ЯРОСТНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ ЧУЖДЫХ КУЛЬТУР
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Хайрем Бингхем не собирался подчиняться капризам погоды. Но в тот день, 24 июля 1911 года, моросил нудный дождь, и только к десяти утра он вылез, поеживаясь, из своей палатки, разбитой в самом сердце Перуанских Анд. Накануне вечером владелец местной таверны, если только можно так назвать его более чем скромную харчевню, раззадорил воображение путешественника своими рассказами о расположенных неподалеку древних руинах, оставшихся от инков. Когда этот высокий, сухопарый человек стоял, наблюдая за шумным, раздувшимся от дождя потоком грязно-желтой воды, несущимся по дну каньона реки Урубамбы, он старался не строить особых иллюзий. Он прекрасно осознавал, что подобные рассказы ничего особенного не обещают — до сих пор ему не удалось обнаружить ничего сверхъестественного: несколько кругов древней каменной кладки да одну-две полузаваленные землей хижины индейцев. Однако эти разочарования не убавили его стремления к цели, он хотел во что бы то ни стало найти затерянный город Вилькабамбу, который, если верить историческим хроникам, был последней твердыней инков. Там, находясь в полуизоляции от остального мира, эти гордые властители Анд в течение тридцати пяти лет удерживали свое последнее царство, смело бросая вызов испанцам, этим жестоким завоевателям их некогда могущественной империи.
В исследованиях Бингхему помогала недавно обнаруженная автобиографическая историческая хроника, продиктованная писцу одним из последних правителей инков, которая давала новый ключ к разгадке местонахождения Вилькабамбы. Самое главное состояло в том, что это ненадежное пристанище должно быть спрятано где-то здесь, в этой густо заросшей тропическим лесом долине, "самой природой призванной, — отмечал раздумчиво автор, — стать пристанищем для всех угнетенных". Хайрем Бингхем, тридцатипятилетний отважный путешественник, человек широких интересов, изучавший историю Латинской Америки в своей альма-матер, Иельском университете, приехал в Перу, чтобы познакомиться поближе с ее историей, растительным миром, географией. Только благодаря энтузиазму, который не остывал в нем со времен первого посещения им этой страны, он сумел организовать новую экспедицию, финансируемую его университетом и некоторыми из богатых друзей, его бывших сокурсников.
Только три недели назад Бингхем со своей экспедицией выехал из древней столицы инков Куско, чтобы обследовать горный район на северо-западе, где вершины Андских гор, казалось, парят в небе, достигая высоты
Исследователь внимательно слушал рассказ владельца таверны, когда тот сообщал ему подробности о развалинах города инков, расположенных в седловине высокого горного кряжа, там, за рекой, в стороне от разбитого экспедицией лагеря. Занеся в свою записную книжку названия двух пиков этой горы — Уайна-Пикчу и Мачу-Пикчу, он принялся уговаривать упиравшегося хозяина привести его на это место, пообещав в награду серебряный доллар. Сейчас, когда дождь лил как из ведра, его коллеги, весьма скептически отнесшиеся к рассказу крестьянина, настроились на большую стирку, а потом и на охоту за бабочками. Они отказались сопровождать Бингхема дальше. Члены его экспедиции решили остаться в лагере, наслаждаясь относительным комфортом, а Бингхему пришлось одному отправиться под проливным дождем на поиски развалин в сопровождении только проводника и выделенного ему правительством телохранителя.
Через обломки скал в грохочущей Урубамбе они перебрались на другой берег по импровизированному мосту из длинных, кривых стволов деревьев, связанных один с другим лианами. Это был весьма опасный переход. Один неосторожный шаг, и можно было оказаться в пучине. "В этой холодной, как лед, воде, бурно текущей от горных водопадов, человек не мог прожить и нескольких минут", — вспоминал впоследствии Бингхем. Его спутники, сняв обувь, босыми осторожно перебрались по качающимся стволам, а сам Бингхем, встав на четвереньки, медленно, по шесть дюймов за каждый раз, пополз по ненадежному переходу. Перебравшись на другой берег, трио начало взбираться вверх по крутой тропинке, хватаясь, чтобы не поскользнуться и не упасть, за свисающие повсюду лианы, внимательно, с тревогой осматривая все вокруг, ведь в этих местах кишмя кишат ядовитые желтые змеи, получившие название "копье". Поднявшись приблизительно на высоту
Преодолев острый выступ и добравшись до скользкого склона горы с террасами, сохранившимися еще со времен инков, Бингхем наконец был вознагражден за все свои труды. "Внезапно я очутился перед стенами разрушенных домов, сложенных высочайшего качества каменной кладкой инков, — запишет он позже. — Их было, правда, трудно различить, так как они были частично закрыты деревьями и мхом, которые росли здесь на протяжении столетий, но в этой плотной тени, в бамбуковый чаще и переплетенных, словно сети, лианах, то там, то здесь проступали стены, сделанные из отшлифованного белого гранита, аккуратно разрезанного на плиты, удивительно точно подогнанные друг к другу" {стр. 35—45). Бингхем не верил своему счастью, когда бродил среди заросших руин, обнаруживая одно чудо за другим — Королевский мавзолей, Храм Солнца, множество других великолепных храмов, широкая площадь, десятки домов. "Все это мне казалось невероятным сном", — восхищенно признавался он.
Но был ли то город Вилькабамба? Бингхем сомневался в этом. Однако после такой находки его энтузиазм вспыхнул с новой силой, он твердо решил продолжать свои поиски затерянного города. На следующее утро, снявшись с лагеря, исследователь после нескольких дней утомительных переходов наткнулся на целую череду впечатляющих развалин, включавших городище, значительно более крупное по размерам, чем его первая находка, Мачу-Пикчу, погребенное под перепутавшейся, густой растительностью. Это случилось в районе под названием Эспириту Пампа ("Пампа духов"). Хотя развалины находились всего в
Но Мачу-Пикчу, расположенный между андскими высокими пиками, вновь манил Бингхема, призывал провести там больше времени на следующий год под совместным попечительством Иельского университета и Национального географического общества. Лето 1912 года, посвященное расчистке каменных развалин, убедило его в том, что эта живописная крепость, а не таинственный, похороненный в джунглях город, и была Вилькабамбой. Как это ни странно, многие ученые единодушно поддерживали первоначальную гипотезу Бингхема.
