ОБЩИНА - АЙЛЬЮ - ФУНДАМЕНТ АНДСКОГО ОБЩЕСТВА

Х.К. Мариатеги говорил о "бесспорной способности инков к политической дея­тельности... на основе человеческого и морального материала, сцементированного веками. Айлью была ячейкой империи... но не они создали эту ячейку... государст­во, созданное инками, воспроизводило, бесспорно, естественный порядок вещей, су­ществовавший еще ранее". Видный американский перуанист Р.Т. Зюйдема считает, что корни инкского государства восходят к империи Уари и Тиауанако или их бли­жайшим наследникам.

Община - айлью - базовая ячейка андского мира, могла насчитывать от 10-100 до 1 тыс. семей (варанка). Баранка - союз родственных общин, имевших совместные уго­дья, и низовая айлью - наиболее древние формы общинной организации. Айлью объ­единяла людей, связанных кровным родством, вела начало от общего мужского пред­ка и, как правило, являлась эндогамной. Согласно пронизовавшему все андское обще­ство принципу дуальности общины делились на две "братские" половины - фратрии (верхнюю и нижнюю). Айлью на корпоративных началах владела земельными угодь­ями в различных высотных зонах. При этом различали общинный неделимый фонд, куда входили земли под сельскохозяйственные культуры, пастбища (где паслись ламы и альпаки), а также леса, урочища и водные источники. Другая часть земель подлежа­ла разделу между семьями, получавшими для обработки наделы, "достаточные для прокорма" в течение года. Принцип наделения - подушный: в среднем на семью без детей полагалось 1 тупу, на каждого сына - по 1 тупу, на дочь - по 0,5 тупу. Размеры тупу колебались от 1 до 2,7 и 4 га для различных регионов. Семейные угодья ежегод­но подвергались переделу, что частично было связано с ротацией возделываемых культур, чисткой каналов и др. Коллектив общины и "каждый общинник - пурех", глава семьи, имели доступ ко всем пищевым и другим угодьям и были связаны взаим­ной ответственностью по всему циклу производственных работ. Это нашло отражение it сильно развитых традициях коллективной взаимопомощи, трудовой кооперации и солидарности в экономических, социальных и культовых отношениях.

Система родства была выражением нерасторжимого единства и переплетения взаимообусловленных прав и обязанностей по защите взаимных интересов и обме­на произведенными продуктами труда внутри общины. При этом материальное бла­гополучие определялось "достаточным родством". Чем больше родственников и помощников, тем интенсивнее обмен продуктами и тем богаче сородич. Богатым считался тот, у кого было много родственников, такой "пурех" имел высокий авто­ритет, престиж и соответствующие претензии на власть.

Вся андская социальная система зиждилась на процветании, которое зависело от поддержки сородичей. При этом право на взаимопомощь родственников распро­странялось и на их собственность. Вся жизнь общины от старшей к младшей была пронизана духом соперничества и соревновательности как главным способом под­держания своего социального престижа и авторитета - в боевых танцах, героиче­ских песнях, ритуальных играх, культовых церемониях, совместных пирах и воен­ных походах.

Община отнюдь не уникальное андское явление, в древности она бытовала у мно­гих народом мира (Индия, Россия и др.), однако именно в специфическом природном окружении Центральных Анд проявились ее наиболее сильные самобытные черты. При дефиците равнинных площадей и плодородной земли, источников воды интенсив­ная андская агрикультура издревле имела ярко выраженный вертикальный характер. В течение тысячелетий в результате адаптации к условиям высокогорья андские наро­ды разработали уникальную "социальную экологию", многоярусную производствен­но-хозяйственную систему жизнеобеспечения, так называемый "вертикальный конт­роль". Цель ее - максимально использовать богатейший набор земледельческих куль­тур и природных ресурсов во всем разнообразии ландшафтных и климатических зон (от тропических долин до холодных плоскогорий) в единой экономической макросис­теме и в рамках годичного производственного цикла. Этот уникальный феномен был "открыт" на основе исторических документов и исследований только в 60-70-е годы XX в. перуанскими этноисториками. Однако основная разработка этого явления пред­ставлена в работах известного американского социолога Джона Мурры.

