Доклад о религии и обрядах Перу, составленный первыми священниками Августинцами, направившимися туда для обращение местных жителей в христианство (1560)
ТЕКСТ:
Доклад о религии и обрядах Перу, составленный первыми священниками Августинцами, направившимися туда для обращение местных жителей в христианство [1560].
/рукопись взята из LXXXVII тома Собрания дона Хуана Баутисты Муньоса/
[5]
Иисусе:
Сия[тельне]йший С[еньо]р:
Cамые главные дела, о которых мудрец спрашивает у тех, кто должен править, таковы: выслушивать и разуметь дела, audiens sapiens, sapientior erit et gubernacula possidebit[22]: что так хорошо видно, глядя на В[аше] П[реподобие]; отчего я думаю и считаю несомненным, что сподобившись сего бремени, будешь избран Святым Духом, с таким же усердием я желаю и намериваюсь узнать о вещах, делах, обычаях и обо всем том, что в тех столь далеких землях [имеется]; полагаю, что сам Дух Святой озарит В[аше] П[реподобие], поскольку каждый раз, как я слышу о той земле, меня поражает, что, будучи землями столь удаленными и столь различными по климату и погоде, столь различные в обычаях, и каждая со своим говором, как если бы и прошел их (вдоль и поперек), что в действительности я и сделал, истратив столько времени, обходя и проходя ту землю, так что не смог бы говорить о [6] делах столь досконально; и потому я считаю это даром Божьим, и большую надежду имею, что Господь своим милосердием уж одарит каким-нибудь порядком землю столь беспокойную: да не будет Господу недостатка в тех, кто бы управлял ею, и да не заслепит алчность разум. И, когда я увидел, что В[аше] П[реподобие], помимо прочих желанных дел, заботился о том, чтобы было чем заняться священникам Ордена Отца Нашего Святого Августина в королевствах Перу, то решил предоставить какой-нибудь отчет об этом, о том, что мне удалось разузнать, и чего не могли написать [другие], поскольку находятся там, вдалеке; да возрадуется Господь, что, возвращаясь туда, я предоставлю более подробный доклад В[аше] П[реподобие]. И прошу милосердия В.П. да восполнит мои ошибки, какие эта дерзость было от превеликого удовольствия, какое я должен видеть и разуметь усердие с каким В.П. ведет дела и потому все это я намереваюсь привести к разумному соответствию и представить на [Ваш] суд, следуя во всем за Господом.
В году 1550 от Р.Х., в январе месяце, Вел[икий] Император, Наш Господин, приказал Отцу монаху Франсиско Серрано, который тогда был Главой провинциального ордена [Провинциалом][23], и у которого уже были монахи вышеназванного Ордена в Новой Испании, и также одобрили решение послать священников в провинции Перу, ведь там в них очень нуждались, и потому тот Отец Провинциал выбрал двенадцать священников, мужей весьма угодных Богу, и послал их в Севилью, чтобы они отплыли с тем флотом. А священниками были следующие монахи: Андрес де Саласар, Иеронимо Мелендес, Антонио Лосано, Хуан де Сант Педро, Диего Паломино, Андрес де Ортега, Педро де Сепеда, Бальтасар Мельгарехо, Хуан дель Канто, Хуан Чаморро, Франсиско де Фриас, Хуан Рамирес, которым, во время пребывания в Севильи, в ожидании отплытия, он написал письмо со следующей инструкцией:
[7]
Достопочтенный Отче и отцы мои:
Милость Святого Духа да будет вам всегда защитой и да ведет и сохранит вас на пути к спасению, чтобы достойно вы служили ему в деле, для которого он вас избрал. Я попросил Главу Ордена провинции в Мехико чтобы он соизволил взять на себя этот труд отправиться в Севилью, дабы он наставил вас в вашем путешествии, и он для меня сделал [такую] милость и вашим преподобиям это доброе дело посчитал за благо; поэтому во всем да поступаете вы так, как он накажет до вашего отправления.
Способ, какой у вас будет для того, предстоит стать старшим, [состоит в следующем]: собраться в день, когда Главе Провинциального Ордена покажется удобным и когда произнесут мессу Святому Духу, и после того, собраться в определенном месте двум избранным любознательным особам с Отцом Провинции Мехико, который будет там присутствовать, чтобы избрать согласно канона Приора, и его, избранного и назначенного таким образом, я конфирмую[24] как Вашего Прелата, in nomine Patris et Filii et Spiritu Sancti, Amen[25]. И сему избранному я приказываю в честь святого послушания, чтобы он принял затем этот [сан] и считался, как таковой, Прелатом, и повелевал во всём, что касается наших положений и образа жизни; и этот, как таковой, да будет всегда Приором и Прелатом всех ваших преподобий[26] в тех краях Перу, до тех пор пока не придут священники, которые должны прибыть из Мехико. А когда они приедут, собраться всем вместе в городе или селении, какое покажется вам наиболее подходящим, и, произнеся мессу Святому Духу и соблюдая порядок и согласованность, как требуют того наши положения, чтобы вы избрали одного из состава того собрания; и того выбранного назвали бы Главой провинциального Ордена, способом вышеизложенным, и его занятием будет то же, что исполняет и Провинциал в этой провинции Кастилия и этот [8] способ будет соблюдаться отныне и в дальнейшем во все последующие трёхлетия. Собравшись в [тот же] день, когда в этих краях собираемся мы, и вы [тоже] выберите своего Прелата и Провинциала вышеизложенным способом, который пусть примет управление теми краями и пусть править не колеблясь, и таковой да будет подчинен Провинциалам этих краёв.
Хочу, отцы мои, предложить вам и заодно приказать, чтобы вы избегали вводить новшества, а заботились только о том, чтобы насаждать устав и образ жизни нашего ордена, потому что если вы пожелаете сделать что-либо другое, он ослабеет. И не управляйтесь каким-либо усердием или набожностью, какие обычно водятся у некоторых; но блюдите свои законы да с должным тщанием, и всегда уважайте предстоящие времена, столь переменчивые, что вы воочию можете видеть: ведь когда апостолы начали проповедовать Евангелие, за недолгое время изменилось многое из того, что они учредили, и это при них-то, а потому пусть у вас будет то же, что и в этой провинции.
Я хочу, мои дражайшие отцы, напоследок в письме этом посоветовать вам то, что посоветовал Иисус Христос, Господь наш, при смерти своим любимым ученикам: чтобы был мир и согласие, и чтобы его вы старались сохранить с наибольшим прилежанием и заботой: да пребудет всегда, мои любимые отцы, пред вашими очами дело столь угодное Богу, которому вы начнете служить, и чтобы дьявол, враг наш, вынужден был прилагать усилия, чтобы помешать вам; следите за тем, чтобы не оказать ему поддержки, сопротивляйтесь ему, и если кто-либо не воспротивится ему, vos qui spirituales estis instruite illum in spiritu lenitatis[27].
Еще одно, отцы мои, хочу вам предложить: чтобы бежали вы [9] славы, а лишь проповедовали Евангелие: заботьтесь о дружелюбии ко всем; слушайтесь губернаторов и епископов, и милы будьте со всеми в общении, особами духовными и усердными и милосердными к жителям тех краёв. Молю Господа Нашего, да будет он вам защитой и да окажет вам благоволение, дабы всегда вы творили его святую волю, и чтобы я всегда слышал весьма добрые вести о ваших преподобиях; и просите его, чтобы он смилостивился надо мной, дабы я всегда служил ему и представил ему хороший отчет о том, что он мне поручил, чего я намереваюсь достичь вашими молитвами. И считайте несомненным, что во всем том, что я могу, я поддержу вас и сейчас и любое время; и прошу вас, будьте всегда готовы писать мне, дабы я знал, что у вас все в порядке; и приказываю вам, чтобы хранили вы это письмо для того, чтобы видели из него, что нужно блюсти и чему следовать.
Из этого монастыря в Медина-дель-Кампо, 14 апреля 1550 года.
Младший брат ваших преподобий.
Монах Франсиско Серрано, Провинциал.
В конце месяца, когда прибыло это письмо, а было то в мае, прибыл в Севилью Отец, Глава провинциального ордена Мехико, монах Педро де Сан Роман, они выбрали себе старшего, им стал отец монах Андрес де Саласар, муж апостольский и христианнейший, и сели на корабль. И в море они испытали большие трудности, поскольку тот флот [вынужден был] задержаться, и они плыли, недостаточно обеспеченным всем необходимым, как люди непривыкшие к морю и особы, больше обеспокоенные духовной [пищей]. Наконец, они прибыли в Панаму в июне того года, где пробыли три месяца, и сели на корабль в Южном море [Тихий океан], и оттуда [одни] через два месяца прибыли в порт Пакасмайо [ныне: Пакасмайу], а другие – в Пайту. И пешком они прошли, [10] испытывая невероятные трудности, по пустыням. В это время проходил по той дороге сиятельнейший Вице-король дон Антонио де Мендоса, с которым был достопочтенный отец монах Хуан Эстасио, из того же Ордена, его исповедник, и шёл он также, чтобы помочь отцам-[священникам]. И так прибыли они все в город Королей [Лиму], под Великий пост, и там они задумали построить дом [церковь], и потому им выделили земельный участок, а то [как раз] был сад, где они поставили монастырь Отца Нашего Святого Августина в городе Королей. Все они прибыли здоровыми и никто не умер в дороге, и, заполучив место и дом, они созвали капитул в том городе Королей 19 сентября 1551 года, и первым Главой Провинциального Ордена был избран монах Хуан Эстасио. А затем они занялись вопросами, ради которых приехали; и отправились отец монах Педро де Сепеда и другой священник в провинцию Гуарочири [Варочири], что в 18 лигах от города Королей, в край очень суровый и холодный, где они пробыли недолго, потому что в это время шел с войском тиран Франсиско Эрнандес Хирон в Пачачака. И как только монахи узнали об этом, они покинули репартимьенто, чтобы тиран не заставил их идти в свой лагерь, и они вернулись в город Королей, откуда выступил отряд нашего владыки Короля до [самого] Сурко [Surco]. И Франсиско Эрнандес разместился в ваке Пачачака, и оттуда Орден послал отца монаха Педро де Сепеда и монаха Бальтасара де Мергарехо, чтобы они пришли в лагерь Его Величества для наставления и исповеди. Отец Мельгарехо[28] был наиболее известным наставником [в делах веры] из имевшихся в той земле, и он воодушевил тех, кто был в стане Короля [11] да так, что это дошло до слуха тирана, и он написал ему письмо, которое видел весь лагерь, в нём говорилось следующее:
Сиятельнейший и Достопочтеннейший Сеньор
Узнал я, что ваше преподобие учиняет мне войну куда более серьёзную своею речью, чем все солдаты своим оружием, и меня ужасает, что, не вспоминая ваше преподобие о нашей дружбе, и принимая во внимание моё доброе намерение, и то, на что я претендую, это служение Господу, ваше преподобие будто бы мне столь враждебно: я получу милость, чтобы загладить вину в [этом] вопросе, потому что иначе, Господь подарив мне победу, принудит меня, ваше преподобие, к тому, что я не погляжу на нашу дружбу и кто вы есть, ваше преподобие, чью сиятельнейшую и достопочтенную особу я бы охранял.
Из этого моего лагеря у Пачачака[29] целует руки вашего преподобия ваш слуга. – Франсиско Эрнандес Хирон.
В это время вышеназванный Франсиско Эрнандес отступил со своим войском и направился к Тукара, где был полностью разбит, и потому священники вернулись к своей работе и направили двух других [священников] в провинцию[30] Гуамачуко[31], и были то отец монах Хуан де Сан Педро и монах Хуан дель Канто, в связи с получением известия, что в той провинции было огромное количество идолов, а также и идолопоклонства и вак, которыми индейцы называют [свои] молельни, [там], где располагаются идолы, и [что там] много [12] колдунов [шаманов][32], и которая была источником, откуда якобы сочились ваки. И там они основали другой дом [церковь] на той же пампе [pampa] или площади Гуамачуко, где стояли огромные сооружения Инки [del Inga], а ныне - находится монастырь, в том же строении, которое там называют тамбо [tambo]; там [тогда] расположился Орден, так оно и поныне. Они находились [там] более года, так что индейцы, усердные в своих секретах, не пожелали раскрыть [сведения о] ваках и пороках [maldades], поскольку в таких случаях говорят est incertum[33], и таким образом дьявол их обманывает. И монахи внушали им любовь добрыми делами, для них творимыми, и ласковыми словами, и милостью Господа Нашего удалось им раскрыть зло и ваки; и отсюда они узнали обо всем крае, что весьма послужило Господу. И увидев, что было ими открыто, они послали двух других важных монахов, а именно отца монаха Антонио Лосано и монаха Хуана Рамиреса, разведавших все их тайны и происхождение их ложных богов, и многие суеверия и обманы. Здесь мы расскажем о самом главном, ведь обо всем поведать невозможно, а потому расскажем о происхождении найденных главных вак, и о том, как каждой такой служили, и об их молельнях и жрецах, и мочас [mochas], как они их называют, ведь по-индейски «mochar»[34] значит «поклоняться»; об этой провинции в частности и о заблуждениях, какие у этих индейцев имеются, поскольку в других провинциях – иные обычаи, - все это с божьей помощью, я думаю, сходив в те провинции и королевства, записать и отправить В. П., потому что здесь невозможно даже поверить во всё. И да знает В.П., что здесь я расскажу лишь о том, что в этой и в других провинциях совершили священники Ордена братьев Нашего Отца Святого Августина, и то, что я [лично] видел и обнаружил во многих из них, и обо всем этом я расскажу в общем и в деталях. Но не [13] о том расскажу, как другие ордены, как например, Санто Доминго и Сант Франсиско, и они потрудились не [так] изрядно и извлекли не [так] много идолов, и в проповедовании Евангелия ими сделано не [так], как мужами апостольскими; а расскажу здесь о том, что сделано отцами нашего ордена, согласно тому, что В.П. приказало мне и чтобы увидели, как потрудились и трудятся они, что поистине, поразительно. И потому расскажу об этой провинции Гуамачуко, которая протянулась на 130 лиг в длину и более 80 – в ширину; с одной стороны она граничит с провинцией Кахамалька [Caxamalca], с другой – с Равнинами [побережья], с Чикаме [Chicame] и Пакасмайо [Pacasmayo]; с другой – с Кончукос [los Conchucos]. Протяженность [территории] для посещения орденом – 200 лиг, и потому сначала я поведаю о том, что разведали отцы святого Августина; что понимали индейцы о Боге, как ему поклонялись и как почитали; во-вторых о том, как отдавали указания их жрецы и об исповедях; в-третьих, об идолах и ваках – о каждой в отдельности и о некоторых травниках [знахарях], - все это или большая часть видено [мною] лично; как говорил я уже, невозможно описать все, а только некоторые наиболее примечательные вещи.
