ИМПЕРИЯ, СОЗДАННАЯ ЧЕЛОВЕКОМ ПО ИМЕНИ "СОТРЯСАЮЩИЙ ЗЕМЛЮ"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Воспользовавшись приятным воскресным майским вечером 1950 года, треть жителей Куско, около 15 000 человек, устремились на окраину этого перуанского города к стадиону, чтобы посмотреть футбольный матч. Другие предпочли отправиться в церковь помолиться или просто погулять по мощенным булыжником улицам. Вдруг земля у них под ногами, содрогнувшись, разверзлась — мощное землетрясение, словно кусок тряпки, разорвало город на две части, многие здания обрушились, похоронив под своими обломками 83 жертвы. Хотя природный катаклизм длился считанные секунды, политические потрясения продолжали терзать социальную структуру Куско еще целых шесть лет, так как землетрясение положило конец 400-летнему господству испанской культуры в историческом прошлом индейцев.
Многие построенные испанцами здания на руинах бывшей столицы инков рухнули, а узенькие старые улочки были завалены гранитными блоками, в которых один очевидец не увидел ничего другого, кроме "большой черной костяшки домино". Между прочим, землетрясения в Куско случались в прошлом не раз, но при этом большинство древних фундаментов выстояло, не поддалось свирепым сейсмическим толчкам. Стены таких домов были искусно возведены инками без всякого известкового раствора еще пять столетий назад, и в результате они построили такой красивый город, который, по словам скупого на похвалы конкистадора Педро Санчо, "был таким большим и таким прекрасным, что мог найти себе достойное место даже в Испании".
Возле самого центра Куско под развалинами церкви Санто Доминго XVI столетия и части монастыря была обнаружена великолепная изогнутая подпорная стена высотой двадцать футов из темно-серого андезита, которая осталась нетронутой, как и целый комплекс каменной кладки, выложенной когда-то инками. И к удивлению и радости многих, в результате землетрясения обнаружились несколько дополнительных ложков (ложок — кирпичная кладка. — Примеч. пер.) внушительных возведенных инками стен, которые до этого были схоронены под поздними постройками колониального стиля.
Эти великолепные стены, на которых монахи-доминиканцы построили свою церковь с монастырем, когда-то стояли на месте самого знаменитого святилища в империи инков: храма Солнца, посвященного Инти, их верховному божеству. Инки называли этот участок с полудюжиной строений Кориканча, то есть золотой квартал . Здесь рядом с изваянием самого Инти они разместили идолов подчиненных себе народов. Религиозные обряды в честь их бога ежедневно проходили в главном храме Кориканча и в других храмах, построенных по его образцу на территории всей империи. Их проводили жрецы и жрицы из монастыря, которых испанцы окрестили "невестами Солнца". На рассвете каждого дня приверженцы бога Инти посылали восходящему солнцу церемониальный воздушный поцелуй, называемый "муча".
Испанцы были буквально ослеплены красотой Кориканчи. Летописец Педро де Сьеса де Леон утверждал, что храм бога Инти "самый богатый по количеству золота и серебра в нем и что подобного ему не сыскать во всем мире". Он писал, что "посередине одной стены пролегала полоса из чистого золота длиной в два обхвата человеческих рук и толщиной в четыре пальца. Ворота, ведущие к храму, и его двери были покрыты листами этого благородного металла. Внутри находилось изваяние солнца из превосходно выкованного золота, украшенное множеством драгоценных камней. При храме был сад, в котором почвой служили "комки" золота высочайшей пробы, а между ними была хитроумно "высажена" кукуруза, вся из золота: стебли, листья, початки".
Снятый здесь внушительный золотой и серебряный "урожай" помог Атауальпе заплатить выкуп за себя, когда он был взят в плен конкистадорами. Только со стен Кориканчи испанцы содрали 700 золотых пластин, "словно доски с ящиков", как заметил секретарь Писарро. После переплавки из каждой пластины получался золотой слиток весом в четыре с половиной фунта. Разграбив все богатства храма, конкистадоры передали обезображенный каркас Кориканчи доминиканцам, этому могущественному религиозному ордену, который управлял чудовищно жестокой испанской инквизицией.
Но даже в таком сиротском виде Кориканча оставалась внушительным сооружением, и хотя в храме многое изменилось на протяжении долгих столетий, он стал притягательным магнитом для многих ученых, пытающихся раскрыть его тайны. В конце XIX века монахи позволили американскому дипломату и археологу Эфраиму Джорджу Сквайеру, по его словам, "обшарить каждый уголок церкви, все укромные местечки, все закоулки монастыря, все обмерить, сфотографировать, срисовать, чтобы занести все в свое досье. Здесь я обнаружил длинный пролет массивной стены, там — ее фрагмент, потом проход от двери, за ним — террасу; с помощью таких открытий мне удалось составить первоначальный план этого древнего здания". В 1928 году немецкий археолог Макс Уле обнаружил доселе неведомые остатки первоначального строения, возведенного инками под боковым алтарем. Затем в сороковые годы американский археолог из Калифорнийского университета Джон Г. Роув, внимательно изучив монастырь, составил основную схему первого этажа, которая была в основном подтверждена, когда после землетрясения в 1950 году похороненные до сих пор части сооружений инков вышли наружу.
Землетрясения заставляли монахов-доминиканцев на протяжении столетий несколько раз перестраивать свою церковь. Но после землетрясения 1950 года, вызвавшего крупные разрушения, начался громкий общественный скандал, заставивший реставраторов решать неожиданно возникшую дилемму, с которой их предшественникам никогда не приходилось сталкиваться. Какие руины должны они восстанавливать — испанской колониальной церкви или же древнего храма инков? Направленная в 1951 году в Куско группа советников из ЮНЕСКО (организация ООН по вопросам образования, науки и культуры) воспротивилась требованиям местной общественности, настаивавшей на восстановлении древнего храма, и рекомендовала реставрацию разрушенной церкви, подчеркивая ее историческую ценность как образца раннеколониальной архитектуры. Однако давление со стороны общественности росло в пользу сохранения памятников перуанской цивилизации инков за счет чуждого им испанского наследия. Когда через шесть лет перуанские архитекторы приступили к серьезной реставрации, то ее организаторы приняли решение проигнорировать рекомендации ЮНЕСКО и отдать предпочтение восстановлению руин инков. С того времени несколько секций церкви и монастыря были расчищены, в результате чего была обнаружена часть настоящего лабиринта из стен, когда-то украшенных плитами из золота, которое инки называли "потом Солнца".
Можно назвать только заслуженным этот небольшой триумф, одержанный местными жителями во имя исчезнувших инков, тем более что это произошло здесь, в Куско. Расположенный в узкой долине на восточных склонах Анд со снежными шапками вершин на высоте
При Пачакути, вероятно, этом величайшем появившемся в древней Америке вожде, и при его сыне, Топа Инка Юпанки, инкам удалось подчинить себе все основные государства и племена в Андском регионе, что привело к созданию не только самой крупной в доколумбовом Новом Свете империи, но и к такому государству, в котором все тщательно планировалось и подчинялось строгому управлению. Они демонстрировали на практике свои выдающиеся организаторские способности с такой страстью, которая пленила испанцев не в меньшей степени, чем их золото. На самом деле, они проявляли такую активность, так доказывали удобство и высокую отдачу своих методов управления, что многие из их идей и практических разработок, как и сохранившиеся до сих пор древние стены Куско, живут среди населения тех стран, которые когда-то поглотила их империя.
