Семейная жизнь

Глава 12

Природа Андского плато заставила человека быть ис­ключительно изобретательным. Индейцы обладали ши­рокими знаниями в области растений, выращивали шесть сортов зерновых, семь разновидностей фруктов, четыре сорта корневых или клубневых культур и две специи. Подобное окультуривание закончилось задолго до наше­го времени. «Ни один другой народ мира, — пишет со­временный историк, — не культивировал большее ко­личество овощных культур с такими высокими питатель­ными свойствами, чем в Перу».

 

ЧТО ЕЛИ ИНДЕЙЦЫ

 

Мы уже называли основных животных и основные ово­щи, встречающиеся на плато. Изготавливаемые из них про­дукты обрабатывались соответствующим образом для дли­тельного хранения. Это было очень важно, чтобы не быть застигнутым врасплох и создать семейные запасы в пред­дверье сезонных изменений. Для этого маис и зерно кинуа мололи в муку, из корнеплодов делали чунъо, а мно­гочисленные травы под общим названием йойо варили в двух или трех водах и высушивали на солнце. Такие про­дукты хранились в глиняных чанах, в корзинах из маи­совых стеблей или, за неимением ничего лучшего, в глу­боко вырытых ямах. Чтобы размолоть зерно, индейцы насыпали его на плоский камень и, взяв в руки полукруг­лый камень, перекатывали его справа налево.

В состав чунъо, о котором мы уже рассказывали, вхо­дили картошка, юка и ока.

Как правило, лам не забивали на мясо, они использо­вались для получения шерсти и служили транспортным средством. Остается назвать еще одомашненную морскую свинку, которую можно есть только спустя двенадцать часов после забоя, а также дичь, убитую только по специ­альному разрешению. Все мясо резали на полосы, соли­ли, сушили и хранили. Этот продукт назывался чарки.

В качестве наполнения супов служили птицы, лягуш­ки, съедобные черви, насекомые типа оводов и грибы. К этому списку можно добавить некоторое количество фруктов, особенно кактусы, туна, сушеных улиток, а в прибрежных районах морей и озер — рыбу, которая в из­бытке водилась у побережья и обменивалась рыбаками на продукты с плато. У народности уру с озера Титикака она служила единственным предметом бартера.

Получали ли индейцы достаточно питания? Изобре­тательность и напряженная работа обеспечивали им ми­нимальный прожиточный уровень в стране, где, по сло­вам Поло де Ондегардо, земли приходилось держать под парами в течение шести или семи лет и где три из пяти урожаев гибли от заморозков.

Как отмечается, если бы подданные Инки были ле­нивыми и слабыми, им бы никогда не удалось решить так много колоссальных задач. Однако все эти резуль­таты легко объяснить совершенством организации, стро­гостью дисциплины и, более того, отсутствием размыш­лений по поводу стоимости человеческой жизни и за­траченных усилий.

Последние расчеты показали, что с точки зрения ко­личества калорий питание индейцев было недостаточ­ным. Если сегодня индеец получает 3400 калорий в бла­годатные периоды, то во времена инков эти цифры были гораздо ниже. Технические специалисты преувеличива­ют, когда приводят общую цифру в 2000 калорий еже­дневно, объясняя это неполноценностью темнокожего человека по сравнению с его бледнолицыми врагами времен конкистадоров.

Баланс питательных веществ также точно не опреде­лен. Чиньо содержит 76,5 процента Сахаров, 8,5 процен­та — протеинов и 0,5 процента жиров, в результате чего уровень углеводов слишком высок. Протеины встречают­ся реже. Их можно найти в кинуа, каньиуа и манъи (26,5 процента). К сожалению, индейцам не хватало молока, яиц и мяса, широко используемых в диете европейца. К счастью, недостатка в витаминах не было: А в изобилии содержится в апичу; А, В и С имеются в маисе, А, В, В₂ и С достаточно в картофеле. Кальций и железо индейцам давало кинуа и съедобная глина, используемая в качестве приправы (чакко). О достаточном количестве этих вита­минов свидетельствуют прекрасные зубы индейцев.

Методы хранения продуктов заключались в следую­щем: во влажных долинах продукты помещались в не­большие деревянные ящики с большим количеством му-нья, сходного с мятой растения с инсектицидными свой­ствами. В сухих районах продукты хранились солеными в корзинах, полностью покрытыми мунья. Сохраненный таким образом картофель был вполне съедобным через девять или десять месяцев.

 

НАПИТКИ

Знаменитый и почитаемый всеми напиток чича из­готавливался из маиса стариками и даже старухами, ко­торые были менее заняты на работе, чем взрослое на­селение. Они жевали маис, и слюна ускоряла процесс ферментации. Затем продукт заливали водой в глиняных сосудах и закапывали в землю, чтобы сохранить тепло. Крепкие алкогольные напитки были запрещены, а для простого люда под запретом была даже кока.

 

ПРОСТОТА И ЕДИНООБРАЗИЕ ОДЕЖДЫ

 

На плато одежда была абсолютно необходима, в то время как на побережье и в восточных лесах она выпол­няла лишь защитные функции, покрывая только определенные чувствительные части тела. Таким образом, одежда служила знаком социального положения. Вопро­сы морали в расчет не брались. Нагота не унижала и ни в коем случае не оскорбляла. Как мы уже знаем, пле­ненных врагов несли совершенно голыми на носилках в триумфальной процессии победителей.