Теперь туда из Куско по маршруту, проложенному Бингхемом в 1911 году, построена железная дорога. Она ведет к горному убежищу под названием Мачу-Пикчу, возведенному за сто лет до испанского завоевания правителем по имени Пачакути Инка Юпанки. Теперь эти развалины стали самыми известными из всех, имеющих отношение к сказочной цивилизации инков. Во время наивысшего расцвета своего могущества в начале XVI века инки, этот аристократический слой, состоявший из нескольких тысяч человек, членов одной этнической группы, правили одной из самых крупных империй этой эпохи. Их владения простирались на расстоянии
Отвергая общепринятое мнение о том, в силу каких причин делается возможным появление на земле таких высокоразвитых цивилизаций, эти удивительные инки сумели во многом преуспеть без использования колесного транспорта или письма. Только лишь благодаря проявлению своей силы воли, своего острого ума, раскрепощавшего человеческую энергию, они менее чем за сто лет сумели создать одно из самых сложных по организации обществ, известных миру сегодня. Но за стремительным, словно метеорит, взлетом империи инков последовало не менее стремительное падение. Тауантинсуйю управляли, сменяя друг друга, великие владыки-воины, каждого из которых во времена его правления называли Сапа Инка, то есть "единственный, уникальный Инка". Постоянно расширяя зону своего правления, эти монархи добились такого уважения, что их подданные присвоили им возвышенный титул — сын Инти (Инти — это бог Солнца инков) — и оказывали им почести, способствовали накоплению их богатства в полном соответствии с этим высоким званием.
Но, несмотря на всю свою мощь, эта внушительная империя была завоевана за очень короткий период отрядом испанцев, насчитывавшим менее 200 человек. Ни смелость и отвага завоевателей, ни даже их современное вооружение не могли бы ничего сделать с таким многочисленным и могущественным противником, если бы события развивались иначе. Но такой оказалась судьба инков — победа испанцам была обеспечена событиями, происходящими внутри самой империи.
Слухи о существовании "золотой" земли уже давно, с начала XVI столетия, распространялись среди испанцев в Новом Свете; устные свидетельства указывали на то, что ее следует искать где-то к югу от экватора. Соблазненный такими рассказами, ветеран испанско-итальянских военных кампаний по имени Франсиско Писарро решил лично выяснить правду. Этот невежественный, неграмотный человек, к тому же незаконнорожденный, прибыл в 1502 году в Новый Свет на поиски счастья. Он прослужил семь трудных лет в районе Карибского моря, помогал подавить выступления индейцев племени тайно на острове Эспаньола, ныне Доминиканская республика, а также на Гаити. В 1513 году он вместе с Васко Нуньесом де Бальбоа перешел через Панамский перешеек, и таким образом Писарро стал одним из первых европейцев, которые собственными глазами увидели Тихий океан. Обосновавшись в Панаме, он стал землевладельцем, получил полагавшуюся ему квоту рабочих-индейцев и ни в чем не испытывал особой нужды. Но такой невиданный успех в жизни лишил его покоя. Объединив усилия с другим "солдатом удачи", Дьего де Альмагро, и священником по имени Эрнандо де Люке, он организовал экспедицию, которая в 1524 году отправилась из Панамы в трудное и опасное путешествие по не открытым пока территориям, расположенным на континенте к югу. Но она не увенчалась успехом.
Вторая состоялась в 1526 году; в ходе нее Писарро наменял немало золота, что позволило ему собственными глазами увидеть несметные сокровища, которые, лишив его сна, заставляли мечтать о богатстве и славе. Матросы на одном из его кораблей поймали группу торговцев-инков, плывших на деревянном бальзовом плоту под парусами из прочной хлопковой ткани. Испанцы, проявив благоразумие, задержали троих из них, чтобы сделать их своими переводчиками, отпустив остальных на свободу. "У них было множество серебряных и золотых украшений, — доносил позже своему императору Карлу V Писарро и, возбуждая аппетит своего правителя, продолжал перечислять кое-какие увиденные им драгоценности, — короны и диадемы, пояса и браслеты, ножные и нагрудные латы, щипчики, погремушки и бусы, а также целые гроздья бисера и рубинов".
Эта экспедиция оказалась куда более изматывающей, чем первая. Многие из его людей пришли в полное отчаяние от приступов голода, болезней и ранних смертей. Но Писарро не был намерен подчиняться превратностям судьбы. Вытащив свою шпагу, он провел линию на песке. "Товарищи, друзья мои, — сказал он, указывая острием на одну сторону, — там вы найдете смерть, тяготы, голод, тропические дожди, не прикрытую одеждой наготу и запустение, а там лежит путь к комфорту. Или вы возвращаетесь в Панаму к бедности, или идете в Перу, где сможете разбогатеть. Выбирайте сами, что кому по вкусу, как истинные испанцы". Тринадцать из его спутников остались с командиром и стали известны как "тринадцать, овеянных славой".
В 1527 году Писарро добрался до города инков Тумбеса. Там местные жители с дружеским любопытством приняли испанцев, они простодушно рассказали им о храмах в глубине их земли, обшитых листами драгоценных металлов, о чудесных садах, в которых росли живые цветы рядом с их копиями, сделанными из золота и серебра. Понимая, что у него мало людей и нет никаких ресурсов, чтобы немедленно предпринять попытку завоевать территорию инков, Писарро решил вернуться домой и возглавить боеспособный отряд, созданный в ближайшем будущем для этой цели. Но, несмотря на все соблазны, зовущие его назад, на эту золотую" землю, прошло целых три года, за которые он даже совершил поездку в Испанию, прежде чем были сделаны все необходимые приготовления.