Так как у инков не было письменности и они не могли запечатлеть в словах свои замечательные достижения, то перед современными учеными возникает довольно трудная проблема, как отделить истинные факты от легенды. Большая часть наших знаний о древних инках получена из устных рассказов, передававшихся в народе от одного поколения к другому. Путешественники-европейцы и миссионеры часто смешивали такие рассказы в своих описаниях империи, произвольно объединяли разрозненные фрагменты и неоднородные сведения. Поэтому то, что дошло до нас, представляет собой причудливое сочетание правды и вымысла, истины и легенды, подчас приукрашенное ради пропаганды самими инками.
Перуанская археология, до сих пор не вышедшая из пеленок, старается исправить допущенные ошибки и неверные толкования, проверить точность старинных хроник. Наиболее надежным в этом отношении считается испанский летописец Педро де Сьеса де Леон, который в течение семнадцати лет странствовал по всей империи в качестве обыкновенного солдата. Хотя он смотрел на инков через призму другой, чуждой им культуры, хотя он и сам был конкистадором, жаждущим добычи, этот человек оказался внимательным слушателем и зорким наблюдателем. Другой знаменитый летописец, Инка Гарсиласо де ла Вега, был сыном принцессы инков и испанского солдата. Ему были хорошо известны обычаи туземцев, и он знал их язык. Но его статус человека смешанной расы, низший в глазах других испанцев, заставлял его подчас излишне восхвалять свое материнское наследие в ущерб истине.
Насколько можно судить по отрывочным историческим хроникам, происхождение инков можно отнести приблизительно к 1200 году н. э. Только это нам и известно из хронологического списка их правителей. Они являлись выходцами из немногочисленной этнической группы горных жителей, облюбовавших долину Куско, но все подробности их первоначального существования вскоре обросли всевозможными мифами. Слово "инка" даже не употреблялось в их собственных устных рассказах до упоминания их местного правителя, который взял себе титул "Сапа Инка". Только значительно позже эти обитатели гор стали называть себя инками.
По легендам, которые до сих пор изучают дети в перуанских школах, основателем Куско был Манко Капак, первый правитель. Он вместе со своим народом, как утверждает один из мифов, явился на свет в одной из трех пещер в Пакаритамбо, расположенном в восемнадцати милях к юго-западу от Куско. Другие мифы полагают, что он появился на одном острове на озере Титикака, расположенном значительно дальше к югу. В Куско, говорится в легенде, Манко воткнул в землю золотой посох, где появился сияющий храм Кориканча. Эта плодородная земля приняла в себя посох, а это свидетельствовало о ее согласии с замыслом Манко.
Древние сказания считают инков детьми Солнца, бога Инти, который поручил им приручать и образовывать всех дикарей, с какими им приходилось сталкиваться. Однако, даже при божественном благословении, их подъем к высотам величия оказался медленным и трудным, частично из-за того, что первоначально им удавалось добиться своего превосходства через смешанные браки с другими этническими группами в долине Куско. В течение двух столетий инки подчинили себе некоторых своих соседей и расширили границы своего царства по периметру на дюжину или около этого миль вокруг Куско.
Инки не приступали к практическому осуществлению своего высокого предназначения до появления их девятого правителя Пачакути. Трудно себе представить более незаметный старт для такого молодого человека, как он. Он был одним из многих сыновей восьмого правителя; более того, его брат Уркон уже был назначен преемником своего отца. Пачакути мог завершить свою жизнь в полной неизвестности, если бы только не был призван в явившемся ему видении богом Инти к высокой жизненной миссии, что, несомненно, указывало на далеко идущие амбиции принца с самого начала его карьеры. По словам отца Бернабе Кобо, миссионера-иезуита XVII века, Инти явился перед Пачакути со змеями, обвившими его руки. "Узрев святой образ, — рассказывает Кобо, — Пачакути пришел в ужас и пытался бежать прочь'. Но бог ободрил его: "Иди ко мне, дитя мое, ибо отец я твой, Солнце. Мне известно, что подчинишь ты себе многие народы и будешь неустанно оказывать мне почести и вспоминать меня, принося мне жертвы".
Потом Инти показал ему через магический кристалл все те районы, которые предстояло завоевать Пачакути. Но лишь внезапно возникший кризис в армии предоставил молодому принцу возможность, о которой он давно мечтал. В 1438 году перед Куско возникла угроза нападения со стороны сильной армии воинов, известных под названием "чанкас". Опасность оказалась настолько реальной, что стареющий отец Пачакути и Уркон, провозглашенный наследником, бежали в расположенную высоко в горах крепость, захватив с собой всех самых лучших воинов.
Возможно, под влиянием своего видения или же подталкиваемый желанием доказать, чего он стоит, своему брату Уркону, а может, и отцу тоже, Пачакути отказался покинуть город. Когда чанкас стали готовиться к штурму Куско, он взял командование на себя. Он усилил свою немногочисленную армию новобранцами из соседних племен. Когда на рассвете начался штурм, Пачакути был готов к его отражению. Набросив на плечи шкуру пумы, животного, считавшегося инками олицетворением силы и мощи, он повел своих воинов в контратаку. В критический момент, как утверждают легенды, он призвал высшую силу. Тогда сами валуны на поле брани превратились в воинов и их призрачные ряды помогли отбить наступление врагов. Куско был спасен.
Теперь Пачакути принудил отца отречься от престола и сам занял его. Потом ему сопутствовала целая серия военных триумфов. С помощью армии, состоявшей из воинов завоеванных им племен, которыми, правда, командовали только офицеры-инки, он постепенно расширил свои владения к северу, к центральным горным перуанским районам, а потом и к югу, к берегам озера Титикака. Как выразился летописец Гарсиласо, полуиспанец-полуинка по происхождению, "жажда новых завоеваний у принца, как и его амбиции, усиливаются по мере усиления его власти".
Но Пачакути умел заглядывать в будущее. Целью любой войны в те времена была военная добыча, захватив которую армия отходила на свою территорию. Пачакути воевал по-новому. Он не только получал в результате все необходимые ему ресурсы, но и занимался распространением инкской культуры и религии на завоеванных землях. Он знал, что враги инков считают их могущественным противником. Они обычно отправлялись в новые военные походы, распевая устрашающую победную песнь, слова которой довольно часто отражали ничем не прикрытую правду об этих походах: "Мы будем пить из его черепа. Мы украсим нашу грудь ожерельем из его зубов. Его кости превратим в наши флейты. Кожу его натянем на барабан, под бой которого будем танцевать". Пачакути отлично понимал, что для достижения победы иногда достаточно вселить панический страх в противника, и в таком случае можно обойтись без противоборства на поле брани. Он также имел обыкновение посылать противнику своих эмиссаров, которые расписывали перед ним все преимущества быстрой капитуляции. Испанские летописцы рассказывают, как он призывал своих врагов "признать во имя бога Солнца его власть над собой, после чего с ними будут достойно обходиться, оказывая все положенные им почести, и просто засыплют с головой подарками". Неудивительно, что обещания прочного мира и ценных даров вместе с угрозой кровавой жестокой расправы очень часто приводили к желаемому результату — безоговорочной капитуляции.