Одежду простого народа определяли строгие правила. В день свадьбы индеец получал из общественных храни­лищ два костюма из шерсти ламы: один для работы, дру­гой — для праздников. Он носил их, пока не снашивал до конца, залатывая все дыры по всем правилам современ­ных специалистов. Покрой и расцветка были одинаковы­ми для обоих полов. Различные одежды, о которых мы уже упоминали, рассказывая об Инке, его подчиненные носили в упрощенной форме. Мужчины надевали штаны (уара), белую безрукавку наподобие мешка с тремя выре­зами — один для головы и два для рук (кушма или онку), коричневую шерстяную накидку, набрасываемую на пле­чи и завязанную узлом на груди (яколья), а прическа, как мы уже знаем, варьировалась в зависимости от провин­ции. Женщины носили длинную, подвязанную поясом тунику с разрезами по бокам (анаку), что упрощало ходь­бу, и серую накидку, закрепленную на груди булавкой с большой головкой (льиклъя). Оба пола обычно ходили босыми или иногда обувались в сандалии (усута) очень практичного покроя. Подошву изготовляли из шкуры ламы с шеи, где она была наиболее толстая, и делали ко­роче ступни человека, что позволяло при ходьбе по скло­нам цепляться за неровности почвы выступающими над подошвой пальцами. Ярко раскрашенный шерстяной шнур прикреплялся к носку сандалии, покрывавшему большую часть ступни, и завязывался, грациозно извиваясь вокруг икр.

Все было просто и единообразно. Что-либо изменять строго запрещалось без специального разрешения высо­ких начальников. Следует отметить, что при этом руки и ноги оставались обнаженными. Это свидетельствует о стойкости индейцев, поскольку воздух на высокогорном плато довольно холодный, а временами просто ледяной.

 

ЖИЛИЩЕ ИНДЕЙЦА

 

Жилища простых людей были довольно примитив­ными. Коммуна строила небольшой дом, который отда­вали молодой паре после свадьбы. Стены делались гли­нобитными, а на побережье из кирпича и только в ис­ключительных случаях из камня, когда дом строили для индейца, занимающего более высокое положение, чем простой пахарь. Крышу всегда покрывали соломой. Из-за отсутствия стекла окон не делали. В любое отверстие проходил холод и ветер. Вход был низким, как у печи, и завешивался одеялом.

В этом темном и зловонном убежище, иногда разде­ленном пополам небольшой перегородкой, дети и мор­ские свинки ютились вокруг небольшого глиняного оча­га среди блюд, горшков и другого кухонного скарба. Сло­женные вдвое и брошенные на землю шкуры лам служили постелями: одна половина — матрасом, другая — по­крывалом. В доме вождя под шкуру клали матрас из со­ломы или сушеной травы. Одежда развешивалась на вы­ступавших деревянных перекрытиях или складывалась в глиняные горшки. Индианки хранили свои вещи в тро­стниковых корзинах — шерсть, веретено и иголки, сде­ланные из колючек. В стенных нишах лежали ножи, лож­ки, булавки, украшения и идолы.

Семья редко собиралась вместе в этой берлоге, лишь после полуночи или в дождливые дни. Люди либо за­нимались каждый своим делом, либо сидели, скрючив­шись, на пороге в своей обычной позе: конечности со­гнуты, ступни скрещены, колени под подбородком.

Дважды в год эти скромные жилища посещали с про­веркой официальные лица. В обеденное время покры­вало со входа должно было быть убрано, чтобы инспек­торы могли убедиться в том, что все правила четко со­блюдаются. Все, что могло бы сделать жилище более красивым и удобным, запрещалось, чтобы ничто не от­влекало внимания индейца от выполнения экономиче­ской и утилитарной задачи, предписанной ему государ­ством.

 

ОТ РОЖДЕНИЯ ДО СМЕРТИ

 

Рождение

 

Теперь, когда мы знаем условия семейной жизни, мы можем проследить за всем ходом существования под­данного Инки.

Как только индианка беременела, она начинала мо­литься конопа и увеличивала свои подношения, однако ее трудовая деятельность при этом не менялась. Когда срок родов приближался, изготавливали колыбель. Это была доска с загородками по обе стороны на четырех очень коротких ножках. Две ножки в изголовье были немно­го длиннее других, и поэтому новорожденный не лежал в абсолютно горизонтальном положении. Эти ножки воз­вышались над колыбелью, соединяясь в виде дуги, что позволяло матери накрывать колыбель покрывалом, не задушив при этом ребенка. На доску под новорожденным также стелили одеяло. Все сооружение было максималь­но легковесным, так как матери приходилось часто пере­носить колыбель, о чем мы узнаем позже.

Не меняя распорядка дневной работы, женщина рожа­ла там, где начинались схватки. Роды обычно проходили довольно легко. Мать перерезала пуповину глиняным че­репком или собственным ногтем и, когда это было необ­ходимо, ускоряла заживление раны с помощью замазки. Она омывала ребенка в ближайшем ручье и мылась там сама. Такое омовение проходило в холодной воде, чтобы ребенок привыкал к трудностям с того момента, как уви­дел свет. Мать выказывала свою любовь, перестав окунать ребенка в воду. Она набирала воду в рот и обрызгивала нежное тельце новорожденного.