На родине Писарро с гордостью поведал Карлу V о своих замечательных открытиях, о сокровищах инков, которыми можно довольно просто завладеть. Придя в восторг от перспективы территориальных и финансовых выгод, Карл V передал этому авантюристу полное право как следует изучить до сих пор никому не известную империю на другом краю света и завоевать ее. Писарро получал титул губернатора и капитан-генерала на всех землях, которые он сумеет взять под свой контроль. Однако как самому Писарро, так и членам его когорты вскоре стало ясно, что задержка с их отплытием, хотя она и действовала всем на нервы, все же на самом деле оказалась им на пользу.
История трагического падения империи инков известна, главным образом, из сообщений самих испанцев. За единственным исключением самого Писарро, конкистадоры, среди которых был и Эрнандо де Сото, были людьми высокообразованными, и оставленные ими записи — это свидетельства очевидцев, рассказывающих о первых стычках между двумя цивилизациями. После завоевания появились другие, более лояльные по отношению к покоренным индейцам хроники, авторы которых, используя знания, полученные из первых рук, от самих инков, описывали их традиции. Как из таких записок, так и из наблюдений гражданских чиновников, направленных в новую колонию испанскими правителями и честно отнесшихся к службе, этноисторикам удалось составить по кускам картину жизни инков в последние дни умирающей империи — печальная эта картина!
В 1524 году, когда империя инков находилась в зените своего могущества, до двора Сапы Инки докатились слухи о необычных, экстраординарных событиях. Вдоль северного побережья продвигалась "плавающая крепость" под парусами, на которой находились незнакомые белокожие люди с волосатыми лицами, — их вскоре стали называть "бородачами". Это известие вселило тревогу в души людей. Многие годы спустя знатные люди из среды инков рассказали испанскому историку, что Сапа Инка, великий воин по имени Уайна Капак, предчувствовал грозящую империи опасность и однажды даже предсказал, что эти чужаки станут угрозой для его престола.
Через год или два Сапа Инка умер. Хотя сегодня, конечно, трудно точно определить унесшую его в могилу болезнь, но, скорее всего, это была черная оспа, которую завезли на территорию Америки конкистадоры. Опережая завоевателей, эта болезнь косила туземцев даже в таких землях, которые еще не были исследованы испанцами. Скорее всего, она добралась до Южной Америки к 1525 году из Карибских стран, через Венесуэлу и Колумбию, где европейцы уже прочно обосновались. Оспа с такой быстротой распространялась среди не имевших к ней иммунитета инков, что в скором времени численность их армий резко сократилась, иногда от нее гибли целые семьи. О черной оспе существовало поверье, что стакан воды, поднесенный вовремя больному, мог спасти ему жизнь, но зачастую рядом не оказывалось ни одного хорошо чувствующего себя человека, чтобы оказать страдальцу такую маленькую услугу. Моральный дух среди выживших резко упал, так как у большинства из них погибли родственники или друзья.
По существовавшему обычаю Сапа Инка должен был назвать своего преемника. Несмотря на то что, как правило, такой высокой чести удостаивался один из сыновей главной жены, "койя", вовсе необязательно такой выбор падал на старшего из них, а скорее на того, кто, по мнению монарха, смог бы лучше справляться со своими обязанностями. Новый Сапа Инка Уаскар, — чье имя "сладкий колибри" никак нельзя считать намеком ни на его характер, ни на его фигуру — был провозглашен преемником в Куско местной инкской знатью.
Но большая часть двора находилась не в Куско, а в другом городе, на севере империи, в Кито, завоеванном Уайной Капаком, — именно этот город выбрал властелин, чтобы провести там последние годы своей жизни. Тут-то и началась беда: Кито превратился, по сути дела, во вторую столицу, разделив таким образом прежде единых вождей империи на две соперничающие группировки. Расквартированная в Кито армия отдавала предпочтение другому сыну Уайны Капака, Атауальпе, чье имя обозначает "дикий индюк", — эта птица всегда пользовалась большим уважением в Андах. Он проявил себя с наилучшей стороны, большую часть жизни проведя рядом с отцом на полях сражений.
Один испанец-ветеран описывал Атауальпу как "приятного человека, среднего роста, не слишком толстого, прекрасного лицом и достаточно серьезного, с красными глазами, человека, который внушал страх своему народу". В качестве доказательства достоверности своих утверждений этот сторонний наблюдатель сообщил, что видел одного важного, знатного вельможу, который весь так дрожал в присутствии царя из-за страха навлечь на себя неудовольствие правителя, что даже не мог держаться на ногах". Такие страхи не были беспричинными — Атауальпа мог проявить свою беспощадность. Кроме того, он часто демонстрировал свой острый, быстрый ум, что производило большое впечатление на испанцев, которые диву давались, как скоро этот инка овладел всеми тайнами шахматной игры.
Хотя он постоянно выказывал свою лояльность по отношению к новому Сапа Инке, все же Атауальпа догадывался, что Уаскар видит в нем опасного соперника. Опасаясь, что кто-нибудь из сторонников брата предпримет попытку расправиться с ним, если он покинет свою надежную базу в Кито, он игнорировал все уговоры прибыть в Куско, чтобы засвидетельствовать свое почтение монарху. Наконец, Уаскар поставил точку над "i", потребовав непременного присутствия брата рядом с ним при дворе. Когда Атауальпа, не решившись снова выполнить приказ явиться перед очи брата, послал вместо себя послов с дорогими подарками, Уаскар, науськиваемый враждебно настроенными к его брату придворными, подверг ужасным пыткам эмиссаров. Убив их всех до одного, он направил свою армию в Кито, отдав ей приказ силой доставить Атауальпу в Куско. Придя в ярость, Атауальпа призвал верных ему воинов к оружию, и вот вся страна, оплакивающая еще гибель стольких своих соотечественников из-за эпидемии оспы, оказалась ввергнутой в кровавую пучину гражданской войны.