Хотя инки не были первыми индейцами, создавшими Андскую империю, они могли, благодаря расширению своей территории Пачакути и его преемником Топой Инка Юпанки, претендовать на самые обширные владения, причем с самыми разнообразными природными условиями, растительным миром, фауной. Любой, кто отправится в путешествие по захваченным ими территориям, вошедшим в состав империи, придет в изумление от их географических крайностей. Путешественнику, начинающему свой переход с побережья рядом с тем местом, где ныне расположена столица Перу Лима, и направляющемуся к востоку через гряду гор, придется стать свидетелем поражающей воображение смены ландшафтов и окружающей природы. Он начнет свое путешествие всего на высоте нескольких футов над уровнем моря, с одной из самых засушливых пустынь на земле. Поднимаясь в горы сразу за городом, он быстро преодолеет первый хребет Анд; пройдя всего
Путешествие по горным тропам оказывает на организм человека серьезное воздействие. Недостаток кислорода на таких высотах вызывает тошноту и головную боль, заставляет человека не свободно дышать, а жадно ловить ртом воздух. На сухом воздухе лопается кожа, а пальцы на ногах и руках деревенеют от холода. Со временем, конечно, организм человека адаптируется к таким условиям. Для того чтобы избежать излишнего напряжения, инка жевали коку, заряжающие энергией наркотические листья растущих в Монтанье кустов.
Вообще кажется абсолютно невообразимым, что какой-либо народ мог выжить в таких экстремальных условиях, не говоря уже о том, чтобы создать величайшую цивилизацию. Кроме тягот, связанных с условиями жизни на высокогорье, существует еще опасная нестабильность самой земли. Анды — это довольно молодые горы в масштабе геологических периодов, и они, как и полагается, подвержены "юношеским" смещениям. То один, то другой из дюжин расположенных там вулканов периодически начинает выбрасывать вверх из своего нутра огненную массу. В горах то и дело происходят землетрясения, и грунт в виде многочисленных оползней вместе с потоками грязи низвергается вниз, в долины. Один из таких потоков в 1970 году накрыл целый город, погребя под собой 20 000 человек.
К тому же здесь существует серьезная проблема дождей. Побережье на всем своем протяжении так страдает от засухи, что весьма трудно предсказать количество выпадаемых здесь годовых осадков, и ничего не может вырасти без искусственного орошения. Только в Кордильерах, на высоте более
Инкам для эффективного управления такой обширной территорией требовались определенные, хорошо разработанные системы. В рамках границ империи, в районах с трудными, экстремальными климатическими и географическими условиями проживали различные этнические группы, имевшие между собой очень мало общего. После их завоевания перед Пачакути встала серьезная задача, каким образом объединить их всех в единую, бурно развивающуюся империю. Далеко не все великие завоеватели в истории обладали талантом управления страной или испытывали к этому большое влечение, но Пачакути хотел посвятить всего себя наведению порядка во вновь приобретенных землях, для чего передал командование армией своему сыну Топа Инке в 1463 году. За несколько лет Пачакути разработал очень простые механизмы государственного управления, позаимствовав некоторые из них у тех андских народов, которые подчинились ему.
Как только Пачакути захватывал новую территорию, он начинал проводить там здоровую политику, рассчитанную на недопущение беспорядков. Например, он позволял завоеванным народам сохранить на местах их вождей и поклоняться своим богам хотя, конечно, он ожидал, что они наравне с ними будут почитать и бога Солнца. В отличие от испанцев, которые насаждали свою религию за счет вытеснения других верований, он радушно принимал местных идолов в пантеон инков, гарантируя им подобающее место в почитаемом всеми храме Кориканча, что, по сути дела, было его методом удерживания их в заложниках. Если в тех землях, откуда они были доставлены, на самом деле возникали мятежи, то он мог в любой момент приказать вынести из храма изваяния их богов и подвергнуть их общественному бичеванию, потенциально это был акт такого позорного унижения, что люди, почитающие своих богов, в этом случае не имели иного выхода, кроме как подчиниться воле правителя.
Для того чтобы каждый его подданный мог свободно понимать другого и общаться со всеми, Пачакути сделал язык кечуа, на котором говорили только в Куско, официальным языком всей империи. Он не препятствовал людям разговаривать на своих местных языках, из которых самым распространенным был аймара, но от них требовали изучения и кечуа. Сьеса де Леон пишет, что "это требование так строго насаждалось, что ребенка начинали обучать языку кечуа еще до того, как его отрывали от материнской груди". Он утверждал, что это "очень хороший, сочный язык, с очень богатым словарем и весьма легко усваиваемый. В его словаре существуют эквиваленты таких фраз, как "хорошо говорить" и "плохо говорить", что демонстрирует нам почтительное отношение к тонкостям разговорной речи. Язык кечуа сохранился до сих пор, и на нем сегодня разговаривает около 10 миллионов человек, проживающих в Андах. Аймара тоже используется в некоторых районах.
Пачакути был готов идти на все ради того, чтобы утвердить законность империи инков. Большой мастер пропаганды, он, как утверждают, однажды вызвал всех своих летописцев и продиктовал им новую, прославляющую его самого историю страны, чтобы таким образом покончить со всеми старыми легендами. В одном из таких рассказов говорится о молодой женщине с засушливого побережья в районе Ики, которая, как утверждают, отвергла любовные притязания Пачакути, так как любила другого мужчину. Правитель вовсе не был разъярен ее отказом, напротив, пораженный ее постоянством, он предложил вознаградить ее за это. Но она ничего не пожелала лично для себя, а попросила подвести воду к ее деревне. Тогда Сапа Инка приказал 40 000 воинам прорыть канал, чтобы доставить воду в этот засушливый район. С помощью такого сказания Пачакути намеревался запечатлеть в народном сознании свой образ как доброжелательного отца нации, пионера ирригации; что ему до того, что такой поистине экстраординарный подвиг в области ирригации фактически был совершен в Ике за несколько столетий до его правления!
Если его льстивые речи не оказывали должного эффекта и мятеж в той или иной части империи казался неминуемым, Пачакути всегда мог прибегнуть к угрозе переселения. Во время его царствования различные неугодные, склонные к беспорядкам элементы, иногда это были целые этнические группы, "с корнем вырывались с насиженных мест и отправлялись в другую часть империи, где сливались с населением уже давно созданных провинций. На их место присылались верные Пачакути люди, главная задача которых состояла в том, чтобы подавать пример другим и пропагандировать образ жизни инков. Такие переселения преследовали еще три другие весьма полезные цели: с их помощью удалялся избыток населения в плотно заселенных районах, что снижало царившую там напряженность; предоставлялись для обработки "целинные земли с доставкой необходимой рабочей силы; а также накапливалась рабочая сила для выполнения особых проектов. Но главной целью оставалось одно — необходимость превратить всю империю в громадный тигель, содержимое которого будут размешивать в Куско.