У нас в домах было несколько янаконов [yanaconas], толмачей, особенно [проявил себя] один, которого звали Маркос, его, похоже, Господь наш, озарил и он был добрым христианином, и этот тайно поведал нам о некоторых вещах и ваках, и из-за этого мы разведали остальное [об этом]. Индейцы приказали убить его с помощью своих тайных напитков, поскольку, когда они узнают, что кто-либо из индейцев раскрывает их секреты – то они потом [такого] убивают.
Начиная расспрашивать жрецов, что они думают о Боге, которому поклоняются, они отвечали, что [поклоняются] Атагуху, создателю [14] всех вещей, которого считали главным концом [пределом мира], согласно своему закону, и этот, говорят, что он находится на небе и не движется оттуда, и оттуда управляет всеми вещами и их создает [cria], и говорят, что он сотворил небо и землю и управляет ими оттуда; и этот, будучи один, создал еще двух (они говорят крест [?] или создавать [используя] это слово - рурам [ruram], что значит «создавать»), чтобы [всего их стало] вышло трое[35]; и у всех этих троих была единая воля и облик [явь], и у этих не было жен и они были согласны [между собой] во всех вещах. Дьявол, т.е. как шамуа [xamua] Бога, сказал им об этом и об этой ложной Троице. Эти двое, созданных Атагуху, звались: один – Сагадсабра[36], а второй – Ваунграбрад[37]: эти сотворили его [дьявола или шамуа?] и управляли всем с Атагуху. Мы спрашивали у них, как они узнали о них, они же говорили, что с незапамятных времен по эту часть [времени; т.е. до нынешнего момента] их отцы узнали об этом от своих отцов и предков, и так оно переходило из уст в уста [в тексте: из рук в руки] до нынешних времен, а потом сыновьям по наследству.
Для того чтобы поклоняться этой ложной Троице и почитать ее, у них существовали большие дворы[38], и в них с одной стороны была очень высокая стена, а внутри было несколько ям, куда вонзались брёвна, чтобы устроить празднества, и посредине они клали один брус и покрывали его соломой и обвязывали его, и тот, кто должен был приносить жертву, поднимался на брус, одетый в белые одеяния, и они убивали койя[39] [coy] - морскую свинку - и жертвовали кровь [богу] Атагуху, и тот поедал мясо; а другие убивали овец и проливали кровь на брус, а мясо поедалось так, чтобы от него ничего не должно было остаться, и чтобы оттуда не смогли забрать ничего для дел [своих?]. В стенах было много ниш для хранения останков, остававшихся от овцы или барана, и этими дворами была испещрена земля и мы разрушили [15] многие, и в тамбо[40] и [на] дорогах у них есть много ниш и многие в Перу видят их до сих пор и не знают, что это такое. Все они были уничтожены в Гуамачуко, а брусья разобраны, внизу которых старший жрец проливал реки [fiurez][41] асуа[42], и чичи, и сако [zaco]: сако представляет из себя немного кукурузной муки, размешенной в горячей воде, и из этого они делают обычное блюдо для всех вак, и это, говорят, ест Атагуху. И в этих дворах они совершали большие празднества во время своих жертвоприношений, длившихся пять дней, и устраивали они грандиозные таки и песни, наряжаясь во все самое лучшее, и [тогда] происходят большие попойки, и за все то время они не перестают пить: одни падают, другие поднимаются, и так у них отмечаются несчастные празднества.
Они также почитают Атагуху другим способом, а именно сжигая коку, т.е. зелье, которое индейцы очень ценят, и они говорят, что неся ее во рту не глотая, они сильно воодушевляются и становятся синчами [cinches], что на [их] языке значит «отважными» [храбрыми]: с помощью этой травы они совершают великие пороки и жертвоприношения, и кое-какое количество ее находится в ваках: это зелье наподобие растения сумах[43] [zumaque], имеет более широкий лист, она встречается в Андах в районе Куско, и в Чаркос [los Charcos], в Покона [Pocona]. Ведомо Господу, сколько идолопоклонств и колдовства избежали бы они, если бы не было ее, поскольку, как я позже расскажу, наиболее изысканная и потаенная манера идолопоклонства [проводится] именно с её помощью, ведь они сжигают ее и говорят, что тот дым поднимается до самого неба к Атагуху и передает ему запах; и они это делают, чтобы испросить жизнь для себя и своих детей и для [16] своих стад и для остальных индейцев и для того, чтобы не умирать рано: они также на этом празднестве убивают морских свинок и проливают чичу, и дарят сако и другие вещи.
Они совершают и другой способ почитания и поклонения Атагуху, а именно: обычно Касик и начальники [старейшины; знать] выходят поесть в пампу [pampa], или на площадь, и там пьют; но прежде чем начать пить, они проливают немного чичи из макте [macte][44] или сосуда из которого пьют, почитая и поклоняясь Атагуху и земле, и они проливают это в знак приветствия или восхваления, совершаемого своему Создателю, или, лучше сказать, дьяволу; и быть осведомлёнными в этом нуждаются священнослужители, и те, кто пребывает в приходах, потому что они думают, что те это делают для очищения, и в этом-то заблуждаются.
Они также совершают жертвоприношение, и мы это видели: состоящее в том, что у этого Атагуху было два слуги, прислуживавших ему: один назывался Увигайчо [Uvigaicho], а второй – Вустики [Vustiqui], - этим оказывали почтение тем, что убивая морских свинок и дарили им сако, и одной из форма почитания было, в ту пору, когда маис сбрасывает цветки, говорить им: «Просите Атагуху, чтобы не опало зерно в маисе, и просите его, чтобы дал мне много маиса, и детей, и овец, и всех вещей, какие мне бы потребовались». И этих они считали заступниками селения, и этим поклонялись, как у нас Святым, и эти двое служили Атагуху; а когда он создал этих двоих, он создал еще одного, называвшегося Гуамансири [Guamansiri], о котором мы непременно расскажем в дальнейшем. Необходимо, чтобы во время наполнения кукурузы[45] зерном, священник особо постарался, потому что во время этого жертвоприношения совершались великие идолопоклонства.
Прежде чем мы начнем рассказывать о происхождении идолов, было бы неплохо, уразуметь то, как дьявол обманывал этих [людей] и как он устраивал так, чтобы жрецы или колдуны общались с ним, поскольку этих несчастных и варварских [людей], показывая им кое-какие вещи и общаясь с ними, он их [17] обманывал, и то, что он общался и до сих пор общается с ними, дело весьма ясное, и каждый день это видели отцы-[священники], а индейцы говорят об этом [сами]; а поскольку эти люди столь непостоянны и маловыносливы[46], и не имеют удержу в своих желаниях, и не умеют сопротивляться тому, что дьявол им внушает, от того-то он легко их и ведет туда, куда пожелает. И это самая главная трудность в наставлении тех людей, ведь хоть они под сильным принуждением просят о крещении, дьявол легко возвращает их к своим старым обрядам; и потому весьма необходимо в том краю, что раз уж какой священник хорошо это делает и подаёт пример, то чтобы их не переводили оттуда, потому что он и уже знает; в случае когда приходит другой [человек] в приход, и хоть они уже крещенные, они все равно что не христиане и вновь крестятся, так как любят [все] новое и в них мало [настоящей] веры. Так что различными способами он [дьявол] делал их своими жрецами, и я расскажу здесь только о двух или трех способах, чтобы избежать многословия.
Первый способ и наиболее распространенный: у дьявола становились и становятся священнослужителями, и альками [alcos], и жрецами, когда он видит, что есть какой-нибудь индеец, способный для его дел и наиболее любопытный, он заботится о том, чтобы они вышли в поле за дровами или в свои поля и чакары[47]; и когда они доходят до какого-либо озера, каковых много в том краю, тогда дьявол старается обмануть их и подбрасывает пред ними в воду сосудики-мате или кувшинчики-тыквочки, довольно изящные, и он [индеец] собирается ухватить их, а тыквочки по наущению дьявола убегают и опускаются под воду, а иногда игриво плавают по воде, настолько увлекаясь этим, что становятся наполовину глупцами, и тогда дьявол пленяет его, завладевает им и ведет его к ваке, и [18] держит его там 5 дней, а иных – 10 [дней], и там он их обучает делам, касающихся его промысла, представляющего из себя некое подобие врачевания[48] для индейцев, а после того как он выходит оттуда, он приказывает ему поститься пять дней, и после поста он уже становится способным к общению с ним влюбое время, когда пожелает. Пост состоит в том, чтобы не есть ахи [перца], тот что в нашей Испании называют «индейский перец», вещь очень важная для индейцев, и они почти ничего не едят без него, также как и без соли. Они не должны пить асуа или чичу, это их вино из перемолотого маиса, сваренного и процежинного, и это – основная пища индейцев, и этот напиток опьяняет их, как и вино. Они не должны спать со своими женами, и если кто-либо нарушает пост, то такой не является хорошим колдуном, и [в таких случаях] является им [дьявол] ночью и говорит: «Почему ты не служишь мне? (и это пока индеец спит), ведь я обогащу тебя и дам тебе то, что пожелаешь». И таким вот образом ему служат многие индейцы, и обучает он их многим другим вещам и обманам; здесь я расскажу об одном, которое видел, когда колдун сказал, что его обучил дьявол, а именно: он заставил кровь пролиться у другого индейца или индеанки, не используя ни иглы, ни какого-либо другого предмета, не нанеся никакой раны, и другие вещи он [дьявол] заставляет их совершать, и множество [есть] вещей, поразительных и влекущих бедных индейцев и вводящие их в заблуждение.
Главный среди жрецов индеец, называющийся Шуламанго[49] [Xulamango], был самым старшим среди всех [mayordomo de todos], являющейся lavo[50] [?], и знают отцы, что он [дьявол] сделал его колдуном и своим жрецом следующим способом: по ночью, пока тот спал, пришел к нему дьявол в образе орла (так было два или три раза), и тот хотел поймать орла накидкой три ночи [подряд], но, преследуя того орла, он ходил весьма опечаленным и начал думать, что же то такое было, и думая об этом [19] он потерял сон, и не спал, и ходил почти как глупец или сумасшедший и исхудал [flaco] от великой печали; и когда дьявол увидел его таким, пришел к нему в виде индейца и сказал ему, что орлом, явившимся ему, был он, и что поскольку он полюбил его сильно и хотел сделать для него много хорошего и послужит ему, и что сделает его очень богатым и в превеликом изобилии даст ему то, что ему нужно; а индеец обрадовался обещаниям, и принял служение, и постился, и так стал главой злосчастных жрецов [los negros sacerdotes].
Иным способом также стал колдуном или их алько, как они говорят, или жрецом, другой индеец по имени Шулькаваман[51] [Xulcaguaman]: он [занимался тем, что] стерег овец своего отца, но однажды пришел к нему дьявол в облике индейца, и сказал ему и попросил его, чтобы он убил одного тамошнего ягненка, и чтобы они его съели, и юноша сказал ему, [что будет так], как ему будет угодно, и тогда дьявол, взял кровь и, очевидно, отведал её, а мясо оставил; на другой день он вновь явился и сказал ему, чтобы тот убил двух [ягнят] и он сделал точно также, и так продолжалось до тех пор, пока он не убил тридцать [ягнят]. А на другой день он сказал ему, чтобы тот украл одну овцу для той же цели и оставил мясо, которое съели львята, и лисицы, и другие животные, водящиеся в том краю, а кровь взял дьявол; а когда отец юноши заметил, что стадо заметно уменьшилось, он спросил его о том, как же так вышло, на что тот ему ответил, что их съели львы, и тогда мальчик, проникшись страхом, испугался своего отца и скрылся от него; затем дьявол проник в него и тот ходил туда-сюда, творя безумства и сходя с ума; когда его увидел другой колдун, то сказал ему, что тот, с кем он говорил, был дьяволом, и что он хотел его [сделать] своим жрецом и алько, и чтобы он постился привычными постами и чтобы он навестил, и поклонился, и почтил идола Катекиля, о котором мы расскажем дальше, и [20] и отныне он стал наставником [maestro]. Такими и другими способами дьявол вводит их в заблуждения, и мы вполне в этом удостоверились в том, что они будто дети, ему легко обмануть их, завлечь вещичками, а иногда и напугать, и примечательно то, какой сильный страх они испытывают к дьяволу, которого они называют Супай, а также к вакам и к идолам.