Согласно исследованиям Мурры андский "вертикальный идеал" обеспечивал общинам доступ к разнообразным экологическим нишам с их специфическими ре­сурсами. А это требовало рассеянной, а не концентрированной - привычной для ев­ропейца - формы поселения. Так, даже в 30-е годы XX в. все население провинции Уарочири - на восточных подступах к Лиме - селилось более чем в 200 поселках на всех высотах. Подобный тип расселения Дж. Мурра сравнил со "структурой архи­пелага", в центре которого на высоте в 2800-3000 м располагалось главное, или нуклеарное, селение, окруженное более или менее удаленными от него дополнитель­ными поселками - островками.

Анализ полевых и архивных свидетельств показал, что "вертикальный конт­роль" широко практиковался различными народами Центральных Анд, покрытых как бы огромной сетью "вертикальных архипелагов": от берегов оз. Титикака до Уануко на севере, Аякучо - в центре и Уарочири - на западе. Культуры северного побережья имели постоянные колонии в северных Андах и, наоборот, по линии Кахамарка - Чиму. Глубокую древность вертикальной зональности как древней палеоэкономической традиции подтверждают археологические материалы, обнаруженные в самом сердце Центральных Анд, в долине реки Качи в провинции Аяку­чо, где она была зафиксирована уже на рубеже IV—III тысячелетий до н.э.

Как выглядела система вертикального контроля в районе расселения неболь­шого племени индейцев чупайчу - 18-20 тыс. человек, близ города Уануко? На вы­соте 3000-3200 м лежит основное селение Паукар, или Ичу. На окрестных полях и горных террасах сажали маис и киноа, перуанский рис, корнеплоды - картофель, ульюко, ока; севернее - на высоте 4000 м в пуне, в трех днях пути, находилась коло­ния-поселок Янакачи, с обильными пастбищами, где паслись стада лам, уанако и др., а также добывалась соль. Южнее, в области тропического леса, на высоте ? м, в трех-четырех днях пути — на реке Кайра - располагалась "маргинальная" колония-фактория, где выращивались хлопок, кока, перец и прочие овощи, а также многое другое. Характерная деталь: если главное селение имело строго племенной состав, то маргинальные поселки были зоной полиэтнических контактов. Здесь со­седствовали многие индейские группы, и соседство это было в основном мирным. Такой порядок поддерживался в местах разработки ценного сырья - леса, глины, красителей, металлов, где существовали целые ремесленные поселки столяров-керокамайоков, горшечников и т.д.

Чем многочисленнее был народ, тем более впечатляющим становился объем привлеченных им дополнительных ресурсов. Так, индейцы лупака и пакахес, с юго-западных берегов оз. Титикака, численностью 150 тыс. человек основывали коло­нии уже в 10-15 днях пути на берегу Тихого океана в долинах рек Льюта, Арика и Камаронес; здесь они выращивали хлопок, маис, добывали продукты моря, вклю­чая гуано, птичий помет для удобрений. Древесину и коку они добывали много се­вернее под Ларекахой (совр. Боливия). Их маргинальные колонии-поселения вклю­чали до 100 домов со значительным числом колонистов.

Одновременно члены одной и той же общины пасли стада лам и гуанако на больших высотах, добывали соль, глину, руду, валили лес в тропиках, растили пе­рец, овощи, фрукты, маис на средних высотах: благодаря этому комплексному ра­циональному природопользованию обеспечивалась высокая продуктивность об­щинного хозяйства, поступление стабильного прибавочного продукта не взирая на непогоду и неурожаи. Так гарантировалась полная экономическая самодостаточ­ность мелких и крупных общинных объединений.

Освоение всех этажей "вертикального контроля" требовало специальной систе­мы организации труда. Трудовые ресурсы общины должны были эффективно рас­пределяться в основной и дополнительных зонах. Среди форм трудовой кооперации Пыли известны минка (обработка земель правителей и неделимого общинного фон­да) и айни (совместная обработка семейных наделов).