Принцип иерархии с Сапа Инкой, твердо занимающим ее верхушку, был доминирующим организационным принципом правительства инков. Пачакути постановил, что, являясь прямым потомком бога Солнца, он правит по божественному праву. Личность его была окружена почетом и роскошью. Хотя подробности его личной жизни до нас не дошли, приводимое Сьесой де Леоном описание ритуалов в отношении другого монарха, Атауальпы, дает нам кое-какое представление о том, как с ним обходились окружающие. Скорее всего, пищу ему приносили на золотых и серебряных блюдах, которые ставили перед ним на коврик. Что касается Атауальпы, то во время еды одна женщина все время держала в своих руках его блюдо, другая, стоявшая рядом, была готова в любую секунду поймать в ладонь его отхаркивание, если ему вдруг захочется откашляться или прочистить горло. Личность Атауальпы считалась настолько священной, что остатки его пищи, как и его одежда, которую он не надевал больше одного раза, сохранялись, а потом, в конце года, в торжественной обстановке церемонно сжигались на костре.
Когда Пачакути отправлялся в путь, чтобы проинспектировать свою империю, то не шел пешком, как обычный смертный, — его несли на золотых носилках, украшенных драгоценными камнями, а за ним следовала громадная свита, которая иногда насчитывала до нескольких тысяч человек. Он давал аудиенции, обычно укрывшись за стеной, сидя на низенькой табуретке, поставленной на возвышающейся платформе, это было что-то вроде трона и места верховного судьи. Пачакути изменил традиционную корону своих предков "льяуту", сделанную из красной шерсти повязку толщиной в четыре пальца, четырежды опоясывавшую лоб, с бахромой перед глазами. Представители высшей знати тоже имели право носить льяуту, но у императора она была сверху украшена тремя красивыми большими перьями попугая ара, и он добавил к ней золотую диадему и тяжелые изумруды, а к кисточкам приладил золотые трубочки. Никто не мог находиться в непосредственном присутствии императора и глядеть ему прямо в лицо, нужно было отворачивать голову и плечи в сторону. Даже вельможа должен был приближаться к императорской особе со смиренным видом, босой, с грузом, привязанным к спине. "Неважно, какой был груз, большой или маленький, — отмечал Сьеса де Леон, — ведь это был только символ глубокого почтения, оказываемого Инке",
Будучи Сапа Инкой, Пачакути унаследовал все обычаи своих предшественников на троне, но некоторые он изменил, принимая во внимание свою постоянно растущую значимость как главы расширяющейся империи. Традиционно правителю разрешалось иметь гарем из сотен наложниц, которые считались его побочными женами. Однако императрица, или коня, избиралась из числа родных сестер Сапа Инки. Будучи царских кровей и наследницей Сапа Инки по своему признанному праву, койя тем самым подтверждала законные претензии своего мужа на трон.
Из потомства койи император выбирал себе наследника. Он обычно делал свой выбор на основе личных впечатлений и компетенции, но иногда позже он менял свое решение. Трудности, возникающие с наследованием престола, в полной степени проявились, когда внук Пачакути, Уайна Капак, умер, скорее всего от оспы, до официального назначения своего преемника. Его наиболее вероятный наследник Ни-нан Куйючи тоже умер во время эпидемии оспы, косившей всех придворных подряд, в результате после такой напасти в живых осталось только два принца, — Уаскар и Атауальпа, которым предстояло вести между собой борьбу за корону. Так началась гражданская война, предшествовавшая падению всей империи.
У койи был собственный двор, и она пользовалась репутацией женщины, которая играла скромную, неофициальную роль в государственных делах. Ее подданные часто ласково называли ее "маманчик" — "наша матушка". Выдающейся койей была жена четвертого императора, Майты Капака, — она, как утверждают, не только руководила работой женщин в королевских усадьбах, но и занималась изучением естественных наук. Она ввела в обиход выращивание новых культур, поощряла развитие рыбной ловли и даже экспериментировала с извлечением яда у змей, чтобы сделать наконечники для стрел более смертоносными,
На вершине трехступенчатой пирамиды власти находилась наследственная аристократия, составлявшая единственную касту, которая могла по праву причислять себя к инкам. Их называли "Капак Инками", и все они были потомками легендарного основателя династии инков, Манко Капака. Под их непосредственным контролем находились все земли в империи, они занимались распределением самых ценных ресурсов, включая такие, как ламы-гуанако, альпаки и викуньи, золото, серебро, листья коки, изделия, созданные самыми лучшими ремесленниками, и самые прекрасные женщины в империи. Они одевались в туники до колен, сотканные из мягкой шерсти викуньи, такую одежду запрещалось носить простолюдинам. В больших дворцах в городах инков их апартаменты обычно украшались декоративными тканями превосходной выделки, а оконные рамы иногда оббивались серебряными пластинами. Жены аристократов носили длинные, до пят, туники, перехваченные на талии поясом с геральдическими знаками, а также мантии, которые прикреплялись золотыми, серебряными или бронзовыми булавками, называемыми "тупу". Каждый день они посвящали несколько часов своему туалету, регулярно принимали ванны и всегда содержали свои длинные неподстриженные черные волосы в чистоте; они их тщательно расчесывали гребнем, придавая особый блеск. Знатная женщина-инка имела признаваемое государством право притязать на часть андских ресурсов, включая долю от результатов наемного труда, а также от дани, выплачиваемой крестьянами. Систему наследования, предоставлявшую ей такие привилегии, делавшие ее независимой от статуса, которым обладал ее муж, один ученый назвал "параллельным наследованием", подразумевая под этим, что мужчина принимает наследство от своего отца, а женщина — от матери.
Самое высокое положение в бюрократической иерархии армии и духовенства занимали взрослые вельможи, число которых, вероятно, никогда не превышало пятисот. Из числа их ограниченных рядов избирались четыре самых важных по должности префекта, или "апус", каждый из которых управлял одной из "четырех четвертей" Тауантинсуйю, а также множеством провинций, входивших в их территориальные рамки. По мере того как Пачакути расширял свою империю, он начал осознавать один изъян в разработанной им системе управления. У него не оказалось в достаточном количестве способных и квалифицированных представителей знати, которых он мог бы послать для управления новыми территориями, чтобы отстаивать там интересы своего Инки и вдохновлять народ своим собственным добрым примером. Прагматист по характеру, Пачакути решил эту проблему, создав новый социальный слой инков по своему указу. Такие назначаемые им лично вельможи назывались "Ауа Инка", что означает инка по привилегии или по соизволению. Часто среди них оказывались вожди из района Куско, чья непререкаемая лояльность была хорошо известна самому Пачакути. Однако многие индейцы весьма скромного происхождения, которые оказали ценные услуги Сапа Инке, тоже могли оказаться в рядах Ауа Инков.