Прежде чем мы расскажем по отдельности об извлеченных и разрушенных идолах, необходимо понять, что эти ваки, и идолы, и предметы, которые они почитают и поклоняются им, [одни] являются камнями, изваянными в виде индейцев, другие – из дерева, или предметами, какие не похожи на их взгляд на любые другие [т.е. особенные]. Как велико неведение их, раз дьявол держит их в своей власти, ведь что ему вздумается, то он и заставлял их почитать в качестве Бога! И привычным у них было, когда они хотели совершить поклонение или почитание, сделать подушку, хорошо отделанную, многоцветную и весьма искусную, а для вак, не являвшихся особо главными, они не делали таких узорочий [столь изысканными], а делали корзинку из хорошо очищенных [белых?] прутьев, и оплетали ее шерстью, и была она снизу широкой, а в верху узкая, и была она 4 или 5 пядей в высоту, иногда больше, иногда меньше, и в узком месте они делали решётку [red], не выступавшую наружу, а остававшуюся внутри некоего углубления, чтобы ставить ваку, и эту корзинку наряжали, как человека, в очень красивые и роскошные рубашки из кумби [cumbi][52], т. е. тканей, изготавливаемых ими из шерсти местных овец, со своими накидками и льяутамы, являющиеся весьма роскошными козьими украшениями[53], с золотым шитьем и кусочками золота и серебра и с разнообразными, изысканными перьями; они надевали на них свои камзолы [или полукафтаны], наполненные кокой, и клали им вараки или пращи для метания [снарядов] [21], а некоторые были наряжены в головные уборы из серебра или меди, и щиты, и многие другие вещи. И сюда приходил дьявол и размещался в той наряженной корзинке и там он говорил наедине с колдунами. Когда колдун должен был войти для общения в ваку, то место было у них хорошенько убрано слугами ваки, они накидывали разноцветную и большую, как платок, накидку, чтобы народ не видел колдуна в тот момент, когда он говорил с вакой, а когда он общался с ней, вака быстро отвечала, чтобы народ слышал это, и то, что он просил и хотел дать: некоторые говорят, что по большей части дьявол не отвечал, а колдун имитировал голос, но индейцы также утверждают, что дьявол-таки отвечал, и что то истинная правда. Услышав ответ и лживый оракул, часто и почти всегда лгавший, они устраивали большие празднества, убивали морских свинок и овец, а кровь даровали ваке; и потому почти вся одежда, извлеченная из вак, а ее много было сожжено [нами], была вся запятнана и пропитана кровью. После принесения крови, по-своему готовили то мясо и все ели [его]; а колдун, чтобы принести жертву, должен уйти поститься: три дня не должен есть соль и перец, не спать со своей женой. После того, как они поели, колдун жертвовал ваке асуа или чичу, после чего они там устраивали крупные попойки и таки, т. е. песни в честь ваки, проливали много чичи или асуа и дарили ваке сако. Я уже говорил ранее, что такое сако; а для того, чтобы сделать чичу и сако, и чтобы сторожить и наряжать ваку, у них были свои слуги, и служанки, и управители, и пастухи, для стад ваки, и для других необходимых для жертвоприношения вещей. Колдуны одевались в рубахи из перьев с множеством золотых и серебряных пластинок и в большие короны из [22] расходящихся кругом крупных перьев, и в другие одеяния, о которых мы расскажем в дальнейшем.
Так как дьявол, творец лжи и небылиц, всегда, с самого начала намеревался обмануть пустыми словами всяких замеченных невежд, так и этих людей, дабы привести их ко лжи своей, измыслил он тысячи сказок, чтобы они поклонились тому, что он задумал, как сие будет хорошо видно из дальнейшего рассказа. Ранее мы упоминали о том, что когда Атагуху создал своих слуг Сугад-кабра и Усиос-габрада, а с ними заодно и Гуамансури; ведь сделал же вид дьявол, а индейцы тому исправно верили, что Атагуху послал с небес на землю этого Гуамансури [Guamansuri][54], и этот пришел в мир, в провинцию Гуамачуко, чтобы оттуда приступить к необходимому, и когда он прибыл, то обнаружил там [в мире] христиан, называющихся на языке Гуамачуко «гуачеминес»[55] [guachemines], и он бедняком бродил среди них. А гуачемины заставили его работать и возделывать свои чакары; у этих же гуачеминов была сестра, звавшуюся Каутагуан [Cautaguan], ее основательно держали взаперти, чтобы никто ее не видел; и однажды ушли братья [куда-то] и тогда Гуамансури пошел к ней, и лестью, и обманом завладел ею, и она понесла. И когда братья гуачемины увидели ее беременной и узнали в чем дело, и что Гуамансури был насильником и оскорбителем, они схватили его, и сожгли, и растерли в пыль; и индейцы говорят, что пыль поднялась на небо и осталась там с Атагуху; и по этой причине тогда у индейцев не было «erecion»[56][?] и они обращались к ней в очень безопасном месте [?].
По истечении недолгого времени Каутагуан родила два яйца, но [сама] от родов умерла, и тогда они взяли яйца и бросили их в выгребную яму, и оттуда вышли, крича, два мальчика, и взяла их [к себе] одна госпожа и вырастила их; и один [23] называется великий Сепокатекиль [Cepocatequil], начало многих несчастий и идол наиболее почитаемый во всем Перу[57], внушающий большой страх, почитаемый и уважаемый от Кито до Куско, и индейцы очень его боятся; а второй брат назывался Пигерао [Piguerao][58]. Этот Катекиль пошел туда, где умерла его мать и воскресил ее, и тогда мать дала ему две вараки или пращи, оставленные его отцом Гуамансури, чтобы она их отдала тем, кого породит, потому что ими нужно было убить гуачеминов. И затем говорит[59] [?], что сильный юноша убил гуачеминов, а некоторых оставшихся сбросил с земли; и тогда он поднялся на небо и сказал [богу] Атагуху: «Уже земля свободна, и гуачемины мертвы и сброшены с земли, теперь я прошу тебя о сотворении индейцев, которые её обживут и возделают». Атагуху ответил, что раз он совершил это с таким насилием и убил гуачеминов, то пусть пойдёт к горе Ипуна [Ipuna], которую они называют зовущейся[60] Гуакаль [вариант: Guacat], над Санкта-Крус, там где сейчас основан городок ла Паррилья [
После этого дьявол, изобретатель идолопоклонства, приказал, чтобы Катекилю поклонялись в Порконе [Porcon], в четырех лигах от Гуамачуко, и чтобы ему там служили, и чтили и почитали его, и оттуда он собирал бы всех индейцев, и дарили бы они ему то, что необходимо, как еду, так и овец и детей. И потому следует знать, что в этом Порконе, на вершине горы находятся три огромнейших скалы, и первую называют Апокатекиль [Apocatequil], вторую – Мамакатекиль [Mamacatequil], а третью – Пигерао [Piquerao], то есть это Катекиль и его брат Пигерао, и их мать Куатагуан. И в первой [25] дьявол устроил [так], чтобы индейцы сделали из камня человеческую статую, наилучшим возможным образом, и поставили ее на первой скале и это был великий Апокатекиль, вака и идол наиболее почитаемый, и самый главный во всем крае. Внизу под ним, для его же обслуживания, располагалось селение: если во имя его выходили просить милостыню по той земле, из имевшегося страха перед ним, они давали столько, сколько имели от Кито до Куско, и как я уже сказал, всё селение только и предназначалось для обслуживания ваки, и в нем имелись крупные дома для обслуги; и она [вака] владела поместьями и было в ней 5 жрецов, два надсмотрщика [управителя] и много другого люду и слуг; она была именно там (во всё том крае), где говорил дьявол.
Когда пришли в край христиане, во время раздора и войны между [сыновьями] Инки Гуайнакапом [Guainacap; Вайна Капкаком]: братьями Атабалипой [Atabalipa] и Васкаром [Huascar][65], поскольку Атабалипе сказали, что Катекиль дал ответ, будто Васкар должен был править, а не он, то он послал своего полководца туда, где находилась великая вака и идол его брата Васкара; и полководец, встретив в селении сопротивление, поднялся на скалу и нанес удар идолу Катекилю и свалил его вниз, и от удара разбилась голова, а тело разлетелось на куски, и тогда пришедшие с ним солдаты взяли голову и бросили ее в реку, а затем - несколько кусков, и украли много золота и серебра, принадлежавшего ваке, и говорят еще, что [часть] из этого [золота] они принесли затем в Кахамальку, чтобы передать христианам. Он также приказал принести большое количество дров и разложить их вокруг скалы, и окружить её, и разжечь костер, который, как говорят жители той земли, горел больше месяца, и я видел [то место] и до сих пор большое количество [26] углей и обгорелых камней; но селение и жрецы остались, и они всё ещё поклонялись скале и почитали её. Затем главный жрец узнал о том, что голова Катекиля находилась в той реке, и при большом стечении индейцев и приверженцев они пошли к реке и достали голову и три осколка тела, и с большим почтением перенесли их, и построили большой дом, и поставили их в нём, и поклонялись тому, [что нашли], как и прежде, и приносили ему [Катекилю] много одежды. После того как они увидели, что христиан становилось больше, чтобы они его её [голову] не скинули или снесли, они оставили тот дом, и перенесли голову и осколки в очень высокую сьерру в находившуюся в скале пещеру, и там ей поклонялись; а дьявол же совершал много вреда [от этого]. Первое, что благодаря Господу было разведано, это было вот что: молельню в Порконе разрушили отцы монах Антонио Лосано и монах Хуан Рамирес, а затем, с превеликим трудом и усилиями, они обнаружили в сьерре голову и осколки Катекиля и принесли их в монастырь, возблагодарив Бога. Скот и одежда были отняты [у них] и разделены среди нищих, из нарядов сделали покрывала для алтаря и балдахины для церквей: обнаружили несколько рожков из металла и низкопробного серебра, и другие одеяния жрецов. Затем тайно, когда в тот монастырь прибыл отец-провинциал - а всё это охраняли для того, чтобы он это увидел и возблагодарил Господа, что столько зла оставлено, - раздробили то и выбросили пыль вниз в реку, чтобы не осталось и памяти о нём: они оставили место в Поркон и перенесли его [идола?] в другие края.
После того, как христиане вступили в [тот] край, одна индеанка шла, погруженная в мысли о делах Катекиля: явился ей один камушек и она взяла его и принесла к известному колдуну и сказала: «Я нашла этот камень»; и тогда шаман спросил камень: «Кто ты?» и камень [27] ответил, или, лучше сказать, дьявол в нём: «я Тантагуаганай [Tantatuaganai][66], сын Катекиля»; и шаман сказал: «Если ты сын Катекиля, отнесём мы тебя к твоему отцу»: и с тех пор они начали оказывать ему почести. Так они обнаружили и другой [камень], называвшийся Эатасоро[67] [Eatazoro?], и раскрасили их обоих, и вот так ходили колдуны, находя камни, да [при этом такие], чтобы на вид они были прекрасны, и говорили, что они были детьми Катекиля, и потому их количество увеличилось, а по малодушию и низости народа считалось, что было [побольше, чем] два, или три, или больше этих идолов; и эти идолы увеличились в числе. После прихода в этот край испанцев, отцы-[священники] обнаружили первых, а затем извлекли более трёхсот из мест и селений, и сожгли их, и уничтожили, и упразднили [занятия] колдунов.
В Гуамачуко, во времена Инки, короля той земли, было 9 главных вак или идолов, их почитал и им поклонялся Гуайнакап, а также Топа Инка [Topa Inca][68]; у них [т.е. идолов] свои наряды, и рожки, и овцы, и много вещей, подаренных Инкой. И каждой - свои слуги, и служанки, и жрецы; у них было много личных украшений; имена их таковы: Ульпильо, Помакама, Каокилька, Кингачуго, Номадой, Гуаракакайок, Гуанакатекиль, Касипома[69], Льайгуен[70]: всех этих раздобыли и уничтожили отцы-[священники], с божьей помощью, и сожгли их, и изъяли.
В одной большой пещере, в которой, если произвести замеры, и Отец монах Хуан Рамирес измерил её, имела 18 саженей глубины[71], и была намного больше, чем по своей «тесноте» [т.е. ширине]; нельзя было ни войти [туда], ни измерить [её], чтобы войти в неё по нескольким отличным ступеням, и в пустоте внизу было размещено много гробниц, и с одной стороны поставлен камень, то был идол, называвшийся Льайген, которому поклонялись и просили у него воду и другие вещи. [28] К этой пещере стекалось много людей со всех провинций попросить о необходимом, и была велика слепота их, и они верили, что это вака обеспечивала и даровала им воду и остальные вещи, и было изумительным делом усердие, какое прилагал дьявол, подстрекая индейцев, чтобы они шли поклоняться этому камню. И потому среди других предметов, о которых нам рассказали колдуны, когда кто-либо из них очень опечален, что у него усыхал маис, ему являлся дьявол в образе индейца и говорил ему, чтобы он шел к Льайген [Llaiguen], и после [этого] пойдет дождь, и чтобы он не печалился и принес в жертву чичу и другие вещи, обычно жертвуемые, и индеец принимал его совет и делал то, что дьявол ему сказал; но дождь не лил, и потому он оставался как бы обманутым, но от этого не отказывался от своего язычества. Отцы-[священники] приводили его в монастырь и ставили на путь истинный, и похоже он приходил в себя: случилось это месяца четыре [назад]. Эту пещеру замуровали с помощью множества камней и грязи отцы-священники, а идола Льайгена растерли в прах и сожгли, дабы они не могли снова вернуться к нему.
На высочайшей и довольно закругленной[72] горе, на которую едва можно было подняться из-за ее большой высоты, а также потому, что ветры там образующееся, вещь изумительная, находится другая пещера, из которой пробивался сильный ветер и вокруг нее располагались большие дворы [дома] для их жертвоприношений: внутри нее находился идол, называвшейся Каури [Cauri], и там внутри они бросали и проливали свои приношения; поднялись туда отцы-[священники] с большим трудом, и разобрали все строение, разбили идола, хотя из-за сильных ветров могли даже остаться там [навсегда].