 

Деформация черепа

 

Завернув в одеяло, мать привязывала ребенка к ко­лыбели и фиксировала на его голове два куска дере­ва, необходимые для деформации черепа, как того требовал обычай. Существовало несколько методов выпол­нения этой задачи. Деревянные планки укреплялись на лбу и затылке и связывались веревкой, сделанной из шерс­ти или растительных волокон. В другом случае ребенок лежал в колыбели на спине, и его голова фиксировалась к деревянному концу колыбели. Иногда для изменения формы черепа было достаточно наложить круговую по­вязку в нужном месте. Во избежание незамедлительных осложнений мать затягивала эти варварские инструмен­ты понемногу каждый день, пока не добивалась нужной формы, как правило, уже в возрасте ребенка от 3 до 4 лет.

 

Вмешательство ясновидящего

 

Поскольку ребенок считался главным достоянием се­мьи, выкидыш всегда рассматривался как огромное не­счастье. Как только возникала такая опасность, вызывали ясновидящего, и тот проводил довольно сложную цере­монию. Он брал конопа, разворачивал покрывало и поме­щал на живот женщины. Затем, взяв два или три камня размером с кулак, он натирал их куском серебра, который носил в кожаной сумке, с небольшим количеством коки, толченой киновари или порошка из морских раковин. Провидец высыпал порошки на камни, помещал рядом морских свинок, чаши с ничей и небольшим количеством тейти (нича, смешанная с маньи). Маис, из которого из­готавливалась чича, должны были жевать молодые дев­ственницы или женщины, которые в процессе подготов­ки соблюдали воздержанность и не ели ни соли, ни перца. После этого предсказатель помещал конопа на чистую подстилку и долгое время молился. Затем он начинал игру в «орел — решка», подбрасывая в воздух некоторые пред­меты. Прежде всего он спрашивал, чем недовольно Сол­нце. Если ответ был отрицательным, он продолжал под­брасывать предметы и спрашивал, чем недоволен тот или иной уака. И так продолжалось до тех пор, пока яснови­дящий не получал четкий ответ. На этой стадии источник зла был уже определен. Оставалось прочитать молитву, сделать подношения и пожертвования. Порошок кинова­ри или толченых раковин он развеивал вокруг, подув на них. Морскую свинку убивали и по состоянию ее легких определяли, принято ли пожертвование. Если нет, прихо­дилось убивать еще одну морскую свинку, и так до тех пор, пока не будет получен нужный результат. Чичу вы­ливали на землю и приносили в жертву еще одну морскую свинку.

Отец семейства содействовал успеху этих операций с помощью поста. Он должен был находиться около жены в течение первых дней лечения или найти другого чле­на семьи себе на замену, чтобы таким образом отгонять злых духов. Через несколько дней после рождения ребенку давали предварительное имя, основываясь на ка­ких-либо физических характеристиках или конкретных обстоятельствах, например «большая голова», либо в честь того места, где произошло это событие, — «мелкий пе­сок». Поскольку это имя было предварительным, на его выбор не тратили особых усилий. Если новорожденный был слабым, рекомендовалось дать ему пососать пупо­вину, которую его дальновидная мать благоразумно при­прятывала.

 

Строгая дисциплина с рождения

 

До трех месяцев руки ребенка оставались скрученны­ми пеленками. Правилами запрещалось под каким бы то ни было предлогом брать ребенка на руки, так как это непременно сделает его капризным и плаксивым. Ре­бенка перемещали вместе с колыбелью, благо она была легкой. После испанского завоевания индианки ходили на мессы, неся своих детей в колыбелях.

Чтобы накормить дитя, мать наклонялась над ним. Кормить разрешалось не более трех раз в день: утром, в полдень и вечером. Если только она не болела, мать полностью заботилась о ребенке, даже если это была знатная семья. Ребенка отнимали от груди в возрасте двух лет.

Правители стремились к тому, чтобы с самого рож­дения подданный империи был связан по рукам и но­гам подробным сводом правил, от которых ему нико­гда уже не избавиться и к которым он должен при­выкнуть.

Чтобы родители не брали ребенка на руки, когда при­дет время для него вылезти из колыбели, колыбель ста­вили в яму, покрытую одеялами. Когда ребенок начи­нал ползать, он сосал материнскую грудь, стоя на коле­нях на земле, а мать наклонялась над ним.

 

Первая торжественная церемония

 

Когда ребенок достигал определенного возраста, ко­торый варьировался в зависимости от региона и состав­лял примерно 5—12 лет, устраивалась торжественная це­ремония. Семья собиралась вместе и выбирала крестно­го отца, который проводил первое обрезание ногтей и волос. Вооружившись кремневым ножом, он начинал операцию, а затем передавал этот инструмент другим членам семьи, которые продолжали начатое дело. Воло­сы и ногти тщательно хранились, чтобы никто другой не мог оказывать влияние на ребенка, воспользовавшись ими. После этого подносились подарки и выбиралось окончательное имя.

Имя состояло из двух частей. Первая означала при­надлежность ребенка к определенной коммуне, более или менее соответствующей айлью, вторая указывала на индивидуальные особенности или напоминала о конк­ретной ситуации. Отец Арьяга называет имя Паукар Либьяк. Первая часть говорит об уака, а вторая напо­минает о грозе, потому что однажды ребенка нашли возле места, в которое ударила молния, однако он не пострадал. Историк добавляет: «Нет ни одного ребен­ка, каким бы маленьким он ни был, который не зна­ет имени уака и о своем айлью». В некоторых регио­нах срезанные волосы относились к уака и подвеши­вались там.