Это был жестокий, беспощадный конфликт, который повлек за собой разрушение империи, довершенное испанским вторжением. Вначале удача улыбнулась армии Уаскара, и Атауальпа даже был захвачен в плен. Ему, однако, удалось бежать и вновь присоединиться к своим. Столкнувшись на поле брани с теми, кто пленил его, Атауальпа одержал над ними верх. Следуя старинному военному обычаю инков, он велел сделать из черепа их полководца, другого своего брата, выложенный изнутри золотом кубок для вина, а кожу его натянуть на боевой барабан. Тогда Уаскар направил против него вторую армию, но его новобранцы по своей выучке не шли ни в какое сравнение с ветеранами, окружавшими Атауальпу, и были разбиты последними в двухдневном бою.
Теперь наступил черед Атауальпы переходить в наступление. Его военачальники повели армию к Куско. Они столкнулись по пути с третьей армией, демобилизованной для защиты города. На сей раз воины Уаскара перехватили инициативу. Своими умелыми неожиданными наскоками они смогли расстроить оборонительные линии противника и заставили воинов Атауальпы отступить с поля битвы. Военачальники Атауальпы, перегруппировав свои отряды, организовали засаду в овраге неподалеку от поля сражения. Там им повезло — в их руки попала крупная добыча, сам Уаскар, живой и невредимый. Его армия вскоре была разгромлена, и воины Атауальпы с триумфом вступили в Куско.
Они не щадили поверженного врага. Привязав Уаскара к раме, они заставили его смотреть на то, как палачи, словно мясники, расчленяли всех его многочисленных жен. Были зверски убиты все его друзья и советники, а их останки привязали к высоким шестам, расставленным на обочине дороги, ведущей из города, как суровое предостережение тем, кто осмелится противиться воле Атауальпы. Уаскара, как пленника, отправили в тюрьму-крепость Хауху, где ему предстояло ждать решения своей судьбы.
Как раз в период таких потрясений, в 1532 году Писарро с Альмагро, который сопровождал его и во время двух предыдущих экспедиций, возвратились в город Тумбес. На сей раз в распоряжении Писарро было 160 отчаянных авантюристов, 67 из которых были на лошадях. Они имели самое разнообразное оружие, включая мушкеты, арбалеты, пики, копья и даже пушки, которыми его снабдил Карл V. Но на месте когда-то цветущего города он увидал лишь безобразные руины; как и большинство городов империи инков, этот город сильно пострадал как от гражданской войны, так и от эпидемии оспы. Хотя такое печальное зрелище не радовало души его воинов, их командир быстро смекнул, что несчастья индейцев могут оказаться для них выгодными. Прохлаждаясь в течение пяти месяцев неподалеку от морского побережья, снабжая своих людей всем необходимым, благодаря грабежам расположенных там императорских складов, Писарро размышлял, как ему лучше использовать эту новую ситуацию в отношениях с инками. Когда он получил известие о том, что Атауальпа разбил лагерь в Кахамарке, расположенном в двухнедельном переходе от него, он немедленно отправился туда со своей крошечной армией, несколькими слугами-индейцами и двумя переводчиками из числа тех индейцев, которых он когда-то захватил в море на плоту.
Это была отчаянная, почти безумная авантюра. На самом деле, девять из его людей, напуганные перспективой оказаться в гористой местности, во владениях инков, повернули назад. Остальные члены маленького отряда пошли вперед, карабкаясь по крутым склонам все выше, переправляясь через ревущие потоки по узким опасным подвесным мостам, сооруженным из канатов из прочной травы ичу. Они угрожающе свисали с двух сторон пропасти на укрепленных там каменных столбах. На испанцев производило сильное впечатление инженерное искусство инков, следы которого они постоянно видели вокруг себя, включая мощенные каменными плитами ровные дороги с высаженными по обочинам деревьями, дающими прохладную тень, выложенные камнем каналы, по которым текла вода, чтобы утолить жажду усталого путника. "Таких дорог нет нигде в христианском мире, ни в одной, такой же суровой стране, как эта, — признался один из них.
В то время, когда испанцы продолжали упрямо взбираться, выбиваясь из сил, вверх, когда из-за большой высоты им становилось все труднее и труднее дышать, одержавший над своим противником победу Атауальпа наслаждался вместе со своей армией заслуженным отдыхом в Кахамарке, который пользовался особым вниманием правителей-инков из-за своих полезных для здоровья горячих целебных источников. Незадолго до этого он получил сообщение о том, что белокожие бородатые люди, чье появление вызывало у его отца такую тревогу, вернулись назад на своих деревянных кораблях. Вскоре до него дошли слухи, что эти чужаки направились в глубь страны. Атауальпа ответил на это по-своему — он послал к ним своего гонца с предложением к Писарро и его людям посетить его на курорте. Доклад, который представил своему господину после этого его посол, стал первым из целой серии неверных толкований намерений испанцев. Атауальпа позже пришел к выводу, что, если, по словам его гонца, эти бородатые люди не были воинами, то ему было достаточно выделить двести инков, чтобы удержать их, если только возникнет малейшая угроза с их стороны. Этот инка не догадывался, что Писарро нарочно пытался создать у посла такое благоприятное представление о себе и своих людях. Он принял посла с оказанием ему придворных почестей, подарил ему рубашку, а также два кубка из венецианского стекла, причем во время встречи постоянно твердил о мире. В результате его маленькой армии позволили продолжать свой путь через горы. Им теперь никто не препятствовал.
Испанцы задыхались в своих тяжелых доспехах, поднимаясь все выше и выше по головокружительным дорогам к парящим вершинам гор. Из-за крутости подъема они были вынуждены спешиться и под уздцы вести лошадей, которые с трудом тащили за собой пушки, изнывая под тяжестью оружия и припасов. Тропинки были такими узкими, что любой неосторожный шаг мог стать роковым как для людей, так и для лошадей. Они могли свалиться с громадной высоты в пропасть, в которой летали тучи кондоров. Они обнаружили, что на всех командных высотах на них угрожающе глядят бойницы каменных крепостей, но, к великой радости и к огромному облегчению уставших воинов, там не оказалось воинских гарнизонов.
