только приобрел их доверие, но и разжег жадность завоевателей. Потом инка под величайшим сек­ретом рассказал Писарро, что неподалеку от юрода, в горной пещере, спрятана статуя его отца Уайна Капака, отлитая из чистого золота. Если ему разрешат, он доста­вит ее испанцам. Ослепленный жаждой наживы Эрнандо клюнул на эту приманку.

Он отправил вместе с Манко двух испанских солдат, чтобы те помогли ему принести золотую статую. Прошла неделя, а об инке не было ни слуху ни духу. Эрнандо, поняв, что он обманут, послал в погоню за беглецом своего брата Хуана с шестьюдесятью всадниками. Но инку уже нельзя было догнать. В шести лигах от города отряд встретил испанцев, сопровождавших Манко. Они рассказали, что вся страна охвачена восстанием, а сам инка готовится к походу на столицу.

Дойдя до реки Юкай, испанцы убедились, что эти све­дения верны: на противоположном берегу они увидели несколько тысяч индейцев. Верхом на лошадях конкис­тадоры бросились в реку и переплыли ее под градом кам­ней и стрел. Как только испанцы достигли берега, ин­дейцы отступили, но не разбежались, на что рассчитывали завоеватели, а с невиданным мужеством бросились на всадников и окружили их со всех сторон. Загорелась ожесточенная битва. Туземцы были вооружены мечами с прочными медными клинками, огромными боевыми па­лицами, медными секирами и кинжалами. На них были подбитые стеганым хлопком панцири. Щиты и шлемы, обтянутые кожей, были украшены золотом и драгоцен­ными камнями; у многих они имели форму звериной го­ловы с раскрытой пастью.

Под натиском индейцев ряды испанцев смешались и дрогнули, но, как только первое замешательство прошло, с боевым кличем «Сант-Яго с нами!» конкистадоры бро­сились на перуанское войско. Индейцы десятками уми­рали под подковами лошадей, но сохраняя огромный чис­ленный перевес, продолжали атаковать испанский отряд.

Только к вечеру конкистадоры оттеснили противника в горы, а сами разбили лагерь в долине. Впервые завое­ватели встретили в этой стране столь ожесточенное, ге­роическое сопротивление. Победа дорого обошлась ис­панцам: они потеряли немало воинов и лошадей, многие были ранены. Хуан Писарро надеялся, что после тяже­лых потерь индейцы не отважатся на новое нападение, но он жестоко ошибся.

На следующее утро с гор стало спускаться огромное войско. Испанцы бросились навстречу врагу, но в горном ущелье индейцы начали сбрасывать на них каменные глыбы. Всадникам пришлось отступить на равнину, где весь день продолжалось сражение, не принесшее победы ни одной из сторон. Близился вечер, и обессилевшие испанцы уже рассчитывали на отдых, но тут прибыл гонец из Куско с приказом немедленно вернуться: город осажден противником.

Еще до захода солнца всадники достигли Куско. Все окрестности были заняты индейцами. Хронист Педро Писарро оценивал их численность в двести тысяч чело­век. Пучки перьев, украшавшие шлемы и знамена вож­дей, развевались на ветру, закатное солнце золотило мед­ные топоры и лезвия мечей.

Однако всадникам удалось прорваться в город без боя. Эрнандо был рад возвращению брата: гарнизон Куско увеличился до двухсот всадников и пехотинцев, на сто­роне испанцев сражалось и около тысячи индейских вои­нов, принадлежавших к недавно покоренным племенам, которые вместе с испанцами выступили против инки. Но по сравнению с осаждающими силы защитников города были ничтожны. В ущельях и на склонах гор всю ночь горели бесчисленные костры перуанцев.

Осада Куско, начавшаяся в первых числах февраля 1536 года, продолжалась одиннадцать месяцев. Перуанцы взялись за оружие на всей огромной территории от Кито до Чили: перебили ряд мелких испанских отрядов и оса­дили захватчиков в их опорных пунктах.

На следующий день перуанцы, трубя в раковины и тростниковые дудки, с дикими криками пошли на штурм. Они бросали в защитников камни и пускали стрелы, но это не причиняло почти никакого урона испанцам. Зна­чительно большую угрозу представляли зажигательные стрелы и камни, обернутые просмоленным хлопком. Чертя за собой огненный след, они падали на соломен­ные и тростниковые крыши, которые сразу же вспыхи­вали.