Эта церемония уходит корнями в далекое прошлое и имеет большое значение. Со дня этого праздника ребенок полностью сознавал свою принадлежность к группе, он лично ощущал все трудности, с которыми сталкивается его айлью. А после смерти его хоронили на месте погре­бения предков. Он должен был полностью подчиняться своему отцу, как и его отец должен был полностью под­чиняться государству. По обычаю, празднество заканчива­лось танцами, песнями и выпивкой.

Если ребенок был мальчиком, его основной обязан­ностью было теперь охранять маисовые поля от птиц. Ему предоставлялся шанс попрактиковаться в стрельбе из пращи. Потом он пас лам, которые становились его лучшими друзьями и объектами сильной привязаннос­ти. Если это была девочка, она помогала по дому, учи­лась прясть и ткать.

 

Вторая торжественная церемония

 

Второй раз семья собиралась вместе по поводу еще одной торжественной церемонии. Это случалось тогда, когда ребенок достигал 12, 13 или 14 лет в соответствии с местным обычаем. После интеграции в айлью в воз­расте половой зрелости молодой человек становился частью нации. Старики хлестали юношу по ногам, на­поминая ему об обязанностях перед родителями и вы­шестоящим начальством, а затем дарили что-то вроде набедренной повязки (уара).

Девушка проходила подобную церемонию во время своей первой менструации, однако ее будущее могло пол­ностью измениться, если ее замечали посланники Инки и зачисляли в один из «домов избранных женщин», о чем мы уже рассказывали.

Чтобы подготовиться к церемонии, девушка соблюдала абсолютный пост в течение сорока восьми часов, на тре­тий день она съедала немного сырого маиса, на четвертый мылась, получала новую одежду и расчесывала волосы. Те­перь ей присваивалось конкретное звание женщины.

 

Обычный брак

 

Теперь мы рассмотрим свадебные обычаи. Монога­мия не была установлена законом, однако она суще­ствовала фактически, так как у каждого индейца было достаточно земли только для того, чтобы прокормить двух людей. Поэтому он мог позволить себе вторую же­ну только в том случае, если получал дополнительный надел земли. Между женой и другими предметами, со­ставлявшими часть приданого, проводилась некоторая параллель. Для всех подданных империи был установ­лен общий минимум. Это было вызвано банальной не­обходимостью. Сверх этого минимума могли быть толь­ко предметы роскоши, иногда достававшиеся тем, кто их заслужил.

Может быть, полигамия для одной части населения означала нехватку женщин особенно в связи с тем, что «девственницы Солнца» были весьма многочисленны? Возможно, напротив, это был способ достижения рав­новесия между полами, поскольку по численности жен­щин было больше, чем мужчин. Виной этому были по­стоянные войны, некоторые из которых, подобно войне в Эквадоре против кара, были длительными и кровопро­литными.

Бракосочетание в доколумбовы времена очень напо­минало свадьбу в Андах в наши дни — экономическое предприятие, или, другими словами, утилитарное спа­ривание. Современный юрист дал этому явлению сле­дующее определение: договор о деторождении и взаим­ной помощи, продолжительность которого определяется по желанию и любви обеих сторон.

 

Испытательный срок

 

С древних времен на Андском плато обычай опре­делял испытательный срок или период супружества (сервинакуй). Помолвленная пара вела совместную жизнь в течение нескольких дней или нескольких лет, в зависимости от срока, установленного обычаем. По этому поводу родители заключали договор. Этот испытатель­ный срок давал юноше возможность проверить свои способности к будущей жизни, а также способности же­ны, которой предстояло готовить пищу, шить одежду и помогать мужу в сельскохозяйственных работах. Кро­ме того, что также немаловажно, это была возможность для девушки оценить характер ее спутника, чтобы не оказаться связанной пожизненно с пьяницей или гру­бияном.

Если пара не подходила друг другу, девушка возвра­щалась к своим родителям, совершенно не чувствуя себя морально ущемленной. Если в результате этого кратко­временного союза рождался ребенок, он оставался с ма­терью, а отец страдал от понесенного ущерба, так как таким образом лишался ценного помощника.

Следует понимать, что сервинакуй ни в коем случае не был простым внебрачным сожительством и мог су­ществовать только в системе «экономического супру­жества». Получить приглашение на испытательный суп­ружеский срок было и остается честью для девушки. Девственность никогда не превозносилась индейцами тихоокеанских государств ни в прошлом, ни сейчас. Вступавшая в связь с мужчинами девушка доказывала таким образом свою привлекательность, и ее престиж повышался. Отец Кобо поясняет, что «девственность рассматривалась как недостаток женщины, а индейцы считали, что девственницей остается та, которая не смогла никого заставить себя полюбить».

Историки приводят много типичных примеров пе­риода испанского нашествия. Один индеец выступал против свадьбы своей сестры и уважаемого претенден­та, объясняя это тем, что молодые люди еще не сово­куплялись друг с другом. Во время ссоры муж упрека­ет жену в том, что у нее до свадьбы не было любов­ников.

Во времена инков, когда мужчина женился, он по­кидал родительский кров и получал надел земли и хи­жину.