Проведя неделю в горах, армия Писарро 15 ноября спустилась в долину Кахамарка, где они были просто поражены вселяющей нешуточную тревогу картиной. По словам одного из очевидцев, на холмах было разбросано столько воинов-инков, что "ужас объял всех нас. Мы и не думали, что индейцы способны занять такую выгодную позицию, что у них так много боевых палаток, разбитых с поразительной надежностью. Мы, испанцы, все смешались, у нас появилось чувство страха. Но мы были исполнены решимости не подавать вида, и тем более не поворачивать назад, ибо если бы они почувствовали в нас слабинку, то те же индейцы, которые пришли сюда вместе с нами, всех нас просто убили бы".
Писарро разместил своих людей на главной площади города на открытом пространстве, с трех сторон окруженном длинными строениями с несколькими дверями у каждого. Он отправил группу всадников во главе с Эрнандо де Сото засвидетельствовать свое уважение Атауальпе, с тем чтобы попытаться соблазнить его своим предложением встретиться с ним лично. Внутренне напрягшись, однако с самым решительным видом, испанские посланцы молча ехали через ряды армии инков по вымощенной каменными плитами дороге по направлению к королевской резиденции, расположенной в нескольких милях от города возле горячих источников. Во дворе дворца "был сооружен бассейн с двумя трубами, подающими в него воду, — одна горячую, а другая холодную, — эти трубы протянулись сюда от самых источников, — сообщил позже один из этих людей. Они увидели нового правителя. Он сидел на золотом табурете "с самым изысканным в мире королевским величием, а его окружали все его любимые женщины и множество высоких чинов".
Между двумя сторонами началась война нервов. Атауальпа хотел произвести на Писарро должное впечатление своей военной мощью, армией, которой командовал, и, нужно признаться, в этом он преуспел. Испанцы, со своей стороны, тоже старались сбить с толку противников. Отдавая себе отчет в том, что индейцы завидовали их замечательным лошадям, так как у них не было домашних животных больших, чем обычная лама, де Сото, пришпорив своего коня, устремился прямо на Атауальпу, резко остановив его так близко от него, что от дыхания разгоряченного скакуна у монарха закачался султан на короне, а хлопья пены упали из пасти ему на одеяние. Но Атауальпа, не дрогнув, продолжал сидеть неподвижно, словно статуя, — истинный образец воина-инки перед лицом опасности. Он ожидал такого же хладнокровного отношения к этой выходке со стороны своих сторонников. Тех из них, которые дрогнули, он впоследствии велел казнить.
Атауальпа хранил еще некоторое время молчание. Потом обратился к пришельцам через одного из их переводчиков. Он упрекнул испанцев за разграбление его складов с одеждой его отца после прибытия в его страну, а также за жестокое отношение к некоторым его вождям. Конкистадоры в ответ принялись возносить свое воинское искусство, подчеркивая свое пренебрежительное отношение к некоторым живущим на побережье индейцам, с которыми они на самом деле столкнулись из-за того, что те "ведут себя, словно бабы", добавив при этом, что одной лошади вполне достаточно, чтобы завоевать "всю их землю". Но хитроумные испанцы также предложили Атауальпе воспользоваться их воинским мастерством, которое они, мол, готовы поставить ему на службу. Еще до завершения короткой стычки Атауальпа, просчитавшись и трагически попавшись во второй раз на удочку, согласился приехать на следующий день в Кахамарке, чтобы нанести визит Писарро.
Эта ночь была ужасно тревожной для всех испанцев. То и дело поглядывая на костры инков, — "их было столько, сколько звезд на небе", по словам одного из воинов, — они осознавали все с большей уверенностью, что для них дороги назад нет. Всю ночь не смыкая глаз, они возносили молитвы Господу и исповедовались в совершенных грехах перед священником.
Оба военных лагеря бодрствовали до зари, каждым из них командовал ветеран-воин, стремящийся к законному обоснованию своей роли в рамках той империи, которой он служил. Больше всего на свете Атауальпа хотел короноваться, чтобы официально стать богом-царем инков, что устраняло бы вызов ему со стороны своего заключенного в крепость единокровного брата. Писарро, этот человек весьма скромного происхождения, со своей стороны, не расставался с надеждой, что если он станет губернатором новой испанской колонии, то наконец добьется столь желанных престижа и знатности. Каждому наутро предстояло решительное столкновение с чуждым для них миром. Писарро, однако, в этом отношении обладал определенным преимуществом: в течение нескольких лет он имел дела с народами в Новом Свете, изучал их сильные и слабые стороны. А уроки по завоеванию чужих земель он брал у самого великого тогда в Испании учителя — он внимательно прислушивался к своему кузену Эрнану Кортесу, когда тот рассказывал о том, как ему удалось отвоевать Мексику у ацтеков. Атауальпа, который умел сплотить вокруг себя сотни тысяч свирепых, закаленных в битвах воинов, ничего не знал о характере европейцев.
В этот переломный момент Писарро решительно утвердил свой авторитет командира испанского отряда. Он мог быть грубым и невоспитанным человеком, но никто не мог его упрекнуть в недостатке смелости и мужества. Как стало известно, он был весьма доволен впавшими в отчаяние людьми, расценивая их мрачное состояние как благоприятный признак грядущей беспощадной схватки. "Превратите ваши сердца в крепость, другого выхода у вас нет", — посоветовал он им. Следуя примеру Кортеса, который завоевал могущественную империю ацтеков с помощью похищения императора, он начал готовить свою засаду.
Тем временем Атауальпа вырабатывал свою собственную военную стратегию. Ночью он послал 5000 воинов под командованием своего генерала Руминьяви, чтобы перекрыть дорогу к северу от Кахамарка. По разработанному им плану, как он позже признавался испанцам, он намеревался захватить в плен живыми Писарро и всех его воинов, чтобы принести в жертву богу Солнца Инти, а лошадей их оставить на развод. На рассвете следующего дня Писарро разместил свои силы в строениях вокруг площади в ожидании приезда Атауальпы. К полудню напряженное ожидание начало сказываться на нервах испанцев, которые по численности в десятки раз уступали инкам. Позже, как признавался один из них, "я услышал, что многие испанцы безотчетно из-за сковавшего их ужаса мочились в штаны".
