На подступах к Перу

Конец изгнания. — Сердечная встреча в Тумбесе. — Храмы с золотыми и серебряными со­судами. — Сыны Солнца с огненными копьями. — Необыкновенный зверь петух и укрощенный ягуар. — Гостеприимство перуанцев. — Обратно в Панаму

Корабль бросил якорь у острова Горгоны, и Писарро тотчас же покинул этот ад, как называли остров изг­нанники. Но он не хотел возвращаться в Панаму с пус­тыми руками. Нигде не причаливая к берегу, Писарро вместе с Бартоломе Руисом плыл к югу вдоль побере­жья нынешнего Эквадора, преодолевая встречные тече­ния и ветры.

Через двадцать дней испанцы достигли залива Гуаякиль — самого большого на всем тихоокеанском побережье Южной Америки. За зеленой, густо населенной прибрежной полосой поднимались грандиозные хребты Анд, увенчанные огромными вулканами — Чимборасо, с широкой, округлой вершиной, и Котопахи, с блестя­щим, серебристо мерцающим ледяным пиком.

У южного берега залива, на 3° ю. ш., находился боль­шой богатый город Тумбес, который вскоре был назван испанцами воротами Перу. Путь туда показывали два индейца, жители этого города, которых Руис в свое время захватили на встреченном в море плоту. Теперь они стали толмачами.

Испанская каравелла приближалась к гавани. На­встречу вышло несколько плотОв с воинами, которые со­бирались напасть на остров Пуна, расположенный в водах залива. Писарро пригласил вождей погостить на корабле. С помощью переводчиков предводитель кон­кистадоров пытался убедить перуанцев, что он прибыл с мирными намерениями — познакомиться с их стра­ной, и просил снабдить испанский корабль продовольст­вием.

Перуанцы дивились и кораблю, и невиданным пришельцам, но еще больше своим соотечественникам — те рассказали, как попали к белым чужеземцам, как вы­учили их язык и что им довелось повидать. Потом перу­анцы вернулись в порт с необычными вестями и подар­ками, которые вызвали огромное удивление — особенно железный топор, потому что ни в Перу, ни в Мексике железа еще не знали.

Жители Тумбеса толпились на берегу и в изумлении разглядывали «плавучий дом», бросивший якорь в за­ливе. Вскоре гостеприимные индейцы привезли на ко­рабль фрукты, сладкий картофель, бобы какао, куку­рузу, рыбу, дичь и даже несколько лам. Испанцы, впер­вые увидевшие таких животных, очень удивлялись маленьким индейским верблюдам, или овцам, как они называли их впоследствии.

В «плавучий дом» бородатых белых чужеземцев при­плыл на плоту и один из близких родичей властителя Перу. Этот вельможа внимательно осмотрел корабль и очень интересовался, зачем прибыли белые чуже­странцы. Писарро ответил, что он является подданным самого могущественного правителя в мире и приехал для того, чтобы и эту страну объявить его владением. Кроме того, он явился, чтобы распространить христиан­скую веру среди язычников, живущих во тьме и заблуж­дениях.

Вельможа, внимательно выслушав все это, ничего не ответил. Он не мог поверить, что в мире есть власте­лин могущественнее инки, правившего его страной, и бог, более великий, чем бог Солнца. Вельможа ос­тался на корабле обедать и очень хвалил чужеземные блюда и особенно вино. В конце своего визита он при­гласил испанцев посетить Тумбес.

На следующий день Писарро отправил на берег од­ного из конкистадоров — Алонсо де Молину с его слу­гой-негром и подарками — свиньями, курами и пету­хом — для правителя города.

И послы чужестранцев, и их подарки вызвали у жите­лей чрезвычайное изумление. Но закованный в латы длиннобородый белый воин казался им все-таки менее удивительным, чем его чернокожий слуга. Такое перу­анцы видели впервые и, как повествуют хроники, они пытались даже отмыть черного человека, стереть с него краску. Негр, улыбаясь, выдержал это испытание, и его белые, сверкающие на черном лице зубы вызывали среди перуанцев великое веселье.

Кукареканье петуха индейцы сочли за язык людей из чужой страны и не раз задавали вопросы, что хочет сказать это странное существо и не разгневалось ли оно.

Женщины, сгорая от любопытства, толпились вокруг невиданных гостей, уговаривая остаться здесь навсегда, обещая, что лучшие красавицы станут их женами.

Молину отвели в роскошное жилище правителя — кураки. Затем ему показали город, в котором было мно­жество каналов с чистой прозрачной водой. Чисты и прямы были улицы, дома из необожженного кирпича были крыты соломенными или тростниковыми крышами; над городом возвышалась крепость с тройным рядом стен и многочисленной стражей. Ремесленники труди­лись над украшениями и сосудами из меди, серебра и золота. Серебряные и золотые сосуды поразили лазут­чика конкистадоров и в огромном помещении храма. Стены, по его словам, были там выложены золотыми и серебряными пластинами. В саду храма на серебря­ных и золотых деревьях висели плоды из чистого золота и серебра.