Среди высоких скал отцы обнаружили другую пещеру [29], не очень глубокую, где находился другой идол или вака, называющегося Гуальйо [Guallio]: его почитали и ему поклонялись, когда пряли одежду Инки Гуайнакапака и других Инков, и приносили ей в жертву морских свинок, и обмазывали скалы кровью: к ней приходили поклониться даже из Кахамальки, и все же немного было из того, что они в жертву [ваке], потому что мы обнаружили только что пролитую кровь: велика была опасность войти в нее, но отец монах Хуан Рамирес и монах Алонсо Мальдонадо с большим трудом, и подвергая себя риску, вошли, потому что поскользнись немного, и упали бы они на глубину в 100 тысяч эстадо, и воистину, когда они поняли, что оказались внутри, вид опасности их удручил; но Божьею милостью они свалили оттуда идола и разрушили пещеру; они также жертвовали этому Гуальйо кости и тортерос[73] [torteros], и рога, и веретена, с помощью которых изготавливали одежду и комби [combi][74].
В одной высокогорной долине и пустынной земле находился один камень, в виде руки [кисти?], и находился он в месте очень безлюдном: этого идола они называли Каскилька [Casquilca], у него был дом, построенный из молье [molle] – дерева очень крепкого, и другой побольше – для празднеств [или: веселий]: в этом доме было много копий для охраны ваки; этот камень и идол был «enbixado»[75] [?], а именно красного цвета, который там очень ценят наподобие киновари: к этой ваке сходилось 7 или 8 селений испросить воды[76]. Мы обнаружили здесь сгорбленного колдуна, сказавшего, что вака поставила его здесь: мы уничтожили ее, и разрушили, и сожгли дома; а камень растерли [в пыль] и выбросили как и остальные, откуда им уже не появиться.
Среди других вак и идолов, одна из наиболее примечательных та, которую мы обнаружили в селении, называющемся [30] Касиапома [Casipoma], которую очень ценил Гуанакап[77] и носил ее на войну, и была она очень любима; в длину полторы пяди, очень грубо изготовлена и уродлива была у нее бесстыдная «борозда» [гениталии или горло?] и в ней отверстие, и отделанная снаружи смолой, и казалась она скорее человеческим телом, чем бревном или чем-то другим. Примечательно то, что говорят индейцы, считая это несомненным, что ей через горло [влагалище?] бросали тамошнюю овцу, и она ее пожирала, или лучше сказать, дьявол делал ее невидимой, а она ее как будто пожирала; ей также проливали много крови морских свинок. Также говорят и утверждают, что этот идол ходил и рычал, как лев и производил сильный гул: ее извлекли и принесли в монастырь в Гуамачуко, чтобы ее могли увидеть отцы, и там ее увидели отец монах Эрнандо де Кантос и монах Алонсо, и отец приор; монах Антонио Лосано взял её в руку и сбросил ее на землю, и она разбилась, как лепешка бурого навоза; среди ее обслуги мы обнаружили пятерых слуг и служанок; у нее [также] было много нарядов из той одежды, что ей подарил Инка, - всё это было роздано, как и остальное, церквям и нищим; они приносили ей то же, что и остальным вакам.
Отцы получили известие об одном идоле, называющемся Гуамансиай [Guamansiai], и вышли на [его] след, индейцы это совершенно отрицали, и даже лестью и угрозами от них ничего не добились; отцы вспомнили о произнесении мессы святого Духа и препоручении того Господу, дабы открыл он того идола и Его Величество посчитало благом избавление от того столь великого язычества, потому что этого идола также очень ценил Инка. После произнесения мессы пришел один индеец к отцам и сказал им, что он отдал бы идола, и рассказал бы, где тот находился: они сообщили ему, чтобы он отдал его и не боялся, и вышли за церковь, и он стоял там в стене, перед главным алтарем, чтобы можно было ему поклонятся из внутреннего помещения [31] церкви, а казалось, будто они поклонялись [нашему] Богу; вытянулась стена в том месте, где он стоял, до пяти пядей, и находился он в потаенной выемке; Инка подарил ему много одежд и других вещей, и была извлечена накидка для Святого Таинства, и очень роскошная; у него было много слуг и утвари; все то мы отняли милостью Господа.
У инков и королей той земли был обычай, что когда они завоевывали какую-либо провинцию, ведь в Перу имелось такое различие в погодных условиях и одни непохожи на другие, когда они завоевывали какую-либо, то смотрели где была другая с такой же погодой, и он захватывал половину или большую часть тех, кого завоевали и переводили их в другую похожую провинцию, а из той провинции – в иную, завоеванную, и этих называли митимаи[78] [mitimaes]: ведь одной из провинций, наиболее схожей с той, что в Куско, по прохладе и погоде является Гуамачуко и потому из Куско он привел многих из рода Инков в Гуамачуко, живших в Куско, при его завоевании Гуамачуко. И потому тут много митимаев Инков Орехонов[79] [длинноухих]. Когда в давние времена эти пришли, они принесли идола или ваку, называвшуюся Топальимильяй [Topallimillay], маленькую и черную, казавшуюся покрытой лаком [?]: эту обнаружили почти одной из самых первых с превеликим трудом и горем для того, кто предоставил их; в ней было найдено много одежды и украшений и много крови: одежда была присуждена церквям и нищим, как [то было и] с остальными.
Также, в нынешнее время, нашли три ваки или идола: одна называлась Мунигиндо [Muniguindo], что на языке Гуамачуко значит «округлая»: с этой [вакой] советовались и она отвечала [в тех случаях], когда нужно было идти на войну, и у этой просили ее злосчастной милости и помощи в борьбе с врагами. В другом месте была другая, называвшаяся [32] Ямгуанка [Yamguanca], и другая – Ямогуанка [Yamoguanca], они представляли из себя очень крупные скалы: у всех этих были свои слуги, одни для приготовления чичи, а другие для того, чтобы наряжать ее, и еще одни – для изготовления сако, и у них были добротно сделанные круглые щиты и шлемы; жертвовали им то же, что и остальным; они были разрушены и сожжены [нами], и люди покинули то место.
Как будет видно из того, о чем мы расскажем дальше, для каждой вещи, как в отдельности, так и в общем, у них был свой идол: среди прочих у Кумбиков [los Cumbicos] была вака или идол, называющийся Киспегуанайай [Quispeguanayai]: этому поклонялись и его почитали ради красок, чтобы они вышли хорошими; и колдуны сказали, что было не больше трех лет, как они ее нашли, и обнаружил ее один колдун и приказал, чтобы селение поклонялось ей, как сыну Катекиля, и, её считали таковой; каждый раз, когда у них была одежда для уплаты подати своему хозяину [управляющему?], они устраивали большие празднества с той вакой. У нее было три жреца или колдуна, разговаривавшие с ней, и они совершали предписываемые вакой посты той целью, чтобы одежда вышла хорошей; мы обнаружили в этой ваке прекрасную одежду, дабы они предали [ей] хороший окрас; она [вака] была разобрана и разбита [нами], как и остальные; и так ей приносили жертвы.
У Инки Гуайнакапа был любимый полководец, по имени Шулькаманго[80] [Xulcamango]: когда он умер, Инка приказал им [кому именно?], чтобы они почитали его и просили его о том, что потребуется; он предсталял из себя некий медальон или изображение на стене, неплохо сделанное, с двумя псами, один – по одну сторону, второй – по другую, раскрашенные [или пятнистые] и полководец посредине[81]: они были сильно залиты кровью жертв; они были уничтожены [нами] вместе со стеной.
Поразительно и примечательно, как дьявол ослепляет и куда уводит людей: Инка Гуайнакап, один из главных колдунов[82] [33] когда-либо живших на свете, главный жрец дьявола Супая, - ведь Инки имели такое превосходство, что, хотя он и был Королём, он был также и Главным жрецом, - так вот, этот [Инка] оставил на очень высокой горе, почти в трёх лигах от Гуамачуко два крупных сосуда с водой, называвшиеся магакти [magacti], чтобы в случае если у них будет недостача в воде, они бы помолились о ней у этих сосудов, и когда мы обнаружили их, там были только основания, смердевшие жутко, и не было никого, кто мог бы это стерпеть; и церемония, когда они молились о воде, состояла в том, что собирались вместе на совет или заседание (как мы его называем), самые вельможные и знатные [люди] провинции в то время, когда стояла засуха и не было дождя; они постановляли, что было бы лучше, если бы послали колдунов два дня поститься и побывать [им] в той достаточно холодной и ветреной сьерре, где они испытывали большие трудности, как мы сами в том удостоверились, когда пошли [туда] с целью разбить [те] сосуды; мы не могли стерпеть, чтобы они там молились сосудам о воде. В этом году 1557-ом по приказу некоторых вельмож колдуны ушли [туда] и свершили [всё] это, но дождь так и не пошёл, и колдуны претерпели сильный голод и холод. Почти всё это увидели отцы, и кое-что об этом поведал глава колдунов, и они увидели там многие другие вещи, о которых я не рассказываю [здесь], чтобы избежать многословия. Они [священники] упрекнули вельмож и касиков, чтобы ради своего доброго имени не упоминали [о том] и дали слово исправиться: сосуды были разбиты и со склона выброшены вниз; кое-какие осколки нашлись, [но] памяти о ваке не осталось.
Во всех селениях этой провинции дьявол внушал им, чтобы у них был общий хранитель всего селения, как говорят теологи, ангел, оберегающий каждое государство [respublica] или поселение отдельно, [34] как если бы, дьявол притворялся, будто бы он наблюдает за ним [селением?] и старается преобразиться в ангела света, хотя тут он преображался в камень; дело в том, что в каждом селении была вака или идол, представлявший из себя вбитый [в землю] камень, наподобие дорожных столбов, вбиваемых в заснеженных местах, чтобы указать дорогу. Потому в каждом селении был вонзённый в землю большой камень, который называли Гуачекоаль [Guachecoal], и его считали родником селения [т.е. откуда вышло селение, или его люди], и в каждом селении непременно было такое; ему поклонялись и его почитали, чтобы он охранял их селение и чакары [засеянные поля], являющиеся их имениями и посевными полями: этим приносили в дар сако. и морских свинок, и чичу, чтобы устроить праздник. Более трёхсот таких было снято [со своих мест; уничтожено] вышеупомянутыми отцами, и во многих местах вместо них они поставили кресты.
В другом крае был обнаружен другой идол, называющийся Тантасоро [Tantazoro], и с ним вместе было ещё трое, одного звали Каруильсорак[83], второго – Гуарасгайде [Guarasgaide], и ещё один был женщиной – Гуагальмохон [Guagalmojon]. У этой ваки или идола было с собой десять детей, тоже идолов: все эти ваки – а они были наряжены и отлично украшены – обнаружил Отец Рамирес[84]; он обнаружил их в пещере, находившейся в очень суровой сьерре, где он испытал большие трудности, пока не добрался до неё, и похоже, что Господь придал ему сил. Эта вака Тантасоро и идол располагались [здесь] со времён Инки, и в ней пребывал дьявол, и говорил много, и заставлял индейцев верить, что он рос, как растут снопы[85] [или лица?] и не мог вырасти больше, чем на полторы пяди, а таким он был величиной и по высоте. Она была очень почитаема и уважаема во всей той земле, и наиболее обеспеченная, для её обслуживания у неё было сорок одна серебряная ваза и пять корон, четырнадцать в виде подков, которые ей клали на голову, на вид подковы для лошадей[86], а также их вставляли вместо бороды, и так одни - вниз, а другие – вверх, и [35] четырнадцать серебряных и медных рожков, и семь больших [тканых] навесов, два – очень красивых, являющихся ныне двумя балдахинами в главном алтаре монастыря. Всё это было предназначено для их празднеств, и девять овец для их жертвоприношений; из одежды для их наряда у неё было тридцать девять предметов, и пять – в виде серебряного шитья, большое количество различных видов искусно отделанных сосудов для питья, и очень красивые барабаны, и огромное количество разноцветных перьев, чупас, т.е. индейских сумок[87], их носят свесив с плеча, и чумбес, являющиеся чем-то вроде каёмок, которыми обкручиваются индеанки, и многие другие предметы. Большая изворотливость колдунов этой ваки и выкручиваемость[88], какую они применяют для того, чтобы она не была обнаружена; одному Богу было ведомо, что это им не помогло, ведь им вопреки были сожжены их ваки, и одежда, а остальное раздали нищим и церквам, и то же самое было сделано с вакой, находившейся там же, - Гуагальмохон, стоявшей в виде женской статуи[89], с непокрытым женским срамом, и дьявол заставил индейцев думать, что оттуда он породил индейцев и увеличил их количество. У этой были очень изысканные женские наряды и вместе с серебрянными топос, являющимися тем, с помощью чего прикрепляют одежды [т.е. зажимы, застёжки или фибулы], и одна серебряная винча, это то, чем собирают волосы, и несколько резаков, которые индеанки обычно носят для её услуг: они устраивали ей большие празднества, но отцы-[священники] сожгли её, дабы больше не рождалось заблудших детей.