Все привилегированные инки, либо по своему рождению, либо по соизволению императора, косили в мочках ухо большие почетные серебряные или золотые диски. Их тяжелый вес растягивал уши, что заставило испанцев прозвать их "большеухими". Ношение в ушах столь драгоценных предметов считалось не только престижным, но еще и большой честью, и такие инки с жалостью смотрели на своего несчастного товарища, которому повредили ухо в бою, ведь теперь он навсегда был лишен привилегии носить эмблему, свидетельствующую о его принадлежности к аристократической элите.
За социальным слоем Ауа Инка шли официальные лица, называемые "кураками". Они представляли собой успешно действовавших правителей на своих территориях до их захвата инками. Но их не лишили власти, оставив на прежних местах, что было частью проводимой политики, заключавшейся в том, чтобы предоставить завоеванным народам право хоть на какую-то видимость автономии. Под присмотром губернатора провинции, назначаемого инками, они возглавляли административные общины, состоявшие из "домашних очагов".
Пытаясь добиться точной бюрократической отчетности, инки разбили все семьи в империи на аккуратные десятичные подразделения. Каждые десять "домашних очагов" управлялись главой одного из них. Такие руководители отчитывались во всем перед главами групп, состоящих из пятидесяти семей, а над ними стояли префекты, возглавлявшие более многочисленные подразделения, насчитывавшие 100, 500, 1000, 5000 и даже 10 000 "домашних очагов". Во всех группах, где число "очагов превышало пятьдесят, пост главы становился наследным.
Благодаря такой установленной десятичной (децимальной) иерархии, управляемой представителями официальной власти, Пачакути мог осуществлять свой контроль за экономическим состоянием громадного количества неповоротливых общин, как больших, так и малых, как богатых, так и бедных. Поступая довольно разумно, инки сумели превратить всю эту мешанину в относительно однородные экономические объединения, которыми управляли по команде, начиная с самого верха, Сапа Инки в Куско. Таким образом, можно было без особых усилий и трудностей собирать налоги и распределять необходимые ресурсы. Те кураки, которые управляли тысячью или даже более домашних очагов, получали кое-что от щедрот Сапа Инки, предназначаемых для трех высших слоев общества, хотя, конечно, в гораздо меньшем масштабе, чем знатные инки. Предусматривалось выделение для них в дар участков земли, предоставление слуг, лам, одежды из дорогих тканей, жен из высшего общества или наложниц. Кураки пользовались, кроме этого, еще рядом привилегий, например, им было предоставлено право на полигамию, они могли пользоваться носилками, есть на золотой и серебряной посуде, все они освобождались от уплаты налогов. Иногда им даже предлагалась в жены особа королевских кровей. Муж в результате такого брака перескакивал через ступеньку на иерархической лестнице.
Главной обязанностью всех кураков было неукоснительное обеспечение сбора налогов. Для выполнения такой задачи они составляли ежегодный отчет о продукции, произведенной в каждой местности, а также перепись населения с указанием возраста каждого человека и его рода занятий. Такие описи рабочей силы позволяли куракам, как объясняет Гарсиласо, "заниматься разумным распределением заданий, выполнение которых необходимо для общественного благосостояния".
Так как в то время денег не существовало, налоги выплачивались в натуральном виде, плодами крестьянского труда. На территориях, завоеванных инками, все природные ресурсы, а также любая собственность — фермы, стада домашнего и дикого скота — объявлялись собственностью империи, а вся земля делилась на три части. Одну население обрабатывало для собственного пропитания, вторую — для нужд Сапа Инки и его знати, а третью для бога Инти и прочих божеств инков, доходы от которой фактически поступали в распоряжение жрецов и прочих служителей культа, разбросанных по многочисленным священным местам поклонения инков.
В некоторых ранних исторических хрониках указывается на то, что в одной из самых бедных провинций, которой нечем было платить долги, Сапа Инка повелел каждому домашнему очагу представить администрации сосуд, до краев наполненный вшами. В этом указе Сьеса де Леон увидел решительный настрой верховного вождя приучить своих подданных платить столице Куско то, что ей положено. Источники Гарсиласо, однако, объясняли ему, что такой указ преследовал благие цели. Требуя от своего народа избавиться от паразитов, император тем самым просто выражал "свою любовь к беднякам, так как в таком случае они были обязаны это сделать, ибо, пребывая в ужасающей нищете, они просто могли умереть от такой заразы.
Дары обрабатываемой земли распределялись прежде всего между знатными инками, но свою долю получал любой человек, состоявший на государственной службе. Во всей империи каждому мужчине, находившемуся в браке, главе семейного очага, гарантировалось достаточное количество пищи, чтобы прокормить не только своих домочадцев, но даже дальних родственников. "У них ничего не было, — писал Хуан Поло де Ондегардо, служивший в Куско коррехидором (судьей), о положении простолюдинов. — У них не было ни клочка своей земли, но каждый год им предоставлялся участок для обработки и возделывания сельскохозяйственных культур". Хотя такая система обеспечения отличалась определенной щедростью, крестьянам все же приходилось в первую очередь обрабатывать земли, принадлежащие императору и богу Инти, и только потом приступать к работе на тех, которые выделялись для их собственного пропитания. Кроме того, каждый домашний очаг был обязан поставлять государству в качестве налога определенное количество тканей домашней выделки.
В отличие от крестьян специалисты-ремесленники, такие, как ювелиры, мастера по художественной обработке металла, горшечники, проживавшие в больших и малых городах, платили налоги в виде произведенных ими изделий, сырье для которых им обычно поставляли двор и знать. Например, для дворцовых садов Сапа Инки золотых дел мастера выковывали из этого драгоценного металла цветы, травы, стада лам вместе с пастухами, кроликов, мышей, ящериц, змей, бабочек, лис, диких кошек и размещали свои произведения искусства среди живых растений и деревьев. Гарсиласо описывал "блестящих птичек, сидящих на деревьях в такой позе, словно они были готовы вот-вот запеть, другие склонили головки к цветам, словно вдыхая их божественный нектар".
Существовал и еще один вид налогов для населения. Он назывался "мита", дословно — "период, раз". Таким словом обозначался отрезок времени, который члены домашнего очага должны были отработать на государственных предприятиях. Мита мог означать год службы в армии, месяц работы в качестве чернорабочего для приведения в порядок и ремонта местных дорог или определенный срок трудовой повинности на серебряных и медных копях. Некоторые местности облагались особой разновидностью миты, так, провинция Рукана поставляла здоровых, натренированных носильщиков для императора, а Чумбивилька постоянно отправляла в императорский дворец опытных танцоров. В конечном итоге налог мита приносил инкам ежегодный доход, получаемый от более чем одного миллиарда рабочих часов.