По всему городу начались пожары, и к небу подни­мались высокие столбы пламени и дыма. Казалось, про­исходит извержение вулкана — такой жар стоял в го­роде; люди задыхались в клубах дыма.

Испанцы разместились во дворце инки и в палатках, разбитых на главной площади. В день первого штурма крыша дворца загоралась трижды, но огонь угасал сам собой, хотя никто не тушил пожара. Это чудо приписали святой деве Марии, которую многие рьяные воители Хри­стовы видели парящей над дворцом. Стало быть, здесь, на месте языческого жилища, должен быть воздвигнут христианский храм. Хронисты утверждали, что даже ин­дейцы видели это чудесное явление. Явился испанцам и Сант-Яго, их покровитель на поле боя. На белом коне, с огненным мечом в руках, он носился над полчищами ин­дейцев. На этих всемогущих защитников испанцы могли положиться, говорит Прескотт, — они всегда появлялись в нужный момент.

Огонь бушевал весь день, вместе с дворцами и хра­мами уничтожая бедные индейские жилища. Пожары продолжались и ночью, когда вид горящего города про­изводил особенно жуткое впечатление. Прошло несколько дней, прежде чем пожары начали утихать. Испанцы даже не пытались бороться с огнем, это было бы напрасным делом. Полгорода превратилось в дымящееся пепелище, а из самых значительных зданий пожар пощадил только храм Солнца и обитель дев Солнца.

Время от времени испанцы переходили в контратаки, чтобы отбросить осаждавших, но развалины сгоревших домов и рухнувшие стропила загораживали улицы и ско­вывали действия кавалерии. Пешие воины и помогавшие завоевателям индейцы пытались расчистить завалы, но перуанцы осыпали их стрелами и камнями и сами возво­дили баррикады.

Иногда всадникам все-таки удавалось вырваться из полуразрушенного города, и тогда они гнали перед собой бегущих перуанцев, рубили их мечами и кололи копьями. Но индейские воины не сдавались. Снова и снова броса­лись они в атаку, а некоторые, спрятавшись в развали­нах, нападали на всадников с тыла. Основным оружием индейцев были лук и праща, но хронисты говорят, что они применяли и лассо, с его помощью захватив в плен не­скольких испанцев вместе с их лошадьми.

Испанцы не знали покоя ни днем, ни ночью. В довер­шение всего индейцы заняли Саксауаманскую крепость, господствовавшую над городом, и обстреливали из нее лагерь конкистадоров.

Осажденные были близки к отчаянию. Доходившие до них слухи были один мрачнее другого: вся страна вос­стала, многие испанцы, находившиеся в своих поместьях, перебиты, Лима, Трухильо и другие города осаждены и скоро будут захвачены врагом, все дороги и горные тропы заняты индейцами, помощи с побережья ждать не при­ходится.

Многие конкистадоры настаивали на том, чтобы немед­ленно покинуть город и с боями прорваться к океану. Лучше пасть на поле боя, чем ждать, пока индейцы выку­рят их, как лисиц, загнанных охотником в нору.

Другие, напротив, категорически возражали против этого плана. Отступление покроет позором испанское войско. Лучше умереть, чем покинуть превращенный в развалины город. Да у них и нет другого выбора — путь к побережью отрезан. Главное не отчаиваться: индейцы не привыкли к затяжной войне, мятеж начнет утихать, а там, глядишь, подойдет и помощь с побережья. Осаду надо выдержать любой ценой.

Но чтобы удержаться в Куско, надо было выбить ин­дейцев из крепости. Прежде чем приступить к этой рискованной операции, Писарро решил как следует проучить и запугать осаждавших. Незаметно расчистив проходы, осажденные тремя колоннами выступили из города и, внезапно напав на индейцев, начали жестокую резню. Но перуанцы скоро пришли в себя, бегущие возвращались и снова бросались на испанцев. Медные топоры, боевые палицы, стрелы и камни обрушивались на закованных в толедскую сталь завоевателей. Индейцы переняли у ис­панцев их военное искусство (Эррера рассказывает, что перуанцев обучал пленный конкистадор, которому Манко обещал за это сохранить жизнь). Некоторые даже поль­зовались оружием, захваченным у испанцев — мечами, шлемами, щитами, а также их лошадьми. Новый инка тоже гарцевал на боевом коне, облаченный во вражеские доспехи. Перуанцы уже не боялись лошадей, они отважно бросались коню под ноги и пытались стащить с седла всадника. И все-таки долго туземцы продержаться не смогли и вынуждены были наконец отступить.