Особое развитие получила хозяйственная работа в дополнительных зонах. В представлении андского "пуреха" отношение родства и обязанности трудовой взаи­мопомощи сливались в нерасторжимое единство. Это нашло отражение и в языке: канпнмиттан означал весь род, все поколение; митачанакуй (сокращенно - мита) - очередь, смена трудиться. Общинники-колонисты, временные поселенцы, работав­шие в отдаленных колониях, назывались митимае. Эти работы носили по тради­ции сменный характер (своеобразный вахтовый метод). Группа совместно работав­ших колонистов называлась митаруна, а общинник, отработавший свою трудовую смену, - митайок. О древнем происхождении миты говорят данные андской мифологии, согласно которым бога Виракочу и его странствиях по андским долинам сопровождали отряды митимае, переносивших священную воду из оз. Титикака к почитаемым озерам в горах.

Последние исследования показали, что пурехи, отрабатывавшие свою "трудо­вую смену" - миту вдали от домашнего очага, оставались тем не менее полноправ­ными членами общины, числились в ее составе и регулярно посещали ее во время культовых праздников и церемоний. Что еще более важно, все продукты и предме­ты обихода во всем их разнообразии (зерно, корнеплоды, кока, овощи, ткани и оде­жда из хлопка и шерсти и т.д.), произведенные на всех высотах, возвращались в глав­ное селение, накапливались на общинных складах - сапси, считались коллективной собственностью всей общины - сапсичакара. Затем они перераспределялись - обме­нивались между всеми сородичами по сложной системе эквивалентности, выражен­ной в терминах родства, и также потреблялись на религиозных празднествах.

Таким образом, система трудовой кооперации - мига, тесно связанная с верти­кально-зональным хозяйственным годовым циклом, - древний панандийский инсти­тут, уходящий корнями в прошлое задолго до создания инкского государства.

Столь же древней была и система управления андской общиной. Правящая об­щинно-племенная верхушка представляла собой иерархию соподчиняющихся прави­телей и вождей от низовой айлью, экзогамных половин фратрий до крупных объе­динений - варанк. Все они вместе взятые назывались кураками. Кураки представля­ли обособленное привилегированное сословие, через узы родства и связь поколений имели доступ ко всем природным, накопляемым и трудовым ресурсам общины. От­ношения этой правящей региональной элиты с массой рядового общинного кресть­янства - хатун руна - носили уже "ассиметричный", т.е. неравноправный, характер.

Как обособленная наследственная каста кураки владели обширными земельны­ми угодьями, выделившимися из общинного фонда. Все работы хозяйственного ци­кла на их землях и выпасах выполняли рядовые общинники - пурехи, включая стро­ительство, ремонт и содержание резиденций курак. Последние выступали в качест­ве руководителей и организаторов хозяйственно-экономической деятельности и от­правления местного культа. Именно они контролировали ход работ и распределяли отряды митимае по всем зонам, учитывали, а затем перераспределяли результаты совокупного труда по всем категориям общинников, включая вдов, сирых и убогих; они следили за границами угодий, решали споры внутри общины, как военные вожди-синчи возглавляли походы по защите собственных или завоеванию чужих вла­дений. Кураки поддерживали культ местных богов и родовых святилищ - уак, тре­бовавший значительных материальных затрат по содержанию местного жречества, по изготовлению культовой утвари, ритуального питья и одежды, для чего выделя­лись особые угодья и выпасы скота, "прикреплявшиеся" для обслуживания уак.

Именно от региональной аристократии зависело, принять или не принять усло­вия нового мира, создававшегося инками-завоевателями в Андах. В целом регио­нальная правящая элита играла огромную роль в жизни андской общины. Она вы­ступала гарантом и хранителем древних патриархально-общинных традиций с их системой взаимопомощи и взаимообмена во всех областях экономической, социаль­ной и духовной жизнедеятельности.

Таковы были корни и истоки инкской государственности.