Привычка платить налоги своим трудом настолько глубоко въелась в сознание инков, что даже испанцы в самом конце своего правления замечали, как об этом свидетельствует один летописец, что "им невмоготу расстаться с мешком картошки, и они с радостью готовы отработать пятнадцать дней вместе с другими членами общины на любом объекте .
В обмен на свой кропотливый, тяжкий труд простые люди пользовались некоторыми благами этого государства всеобщего благоденствия в зачаточном состоянии, которое всегда приходило им на помощь в трудную минуту. Громадная часть собранного урожая отправлялась на многочисленные склады, или "колькас", расположенные в каждом главном городе провинции. Отсюда каждый день выдавались продовольственные пайки и необходимые для жизни вещи вдовам, сиротам, хронически больным и утратившим трудоспособность людям. А в периоды междоусобной борьбы или стихийных катастроф помощь оказывалась всем поголовно. Такая система обеспечения произвела сильное впечатление на Поло де Ондегардо, и он даже сообщал своему сюзерену Филиппу II в конце 1500-х годов, что "в империи постоянно осуществлялся контроль за оказанием материальной помощи со складов Сапа Инки, в результате чего его подданные никогда не страдали от голода".
В этих колькас кроме кукурузы и картофеля лежало еще очень много другого; один испанский наблюдатель сообщил, что на складах в Куско хранились "щиты, железные и кожаные, балки для кровли домов, ножи и другие инструменты, сандалии, кирасы для снаряжения воинов. Всего этого там было в таких невообразимых количествах, что поражало, каким образом эти туземцы смогли обеспечить себя столь разнообразными нужными предметами. Все воины, — сообщает нам летописец, — могли получить со складов обмундирование, оружие и необходимые припасы". В ответ на проявляемую о них государственную заботу от воинов требовались надежность и выдержка. "Разграбление захваченных городов строго запрещалось, — отмечал Гарсиласо де ла Вега, — даже если они были завоеваны силой".
Частично из-за существования сети колькас, народы, завоеванные инками во времена правления Пачакути, достигли неизвестного им досель высокого уровня социальной защиты. Из-за мудрой политики, проводимой императором во всех своих владениях, различные культуры народов переплетались: они обменивались не только своими знаниями, но и своими ресурсами, и в результате там возникло такое общество взаимопомощи, подобного которому прежде не бывало. Общины теперь избавились от чумы междоусобных войн, им больше не было нужды ссориться из-за земли или права на воду. Жителей покинул смертельный страх, они не боялись угрозы неурожая или стихийных бедствий, которые прежде могли лишить их крова и пустить по миру. Но за чувство безопасности нужно было платить. И ценой его стал строго регламентированный, бюрократический образ жизни.
После отхода Пачакути от активной деятельности в 1471 году у кормила власти империи встал его сын Топа Инка Юпанки, главнокомандующий армией. Он расширил свои владения до самых дальних пределов. Ко времени смерти Топа Инки империя инков простиралась на расстояние около
Больше всего поражает тот факт, что как Пачакути, так и его преемник, управляли этой громадной империей, обходясь без письменного языка. Инки, однако, изобрели замену для письма, так называемое кипу — уникальное изобретение человечества, вполне отвечавшее всем их нуждам. Оно состояло из разноцветных шнурков, сплетенных либо из хлопка, либо из шерсти с завязанными на них узелками; иногда число таких скрученных нитей достигало сотни, и все они были различной длины. Неудивительно, что название этой замены письменности заимствовано из языка кечуа, на котором слово "кипу" означает "узелок".
Кипу, возникшее, вероятно, еще до инков, в их руках превратилось в идеальный инструмент для осуществления в государстве императорского контроля за всеми областями жизни. Оно кодировало все необходимые для бюрократии статистические данные — от количества работоспособных мужчин, для выплаты налога мита в тот или иной месяц, до количества зерна, имеющегося в наличии в каждом амбаре по всей стране. Благодаря кипу инки могли проводить опись населения и собственности с такой точностью, что, по словам одного испанского очевидца, "от их внимания не ускользала ни одна пара сандалий". "Империей, — писал другой летописец, — управляли с помощью кипу". Крестьяне в Андах до сих пор используют примитивное кипу для подсчета количества домашних животных в стаде, а также размеров собранного урожая.
Код, применяемый инками для записи числовых данных на шнурках, частично был расшифрован в начале ХХ века американским археологом Л. Лилэндом Локком из Нью-Йоркского музея естественной истории. Исследования, проведенные Аокком, помимо всего прочего показали, что инки обладали поразительным пониманием наиболее важных математических концепций, включая понятие о нуле. Но, несмотря на проделанную Локком блестящую работу, до сих многое для нас остается неизвестным о кипу, как о разнообразном,' трудно уловимом средстве выражения, а не просто как об устройстве, помогающем запоминать числа. Американские этноисторики Марсия и Роберт Эшер тщательно проанализировали почти половину из 400 дошедших до наших дней кипу. Как и многие другие ученые, чета Эшер верит, что цвета, расположение шнурков, даже сами узелки обозначают какие-то концепции, вещи и вербальные образы, такие, как повторение фразы или даже нескольких связанных между собой определенным смыслом фраз, а не просто указывают на те или иные числа. Еще Гарсиласо отметил, что создатели кипу, которых называли "кипу камайок" — "хранители кипу", были не просто бухгалтерами, но и историками. Он также указывал на то, что кипу служило пособием для запоминания устной истории и литературы, а также для воспоминаний о них. Если какой-нибудь из сановников в какой-то провинции хотел узнать кое-какие исторические детали о своих предшественниках, то он обращался за помощью к этим официальным "воспоминателям", которые, если верить Гарсиласо, "никогда не выпускали из рук кипу, они постоянно теребили шнурки и узелки пальцами, чтобы ничего не выпустить из предания в своих отчетах".
Древние кипу сохранились в ограниченном количестве, что значительно затрудняет их изучение. В конце XVI века испанские священники предали огню, как сатанинскую затею, все попавшие им в руки кипу. Такие ученые, как супруги Эшер, в своих исследованиях должны были полагаться на кипу, извлеченные из могил; часто этим занимаются грабители в прибрежных пустынных районах, где благодаря сухому климату шнурки из хлопка и шерсти сохранились в хорошем состоянии. Но так как в руках Эшеров оказались кипу только из одного уголка обширной империи, и не из ее центральной части, то они вполне могут оказаться далеко не типичными. В Куско, в этом сердце бюрократии, кипу, вероятно, содержали куда больше ценной информации, но даже те из них, которые избежали цепких рук испанских священников, не смогли сохраниться из-за влажного горного климата.
Создатель кипу считался главным винтиком в громоздкой бюрократической машине. Составляя трехразмерные сообщения с помощью шнурка, он проявлял свои наилучшие качества бухгалтера, логика и художника, а значимость его как специалиста увеличивалась по мере того, как он все настойчивее приближался к центру, где сосредоточена главная власть, к Куско. На самом деле, как нам сообщает Гарсиласо, положение создателей кипу было настолько высоким, что они были освобождены от всех налогов и от всех прочих видов службы". Тут особенно нечему удивляться, так как во многих случаях свой код мог расшифровать только сам автор. Несмотря на некоторые попытки стандартизации, например, желтый цвет мог означать "золото", окончательное толкование делал сам специалист, который мог в своем сообщении желтым цветом обозначить кукурузу. Инки считали сохранение и интерпретацию кипу настолько жизненно важным делом, что допущенные в них ошибка или пропуск, как говорят, карались смертной казнью.