Наконец, уже на закате к площади приблизился императорский кортеж. Судя по всему, Атауальпа выбрал позднее время, будучи уверенным, что испанцы не сумеют управлять своими лошадьми в темноте. Это был великолепный, устрашающий спектакль. Атауальпу несли на деревянных носилках, украшенных со всех сторон разноцветными перьями попугаев, с инкрустированными и облицованными драгоценными камнями золотыми пластинами 80 слуг в голубых туниках, что являлось для них знаком отличия. С ожерельем из изумрудов, в одеждах с золотыми нитями монарх восседал, держа в руках золотой щит с геральдическим изображением Солнца.
"Все индейцы носили на головах серебряные и золотые диски, словно короны, — позже с благоговением вспоминал один испанец. — Впереди шествовал отряд индейцев в двухцветных ливреях в клетку, словно шахматная доска". Музыканты играли на флейтах, барабанах и трубах из витых морских раковин, аккомпанируя танцорам и хоровым группам, которые шли, распевая хвалу Атауальпе: "О, великий и могущественный Господин, сын Солнца, единственный властелин, пусть все на земле да подчинится тебе". Один из испанцев вспоминал, что "в этом спектакле, на наш вкус, не хватало изящества, а песнопения резали слух". А другой утверждал, что "эти гимны были похожи на песни из преисподней".
Атауальпа распорядился оставить основную часть своей армии — около 80 000 человек — за городом, но его личная свита тем не менее насчитывала более 5000 воинов. Поразительно, но все они пришли без оружия, скорее в церемониальном облачении, чем в воинской выкладке. Войдя на площадь, они увидели, что она пуста, и на ней маячила лишь одинокая странная фигура доминиканского монаха в сутане с крестом в одной руке и Библией в другой. Королевский совет в Испании постановил, что язычникам нужно предоставить возможность принять христианство добровольно, без кровопролития, и конкистадоры не желали нарушать букву закона. Монах принялся пространно объяснять смысл христианской веры изумленному правителю, а переводчик объяснил ему, что его просят принять религию чужеземцев. "Вы говорите, что ваш Бог принял смерть, — ответил на это Атауальпа, — а мой все еще живет", — подчеркнул он, указывая пальцем на уползающее за горизонт Солнце.
Он взял в руки протянутый ему молитвенник, проявляя, скорее всего, интерес к невиданным прежде буквам. Насколько он понимал, испанцы верили в то, что индейцы называли "уака", своеобразный талисман, в котором обретался дух богов. Но все же этот предмет мог ему показаться игрушкой по сравнению с их громадным каменным "уака", которому поклонялись инки, и поэтому он поспешил избавиться от него, швырнув на землю. "Это мне ни о чем не говорит", — высокомерно заявил он. Тогда, как утверждают, монах, повернувшись к Писарро, сказал ему и его людям: "Можете напасть на них после такого. Я заранее отпускаю вам все ваши грехи".
Писарро подал сигнал к атаке. Две пушки дали залп по толпе индейцев. Испанские всадники, выскочив из зданий, в своих латах, мечами, словно косой, прокладывали себе путь через ряды безоружных воинов-инков. За ними под звуки труб последовали пехотинцы, оглашая воздух боевым кличем — "Сантьяго!", именем святого, помогающего, по убеждению испанцев, одержать верх в битве.
Вся атака была сосредоточена на самом Атауальпе. Вельможи пытались его прикрыть, но, будучи незнакомы с беспощадностью остро отточенной стали, многие из них лишились рук от разящих лезвий испанских мечей, когда тщетно пытались удержать над головой носилки с монархом. Испанцы живо превратили всю площадь и прилегающую к ней равнину в бойню, и только вмешательство Писарро спасло ему жизнь, когда над адским шумом сражения раздался рев командира конкистадоров: "Пусть только кто попробует ранить этого индейца — он сам будет умерщвлен!" Схватив Атауальпу, Писарро оттащил его в одно из строений, где отныне тому предстояло томиться под стражей. А тем временем кровавое побоище продолжалось. За два часа до наступления полной темноты 6000 воинов-инков умерли в самой Кахамарке и вокруг нее, но ни один испанец не был убит. Среди немногих раненых оказался и сам Писарро, которого случайно задел один из своих, когда он старался прорваться к царственному противнику, чтобы захватить того живым. "Мы не смогли бы ничего добиться только своими собственными силами, — впоследствии говорил по этому поводу один из испанцев, — нас было слишком мало. Все было достигнуто с помощью великой милости Божией".
Начиная с этого момента, испанцы стали истинными хозяевами империи инков, и теперь уже ничто в этой стране не будет так, как прежде. Многие исследователи впоследствии пытались понять, почему Атауальпа совершил такую роковую, убийственную ошибку, войдя с безоружными воинами в Кахамарку. Может, его ввели в заблуждение льстивые речи испанцев, которые постоянно твердили о своей дружбе с ним и о союзе. А когда его шпионы донесли ему, что бородачи укрылись за стенами городских домов, то, вероятно, он объяснил этой не военной хитростью, а их трусостью.
Принимая во внимание подавляющее численное превосходство своих войск, Атауальпа, по-видимому, даже не предусмотрел возможности, что незначительный, пустяковый отряд испанцев, насчитывавший менее 200 человек, предпримет попытку напасть на него и на его громадную армию, и где — в самом центре его могущественной империи! Будучи неспособным проникнуть до конца в менталитет захватчиков, Атауальпа не имел никакого представления об уверенности самого Писарро и его людей в своем превосходстве над всеми народами Нового Света, которых они всех поголовно считали язычниками. Они черпали свое мужество в убеждении, что Бог всегда на их стороне, что за их спиной стоит могущественная империя Карла V и постоянно прогрессирующая европейская цивилизация. Инки тоже верили в свою судьбу, но эпидемия черной оспы и жестокая гражданская война поколебали их твердую веру.
Узнав о пленении Атауальпы и кровавой расправе над столькими войсками инков, генерал Руминьяви со своими людьми поспешно бежал на север от Кито. Два других генерала-ветерана пребывали пока в Куско. Сам Атауальпа был заинтересован в том, чтобы не начинать крупномасштабных военных действий, опасаясь, что испанцы немедленно убьют его, если только на них нападут инки.