Писарро не мог поверить этим удивительным расска­зам и решил отправить другого лазутчика. На следую­щий день в полном боевом вооружении — блестящих доспехах, с тяжелым мечом у пояса и аркебузой — на берег высадился идальго Педро де Кандиа.

Индейцы восторгались блестящим рыцарем еще больше, чем Молиной, потому что солнце играло на его латах. Они уже прослышали о диковинном оружии, ко­торое разило подобно грому, выбрасывая языки огня и клубы дыма, и теперь упрашивали чужеземца, чтобы он «заставил его говорить». Идальго решил показать им искусство стрельбы. Полыхнуло пламя, и прогремел вы­стрел. Свинцовая пуля ударила в толстую доску так, что только щепки полетели. Некоторые индейцы при звуке выстрела попадали на землю, закрыв руками лицо, другие в страхе бросились бежать. Теперь им стало ясно, что у белых пришельцев есть огненные копья, спо­собные убивать на расстоянии. Но, глядя на улыбаю­щееся лицо испанского рыцаря, перуанцы поняли, что на сей раз опасность им не угрожает.

Хронист Гарсиласо Вега утверждал, что индейцы хо­тели проверить, действительно ли чужеземец существо сверхъестественное и выпустили из клетки хищного зверя — ягуара. Но дон Кандиа был добрым католиком и положился на волю божью. Он снял с себя крест и возложил его на зверя. Ягуар сразу же забыл о своей кровожадности и начал кротко играть с рыцарем. Ин­дейцы при виде этого чуда перестали сомневаться в бо­жественном происхождении своего гостя и с ликующими криками на руках понесли его в храм.

Кандиа вернулся на корабль с замечательными вес­тями, и конкистадоры пришли в неописуемый восторг, слушая его рассказы, — осуществились их самые дерз­новенные мечты, они добрались до золотой страны Эль­дорадо. Однако Писарро, располагая такими ничтож­ными силами — всего двадцатью солдатами, — не мог и помыслить о ее завоевании.

Собрав в Тумбесе необходимые сведения, Писарро снова поплыл вдоль побережья и добрался до 9° ю. ш. По пути он не раз приставал к берегу и, желая устано­вить добрые отношения с туземцами, одаривал их блес­тящими побрякушками. Повсюду индейцы спешили взглянуть на чужеземцев, которых они называли детьми Солнца — столь необычными казались им цвет кожи при­шельцев, блестящие доспехи и удивительное оружие, — принимали их очень гостеприимно и даже предлагали заложников, чтобы гости не заподозрили их во лжи и коварстве.

Перуанцы приглашали белых чужестранцев в тенис­тые беседки, вокруг которых вились растения с аромат­ными цветами, и угощали их невиданными яствами и плодами. После угощения нарядно одетые девушки и юноши услаждали гостей музыкой и танцами.

После каждого приема Писарро приказывал развер­нуть на берегу флаг короля Кастилии, объявлял этот край испанским владением и призывал перуанцев при­знать власть испанского короля. Они соглашались, доб­родушно смеясь; и как добавляет хронист, представле­ние об этой церемонии у туземцев было, видимо, весьма неполным и туманным.

Чем дальше плыли на юг испанцы, тем беднее стано­вилась растительность. Однако и на этом засушливом побережье, где встречались по временам совершенно бесплодные области и песчаные пустыни, индейцы все-таки занимались земледелием в горных долинах на ис­кусственно орошаемых террасах. На склонах гор пас­лись ламы — единственные крупные домашние живот­ные Южной Америки. Из золота, серебра и меди здесь изготавливали не только украшения, но и посуду.

Писарро постарался выменять у перуанцев несколько золотых и серебряных сосудов, а также различные ткани и, наконец, повернул обратно, к дому. По пути в Панаму он еще раз зашел в Тумбес. Некоторые его спутники, в том числе рыцарь Алонсо де Молина, ре­шили здесь поселиться. Командир не препятствовал этому, рассчитывая, что в следующий раз найдет здесь людей, знающих обычаи страны и язык населяющих ее племен. С этой же целью он взял на борт корабля двух или трех перуанцев, чтобы обучить их кастильскому языку.

С богатыми трофеями — золотом, серебром, ламами и перуанцами — Писарро мог вернуться не только в Панаму, но и в Испанию. Он открыл страну, где храб­рецов ждала богатая добыча. Он повидал достаточно, чтобы понять, какую ценность представляют эти края для Испании. Он знал, что привезенная им добыча со­блазнит конкистадоров на новую экспедицию. Но Пи-сарро понимал и другое — без поддержки короля он не завоюет Перу. После восемнадцатимесячного отсутствия главарь конкистадоров вернулся в Панаму.