 

Обязательное супружество

 

После испанского нашествия церемония бракосоче­тания приняла другую форму. Прежде это была чис­то административная, но не религиозная формальность. Представляющий Верховного Инку инспектор при­бывал в район в указанный срок и приказывал юно­шам и девушкам встать в две шеренги лицом к лицу. Он спрашивал, кто из них уже договорился о свадь­бе и прошли ли они уже испытательный срок. Обычно вопрос уже был решен, родители заблаговременно под­готовились к свадьбе либо девушка уже рассказала им о своих отношениях с молодым человеком и о приня­том решении.

Теперь остались лишь одинокие юноши. Инспектор приглашает каждого из них, начиная с того, кто стоит выше на лестнице административной иерархии, выбрать себе девушку. Если они сомневаются, инспектор силой данной ему власти выбирает для него девушку сам.

Как явствует из этого, в определенном смысле суп­ружество было обязательным.

Безбрачие не признавалось. Население представляло собой фактор экономической и военной мощи. Нико­му не удавалось избежать выполнения своего долга как производителя рабочих и солдат. Империя напоминала фабрику по производству людей.

По завершении официальной церемонии юноша на­правлялся в дом к родителям девушки и сообщал им о результате. После этого все зависело от местных обыча­ев. Иногда мужу предстояло торжественно надеть сан­далию на правую ногу жены, как это делал Инка, по­том предложить подарки ее родителям, возможно еще сохранившиеся от прошлой свадьбы.

Другого рода церемоний существовало огромное мно­жество. Некоторые из них можно видеть и сегодня, но в измененном виде. У племени пакасмайо на разожжен­ный костер ставили сосуд с маисом и жиром, а крест­ный отец произносил следующие слова: «Вы пожени­лись, вы должны работать вместе, вы должны готовить пищу и вы будете любовниками, так как один не мо­жет оставаться холодным, когда другой испытывает страсть». Обычно старики напоминали молодой паре о ее обязанностях, и семьи обменивались подарками. Ес­тественно, при этом чича лилась рекой, и многие на­пивались.

Вышедшая таким образом замуж девушка считалась законной женой, а узы брака становились обязательны­ми. Отказаться от брака можно было только в течение испытательного срока. Измена и изнасилование кара­лись смертью, однако во втором случае наказание не было столь жестоким, если в результате жертва находила себе мужа. Здесь общий принцип уступал экономичес­кой точке зрения, считавшейся наиболее важной, по­скольку дело не оканчивалось безбрачием, что было бы уже нарушением общенациональных интересов.

 

Жилище индейца

 

Давайте теперь заглянем в жилище индейца, «кото­рое можно назвать избой, хижиной или домом», — рас­сказывает нам отец Кобо. Чтобы не задеть головой о верхний косяк двери, входящему приходилось сгибать­ся, а иногда даже становиться на четвереньки, что час­то действовало на нервы миссионерам.

Поначалу в темноте невозможно было ничего разгля­деть, так как дверь, через которую вы попали внутрь, — единственное отверстие, пропускавшее свет и воздух. Внутри стоял удушливый запах мочи, навоза и дыма. Стены были покрыты слоем грязи, пыли и копоти. Ког­да испанцам нужно было вызвать из дома некоторых глу­хих индейцев, они колотили палками по соломенной крыше, с которой в комнату падало так много грязи, что внутри уже невозможно было оставаться.

Перед сном индеец снимал только свою яколья, а ин­дианка — льиклъя, и оба растягивались на расстеленных на земле шкурах, о чем мы уже рассказывали. «Таким образом, им не приходилось одеваться по утрам», — с юмором отмечает отец Кобо и добавляет, что вся одеж­да была в пятнах, а у людей не было ни салфеток, ни носовых платков.

Индейцы ели два раза в день: рано утром и на закате солнца. Пишу готовили на семейной глиняной печи, верх­няя часть которой была пронизана дырками, а сверху ставили глиняную посуду. Огонь добывали трением и разжигали очаг, в котором горели дрова, но чаще все­го — помет ламы. Блюда расставлялись на земле, каж­дый член семьи садился на корточки и брал в одну ру­ку ложку, в другую — половину горшка, которая служи­ла тарелкой. Муж и жена сидели спина к спине. Часто пища была недоваренной и неаппетитной, поэтому ее обильно приправляли солью и перцем. Мужчину очень обижало, если жена ела из одной с ним тарелки, в ко­торую, однако, свободно могли тыкать свои носы мор­ские свинки и собаки.

Никто не пил из деревянного кубка мужа, пока тот не закончит есть. В некоторых провинциях наиболее утонченные индейцы использовали для питья пакча, де­ревянный предмет на двух ножках, состоявший из чаш­ки с ручкой с одной стороны и длинного носика — с другой. Носик заканчивался длинным извивающимся каналом, и жидкость потихоньку выливалась из него в рот через маленькую дырочку, проделанную на дне чаш­ки в конце этого канала. Употребляемая таким образом чича превращалась в божественный напиток!

Дома индейцы ели мало, но, попадая на пирушку, объедались, как все регулярно недоедающие люди. Ка­толические миссионеры сделали вывод, что их обычная трезвость объясняется бедностью, а не воздержанием. Один из них презрительно отмечает, что в таких случа­ях индейцы пьют, пока не свалятся замертво.