В плену Атауальпе было позволено сохранить все королевские привилегии. Все его жены и слуги жили в строго охраняемых выделенных для него покоях, к нему по-прежнему являлись вельможи за распоряжениями, которые они скрупулезно исполняли. Поэтому он хорошо знал обо всем, что происходит в империи, и даже мог при желании отдавать своим должностным лицам секретные приказы. За двадцать дней он научился говорить по-испански и даже немного читать — достижение, немыслимое для неграмотного Писарро.
Приметив блеск в глазах бородачей, когда они видели перед собой золото, Атауальпа решил от них откупиться, пообещав за свою свободу фантастический выкуп. Он выразил желание заполнить то помещение, в котором находился, — комнату размерами
Когда испанцы впервые услыхали о таком невероятном предложении со стороны Атауальпы, то подумали, что он шутит. Но вскоре они сами убедились, что намерения бывшего монарха серьезны. После того как Писарро составил документ, формально подтверждающий сделанное предложение, испанцы стали ждать, когда им доставят обещанные сокровища. Они на самом деле начали поступать на спинах лам — золотые игрушки, вазы, прекрасно изготовленные украшения, орнаменты, включая идола размером с голову четырехлетнего ребенка, а также 700 золотых пластинок, содранных со стен храмов в Куско, где они покрывали каменные стены. Все эти драгоценности были свалены как попало в одну кучу, вместе с искусно выкованными моделями растений и животных, где был даже фонтан с застывшей золотой струей, с золотыми птичками и животными, резвящимися в бассейне под ним. Один очевидец сообщил, что своими глазами видел, как из Куско прибыл груз чистого золота на носилках, каждые из которых несли четверо дюжих мужчин, а на одних было навалено столько золото, что они оказались под силу лишь двенадцати носильщикам.
Вместо того чтобы получить весомую выгоду от своего предложения, Атауальпа, можно сказать, подписал себе им смертный приговор, еще раз ошибившись в своих противниках. Для инков золото не имело своей подлинной цены. Они называли его потом солнца (серебро для них было "слезами луны ) и воспринимали этот блестящий металл только с эстетической точки зрения, считая его красивым и святым. Из него они делали прекрасные предметы, статуэтки своих богов для украшения святилищ. Труд у них пользовался большим уважением, и они куда выше ценили свое необычное ткацкое ремесло — каждый кусок ткани говорил о тысяче часах, проведенных стоя за станком. Именно такие ткани, скорее, чем золотые слитки, были подлинной валютой, имевшей хождение по всей империи. Поэтому, вероятно, Атауальпа был не в силах понять всю глубину европейской похотливой страсти к этому металлу. Отдавая приказ опустошить Куско, лишить его несметных сокровищ, он даже не предполагал, что удовлетворить растущие аппетиты испанцев могло только все состояние его империи. Вместо этого он постоянно выражал беспокойство по поводу того, что его брат может предложить больше золота "бородатым людям" и тем самым выкупить свою свободу. Поэтому он отдал своим генералам секретный приказ умертвить своего единокровного брата, который в результате погиб вместе с женой и его матерью; говорят их тела были разрезаны на куски.
Последний акт трагедии Атауальпы был разыгран до ухода испанцев из Кахамарки. Слухи о богатствах империи просочились за пределы страны, что привлекло новых пришельцев, жаждущих получить свою долю добычи. Для того чтобы сохранить сокровище для самих себя, Писарро со своими сторонниками договорились разделить выкуп между собой как награду за проявленное мужество, а львиная его часть передавалась тем, кто принимал непосредственное участие в пленении Атауальпы. Вес переплавленного золота достиг
Писарро пытался удержать своих людей от поспешных действий в отношении его пленника, но в конечном итоге он, запаниковав, согласился на казнь знаменитого инки. Отчеты об этом событии сообщают нам, что никакого суда не было, кроме заседания совета, возглавляемого самим Писарро, на котором было принято решение сжечь Атауальпу живым. Когда ему сообщили о столь незавидной судьбе, вождь расплакался, ибо уничтожение его тела означало лишение его самого бессмертия. "Чем я сам или мои дети заслужили такую жестокую судьбу?" — спросил он у Писарро.
Привязанный к столбу, он слушал слова монаха, предпринимавшего последнюю попытку обратить его в новую веру. Понимая, что если он примет христианство, то его не сожгут, а удушат с помощью гарроты (гаррота — испанское орудие пытки, обруч с винтом для медленного удушения жертвы. — Примеч. пер.), он согласился пройти через обряд посвящения, полагая, что после смерти его тело будет передано его народу для последующей мумификации. Но испанцы и здесь пошли на предательство. Задушив императора, они сожгли его одежды и часть тела на костре. Остальную часть они предали земле, как недовольно пробурчал один из них, "с такой пышностью, словно он не инка, а самый достопочтенный испанец в нашем лагере .
При всей своей подозрительности в отношении Атауальпы Писарро не был политически слеп и понимал, какие выгоды сулит ему местный правитель под испанским контролем, что позволит добиться полного повиновения со стороны всех народов этой обширной империи. Он остановил свой выбор на Манко Инке, оставшемся в живых сыне Уайны Капака, который поддерживал отца в его соперничестве с Атауальпой. Он пользовался особой популярностью среди населения Куско, этой цитадели возглавляемой Уаскаром группировки. Но все же население Куско не стало рисковать. До вступления в город испанцев они старательно спрятали — нет, не золото, а свою самую большую драгоценность — мумии предыдущих императоров. Когда прибыли люди Писарро, многие местные жители их радушно приветствовали, как доброжелателей, восстановивших законную правящую ветвь инков.
Но инки вскоре убедились, как они заблуждались. Когда они сами завоевывали соседние народы, то обычно позволяли местным вождям сохранить как свое достоинство, так и все титулы, если те соглашались сотрудничать с назначаемыми инками губернаторами. Но конкистадоры не отличались подобным великодушием. Они всячески унижали Манко, проявляя наплевательское отношение к обычаям инков. Но все это были еще цветочки, ягодки были впереди. Самое худшее произошло, когда Писарро отправился на океанское побережье, чтобы основать там новую столицу — Лиму. Вместо себя он оставил своего младшего брата Гонсало, а второму брату, Хуану, поручил ему во всем помогать. Гонсало относился к Манко с нескрываемым презрением. Похитив его любимую жену, он надругался над нею.