После этой победы конкистадоры решили приступить к штурму Саксауаманской крепости, стоявшей на отвес­ной скале и господствовавшей над всей северной частью Куско. Более отлогие подходы к ней были укреплены валами из каменных глыб. За ними находилась сама крепость — три каменные башни, захваченные теперь индейскими воинами.

Руководство этой опасной операцией Эрнандо Писарро возложил на своего брата Хуана, по словам хрониста, отчаянного, безрассудно храброго воина. Подобраться к крепости можно было только по горным тропам. По­этому испанцы прибегли к военной хитрости: незадолго до заката они вышли из города и направились в противо­положную сторону, чтобы перуанцы подумали, будто этот отряд отправился грабить какое-нибудь селение. Под покровом ночи всадники повернули обратно и, не встре­тив на тропах ни одного индейца, незаметно подобрались к крепостным валам. Перуанцы, не привыкшие к ночным сражениям, не выставили никакой охраны и чувствовали себя в полной безопасности.

Испанцы успели разобрать заваленный камнями про­ход в первом валу и подошли уже ко второму. Только тогда индейцы заметили врагов, и весь гарнизон бро­сился на них. Всадники спешились и под градом камней и стрел стали расчищать второй проход. Это удалось им, и в крепости завязался яростный рукопашный бой. С ба­шен на головы испанцев летели камни и бревна. Хуан Писарро сражался в первых рядах своих воинов, пока ему в голову не угодил камень и не поверг наземь. Тя­жело раненного командира перенесли в город, где через две недели он скончался.

После ранения брата Эрнандо Писарро сам возглавил нападавших. В конце концов в руках перуанцев осталась только одна башня, защитниками которой командовал знатный инка — человек огромного роста, облаченный в испанские доспехи и вооруженный громадной боевой па­лицей. Этот великан своим страшным оружием отбивал все атаки и убивал тех из своих воинов, которые хотели сдаться. Эрнандо решил взять башню штурмом, но как только испанцы приставляли к ней лестницу, индейцы опрокидывали ее вместе с солдатами. Тогда нападавшие приставили лестницы сразу со всех сторон и бросились наверх. Последние защитники башни пали под ударами их мечей. Перуанского вождя Эрнандо велел взять жи­вым, но тот, видя, что все потеряно, отбросил свою па­лицу и, завернувшись в плащ, бросился с башни. По сло­вам хрониста, он умер, как древний римлянин, до послед­него вздоха сражаясь за свободу своей страны и пред­почтя смерть постыдному плену.

Крепость была захвачена, но проходили неделя за не­делей, а помощь не приходила. Перуанцы решили взять осажденных измором. Воды в городе было достаточно — там было много ручьев, а вот запасы продовольствия кончались. Испанцы рылись в сгоревших складах, разыс­кивая зерно, совершали вылазки в окрестные селения, сопровождавшиеся яростными стычками. Ряды испанцев понемногу таяли. Они были отрезаны от всего мира и уже теряли надежду когда-нибудь выбраться отсюда.

Вся страна была охвачена восстанием: перуанцы пере­били несколько сот испанцев и даже осадили Лиму. Фран-сиско Писарро очень беспокоился за судьбу гарнизона Куско, и он выслал на помощь ему, один за другим, че­тыре отряда — в общей сложности, четыреста всадников и пехотинцев. Но ни одному из этих отрядов не удалось добраться до Куско. В узких горных ущельях на конки­стадоров нападали индейцы и уничтожали всех до по­следнего человека.

Узнав об этом разгроме и угрожающем положении во всей стране, Франсиско Писарро не на шутку встрево­жился. Начались разговоры, что в порту достаточно ко­раблей и, пока не поздно, надо бежать в Панаму. Но Писарро расстроил замыслы малодушных, отправив на этих кораблях гонцов в Панаму, Никарагуа и Мексику с известием о тяжелом положении в Перу. Апеллируя к чести и совести испанцев, он просил срочно прислать по­мощь, иначе будет потеряна такая огромная и богатая страна, как Перу, Аналогичное послание было отправ­лено и дону Педро де Альварадо в Гватемалу, хотя всего несколько месяцев назад от него с трудом избавились, уплатив богатый выкуп.