Если в хижине была вторая комната, она открывалась в первую и служила хранилищем для горшков с продук­тами. Здесь также сновали свинки, помет которых по­крывал пол, источая невероятную вонь. На животных было множество блох и клещей, которые распространя­лись по всему жилищу и забирались в одежду. Эти насекомые присоединялись ко вшам, заставлявшим оби­тателей жилища постоянно чесаться.

Не следует забывать о двух важных членах семьи, вносивших определенную долю элегантности и знатно­сти в эту малоприятную атмосферу, — паре лам, содер­жавшихся на общем дворе. «Это единственное живот­ное, — с улыбкой отмечает отец Кобо, — которое не деградировало в процессе одомашнивания и соглашает­ся помочь, только когда его просят, а не когда прика­зывают».

Несомненно, мы нарисовали довольно печальную кар­тину, но она тут же меняется, когда мы начинаем подни­маться по социальной лестнице. У вождей, хотя и подчи­ненных, дома были больше и чище. Кроме этого, наше описание относится лишь ко временам инков и началу колониального периода. Развитие гигиены во многом из­менило сегодня эту картину, исключая, возможно, лишь некоторые очень отдаленные места. Вместе с тем жили­ще индейца остается убогим и некомфортным, возможно, потому, что самого индейца это не очень беспокоит.

 

Удручающее положение женщин

 

В индейском доме доколумбовых времен женщина по своему положению стояла ниже мужчины. «Она была вещью, — рассказывает летописец, — и с ней обраща­лись соответствующим образом». Это наблюдение было ошибочным, поскольку женщина составляла часть на­следства и передавалась в таком виде. Полностью пора­бощенная своим мужем, она была перегружена работой: заготавливала топливо, собирала травы и фрукты, го­товила пищу, смотрела за детьми и животными, обра­батывала фруктовый сад, пряла и ткала материалы для одежды, следила за соблюдением ритуалов, помогала в полевых работах и время от времени обменивала про­дукты на ближайшем рынке.

Когда ребенок покидал колыбель, но еще не мог хо­дить самостоятельно, женщина носила его на спине, завернув в одеяло. Этот обычай сохранился до нашего вре­мени и представляет собой умилительную сцену, когда широко открытые глазенки на маленьком личике с лю­бопытством взирают на постороннего, если в этот мо­мент их не закрывают волосы матери. Когда поход про­должался более половины дня, женщина брала с собой продукты для семьи, кувшин чичи, посуду и маленькие сухие щепки для разжигания огня. Если при этом ее ру­ки оставались свободными, она во время ходьбы сучи­ла нити или жевала маис, чтобы не терять времени да­ром. Когда же, вконец измотанная, она присаживалась у порога своего дома, то сразу же начинала бороться со вшами у детей, раздавливая насекомых зубами либо на­тирая головы детей настоем себадилъя.

В таких условиях у женщины практически не оста­валось времени для ухода за собой. Будучи еще девуш­кой и сразу же после замужества, она еще следила за собой, стирала белье и чистила одежду, натирая ее ост­ро пахнущими листьями кабуйа, которые, к сожалению, окрашивали одежду в красный цвет, застегивая ее с по­мощью отполированной булавки с большой головкой, причесывая волосы, пользуясь колючками кактусов вме­сто расчески и зеркальцем из обсидиана. Женщина уда­ляла жир с волос с помощью мочи, а для депиляции пользовалась золой, смешанной с теплой мочой.

Однако с возрастом, согнувшись под тяжестью се­мейных забот, она забывала о себе, редко мылась и еще реже чинила свою одежду, для чего пользовалась боль­шим количеством булавок, запас которых всегда храни­ла на груди. Как правило, женщина была настолько гряз­ной и нечесаной, что вызывала жалость, и настолько усталой от жизни, что в тридцать лет выглядела на все пятьдесят.

Мужчины мылись не чаще, но красили волосы и но­сили их длинными или короткими в соответствии с обы­чаем: короткие в Куско, длинные в племенах колла и рукана. Мужчины никогда не носили бороду. Индейцы и их император Атауальпа презрительно называли ис­панцев «бородатыми». Летописцы возражали им, утверждая, что борода является признаком «отваги, постоян­ства и мудрости».

Нам известно, что у индейцев были хорошие зубы. Чтобы сохранить десны здоровыми, они использова­ли особый процесс, особенно распространенный среди женщин. Для этого к слизистой прикладывали еще теп­лый настой трав. Он вызывал настолько острую боль, что в последующие несколько дней люди могли при­нимать только жидкую пищу. После этого омертвевшая кожа отпадала, а десны становились здорового красно­го цвета.

 

Разнообразие праздничных дней

 

Если по истечении рабочего дня для отдыха остава­лась лишь незначительная часть времени, это компен­сировало большое количество праздничных дней. Как правило, в месяц было три праздника, к которым при­бавлялось еще несколько, поэтому торжества длились довольно долго. По подсчетам одного писателя, в году было 158 праздничных дней. Определенные празднич­ные дни предназначались для знати. Мы уже рассказы­вали о некоторых из них, но ряд других представлял ин­терес для всего населения.

Во время второго месяца года (который начинался после зимнего солнцестояния), приблизительно в кон­це января и в течение большей части февраля, в зара­нее определенный день орехоны направлялись к резер­вуарам с водой, расположенным высоко над Куско. Они бросали в воду золу от жертвоприношений, принесен­ных за прошедший год, и открывали запруды. И тогда два небольших потока пробегали по столице к рекам Уатанай и Тулумайу и в конце концов попадали в Урубамбу, в которую стекались все воды из долины и ко­торая уносила прочь эти неприглядные подношения. Несколько индейцев располагались вдоль извивающе­гося русла Урубамбы вплоть до Ольянтайтамбо, чтобы убедиться в том, что поток унес все головешки.