Когда со всех концов империи в Куско стали поступать сообщения о творимых испанцами жестоких расправах, прежде мягкий и сговорчивый Манко наотрез отказался от дальнейшего сотрудничества с захватчиками. Он предпринял попытку бежать из Куско, но был схвачен и возвращен в столицу закованным в цепи. В тюрьме мучители подвергали его неслыханным унижениям. Они, по его словам, мочились на него и подпаливали ресницы на огне свечи. С этого момента уже не могло быть и речи о дальнейшем мирном сосуществовании с испанцами.
Когда Гонсало отправился с карательной экспедицией из-за убийства инками нескольких его соотечественников, Манко удалось уговорить еще одного из братьев Франсиско, Эрнандо, который лишь недавно приехал в Куско из Испании, выпустить его временно из тюрьмы, чтобы предоставить ему возможность помолиться в святилище, где установлено вылитое из золота изображение его отца. Он пообещал Эрнандо подарить ему за это золотую статую, и, по-видимому, неопытный правитель ему поверил. Как только Манко выбрался за пределы Куско, он призвал свой народ к мятежу. Наконец-то у инков появился свой отважный вождь, готовый повести их в бой против захватчиков. Десятки тысяч индейцев присоединились к нему в едином порыве. За этот короткий момент триумфа он проявил свойственный инкам организаторский гений. Новые воины-рекруты были одеты, накормлены и доставлены со всеми возможными предосторожностями на окраины Куско, не вызывая повышенного внимания со стороны испанцев к этим маневрам. Тревожная весть настигла Франсиско Писарро в его новом городе: Куско осажден.
Осада старой столицы продолжалась почти целый год, и все это время Куско был надежно отрезан от остальной части страны. Когда завязалась кровавая двухнедельная битва за обладание храмом-крепостью Саксауаман, победа оказалась на стороне испанцев. Во время этой продолжительной осады среди индейцев как в самом Куско, так и вокруг него находились предатели, которые тайно таскали пищу для ненавистных захватчиков. Среди них были даже родственники самого Манко, которые, как и многие другие, опасались расправы за их прежнюю поддержку европейцев, стоило только новому правителю одержать верх в борьбе. Осада провалилась, когда из Испании прибыли подкрепления. Сторонники Манко увидели, что удачный момент упущен, и многие откололись от него.
Последствия нового завоевания были поистине ужасающими для народов империи инков. Многие из них так и не оправились от сильнейшего шока из-за понесенного ими поражения, сотни людей, видя, как у них на глазах рушится некогда могущественная империя, утрачивали всякую волю к жизни. Цифры свидетельствуют о том, что за пятьдесят лет после прибытия сюда испанцев население Тау-антинсуйю сократилось на три четверти, возможно, с семи миллионов всего до 500 тысяч. А среди тех, кому удалось избежать заболеваний оспой и корью — эту болезнь тоже привезли на континент испанцы, — все больше людей отправлялось на тот свет из-за изматывающего каторжного труда. Обитатели прибрежных районов вымирали от истощения и холода, когда их заставляли доставлять тяжелые грузы высоко в горы; многие находили свою смерть в шахтах, где добывались золото и серебро.
Ни одна область туземной культуры не устояла перед европейским насилием. Их дворцы были осквернены, храмы Солнца разрушены. Найденные императорские мумии были брошены в костер. Большая часть шедевров, созданных золотых и серебряных дел мастерами-инками, была переплавлена в золотые слитки. Самые прекрасные изделия из золота и серебра были отправлены в Европу в качестве даров императору Карлу V. Там они были выставлены для всеобщего обозрения в Севилье, вызывая неподдельный восторг у всех зрителей. Затем император, испытывая острую нужду в деньгах для проведения своих военных кампаний, совершил вопиющий акт вандализма — он велел переплавить эти выдающиеся произведения инкского искусства.
Немногие оставшиеся в живых инки решили продолжать борьбу. После провала осады Куско Манко увел с собой в отдаленный район, в густые джунгли 20 000 своих сторонников. Там все они за короткий срок возвели город, который искал Бингхем. Вилькабамба занимал площадь более двух квадратных миль, в нем было 60 прекрасных монументальных каменных сооружений, 300 небольших домов, в городе были проложены удобные дороги и каналы. Инки правили здесь еще три с половиной десятилетия. Из своей глухой чащобы они время от времени наносили удары по завоевателям их империи, нападали на испанские сторожевые посты. После смерти Манко Вилькабамбой по очереди управляли трое его сыновей.
В 1572 году испанцы решили покончить и с этим последним свидетельством прежнего владычества туземцев. Когда они добрались, наконец, до Вилькабамбы, то увидели пустынное, разрушенное место; его защитники, перед тем как покинуть родной город, сожгли его дотла, чтобы он не попал в руки победителей. Но испанцы продолжали свою карательную экспедицию, проникая все глубже в джунгли. Там в их руки попал последний вождь инков Тупак Амару. Его привезли в Куско, подвергли скорому "показному" суду и отрубили ему голову на городской площади. С его смертью пресеклась династия инков.
Мертвая тишина воцарилась в Вилькабамбе. На это место вернулись густые джунгли, они спрятали под собой городские храмы, дворцы, набросив на них зеленый плотный плащ растительности. Единственным признаком прежнего обитания здесь людей стало название, которое говорившие на испанском местные крестьяне дали этому месту, — Эспириту Пампа (Долина духов). После путешествия Хайрема Бингхема, совершенного в 1911 году, археологи и исследователи несколько раз посещали Вилькабамбу. Эти мирные "захватчики" пытались отыскать последние тайны инков, вырвать их из-под пышной растительности. Многое в результате было открыто, но никто не станет утверждать, что коварные джунгли выдали все секреты древнего города или что целиком рассказана история последних лет существования империи инков.