Одна сьерра находится в очень высокой пустынной местности и её называют Конакоча [Conacocha]: здесь был очень роскошный дом и два дома для обслуживания ваки и идола, называвшегося Осорпильао[90] [Osorpillao?]: в этих двух домах у них была посуда, [36] и вазы ваки, и рожки и барабаны, и одежды, как колдунов, так и паяцев и шутов, так как у всех касиков и наиболее [знатных] также были шуты и паяцы, и у некоторых вак во всём королевстве Перу тоже. Одежды являли собой: короткие очень широкие рубахи, неплохо изготовленные, их одевали на большие праздники, а также - это были длинные повязки, обвязывавшие головы; нагие, в чем мать родила, они устраивали свои злосчастные праздники: были также другие три дома, куда стекался приходивший на празднества народ. Эти шесть домов отцы сожгли вместе с ваками, и были уничтожены большие дворы-коррали, как и помосты, предназначенные для их жертвоприношений. И к этим помостам, разве что по случаю праздника или веселий Атагуху, являвшегося высшей жертвой, и к этому роскошному дому или демонической ваке не приближался никто, кроме жителей селения, поскольку все индейцы говорят, как о чём-то несомненном, что если другие отважатся приблизиться к ней, то потом она причинит им зуд, и почёсываясь, затем на них набросятся черви и многие умрут; и то же самое они говорят, что это случалось с теми, кто нарушал предписание, какое они им отдавали: они заставляли такого поклоняться и поститься в течении года, и а если такие нарушали пост и осмеливались поклоняться ваке, то с таким случалось вышеописанное; потому очень немногие дерзали приблизиться к ней, так как у них для поклонения и почитания была предназначена одна гора, очень высоко, в одной лиге от этого места, и туда все сходились. Эта вака погубила много людей, по этой-то причине обезлюдело большое селение, находившееся поблизости, это опустевшее и разрушенное селение видели вышеупомянутые отцы, и до сих пор отцы пребывают почти павшими духом, и так утверждают все в этой провинции. Их празднества такие же, как и у остальных, за исключением изобилующего здесь мяса, его не осмеливались забирать: несомненно [37] тот, кто видел обманы, ужасы и владычество, какое дьявол имеет над этими, такого не испугаешь [этим].
Когда из одной утробы рождается двойня, будь то мужского или женского пола, или [двойня у] овцы, они всегда постились пять дней и не выходили из дома, пока не наступит шестой день, в честь ваки или идола, предназначенного для этого, называвшегося Акучусеакке [Acuchuceacque], а после шестого дня выходили поклониться лживой троице, а именно: Атагуху и остальным уже названным. На этом празднестве они приносили в жертву то же, что на остальных, и говорят, это для того, чтобы их дети были здоровыми[91] [хорошими]; а если это овцы, то чтобы они хорошо плодились; идол был сожжён [ними] и им разъяснили его ничтожность.
Когда же какая-либо провинция поднимала восстание против них, то у них был идол или вака, называвшаяся Янагуанка [Yanaguanca], а с ней и другая, называвшаяся Шулькагуака [Xulcaguaca], а с ними – Атагуху: эти две были очень высокими горами, им поклонялись и их почитали, чтобы она придала им сил. У них же были и свои слуги, как у остальных, и они устраивали свои обычные празднества; [нашими усилиями] их оставили слуги и, чтобы они не вернулись их изрядно припугнули. Да будет так.
Местные жители этого края и селения, где находилась вака или идол под названием Майльар[92] [Maillar], утверждают, что те, кто непочтительно к ней приближался, тем она сжимала руки и ноги, и оставляла их парализованными, и по этой причине они не осмеливались приближаться к ней. И потому когда отцы пошли её сжечь, они не осмелились проявить страх перед ней; и потому для доказательства сего, скорее насильно, чем добровольно, подошли два индейца, и она была сожжена вопреки желанию индейцев, у дьявола не нашлось сил, чтобы причинить нам вред, какой он творил индейцам.
Нашли мы и другого идола, называющегося Павкар [Paucar]: этот был сделал из глины в виде попугая в честь дьявола, [38] потому что он превратился в попугая, и на виду у людей исчез под землёй. Там, в том месте, они построили здание и ваку, в виде попугая, чтобы напомнить о том, сотворённым дьяволом, чуде. Её очень чтили и жертвовали ей большие количества чичи: отцы разломали и снесли строение, и всё что там имелось, и слуги в том числе, покинули то место.
Был у этих индейцев великий полководец Инки, по имени Кондор, со своим сыном, который [т.е. полководец] был правителем Гуамачуко; когда он умер, ему было 43 года; скажу, кстати, что его тело было найдено и сожжено. Ему поклонялись индейцы и почитали его, и они устраивали большие празднества для этих тел, или лучше сказать дьяволу; им приносили крупные жертвы, сжигая коку, маис… [в оригинале – место испорчено] и другие вещи. Эти два тела они прятали в маисовых кучах [сушеных листьев], так как они говорят, что там они сохраняются лучше: они были хорошо наряжены одеждой и другими предметами. В четвёртое воскресенье Великого поста [15]60 года их обнаружили отцы, и уничтожили их, спалив и бросив в реку, а их одежды были розданы нищим.
Ещё в одном селении, называющемся Льага[93] [Llaga], был найден идол, с таким же именем, и тут был полон двор идолов, а поскольку их было много, то их [количество даже] не сосчитали. Примечательно, что тут в одном маленьком помещении находилось несколько оленьих рогов, ужасавших своим неприятным видом, казавшихся скорее штукой колдовской, чем рогами: они называли их викаос [vicaos]; и индейцы говорят, всюду одинаково, что тот, кто приближался к ним, раздувался [телом], и потому они ему поклонялись и построили то помещение. Отцы взяли их, и не [39] распухли, и сожгли их, и устроили их так, чтобы они больше не появились.
Была ещё одна вака, называющаяся Гуаканкоча [Guancocha]: здесь было более сотни идолов на всяких лад и их было более сотни[94]: все они разрушены с Божьей помощью.
Рис. Герб Инки Гарсиласо де ла Веги.
Была обнаружена одна особенность, весьма распространённая во всех строениях или в большинстве[95] Инки и Короля той земли, и всё ещё поныне их разрисовывают индейцы[96], а особенность эта такова: несколько очень больших змей, и они говорят, что у Инки было змеи в качестве герба[97], и я даже сам их видел во многих постоялых дворах, особенно в Куско и в Гуамачуко. Эти индейцы говорят, что в старину, во времена Чакочима[98] [Chacochima], являвшегося полководцем Инки, владевшего всем краем; когда он находился в Гуамачуко с большим войском, пришел дьявол-искуситель под видом змеи, а была она, со слов тех, кто её видел, толщиной с бедро, и были у неё волосы и голова, как у оленя, и была она такая длинная, что от головы не могли разглядеть её хвост, - и всё это на ровной поверхности. И эта змея называлась Ускойгуай [Uscoiguai], ей поклонялись индейцы, чтобы стать богатыми, потому что она носила [прикреплёнными] на хвосте золотые сундучки, после того как ей совершили поклонение и почтение, они устраивали большие веселья, говоря: «Мы уже поклонились нашему Повелителю и Богу, и отныне будем богаты». Иной раз он им явился, говоря, что хотел бы подняться на небо, что видели все те народы, какие там только имеются; он начал подниматься, производя вращения, по воздуху и так удалялся, пока они не потеряли его из виду[99], я спрашивал об этом многих, видели ли они это, они соглашались и говорили то же самое; и в память этого они устраивали большие празднества и игры, которые, будучи идолопоклонством, запретили отцы, приложив немалые усилия, и они препятствуют этому и тому, чтобы они не рисовали ни змей, ни ползучих гадов.
[40] Чтобы увидеть до какой слепоты и как сильно их довёли их грех и дьявол, справедливо говорит Апостол, что за свои грехи Господь принудил их почитать животных и четвероногих, да непросто животных, а животных нечистых и низких; мы обнаружили несколько вак и идолов, являвшихся лисицами[100], называющихся анья [aňa], что хоть и знают, что [те] поедают их маис, чтобы они его не ели, они почитают их и поклоняются им: когда они могут поймать какую-либо [особь], то достают её внутренности и оставляют её высыхать на солнце, а после сушки надевают на неё накидку, как у вдовицы, и вешают ей головную повязку или льяуто, из тех, что эти обычно носят, и кладут ей в рот сако, чтобы она поела, и проливают чичу, и устраивают свои жертвоприношения. Мы видели лисицу, [сидящую] на своём троне с детенышем в лапах, и женщину, дававшую ей свою грудь, и мы сожгли её [т.е. ваку]; и её почитали и устраивали её празднество; [а всё для того], чтобы было видно до какой низости и слепоты довёл дьявол этих бедных людей, и как необходимо [здесь христианское] учение и свет[101].
После Атагуху, которого здесь больше почитали и ценили, было Солнце, его они считали Главным Богом, и ему устраивали большие празднества и у них были крупные храмы в Куско и во всех провинциях; и в доме поклонения [mochadero], в котором я побывал, в Кахамалька, испанцы расставили пушки и прочую артиллерию, когда пленили [А]Табалипу. Большой главный дом Солнца был в Куско, где ныне находится монастырь владыки Святого Доминго: [там] имелись большие монастыри и дома девственниц, закрытых в нём и посвящённые Солнцу, называвшиеся мамаконы; и Инка и Король той земли [41] назывался сыном Солнца, на том языке называющегося Пунчао[102], и к тому же в те дома мамакон никто, кроме Инки, не мог войти; и все слуги были кастратами и евнухами[103]; если какую-либо [девицу] находили испорченной или развратной, то она погибала по этой причине и почти весь её род в придачу. И потому в различных провинциях были крупные молельни[,] места поклонений и суеверий связанные с Солнцем и Луной, и поэтому я расскажу здесь о некоторых, чтобы обратить на них внимание; и те, кто заботился об индейцах и о своих новообращённых, знали их молельни, и суеверия, какие дьявол заставляет их совершать, особенно в этой провинции, и поэтому расскажем об остальных потом, как я уже сообщил. Ведь в этой провинции эти индейцы когда болеют и хворают, поскольку полагают, что Солнце может им подарить здоровье и жизнь, совершают жертвоприношения, как и остальным вакам и идолам; когда идут по дороге и устают, достают коку их чуспы и бросают её подхватываемую ветром, говоря Солнцу: «Даруй мне жизнь, и да не устану я», и то же самое совершают Атагуху[104].
Также когда они хотят поклониться Солнцу и почтить его, то раскрашивают себе киноварью нос вместе с жёлтой как сера краской шамбо [xambo], что значит связать [себя?] с тем жёлтым цветом, а лицо – алым; и это наносят в виде крапинок; это знак, что они хотят поклониться Солнцу, и это делают также, чтобы помолиться о жизни, и [когда] оказываются при смерти: всё это отцы уже запретили, поскольку они дали понять тем, что Солнце – творение меньшего значения, чем человек, и оно является слугой самого человека.
Был и другой способ поклонения Солнцу, ибо сказывали, что там, где оно родиться – на Востоке - находится два идола и ваки, и это им сказал дьявол, которых, он сказал[105], что назывались они «Яган-ямок»[106][Agan-yamoc], вторая – Яган-яикнак [Yagan-yahicnac], этой [ваке] устраивают уже названное празднество и для неё у них нет особо назначенного места, [42] как для других, а только там, где их застанет набожность, там они его и устраивают.
Во время всех лунных затмений, а луну они называют кильа [quilla], они постятся, следуя имеющейся набожности, не спят со своими жёнами, не едят ни соль, ни перец; [но] мясо-таки - да, и все остальные продукты, какие только могут, [всё это едят]: пьют, сколько могут, потому что от этого они не воздерживаются; тут они жертвуют предметы уже названные, и это они совершают, чтобы помолиться о необходимых для еды вещах.
Ужасное дело, то какой шум, вопли и рыдания они поднимают, когда происходит затмение Луны или Солнца, ведь в первый раз, когда я это увидел, то подумал, что рушился [целый] мир, и проливая слёзы и выкрикивая, они говорят Луне, которую, как я уже сказал, они называют кильа: «Амама кильа, мать Луна, для чего ты умираешь, живи вновь», и все люди выходят на эти крики: здесь не совершают жертвоприношений, но это суеверие, поскольку они полагают, что голосами заставляют ожить Луну.
Также они почитают и поклоняться ярким звёздам, восходящим в вечерних сумерках и на рассвете, и этих они называют на этом языке Гуамачуко эшкиок[107] [exquioc], что значит вещь сияющая; и поклоняются им, когда они восходят, чтобы она даровала им жизнь, и устраивают большие празднества, как уже было сказано.
Также они почитают и поклоняются [созведию] Плеяд[108], которых они называют на этом языке чучокок[109] [chuchococ]: этих, они говорят, что почитают, потому что они ходят возле Атагуху[110], и они им жертвуют перец и остальные необходимые вещи, и совершают то же самое, что и для остальных вак.
Они также почитают землю и поклоняются ей, её они называют пачамама [pachamama] и чукамама [chucamama], потому что когда они рождаются от своих матерей, то падают на землю, и во всех Индиях затем матери с детьми идут к ручью или йосора [yosora?] обмыть и [43] искупать [их]; и поэтому они поклоняются ей, [а также для того], чтобы она придала им сил, и маиса, и чтобы не уставать, и в случае, когда они обрабатывают её, чтобы не ломались их палки и сохи, и они совершают это, где бы им не взбрело в голову устроить принятые у них празднества.
Когда они дают имя ребёнку, нечто наподобие крещения, показанного им дьяволом, они поклоняются и почитают Атагуху, и делают несколько, так сказать, кашиц[111], и там кладут голову девочки или мальчика, и дают им имя, и это имя они считают крещением: здесь они поклоняются для того, чтобы мальчик или девочка не умерли, чтобы дитя не было лентяем в работе; [здесь] жертвуют вещи уже названные[112].