На пятый месяц отмечали праздник маиса. Индейцы пели и три ночи кряду наблюдали за кучками маиса, насыпанными на тряпку, пока ясновидец проводил свои песнопения.

В шестом месяце праздник Солнца разворачивался во всем своем величии.

Седьмой месяц был специально посвящен женщи­нам, поскольку это был праздник императрицы. Уже описанный нами праздник Ситуа проходил как раз в это время.

Все эти церемонии сопровождались пирами, пригла­шенные гости приносили свою собственную еду, стави­ли ее на землю и рассаживались двумя рядами. Хурин и ханан обычно сидели лицом к лицу.

Губернатор провинции, курака или какой-либо дру­гой высокопоставленный чиновник возглавлял пирше­ство, восседая на троне в конце одного из двух рядов. Затем начинались песни и пляски, а также повествова­ние различных историй. Собравшиеся за столом пред­лагали друг другу выпить, как это делал Инка во время праздника Солнца.

Не следует думать, что из-за своей обычной сдер­жанности индейцы оставались такими в обществе и из­бегали лишних жестов и слов. Напротив, их разговоры были полны эмоций, индейцы сопровождали свои сло­ва соответствующей выразительной мимикой. Если ве­рить брату Доминго де Санто-Томасу, глаза и руки ин­дейцев больше помогали им в выражении чувств, чем слова. При этом они часто пользовались восклицания­ми, а именно «гуа!», которыми жители Лимы пользу­ются и по сегодняшний день.

 

Народные танцы

 

Для исполнения народных танцев часто требовались специальные костюмы, а танцоры раскрашивали ли­ца или надевали маски. На побережье для украшения танца пользовались веером из перьев. Некоторые танцы состояли сплошь из прыжков. Их исполняли муж­чины. Некоторые имели религиозную направленность, а мотивом большей части других служили события по­вседневной жизни. И это логично, так как танцы были отражением проделанной работы и стимулом для буду­щей. Как мы уже отметили в отношении знати, танцы все в большей степени принимали форму мимических пародий с оттенками истории, сожаления, насмешки или надежды.

Танцы, о которых мы собираемся рассказать, суще­ствуют и в наше время. Медленный и торжественный танец пастухов лам исполняется под нежную музыку флейт и происходит вокруг животных, украшенных рем­нями и кольцами, покрытых материей, изготовленной из их собственной шерсти, а животные выполняют роль безразличных ко всему богов.

Танец пулис-пулис рассказывает об охоте и поимке птиц аналогичного названия, а его участники украше­ны перьями. Аналогичным образом участники танца парьянес (род цапли) прячутся под накидками, изготовлен­ными из красных перьев этой птицы. В старые времена этот танец сопровождал одну из самых важных цере­моний года: открытие ирригационного канала вождем айлью. Как и многие другие, он имел мифологическое значение, подчеркивая божественность воды.

Для исполнения танца чако пары становились вокруг музыкантов, как будто окружая диких зверей на импе­раторской охоте: мужчины — вооруженные пращами, женщины — палками.

Для исполнения танца обработки земли каждый брал с собой лопату, а во время военного танца разыгрыва­лась потешная битва. Значение танца картофеля ясно — женщины держат накидку двумя руками и, встряхивая ею, разбрасывают семена по земле.

И наконец, уайлъя — наиболее известный нацио­нальный танец. Шаги легкие и быстрые, достигающие бешеного темпа. Создается впечатление, что ноги ут­рамбовывают землю после того, как в нее были посаже­ны семена.

 

Игры

 

Кроме танцев, во время празднеств индейцы увлека­лись играми. Детских игр было очень мало, так как де­тям приходилось выполнять возложенные на них обя­занности, о чем мы уже говорили, и у них оставалось слишком мало времени, чтобы собраться вместе и пре­даться удовольствиям, соответствующим их возрасту. Оставались только дни празднеств, когда их родители ели и пили. Летописцы весьма осторожно касаются этой темы. По праву старшего Пома де Айяла заявляет: нам неизвестно, существовал ли в это время мяч или баллон, мы даже не знаем, делали ли маленькие девочки кукол, как это принято во всем остальном мире. Надеемся, что да, но, возможно, взрослым не нравилось видеть в ру­ках своих детей эти завернутые в тряпки модели чело­века, которые они сами использовали для колдовских заговоров, о чем свидетельствуют находки, сделанные в захоронениях.

Существовали спортивные игры для взрослых: бег, прыжки, борьба, потешный бой и бросание айлью.

Азартные игры: кости делались из костей или дерева, и каждая сторона обозначалась соответственно: один, два, три, четыре, пять и двадцать.

В игре вайру каждый игрок подсчитывал очки, по­лученные при передвижении камешков или бобов в уг­лублениях, сделанных в плоском камне. По словам отца П.Х. де Арьяги, это была ритуальная игра, однако в дей­ствительности все могло обстоять совершенно иначе. Даже ее название пошло от имени наложницы Инки Тупака Юпанки, которая однажды присутствовала в заго­родной резиденции Юкай при игре, в которой участво­вал сам император. Он одержал блестящую победу и, отнеся ее на счет присутствия этой красавицы, подарил девушке украшения, которые были на кону, и повелел называть эту игру ее именем.