Будучи контролерами чисел, кипукамайоки могли и не избежать соблазна коррупции, и Пачакути этого, конечно, не исключал. Для того чтобы предотвратить откровенные злоупотребления властью, Сапа Инка содержал целую службу особых инспекторов. Обычно ими назначались люди из числа знатных инков, которые несли ответственность непосредственно перед троном. Они иногда путешествовали инкогнито по обширной империи, проверяя работу местного чиновничества, и следили за тем, чтобы местные склады не пустовали. Такие дотошные инспектора получили кличку, которая вселяла страх в коррумпированных или некомпетентных гражданских служащих, их называли "те, которые видят все" ("токойрикок").
Всю информацию от таких ревизоров, как и от местной бюрократии, доставляли в столицу по разветвленной сети созданных инками дорог. Чудо инженерной техники, эта сеть насчитывала более
Эти дороги обеспечивали быструю связь между столицей и районами в глубинке страны. Бегуны, доставлявшие эстафеты, называемые курьерами — "часки", располагались на расстоянии нескольких миль один от другого. Они составляли то, что Сьеса де Леон называл "самой лучшей системой дорожных постов"; вряд ли можно было придумать или даже вообразить что-нибудь подобное. Можно было быть уверенным в том, что то или иное известие доставят к месту назначения с такой скоростью, с которой не сравниться даже самым быстрым лошадям. Обычный курьер, выбранный для этой цели еще в молодости за его быстрый бег и выносливость, которые он проявлял в разреженной горной атмосфере, пробегал свою дистанцию, выкладываясь до конца. Белые перья на его головном уборе развевались на ветру, а о своем приближении он оповещал, дуя в витую морскую раковину, заменявшую ему трубу. Второй курьер, всполошившись, вскакивал и бежал несколько сот метров рядом с товарищем, стараясь точно запомнить содержание донесения, а затем передавал его третьему, а тот четвертому и так далее. Известия по этой системе дорог доставлялись со скоростью
Но каким бы эффективным средством объединения империи ни были дороги, кипу и прочее, Пачакути приходилось проявлять заботу о лояльности будущих поколений, если только он хотел, чтобы его империя не погибла. Будучи прозорливым человеком, он приглашал сыновей правителей завоеванных им провинций, ставших по своему рангу кураками, в школу, в которой обучались отпрыски его знатных вельмож в Куско. Такие молодые люди впоследствии возвращались домой и могли стать убедительными пропагандистами образа жизни инков и прославлять их гордый дух и культуру. А во время учебы они, по сути дела, как и провинциальные идолы, хранившиеся в храме Кориканча, были заложниками императора для обеспечения повиновения и покорности завоеванных им народов.
Под руководством учителей, которых называли "амаута" — "мудрецы", студенты обучались религии, элементарной геометрии, истории, военной тактике и ораторскому искусству. Вместе с учебой им вбивали в голову то, к чему их обязывало нынешнее положение, то, что Гарсиласо описывал как "признание свободы и великолепия того, чему потомки бога Солнца были обязаны самим себе и своим праотцам".
Достигнув шестнадцатилетнего возраста, юноши должны были пройти через несколько трудных испытаний, чтобы продемонстрировать свои знания, силу, ловкость и смелость. Такие экзамены обычно длились целый месяц и проводились на открытом воздухе, чтобы все желающие могли за ними наблюдать. Участникам предлагалось попоститься в течение шести дней, существуя только на травах и воде, после чего они должны были пробежать как можно быстрее четыре с половиной мили. А потом стоять не шелохнувшись, когда опытный фехтовальщик, ловко орудуя острым длинным ножом, наносил им порезы и уколы и срезал пробивающиеся усики на юных лицах. "Их жестоко били по рукам и ногам плетками из лозы, — сообщал Гарсиласо, — чтобы убедиться в их способности выносить любую боль, а тот мальчишка, который при этом проявлял хотя бы малейшие признаки испытываемых страданий, безжалостно изгонялся". Он также отмечал, что во время военных игр, "хотя им выдавали особое оружие, не столь опасное по сравнению с тем, которое использовалось на поле битвы, не было недостатка в раненых, а иногда и убитых во время таких упражнений, настолько яростно эти юноши сражались друг с другом ради достижения победы".
Чтобы отметить успешное завершение испытаний, устраивалась особая церемония, на которой чествовали выпускников в присутствии самого императора. Она была равнозначна посвящению в рыцари. Сапа Инка брал в руки золотую иглу, чтобы подготовить их к вручению больших ушных дисков, присваиваемых их касте. Каждый юноша опускался перед императором на колени, а он протыкал мочки уха иглой как сыновьям инков, так и отпрыскам кураков. Таким образом, после этого ритуала выпускники занимали свое место среди представителей правящего класса.
Специально подобранные девушки тоже подвергались изнурительным тренировкам. Институт, известный под названием "аклья-куна", или "женщины-избранницы", готовил лиц женского пола для будущей карьеры в качестве жриц или даже служанок для самого императора Сапа Инка. Число их в империи было всегда постоянным и достигало 15 000. "Акльяуаси", или "дом женщин-избранниц", стоял в Куско на главной площади возле храма Кориканча, рядом с одним из самых великолепных дворцов Сапа Инки; ученицы воспринимали такое его местоположение как указание на большое значение этого учреждения для общества инков. Подобные акльяуаси существовали во многих местах на территории всей империи.
Будущих "женщин-избранниц" тщательно отбирали среди десятилетних девочек, обращая внимание прежде всего на их красоту, способности и происхождение. Отбором занимались кураки и специальные агенты Сапа Инки, которые ради этого обшаривали все уголки государства. Отобранные девочки отправлялись в провинциальные монастыри группами по десять человек, где они под руководством пожилых женщин-избранниц , мамакона , обучались таким искусствам, как ткачество, крашение, приготовление особой пищи и чичи (алкогольного напитка), а также отправлению религиозных обрядов. Ткачеству уделялось особое внимание, так как именно "женщины-избранницы" делали изысканную тонкую ткань под названием "кумби" из викуньи, шерсти альпаки и шерстяного ватина, из которой шили одежды для самого императора и для его койи.
После трехлетнего обучения девушек ожидал процесс отбора кандидаток на новую роль. Каждый монастырь посылал назначенную ему на этот год квоту претенденток в Куско на праздник Солнца. Там и проходил окончательный отсев. Император лично отбирал среди них будущих жен, некоторых для себя, а некоторых для своих вельмож. Часто этих невест отсылали к политическим союзникам или местным вождям, которых верховный правитель хотел таким образом несколько облагородить. "Он хотел тем самым вознаградить их за службу, уплачивая им за нее такую цену", — прокомментировал этот обычай летописец отец Кобо. Современный ученый, этноисторик Айрини Сильверблат из университета штата Коннектикут, утверждает, что такие женщины были еще одним инструментом для проведения имперской политики инков, их распределяли в качестве награды, чтобы тем самым получше смазать политическую и экономическую машину империи.