Когда ребёнок становится взрослым, ему дают другое имя, и надевают на него несколько кусков ткани, чтобы прикрыть его стыд, и тогда вновь поклоняются и воздают почести Атагуху, чтобы он придал сил юноше и [всяких] необходимых вещей; тогда он лично убивает морскую свинку, и жертвует кровь ваке, остальные же совершают однодневный праздник; а по окончании веселья, состоящего из распития [напитков] и исполнения одной или двух наиболее достойных песен, они делают наставление юноше, говоря ему, чтобы он не был ни лентяем, ни подлецом, а служил своему отцу да матери; и завершив назидание, они дают ему немного сибуйи [cibuya], нечто наподобие верёвки того края, потому что из сибуйи, т.е. как бы из льна, они её делают, с той целью, чтобы он приступил к работе и носил на спине дрова, и был умелым в работе, а после [этого] они устраивают крупные попойки; да увидит тот, кто пребывает в приходе, что не дозволено, дабы они назывались другим каким именем, кроме как тем, что было дано им при крещении, так как многие называют своего ребенка именем, которое ему дают здесь [т.е. согласно их обряду], а не тем, что дано при истинном крещении Иисуса-Христа, Н[ашего] Г[оспода].
Одна из трудностей, имеющихся у Отцов в той земле - искоренить способ совершения их свадеб, так как у них [в этом] один обычай, и до сих пор не нашлось того, [44] кто бы упразднил его, а состоит он в том, что прежде чем жениться со своей женой, они должны её одобрить и содержать при себе, что они называют «делать пантанако»[113] [pantanaco]: и сейчас часто, когда Отец-[священник] венчает их, они оставляют жён и говорят, что они её не одобрили, а если она [всё же] умела прислуживать и стряпать еду, то что они её [вовсе] не любят, что они не сделали пантанако, в своей жалкой жизни и язычестве. После этого, если юноша хотел жениться со своей девушкой, он просил о ней у её отца, а отец, если он хотел её отдать, говорит[114] ему обо всех недостатках девушки, и что у неё есть [из имущества], и это, сказывают, они [отцы] совершают для того, чтобы зять не огорчался и не ссорился, если их дочь окажется плохой женой или лентяйкой, но если названный юноша хотел её [взять в жены] со [всеми] её недостатками, тогда юноша должен прийти в дом тестя, нагрузившись дровами, соломой и чичей, а затем тесть отдаёт ему свою дочь, говоря такие слова: «Cмотри, вот моя дочь, если она окажется плохой, не вини меня, потому что я тебе сказал правду»; и это о девицах, о других же поведаем в дальнейшем, а это дело долгое.
Изумительно, что у этих индейцев была также исповедь вслух и они исповедовались, а было это обнаружено следующим образом: шел как-то падре по хальке[115] или заснеженному краю, и увидев, что посреди снега сидит индеец, он позвал своих янаконов и слуг, и приказал им привести того индейца, и начал ему советовать, чтобы он рассказал о том, что он делал в той сьерре или хальке, как её называют на языке Перу, заснеженной и такой холодной, и он ответил, что некий идол или вака был где-то там, ведь было так, что ему нужно было оказать почтение или поклонится [ей], и, стращая его всякими угрозами, священник сказал ему, чтобы он поведал о том, почему он там находился; а было это всё из-за наказания, данного ему алько, т.е. колдуном; и он [священник] спросил его, почему ему дали то наказание, и тот ответил, что при исповеди, [45] и так сказал, кто был алько или жрец, и назвал его, а то был старик-индеец, и отсюда многое стало известно. А исповедь их заключалась в следующем: они произносили свои очас[116] [ochas], что на [их] языке значит «грехи»[117], и они исповедовались [в случаях], если украли что-то или поругались, и [в случаях] служили ли они хорошо своему начальнику или кураке, благоговели ли они перед Супаем и дьяволом, и вакой или идолом, и завершали [исповедь] тем, что им приказывал дьявол. Они также сообщили мне одну примечательную вещь: после того как дьявол увидел, как индейцы совершают то, что им приказывают Отцы-[священники], и христианские [их] дела, он им приказывает, чтобы они, будучи христианами, не были такими по доброй воле, и не делали ничего того, что им прикажут Отцы относительно христианства, а [если и] ходят в церковь или приход, то лишь насильно; и потому мы это видим у некоторых [нерадивых священников], исключительно с помощью насилия приводящих их к учению и мессе, и они [от этого] убегают; и потому мне поведали, что колдуны их также заставляют сознаваться в том, что они ходили на учение Отцов добровольно. Ведь после того, как они говорили, что не должны говорить и что они уже сообщили всё то, что нужно сказать[118], и [высказали уже] все свои грехи и очас, они [жрецы] берут одну морскую свинку [coy] и убивают её, и смотрят на её внутренности, и если она здорова, они говорили ему [т.е. исповедующемуся]: «иди, сын Бога, уже отпущены твои грехи»; но если внутренности были испорчены или имели какое повреждение или нагноение, они называли его сыном дьявола, злым и порочным, и что он недостаточно хорошо сознался в своих грехах, и такому они давали суровые наказания, от которых многие умирали, а по завершении наказания, они возвращались и обязаны были [делать] то, что им [жрецам] взбредёт в голову придумать, и что тот [грех] им прощался, и они вновь принимались за морскую свинку [coy], пока не обнаруживались подходящие внутренности. И это делалось больше в других краях, в Куско и Кольао, но не в Гуамачуко, и это весьма достоверное сведение.
[46] Среди прочих способов, имеющихся у них в вопросах клятвы, т.е. если один даёт свидетельство против другого, и тот, кто даёт свидетельство и клятву против невиновного [действует] таким образом: берёт немного земли и кладёт её на ноготь и дует, а затем дьявольскими штучками невиновный падает; но когда есть у него тот, кто ему окажет помощь, то он остаётся там умирать и даже затем умирает из-за дьявольской силы и его обманов; а если ему благоволят, то тот, кто его свалил с ног, пять раз ходит вокруг упавшего и посыпает дом павшего маисовой мукой, а затем омывает его [дом] водой, и тогда упавший поднимается, но не становится совершенно [таким, как был], поскольку остаётся парализованным. Этот суд произошёл перед отцом-монахом Хуаном Рамиресом, и он воспрепятствовал этому, и увидев парализованного, и похоронил он одного мертвеца таким образом, и хотя это покажется невероятным, но их не испугаешь тем, как он [дьявол] затевает на этой земле интриги, и ложь, и обманы; только и приходится умолять Господа, чтобы он освободил нас от них, аминь, и придал нам сил, дабы уничтожить их обманы и подлости, в этом краю обиходные, отчего в таком неведении он держит этих бедных людей.
В этой провинции есть одно зелье, имеющее такое свойство, что съев его или выпив, потом в теле разводятся черви, и когда эти травники [знахари] хотели совершить зло кому-то, они старались тайком дать тому это зелье, чтобы он умер; а если хотели, чтобы он умер позже, они дают много, и что, мало-помалу усыхая, дают мало[119] [?]: и потому, возможно, видят, что каждый год какой-нибудь курака или касик валится с ног, и они даже не позволяют ему прожить целый год; и они непременно устрашали монахов, но Господь их освободил; таким же образом они убили Марка, того янакона и слугу, что открыл нам идолов и тайны.
Как дьявол внушал им убивать с помощью трав, так он и открыл тех, кто это делал, и особенно злых [47] колдунов, убивающих вельмож [или начальников], и дьявол показал их вот как: они берут животный жир и сжигают его, а когда [тот] загорится, различают внутри жира образ дьявола, и тогда колдун угрожает тому образу, говоря, чтобы он сказал ему правду, и затем образ произносит, и говорит: такой-то или такая-то дал зелье такому-то; и отсюда происходит то, что дети или родственники умершего убивают того, кто дал травы и бросают его в реку. Этот суд они хотели провести в присутствии Отцов, но те этого не позволили из-за столь большого вреда и колдовства от этого, пока им не пригрозили, что их казнят, если они это сделают.
Отец-монах Хуан Рамирес настаивал, чтобы они показали ему это зелье, и было ли какое противоядие [к нему], они показали ему его и два вида противоядия; мы все их видели, и эти два зелья предназначались для принудительного вывода колдовских чар из тела, и сказывают, что они делали это вот как: брали две травы и подносили их к глазам и оказывали почтение и поклонение им, говоря: «а, а, а, избавь меня [от] этих чар», и даже говорят, что околдованный-таки не умирал. Не знаю, дело ли то дьявола, во что я больше верю, или же всё дело в свойствах трав; как я сказал, и те и другие нам показали; и Отцы даже преисполнились страха, но слава Богу, до сих пор никто не умер от колдовства, хотя дело обычное, когда одни убивают других и мы не можем воспрепятствовать этому.
У этих [знахарей] также было две травы, какие у них есть [и сейчас], и с помощью их корней они изготавливают порошки, и бросают их в еду или напиток, и ими многих убивают; или [действуют] иначе: берут порошки и бросают их в какую-либо вещь, какую угодно, и, [например], кидают их [порошки] под плодовое дерево, и все те, кто отведает с него плодов, умирают, [48] и Отец-монах Хуан Рамирес съел однажды с этого заколдованного дерева, говоря словами псалмослова: si per aspidem et basiliscum ambuladas[120], но ему это не причинило никакого вреда. Думаю, что поскольку у этих [людей] нет превосходной веры, дьявол имеет над ними большую власть: они заколдовывали дома и чакары, и посевные поля, и оросительные каналы, чтобы всё, что бы там не прошло – погибло; ходили [там] Отцы-[священники], зная об этом, восемь дней, извлекая эти колдовские штуки, и достали их из более ста пятидесяти мест; да увидит Ваше Преподобие, куда их завёл дьявол и как он их любит, а старается же он [единственно] убивать их.
Эти алько или лживые жрецы, которых мы там, кстати, называем «колдунами», когда хотят спросить о чем-то дьявола или вызвать его, у некоторых из них [в таких случаях] было несколько барабанов, сильно обрызганных кровью морских свинок, а у других - несколько решеточек, заполненных бубенчиками, и одни брали их себе в руки, а другие клали на весьма изысканное древко, а ещё одни брали большие медные колокольчики; и когда они наигрывали на каком-либо из этих вышеназванных инструментов, вслед за тем приходил дьявол, и те колдуны или колдуньи спрашивали его о том, что им важно было узнать; если то касалось здоровья какого-либо больного, дьявол ему говорит: «Выпадет ли больному из рук здоровье [bello?][121], он не умрёт, а если не выпадет, то умрёт»; а если его молили о воде, он также давал свой ответ. И всё это говорится не в одном месте, а во многих, иногда спереди, иногда позади, а иной раз – сбоку: вот так колдун лишается здравого смысла, и видя его несущим вздор, дьявол легко его обманывает, и заставляет его говорить народу то, что он задумал; если это была вода, он говорил ему, чтобы весь народ шёл к такому-то или такому-то идолу или ваке, и чтобы они сделали такое-то или такое-то жертвоприношение, и что потом пойдёт дождь[122]: этими и другими такими же делами он водил их в неведении; мы предостерегли этих несчастных, и [49] они [сами] говорят, что злом является то, что они творят, и между тем, от всего этого они не хотят отрекаться.
У них были не только эти ваки и идолы, всеобщего и частного характера, для селений, [но] и многие другие, о которых не стану здесь говорить о [таких, что являли собою] подобие колдовских штук, чтобы избежать многословия, ведь не видно тому ни конца ни края, поскольку несомненно, если бы можно было дать полный отчёт, я уверен, что [насобирается] более трёх тысяч идолов, найденных с божьей помощью Отцами этого ордена Нашего Отца Святого Августина, и они извлекли, и сожгли, и обнаружили великие пороки и чародейства, и хитрости [captelas][123] дьявола в этой провинции Гуамачуко. И всё это можно проверить: где, и как, и каким образом они были раздобыты, и остальные вещи, о которых я здесь говорю – это всё для того, чтобы с их помощью понять индейцев и не могли бы обманывать их, так как определённо дьявол держит их в таком обмане, и у них в ходу столько хитростей, что Отцы, действующие среди них, должны быть хорошо осведомлёнными, и не только об этом и об этих общеизвестных идолах, но и в их собственных домах для каждой вещи у них есть свой отдельный идол, как у римлян были пенаты и лары, и тому подобные, и для лучшей осведомлённости о некоторых я привожу здесь подробные сведения.
Один идол или вака [у них есть и] для морских свинок и, как они говорят, их же создавший, его они называют Пайгинок [Paiguinoc], и слова, которые они ему говорят: «а, а, а по, соединены руки, приумножь моих койев, и пусть они у меня не умирают, ибо есть у них еда».
Другой [идол] есть в их доме у женщин, которого называют Мама-асуа [Mama-azua]; так, когда они делают свою чичу или напиток из маиса, как я говорил выше, и варят его долго [la cuecen mucho], и он створаживается или сгущается; они хорошенько приглядывают за ним пока он выкипит, и почитают его внутри дома, и говорят, что он им дарит напитки - асуа и чичу.
[50] Также у них внутри в доме есть другой [идол], которого они называют Мама-учо [Mama-ucho]; так вот, когда вырастает то два, то три стручка ахи, который, как я говорил, здесь называют индийским перцем, и эти стручки случайно вырастают вместе и сросшимися на одной ветке; её срезают и хранят внутри дома, и оказывают почтение Мама-Учо, чтобы она подарила им много ахи или учо [ucho], т.е. этого индийского перца, любителями которого они являются.
Также внутри их дома есть другая вака или идол, называемый Ильа[124] [Illa]: когда у них имелась какой-либо крупный олень, они смотрят в [его] брюхо, и если обнаруживают какой-нибудь камень или твёрдый навоз, то надёжно его хранят в нескольких мешках, и тот камень или навоз они почитают и приносят ему в жертву кровь морских свинок. Этих и вышеупомянутых было [нами] раздобыто и уничтожено множество, и извлечено из их собственных домов, давая им понять их полное невежество.