В нункара использовались пять отверстий, значения которых увеличивались десятками от 10 до 50. Тот, кому первому удавалось достичь последней цифры, выигрывал, однако подробности этой игры нам неизвестны. В ней использовались разноцветные бобы, несомненно имевшие цифровые значения.

Говорят, что апайталъя придумала жена Инки Пачакути. Игрок вставал и вылущивал семена бобов из стручков. Выигрывал тот, чей боб отлетал дальше всех и делал при этом больше шума. Может быть, эта игра была изобретена чиму, так как иллюстрирующие ее ри­сунки можно встретить на некоторых вазах. Трудно себе представить, что эти рисунки являются какими-то ду­ховными знаками, как утверждают некоторые.

Определенные ритуальные игры сводятся к хлестанию веревкой по своим собственным ногам. «Истинные перуанцы, — утверждает знаток этих вопросов, — лю­били поколотить себя». Подробнее о ритуальных играх мы расскажем в главе, посвященной похоронным цере­мониям.

 

Индейские похороны

 

И вот мы достигли конца жизни. Похороны также проходили в соответствии с обычаем. В центральных районах империи труп одевали и выставляли напоказ семье и друзьям в течение последней ночи. Женщины обрезали себе волосы, бросали их через голову, рыда­ли, выли и восхваляли усопшего. Гостям предлагали еду и напитки, после чего исполнялись грустные пес­ни, переходящие в танцы. Эти религиозные танцы впо­следствии преобразились в обычные. Сегодня во мно­гих поселениях индейцев танец смерти зачастую закан­чивается на кладбище или том месте, где только что был похоронен усопший.

Между делом люди приступали к распределению личных вещей умершего, которые он не мог забрать с собой в могилу. Игра в кости, которую они для этого использовали, приобретала магическое значение: слов­но сам усопший определял, кто выиграет ту или иную вещь.

Труп помещали таким образом, как будто он нахо­дился в утробе матери — цикл жизни завершен, и чело­век пришел к тому, с чего начал. Его заворачивали в его же собственные одежды. На побережье труп помещали в гробницу. В Хаухе труп заворачивали в шкуру ламы, а на внешней стороне рисовали лицо. Все это выглядело как сверток или как мумия.

Захоронения сильно отличаются друг от друга в за­висимости от региона. Для этого на плато часто делали углубления в скалах, куда помещали несколько трупов. В Коллао строили мавзолеи, вход в которые ориентиро­вали на восход солнца. Их руины напоминают башни, квадратные, как в Акоре, или круглые, как в Силлустани. В Паракасе на побережье гробница имела странную форму, напоминая бутылку с широким горлышком, ко­торую засыпали землей, а входное отверстие огоражи­вали небольшой круглой стеной.

В могилу умершего клали его любимые вещи, счаст­ливые талисманы, орудия труда, немножко маиса и крын­ку с ничей. После завершения погребальной церемонии люди разделяли совместную трапезу, а потом мылись. Через несколько дней они опять собирались вместе, что­бы помолиться и предложить немного еды усопшему. У этой церемонии имеется множество вариаций, однако ее всегда сопровождают слезы, песни, торжества и вы­пивка.

 

Передача собственности по наследству

 

Знающий социолог писал, что у Инков наследование собственности проходило по государственному закону, а у простого народа — по частному праву. В последнем слу­чае традиция диктовала те же правила, что и закон. Един­ственная собственность, не включенная в этот список, — это вещи, полученные от Инки. Их судьбу определяло специальное правило, о котором мы уже рассказывали.

Наследство сводилось к весьма скромным пожиткам, поскольку право индивидуальной собственности было ограниченным. Некоторая степень свободы при состав­лении завещания существовала лишь у нескольких на­родов, например у чинча, где отец выбирал наследника из числа своих сыновей или, если таковых не было, сре­ди родственников или друзей. Следы матриархата про­слеживаются там, где брат или сын сестры наследует ма­териальную часть, и еще реже там, где существовала тра­диция наследования по женской линии.

Устное завещание оглашалось перед свидетелями.

В число семейных обязательств включался патронаж детей и содержание ближайших родственников.

 

После смерти

 

Смерть не прерывала существование индейца. Жизнь умершего в невидимом мире была общепринятой исти­ной. Что-то наподобие «двойника» продолжало жить в атмосфере земли со своими идеями и желаниями. В этой связи поклонение предкам имело огромное значение.

«После уака, объектов великого поклонения, следова­ли малки», — пишет П. де Вильягомес. Это имя присваи­валось могилам предков. К ним приносили еду, могилы украшали тканями и перьями, чтобы вторая жизнь усоп­ших протекала с максимальным комфортом.

Следует понимать, что «двойники» оставались тесно связанными со своим земным телом, которое покину­ли. Труп, как утверждалось, продолжает жить. Но для этого тело должно сохраняться в хорошем состоянии. Это послужило основной причиной бальзамирования и объясняло лучше всего, почему индейцы боялись быть сожженными. Атауальпа согласился принять католицизм (от которого приходил в ужас), после того как ему было обещано, что его не сожгут заживо. Таким образом он избежал уничтожения и обеспечил себе выживание.