Наступил август, а перуанцы все еще осаждали Куско. Они твердо решили взять гарнизон измором. Однако и у индейцев запасы продовольствия подходили к концу — осада затянулась, а снабжать такую огромную армию было нелегко, так как испанцы опустошили продоволь­ственные склады инки. К тому же подошло время сева. Поэтому инка распустил большую часть своего войска, чтобы люди могли засеять поля и снова вернуться к осаж­денному городу. Сам он с большим отрядом разбил ла­герь в Тамбо, к югу от Юкайской долины, а в окрестно­стях Куско оставил отряды, которые должны были сле­дить за противником и блокировать дороги.

Испанцы, заметив, что число осаждающих уменьши­лось, стали все чаще предпринимать вылазки, чтобы до­быть провизию. Однажды им удалось пригнать в Куско около двух тысяч лам. Теперь голод уже не угрожал, осажденным.

Однако набеги всегда сопровождались яростными схватками между небольшими отрядами, а порой и пое­динками: некоторые перуанские воины, вооруженные бое­вым топором, пращой и лассо, не боялись вступать в еди­ноборство с закованными в броню всадниками.

Эрнандо Писарро решил не ограничиваться мелкими стычками, а нанести решительный удар — застигнуть инку врасплох, захватить его в плен и тем самым поло­жить конец войне. К лагерю Манко кружными путями подкралось восемьдесят всадников и небольшой отряд пехоты под командованием самого Эрнандо. На рассвете, переправившись через реку Юкай, испанцы стали скрытно подбираться к перуанскому лагерю, надеясь напасть на противника врасплох. Но за ними уже следили тысячи глаз, и, когда конкистадоры приблизились на рас­стояние полета стрелы, перед ними возникли тысячи тем­ных фигур, а инка, верхом на коне, из крепости руководил действиями своих войск. Небо затмилось камнями, дро­тиками и стрелами, обрушившимися на испанцев, а гор­ное эхо далеко разнесло воинственный клич индейцев. В первую минуту ряды испанцев дрогнули, однако бы­стро пришли в себя и дважды пытались перейти в атаку, но в конце концов были вынуждены отступить. Замеша­тельство еще более возросло, когда они увидели, что низина у них в тылу затоплена — перуанцы открыли шлюзы.

Конкистадорам пришлось спешно отступить, и войска инки преследовали их до обгоревших развалин Куско. Но это была последняя большая победа Манко.

К городу приближались закаленные во время Великого Южного похода «чилийцы» Альмагро численностью около пятисот человек. Альмагро, ранее весьма друже­ственно относившийся к Манко, послал к нему гонцов, приглашая инку встретиться в Юкайской долине. Он надеялся заключить с мятежниками союз против братьев Писарро.

Альмагро предложил перуанцам снять осаду с Куско и позволить ему самому расправиться со злейшим вра­гом Эрнандо Писарро. После этого все требования Манко будут удовлетворены и перуанцы станут жить с испан­цами как родные братья.

Манко сделал вид, что соглашается на это предложе­ние, но в действительности, не доверяя белым дьяволам, надеялся использовать распри между чужеземцами, чтобы одержать окончательную победу.

Защитники Куско, увидев приближающихся к городу вооруженных белых людей, не знали, радоваться им или готовиться к бою. Но вскоре они были оповещены о воз­вращении Альмагро из Чили и о его притязаниях на Куско. Эрнандо Писарро решил ни за что не отдавать города сопернику, хотя тот и был намного сильнее.

Манко, опасаясь, как бы Альмагро не объединился с осажденными, внезапно напал на него с пятнадцатиты­сячной армией. Вспыхнуло ожесточенное сражение, про­должавшееся не больше часа. После кровавой резни «чилийцы» отбили нападение перуанцев, и Манко отступил в горы, потеряв всякую надежду овладеть Куско. На этом, собственно говоря, и кончилась война перуанцев с испанцами. Но зато назревала новая война — между самими завоевателями.

Ни один из них не хотел удовольствоваться захвачен­ным, каждый главарь стремился к золоту, власти, почету, к звучным титулам, к господству над всей страной, а остальных считал своими злейшими соперниками, кото­рых любой ценой надо убрать с дороги. Даже своего по­велителя — короля Испании и императора Священной Римской империи — они считали соперником, с которым приходится делиться добычей, и втайне надеялись изба­виться от его господства. Долго назревала жестокая вражда между братьями Писарро и Альмагро, накапли­вались взаимные оскорбления и обиды. Достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло пламя междоусобной войны.