Дьявол их также недавно научил, после того как пришли в Перу испанцы, после знакомства с козами, вот чему: когда они их убивают, то находят во внутренностях нечто вроде маленького комочка из засохших трав, и его они хранят в своём доме, и поклоняются ему, и оказывают почтение, чтобы увеличились в числе козы; они называют его Ильа-кабра[125], и приносят ему в жертву кровь морской свинки и устраивают празднества как и [в случае] с другими [ваками].
Также для увеличения овец у них есть ещё одна вака, называющаяся Ильа-льяма[126]: это камень, образующийся у овец в брюхе от поедания солёной или селитряной земли, потому что в этом краю большие количества залежей селитры, и эти [люди] всегда держат их вместе с вакой, называющейся Карамаго [Caramago]: они им поклоняются, и оказывают почтение, и обычно их очень много, и сколько найдётся, [столько] сжигается [нами], и обнаруживают их каждый день: дело привычное – иметь их для этих больших празднеств.
[51] Также когда индейцы раньше ходили, да и сейчас ходят, на добычу золота для [выплаты] своей подати, как раз отыскав какую-нибудь большую и увесистую крупинку, кидают её в корзиночки, их они называют Мамакори[127] [Mamacori], и хранят их, и оказывают им почтение, и поклоняются им, чтобы при добыче золота они добыли его в большом количестве, и до сих пор они так делают; достаточно им говорили и внушали [мы], и давали понят их невежество; Господь их просветит.
Они поклоняются огню, произнося такие слова: «Тебя сотворил и создал Атагуху для согревания бедняков, согрей меня, чтобы я не умер от холода». И говоря это, они жертвуют маис и муку, и это делается раз в год, чтобы не было холода: их порицали за это и давали понять их слепоту и невежество.
Также они берут скорлупу птичьих яиц, кроме куриных, и нанизывают, и подвешивают их, и выказывают им почтение, говоря, что то приумножит им морских свинок.
В пору усыхания маиса и опадения его цветков, в укромные места, куда их уносит ветер, идут колдуны и берут те маисовые листья и цветы, и несут их в свои дома, и там поклоняются им, и приносят в жертву морскую свинку, разбрызгивая на сами листья их кровь; [отцы] сожгли их в очень больших количествах и упрекали их [за это].
Всё это и многое другое разведали в основном эти четверо Отцов: монахи Хуан де С[ант] Педро, Антонио Лосано, Хуан Рамирес, Хуан дель Канто; остальные находились в монастыре города Королей [Лима] и ходили в другие края, как мы сообщим в дальнейшем.
Начиная с [15]51 и по [15]55 года и ежедневно происходят [новые] открытия; однако продолжим нашу историю: уже в это в время Орден отправил Отца-монаха Педро де Сепеда в Кастилию за монахами для [52] расширения проповедования, потому что Отец-монах Хуан Эстасио, первый Глава Провинции, ушел за монахами и умер в замке Гарси-Муньоса, и поэтому на втором капитуле, состоявшегося 21 апреля 1554 года[128], был избран Главой Провинциального Ордена достопочтенный и очень набожный отец монах Андрес де Саласар, во времена которого был утверждён дом [приходская церковь] в Гуамачуко. И отец-монах Педро де Сепеда был отправлен, как я сказал, в Испанию за священниками, и на этом капитуле создали несколько актов и необходимых уставов; были приняты некоторые священники, и были они заняты работой в Гуамачуко, пока 15 мая 1557 года не был снова созван весь капитул в городе Королей, и был избран Главой Провинции отец-монах Хуан де Сант Педро, находившийся в то время в Гуамачуко и при [там] исполнении своих обязанностей. К ноябрю месяцу 1559 года прибыл отец-монах Педро де Сепеда с 11 священниками[129], привезённых из Кастилии, а именно: отец-монах Хуан де Биберо, монах Диего Гутьерес, отец-монах Хуан Вадильо, отец-монах Андрес де Вилья-Реал, монахи Эрнандо Гарсиа, Диего де Каравахаль, Диего де Дуэньяс, Луис де Кордова, Луис Лопес, Диего де Вальверде и Диего Эрнандес; затем их разделили, о чём мы расскажем в дальнейшем. Сейчас я хочу сообщить кое о чём, поскольку справедливо, чтобы Ваше Преподобие об этом узнало, а именно о распоряжениях, привезённых отцом Сепеда и его сотоварищами из этой провинции Кастилия, и том, что Отцы из Перу учредили касательно посещения индейцев, ибо это дело весьма необходимое, чтобы оно соблюдалось, и чтобы Ваше Сиятельнейшее Преподобие о нём знало: ведь он принёс из Испанского капитула, состоявшегося 25 мая 1557 года в Вильа де Дуэньяс [53], когда второй раз Главой Провинции был достопочтенный отец-монах Франсиско Серрано, и когда сообщили дефиниторию[130] той провинции, отправленныё ими следующий приказ.
Приказываем, что, поскольку в тех краях Перу имеется нехватка приоров для избрания там Главы Провинции, приказываем и постановляем, чтобы, как только число домов [приходов; церквей] станет равным десяти, приоры, имевшиеся в городе Королей вместе со священниками, собрались, где, такова наша воля, всегда бы проходил капитул; в тоже время, если не будет более десяти домов, с помощью этих приоров и их советников собраться на такие выборы, и тогда они назовут место, где наиболее целесообразно это совершить; и так, когда приоры соберутся в том городе, они соблюдают способ и образ, им даный, когда они в них [в провинции] переедут, и такой-то собор чтобы избрал Главу Провинции и названных приоров, возьмут власть [в свои руки] относительно своих подданных, какие наши уставы им дают.
Также: поскольку у нас есть сведения, что некоторые священники орденов, в те края переправившиеся, просят милости с сердобольным усердием, чтобы направить своих родителей или родственников, из-за чего разгорелся скандал и скверный случай в этих королевствах; поэтому приказываем и постановляем, что ни один монах нашего Ордена не дерзнёт просить о таковой милости без особого разрешения in scriptis[131] Главы Провинции, кто бы он ни был, [строго] регулируя количество просьб; а после прошения, сам Глава Провинции с помощниками отправляют такое прошение, подписанное от имени той провинции, таким-то родителям или родственникам такого-то священника, давая им понять, что от самой провинции это было отправлено в помощь ему. И это соблюдается именно так, с целью, чтобы избежать [54] таких скандалов, случающихся там; отправку монахами денег в эти края, сиё приказываем блюсти в качестве святого послушания. Сказано это на этом капитуле относительно сдержанных милостей и если, чего не желает Бог, тот, кто, не боясь Господа и бремени совести, нарушит это сознательно, этими самыми словами лишаем его голоса, действующего и бездействующего, пока такой-то не будет прощён Главой Провинции и советниками той провинции, и месяц пусть несёт наказание за тяжкий грех, согласно тому, как говорят наши уставы, и да будет он лишен той милости; повелеваем всем прелатам и священникам, кому это станет известно, чтобы они затем заявляли об этом Главе Провинции, чтобы произвести наказания для вышеназванных в таком преступлении.
А также: разрешаем, чтобы, в виду нынешней нехватки в священниках, по прошествии трёх лет, Глава Провинции мог быть переизбран, и что советники последнего капитула могут быть переизбраны на те же должности советников, при этом, чтобы число избирателей впредь не превышало двенадцати; а любознательные люди, отправившиеся на выборы [в] провинции, могут быть выбраны Главой Провинции, в виду вышеназванной нехватки, и что приоры могут быть переизбраны, поскольку у наc есть сведения, что так целесообразнее.
А также: поскольку у нам сообщили, что некоторые священники Орденов, перебравшиеся в те края, написали и пишут письма Императору, Нашему Владыке, и [должностным лицам] его Королевского Совета, и другим частным лицам относительно управления, и провизии, и происшествий, и о многих других вещах, обычно происходящих в тех королевствах, от чего происходило, и происходит много вреда и никакой пользы; поэтому повелеваем, в качестве святого послушания, чтобы ни один священник той провинции [55] не написал ни одного письма ни вышеназванным лицам, ни любым другим; а если возникнет необходимость составить доклад Королю, Нашему Владыке, или лицам из Королевского Совета, относительно вышеперечисленного, то пусть тот сообщит об этом местному Главе Провинции, и если тому покажется целесообразным сообщить о чём-либо [таком], тогда тот Глава напишет такое письмо, подписанное им и советниками; они отправят его туда, куда и кому им покажется целесообразнее решить в таком случае.
Дано в нашем монастыре Дуэьяс, 25 мая 1557 года.
В субботу перед Воскресной Пасхой 11 мая 1560 года собрался капитул в той провинции Перу, и приказали соблюдать эти акты и распоряжения из Испании во всём и повсюду, и их приняли, аки послушные чада той провинции; и на том капитуле отдали приказы и по другим соответствующим вопросам, из которых я приведу здесь некоторые:
Дабы в селениях испанцев всячески заботились, чтобы наличествовал хорал и никто не был посажен за ним, а только снаружи по очень уважительной причине.
Чтобы в обителях среди индейцев произносились [мессы] все часы в церкви, и чтобы они произносили свой антифон[132] после завершения [тех], и чтобы были свои полчаса для раздумий, и были у них свои три дисциплины, как в обычае в нашей религии; и поев и поужинав, не переставать чтение.
А также: чтобы отцы, пребывающие среди индейцев, всячески заботились о своем визите [к ним], и чтобы индейцы были наставлены, и чтобы никто не умирал без крещения, и проверяли своих подданных относительно отправления таинств, обучая их для этого соответственно, и заботились над обучением языку, и чтобы все наставляли [56] индейцев одинаково, чтобы были у них свой катехизис и проповеди, и символ веры, на [их] языке, как [то] было сделано в Гуамачуко.
Чтобы ни один священник не играл ни в какие игры в Нашем Ордене, чтобы за развлечениями хорошенько приглядывали, потому что индейцы наблюдают за нами в оба, и во всём подавали хороший пример пред Богом и пред людьми.
Чтобы ни в одном монастыре, викарии, церковном приходе, ни один священник не держал при себе служанку-индеанку; в дом [т.е. церковь] можно входить только мальчикам, прислуживающим в доме; и чтобы индеанки, используемые для стирки одежд или приготовления хлеба, были старухами и замужем, и жили далеко от дома, по меньшей мере, на расстоянии броска камнем; да чтобы в их дома не входили священники и не осмеливались добиваться прислуживания визитами; если они сделают обратное, то будут сурово наказаны.
Чтобы ни у одного священника не было, и такому не оказывали услуг серебром или золотом, и чтобы этого не было ни в одном доме, лишь снаружи, в ризнице, для поклонения богу; и поручаем Отцу Провинциалу, чтобы он устроил большую «pesquiza»[133] над этим; и приор или викарий, у которых оно будет обнаружено, будут покараны.
Также: строго приказываем, чтобы ни один священник, пребывающий среди индейцев, нигде не продавал и не обменивал никаких вещей, потому что остальные наказания, какие наши уставы накладывают, De propietario, он будет покаран иными тяжкими наказаниями.
Чтобы ни один священник не приобретал «синод» [el signodo], ни то, что дают для его ризницы, а только то, что приобретают приоры или викарии, и келари, и давали бы священникам то, что им было бы необходимо, и всё [это] складывается в складской сундук, согласно нашей вере; и во всех домах чтобы была своя книга учёта прихода и расхода, а приоры [57] монастырей старались навещать своих викарии и [проверять такие] книги, а Отец Провинциал – монастыри и прочее, так, чтобы избежать всяческих прав собственности; и мы скорее соблюдаем в этих краях бедность и подаём пример, что пришли лишь за Богом и душами этих индейцев.
Также: приказываем, чтобы если возможно, не выходили навещать и наставлять индейцев меньше чем по двое, и если бы вышел один, из-за большой ныне существующей нехватки в священниках, пусть он идёт с касиками и начальниками того селения или провинции, которую он собрался посетить, и всегда они будут с ним, а альгвасилы[134] и толмачи ночуют перед его помещением.
Также: приказываем и очень рекомендуем приорам и викариям, так как всё это - для служения Нашему Господу и во благо нашей вере, и во избежание происшествий и скандалов, пусть заставят это соблюдать, и нашему Отцу провинциалу очень это рекомендуем; и а те, кто совершить противное этому, будут покараны очень сурово.
То, как наставлять в вере, будет приведено дальше [в тексте][135].
Уже прибывшие в город Трухильо вышеназванные отцы, пришедшие с отцом монахом Педро де Сепеда, встретили вышеупомянутого Главу Провинции, отца-монаха Хуана де Сант Педро, в городе Королей, где он благосклонно принял тех, что туда пришли, так как другим он приказал ждать в том городе Трухильо, потому что там он желал приобрести дом и похлопотать о нескольких приходах, полученных в Чачапояс [los Chachapoyas], в репартимьенто Хуана Переса де Гевара, называющемся Леймебамба[136] [Leimebamba] и в Кончукос [los Conchucos], и являющегося границей города Гуануко [Guanuco], называющегося Леймебамба[137]. А потому упомянутый Глава Провинции прибыл в город Трухильо позже, и там приобрёл дом, ведь если было столько [58] приходов вокруг, то там имелась необходимость в [каком-нибудь] помещении поблизости, куда сходились бы те, кто проживал среди индейцев в приходах, заботиться и обо всём остальном, потому что из Чачапояс, и Гуамачуко, и Кончуко все сходились в город Трухильо; и потому он приобрёл дом нашего отца Святого Августина в Трухильо, и поставил первым приором отца-монаха Диего Гутьереса, и для того, чтобы он проповедовал в том городе; и он дал ему в компаньоны бывшего тогда отца-монаха Луиса Лопеса, и отца-монаха Диего Агилара, принявшего духовный сан в городе Королей.