Не прошедшие окончательного отбора "женщины-избранницы" становились "мамаконами", и испанцы называли их "невестами Солнца". На пышных церемониях их сочетали браком с Инти и другими божествами, а потом назначали жрицами в храмы по всей стране, где они проводили религиозные обряды, готовили все необходимое для жертвоприношений, предсказывали после консультаций с богами будущее, а также организовывали службы в местах индивидуального поклонения. Они готовили пищу для священников и чичу, которую предлагали богам и всем участникам празднеств.
Хотя им полагалось наравне со жрецами строго блюсти нравственность, "женщины-избранницы" вели далеко не монашеское существование. Их привилегии мало чем отличались от привилегий, предоставляемых жрецам, и, как сообщает один испанский летописец, "они жили, как живут великие королевы и знатные дамы, их жизнь была полна удовольствий и развлечений, они пользовались всеобщим уважением, почетом и любовью самого Инки и его высоких вельмож". Другой испанец писал, что они внушали такой благоговейный страх и уважение, что ни один простолюдин, если только он не собирался служить им, не осмеливался бросить на них даже робкого взгляда".
В роскошном акльяуаси в Куско, который после завоевания был превращен в монастырь, жило, по крайней мере, 1500 "женщин-избранниц" под руководством верховной жрицы, которая обычно была одной из сестер императора. В Доме "женщин-избранниц" царили строжайшие правила целомудрия, независимо от того, были воспитанницы жрицами или не были. Прелюбодеяние означало смертную казнь для обоих партнеров или даже уничтожение местных общин, к которым грешная пара принадлежала. Единственное исключение было сделано для императора, который время от времени посещал Дом "женщин-избранниц" в Куско. Если император проводил ночь с мамаконой, как сообщает отец Кобо, то на следующее утро к нему подходил надзиратель храма и смиренно говорил ему: "Сегодня ночью вы посетили дом бога Солнца и с вами была одна из его женщин", на что император спокойно отвечал: "Грешен" — на том все и заканчивалось.
Из всех институтов, введенных и постоянно усиливаемых в империи Пачакути, наверное, самым любопытным был один из наиболее старых под названием "панака". Панака — это группа домочадцев, составленная из всех потомком императора по мужской линии за исключением его сына, который становился его преемником. Он наследовал престол, но отнюдь не богатство, накопленное родителем, которое оставалось собственностью Инки и после его смерти и которым распоряжалась панака для оказания помощи всем своим родственникам.
Мумии усопшего Сапа Инки и его койи только чисто символически возглавляли панаку, но ее настоящим руководителем был брат нового правителя. Их трупы восседали на тронах во дворце. Сохранившиеся благодаря до сих пор до конца не изученному процессу высушивания с помощью набора определенных трав, обернутые несколькими слоями ткани из самого лучшего хлопка, они сидели в пышных одеждах и им прислуживали, словно живым. Слуги старались предупредить любое их желание, удовлетворить любую потребность, кормили их и поили и даже отгоняли от мертвецов мух. Усопших императоров носили на носилках, они "ходили" друг другу в гости, посещали живых инков и их правителей, которые не только поклонялись им, но и спрашивали у них совета, а при таких переговорах посредниками служили члены панаки. Время от времени королевские мумии выносились на центральную площадь в Куско, и их рассаживали, как отмечает отец Кобо, в "ряд по старшинству", со "стаканами чичи мертвецы провозглашали тосты в честь друг друга, они пили в честь живущих, а живые за их "здоровье". Тосты от имени усопших произносились их слугами".
Как и все его коронованные предшественники, Пачакути верил, что будет жить вечно в образе мумии. Но практикуемый инками обычай передавать состояние императора его потомкам, а не наследному принцу, к которому переходила власть, принуждала нового наследника приращивать к империи новые земли, чтобы создать свою собственную панаку. Такая система вскоре изжила сама себя. Менее чем через пятьдесят лет после кончины Пачакути, империи приходилось содержать почти дюжину панак, каждая из которых состояла из сотен связанных с ней людей, включая многочисленных слуг и членов королевского окружения. Как писал Педро Писарро, кузен знаменитого конкистадора, "большая часть населения и всех богатств принадлежала мертвецам". Правнук великого Пачакути Уаскар счел слишком разорительным для империи содержание всех этих мумий и родственников умерших владык. Но когда он, Сапа Инка, попытался упразднить этот институт, то вызвал большое недовольство среди множества влиятельных вельмож, фактически живших на это "пособие". Возникший в этой группе разлад поставил Уаскара в невыгодное положение во вспыхнувшей между ним и его единокровным братом Атауальпой междоусобной борьбе, которая в конечном итоге привела к развалу империи.
Незадолго до прибытия конкистадоров в Куско старшины города спешно вывезли из него все королевские мумии, потом испанцы десятилетиями занимались их поисками, предполагая, что в их гробницах спрятана куча золота. Образ этого блестящего металла не давал им покоя. Эти останки стали такими мощными символами для покоренных инков, что церковь начала считать их главным препятствием на пути обращения туземцев в новую веру, а колониальное правительство было убеждено, что они играют в стране подрывную роль.
Когда главный судья Куско Поло де Ондегардо узнал в 1559 году, что инки до сих пор тайно поклоняются этим мумиям, он принял решение во что бы то ни стало их отыскать. Допросив группу самых важных старейшин инков, он сумел найти трупы трех Сапа Инков, включая и тело самого Пачакути и двух койя, — все они были одеты, словно живые, и сидели со сложенными на груди руками, потупив взор. Он показал свою находку Гарсиласо, который не мог скрыть своего искреннего удивления: "Все было на месте, до волоска, до бровей, до реснички". Летописец вспоминает, как он прикоснулся к пальцу Уайны Капака, второго по счету правителя: "...он у него был таким твердым, как древесина". На него произвел большое впечатление вес трупов. "Они были такими легкими, — утверждал он, — что индейцы таскали их на руках без всяких трудностей, запросто, от одного дома к другому, демонстрируя их любому господину, пожелавшему их увидеть".
Поло де Ондегардо приказал отправить мумии в Лиму. Вот как описывает Гарсиласо де ла Вега этот полный драматизма отъезд из Куско: "Вынеся их на улицу, они накрыли их белой простыней; все индейцы, когда мимо них проносили эти мумии, немедленно падали на колени, заливаясь слезами, исторгая рыдания. Многие испанцы даже снимали свои шляпы". Правительство, опасаясь, что культ мумий будет подогревать враждебные к испанцам чувства, приняло решение их уничтожить. Таково было величие Пачакути "Сотрясающего землю", этого создателя великой империи, который даже после смерти представлял собой зловещую угрозу для узурпаторов страны.