Двух других он отправил в Леймебамбу, как я уже сказал, находящегося в пределах города Чачапояс, составляющего 120 лиг [расстояния] для посещений, [а] край то очень суровый и очень влажный, где круглый год только идёт дождь, и по этой причине дома индейцев построены на вершинах склонов и холмов, некоторые дома круглой формы: они [священники] достигли почти Мотилонов [los Motilones], и там поблизости есть кое-что примечательное, а именно: индейцы, называющиеся Чальчи [los Chalchos], все они [как мужчины, так и женщины] с большими зобами.
/…В этом месте рукопись обрывается; как можно предположить, она была предназначена для некого прелата или настоятеля Ордена Святого Августина. Внизу копии стоит автограф и подпись Муньоса, гласящая: «Contuli. Симанкас, 14 ноября 1783 (последний день моего пребывания в этом городке). Муньос.)/
[22] Точнее, "Audiens sapiens sapientior erit et intellegens gubernacula possidebit", что в современной трактовке значит «Внимательный человек, не взирая на мудрость, будет мудрее и понятливее, если овладеет самоконтролем».
[23] В дальнейшем будет использоваться эта форма, ввиду своей краткости.
[24] Т.е. утвердит в должности
[25] Во имя Отца и Сын и Святого Духа, Аминь.
[26] Во множественном числе в тексте всегда идут с прописной буквы
[27] Полная фраза:
«Si preoccupatus fuerit homo in aliquo delicto, vos qui spirituales estis instruite huismodi in spiritu lenitatis, considerans teipsum ne et tu tempteris.», что значит:
«Если кого настигнет какой-либо порок, ты, праведник, наставь такого в духе кротости (смирения), не забывая и о себе, дабы не быть соблазненному».
[28] Ранее было Мергарехо (!). Скорее всего, должно быть Мельгарехо.
[29] Это название всегда написано как Пачакама в опубликованной копии, но редакторы предпочли иное прочтение слова, согласуясь с лучшими географическими словарями. (прим. в изд. 1865 года)
[30] Гуамачуко означает «Шляпа сокола».
Испанский город Гуамачуко основан в 1554 году августинцами. В окрестностях добывается золото, серебро и уголь (прим. в изд. 1865 года)
[31] Эта провинция поручена капитану дону Хуану де Сандоваль де Гусман, много помогшему своим рвением и поддержкой, чтобы им дал[и] и ревностно блюл[и] учение и проповедование евангелия.
(Примечание на полях рукописи)
[32] Как напишет автор этого Доклада, слово колдун будет им использовано для обозначения особого рода жрецов, которые в современной этнологии мы скорее отождествляем с шаманами. Но всё же будет оставлена форма «колдун».
[33] Res est misera ubi jus est vagum et incertum - плохо дело, когда закон неясен и неопределен.
[34] Испанизированная неопределённая форма глагола
[35] Как сказано в Ведении, это псевдо-Троица, вряд ли имевшая место в мировоззрении индейцев Вамачуко, как единое целое.
[36] Вариант, Сагад-Сама – Sagad-Zama
[37] Вариант, Ваунгаусад – Vaungausad
[38] Ранее, возможно, крытые соломой огромные строения – гальпоны (см. Введение)
[39] Варианты: cuy, cui, kuy. Происходит от cuwi.
В издании 1865 года довольно странное примечание:
Кой – животное, похожее на волка.
[40] Постоялый двор
[41] Значение слова не ясно, переведено по контексту.
В изд.1865 редакторы проставили восклицание sic.
[42] Вероятно, «Холст».
[43] Сума́х (лат. Rhus) — род, объединяющий около 250 видов кустарников и небольших деревьев семейства Сумаховые (лат. Anacardiaceae).
[44] Должно быть, это тоже, что у других хронистов называется мате или мати– сосуд из тыквы-горлянки.
[45] Точнее, кукурузных початков.
[46] В оригинале:
«de poco susten»
[47] наделы
[48] Вариант: приходского священника
[49] Или Суламанго.
[50] Возможно, алько
[51] Сулькаваман
[52] Или «cumli»; вероятней – «cumla»
[53] Должно быть, из шерсти лам, гуанако, викуний или альпак
[54] Ранее был Гуамансири
[55] Топоним гуачемины обычно приводится как название ущелий, спускающимся к тьерра кальенте у чаупиюнгов. Здесь обнаруживаются определённые параллели с мифами о Париакаке в Варочири. Так, Париакака и его браться изгоняют юнгов (жителей нижних земель) с высокогорных земель к чаупиюнгам и в юнги (в значении «горячая земля»). Париакака размещает двух своих братьев в качестве стражников на границе. Эти «братья» были распознаны в окружающем пейзаже, возможно, как большие утёсы или скалистые образования и, в этом значении, были эквивалентны ущельям, связанным с изгнанием гуачеминов.
См. также:
SAN PEDRO,Fray J.de
(1992) [1560] La persecución del Demonio: crónica de los primeros Agustinos en el Norte del Perú. Transcripción de Eric E. Deeds. Introducción de Teresa Van Ronzelen, estudios preliminares por Luis Millones, John R. Topic y José Luis González. Algazara (Málaga) y C.A.M.E.I. (México). – (http://www.munihuamachuco.gob.pe/milenario/huamachuco/1992a%2801%29.html)
[56] Возможно, это искаженное написание слова “ereccion” – эрекция. Но смысл высказывания неясен.
[57] Кто подразумевается в виду, неясно, поскольку такое имя известно только в районе Вамачуко.
[58] Возможно, Пикерао.
[59] Возможно, «говориться»
[60] Этот повтор имеется в тексте.
[61] В предыдущем предложении глагол стоял во множественном числе в тексте
[62] Очередной повтор в тексте
[63] Возможно ошибка, должно быть axorcas или ajorcas - браслеты на руках и ногах.
[64] Т.е. Виракоча
[65] В оригинале ошибочно: между братьями Инки, Гуайнакапом, Атабалипой и Васкаром.
[66] Tanta-Guaganay
[67] Возможны и другие варианты:
Фатасоро, Фатакоро, Эатакоро.
[68] Инка Тупак Юпанки
[69] Ulpillo, Pomacama, Caoquilca, Quingachuco, Nomadoi, Garacayoc, Huana-Catequil, Caripoma y Llaihuen
[70] Или Льайген
[71] 1 сажень - мера глубины = 1,829 м)
[72] В оригинале «sodondo» вместо «redondo»
[73] Возможно, corderos – барашков
[74] Неясное слово.
[75] Возможно, описка, и должно быть enlajado – выстлан плитами.
[76] Помолиться о появлении воды.
[77] Вайна Капак
[78] Переселенцы-колонизаторы
[79] Знать Инков из Куско
[80] Сулька Манко?
[81] См. Введение, где приведён рисунок этого изображения, довольно частого в том регионе.
[82] Интересное примечание автора!
[83] Имя очень плохо читается!
[84] В оригинале эта фраза идёт словами в вперемешку, что лишний раз подчёркивает, что рукопись неоднократно редактировалась.
[85] В оригинале «los haces»
Возможно, речь идёт о фаллическом символе (см. Введение)
[86] Первое слово подкова в испанском оригинале идёт с ошибкой, и потому видно, кто-то пытался отредактировать текст, но старый не удалил.
[87] В оригинале непонятное слово “colsa’
[88] Учитывая странное расположение этого слова в тексте и его синонимию с первым словом - это результат незаконченного редактирования в рукописи.
[89] Здесь также в оригинале странное повторение и сочетание слов.
[90] Плохо читаются последние две буквы:
Может быть и Осорпилько и Осорпильак, и Осорпильок.
[91] В оригинале «sean buenos»
[92] Mailloxpara
[93] Или Льага
[94] Явное повторение.
[95] Эти слова возможно вставные, т.к. нарушают связность словосочетания.
[96] Это тоже странная вставка.
[97] На многих гербах Инков колониальной эпохи действительно присутствуют две змеи. Встречаются они и на гербе Инки Гарсиласо де ла Вега.
[98] Похоже, речь идёт о Чалкучима, полководце Атавальпы (он упоминается у Сармьенто де Гамбоа и др.)
[99] Явление неясное
[100] Скорей всего речь идёт об опоссумах или о животном из рода Зорро - http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%BE%D1%80%D1%80%D0%BE_%28%D0%BF%D1%81%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B5%29 .
[101] На полях рукописи дописано:
«Следую этой бумаге, дополнение которой я обнаружил среди официальных документов и доброго правления Jeg/16; так что она находилась в трёх отрывках и других стольких же бумагах».
[102] Буквально, «[солнечный] день».
[103] Довольно странное утверждение, если учесть, что у Сьесы де Леона приводиться случай, что один из привратников этих мамакон в Куско завладел одной из мамакон.
[104] «Высшая суть» в Андах была известна под такими именами: Виракоча, Пачакамак, Кон, Ильатисивиракоча, Атагуху, Тепуака, и другие менее используемые.
[105] Явное дублирование в тексте оригинала.
[106] В оригинале почему-то так:
«и Аган-ямок», видимо опечатка редакторов или рукописная ошибка
[107] Другие варианты: Эскиок.
[108] Oncoy mita=
июнь=повторное появление Плеяд=начало андского года.
Похоже, эта важная церемония продолжала исполняется прикрываясь под фасадом разрешённого христианского праздника. Один индеец Париак говорит в 1656 году:
«[...] ко времени праздника тела Христового, т.е. Онкой мита, когда восходят семь Плеяд, все индейцы селений поклонялись тем звёздам [принося в жертву] морских свинок, животный жир, коку и мулью и перья «hasto tocto», когда не шёл дождь и не портились посевы, все жители селений совершали те же жертвоприношения и то же самое, как я видел, они совершали, когда заболевали, и что это почитание и культ были для того, чтобы приумножилось население и чтобы оно не стало меньше [...].» (AAL(HI), leg. 5, exp. 2, fol. 4v)
Похоже, это тот же праздник, который в рассказах из Варочири называют Авкисна, проходит также в июне, ко дням праздника тела Христового. На эту дату десять или двадцать жрецов (вакаса) появляются в селениях и исполняют соответствующие танцы. Рассказы из Варочири говорят, что из-за важности этой церемонии никто не мог отсутствовать на ней. После конкисты, в этой же провинции, очевидно, праздник Авкисне был намеренно совмещён с каким-нибудь праздником в июне. (TAYLOR 1980: 79-81).
[109] Правильнее так:
1) Атунгуара – утренняя звезда
2) Чучокойльюр – две звёзды
3) Онкой - семь звёзд Плеяд
У всех у них не было ни жрецов, ни полей для их культа
[110] Судя по раннее приведённым сведениям, Атагуху – как нечто неподвижное, может быть неподвижным относительно других звёзд, но сами звёзды, как бы, движутся за ним, т.е. за астрономическим объектом, как в данном случае и говорит автор.
[111] В редакции 19 века проставлено [sic!]
[112] В этом абзаце явно следы редактирования: имеются неуместные слова и их порядок нарушен.
[113] Брак с ободрением или испытанием. Проверка.
[114] Так в тексте: глагол в настоящем времени изъявительного наклонения, хотя ранее использовано длительное прошедшее несовершенное.
[115] Высокогорная долина в Андах
[116] Точнее, «учи»
[117] DGH:
Hucha, или cama. Грех, или дело, или ссора. Runaphuchan. Прегрешение.
[118] Довольно странное предложение с повторами в оригинале.
[119] Не совсем ясно, что именно имеется в виду.
[120] Явная ошибка. Должно быть:
“Super aspidem et basiliscum calcabis conculabis eonem et draconem” - “На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона” Пс. 90:12, 13.
Т.е. цитата у августинцев звучит так: «если по аспиду и василиску ходишь».
[121] Значение слова неясно. Переведено по контексту.
[122] Вполне возможно, жрецы, как специалисты своего дела, имея изрядный опыт, могли предсказывать погоду по ряду примет, и на этом держался их авторитет и их власть шаманов.
[123] Явно устаревшее слово даже на момент составления доклада.
[124] DGH:
Illa или Ttisa. – близнец мужского пола.
В свою очередь Близнец-девочка - Ahua, или uispa.
Но вероятнее всего, речь идёт об «illa» - «чудесный, магический объект». Как глагол означает «блестеть, сиять».
[125] Т.е. Близнец-коза или чудо-талисман-коза.
[126] Близнец-лама или чудо-талисман-лама
[127] Мама-золото
[128] В рукописи Цифра 4 в дате под сомнением.
[129] Традиция брать с собой 11 священников, что в сумме давало 12 человек, прослеживалась на протяжении всей истории Перу – это связано с аналогией с 12 первоапостолами.
[130] Совет помощников Ордена
[131] Письменно
[132] Антифо́н — богослужебное песнопение, исполняемое двумя хорами попеременно: вначале правым клиросом, затем левым. Такое попеременное исполнение называют антифонным пением.
[133] Найти значение этого слова не удалось. Скорее всего, орфография ошибочная или устаревшая.
[134] Альгвасил (альгвазил, алгвазил) (исп. alguacil, от араб. al-wazīr — чиновник, визирь) — в Испании младшее должностное лицо, ответственное за выполнение приказов суда и трибуналов, в соответствии с законодательством.
В Средневековой Испании алгвасилы подчинялись алькальду и выполняли роль полицейских. Альгвасилы избирались городским советом, обычно, на один год, но после выборов должность переходила в их собственность человека, которую они (или, их наследники) могли перепродать.
[135] Поскольку рукопись будет прервана, этой части рекомендаций нам не дано будет узнать.
[136] Возможно, Льемебамба
[137] Очередной странный повтор.