Доклад об открытии королевства Перу (Куско, 1571)
Диего де Трухильо-и-Паэс
Доклад об открытии королевства Перу (Куско, 1571)
Diego de Trujillo y Paez
Relación del descubrimiento del reino del Perú (Cuzco, 1571)
КИЕВ, 2011
Вступление Родольфо Переса Пиментеля
Диего де Трухильо-и-Паэс родился в г. Трухильо (Эстремадура, Испания) приблизительно в 1505 году и принадлежал к благородной семье. Известно, что в 1529 году он был завербован в своем родном городе родственником, Франсиско Писарро, только что подписавшим в Толедо с императором Карлом V капитуляции или договор о завоевании областей Перу.
Сначала он оказался в Севилье, потом в Сан-Лукар-де-Баррамеда, оттуда перебрался в январе 1530 года с оставшейся частью команды на остров Гомера на Канарских островах, откуда они отплыли в Западные Индии, взяв курс на Санта-Марту и Пуэрто-де-Дьос, где встретили Эрнандо Писарро, приведшего их в Панаму и на остров Жемчужин.
Оттуда они отправились к побережью Чоко на юге нынешней Колумбии и проследовали морем до залива Сан-Матео. Передвигаясь пешком и на плотах, вступая время от времени в ожесточенные стычки с местными жителями, они прибыли на остров Пуна в конце 1531 года. В марте 1532 года Писарро со спутниками оказался в Тумбесе, где получил известия о политической и общественной жизни в Империи Инков – Тавантинсуйу. В местности Тангарара ими был основан первый испанский город Южной Америки, названный Сан-Мигель, нынешний Пьюра.
В сентябре испанцы-конкистадоры начали подъем в горы. Диего шел в авангарде с Эрнандо де Сото. Они прошли через селение Кахас и встретились с Атавальпой, предложившим принять их на следующий день, 15 ноября, когда правителя инков захватили в плен. После этого Трухильо был сразу же послан в Пачакамак, он подвергся серьезной опасности в Пилькас и достиг столицы инков – Куско в ноябре 1533 года.
Обогатившись, благодаря 3300 песо золота и 158 маркам серебра, полученым в качестве причитавшейся ему доли пехотинца при распределении сокровищ из выкупа Инки Атавальпы, в дальнейшем он приумножил эти средства, но принял решение возвратиться в родной Трухильо, и с флотом Педро де Альварадо вышел из Пачакамака в 1536 году, снова оказавшись на родине с приличным состоянием в возрасте 31 года.
В 1547 году, однако, влекомый, вероятно, воспоминаниями о Южной Америке или из-за обычной скуки, испытываемой в родном городе, где ему не было чем заняться, Диего де Трухильо возвратился в Америку. За время его отсутствия в Индиях погибли Диего де Альмагро и Франсиско Писарро, а брат последнего Эрнандо Писарро поднял мятеж и вышел победителем в сражении у Аньякито, где пал вице-король Бласко Нуньес Вела.
Трухильо присоединился к Эрнандо Писарро, но в 1548 году перешел во время решающего сражения у Шакишагуаны на сторону посланника короля Педро де ла Гаски, получив за это в виде вознаграждения 1200 песо.
В 1553 году в Куско он вновь участвовал в мятеже, поднятом Франсиско Эрнандесом Хироном, но, кажется, больше из-за страха, чем из убеждений, так что когда тот был побежден, пришел в Куско и даже получил репартимьенто с индейцами в Лари, которое было ему доверено. В своем доме Трухильо даже воспитывал детей Атавальпы, будучи их опекуном. Он был одним из немногих оставшихся в живых завоевателей Перу, и как к таковому, к нему отнесся со всем уважением вице-король Франсиско де Толедо, когда посетил бывшую столицу империи инков. Тогда же вице-король предложил Диего де Трухильо написать подробный доклад о завоевании Перу.
"Доклад об обнаружении королевства Перу" был написан в 1571 году. Этот документ содержит интересные детали, которые не встречаются в других историях о завоевании инкского мира. Его сведения о местностях, ныне являющихся берегами Эквадора, содержат уникальные подробности, которых не найдешь ни у Франсиско Лопеса Хереса, ни у Педро Писарро, что делает "Доклад" Трухильо одним из важнейших источников для изучения прибытия испанцев на эквадорское побережье. Есть и другие детали, придающие ему своеобразие: он говорит, например, что первую испанскую женщину, прибывшую в Южную Америку, звали Хуана Эрнандес, и сообщает о курах белого цвета в поселении Канья, что очень интересно, так как всегда считалось, что этих птиц не было в Южной Америке. Можно лишь предположить, что эти птицы оказались в тех краях вследствие предыдущих походов испанцев к берегам Перу, ведь тот же Диего де Трухильо пишет, что два испанца даже остались жить в Тумбесе, когда Писарро отплыл в Панаму. Автор как очевидец сообщает о своеобразной беседе Эрнандо Писарро с Атавальпой и о событиях следующего дня на главной площади Кахамарки. Его сведения также перекликаются с рассказом Педро Писарро, когда тот утверждает, что отряд Эрнандо де Сото не подчинился приказам губернатора и вошел в Куско без его разрешения.
Последние сведения о жизни Диего де Трухильо относятся к февралю 1572 года. Тогда, находясь в Куско, он посодействовал, чтобы Себастьян Илакита из рода инков получил полномочия поехать в Испанию для защиты перед Советом Индий прав малолетних сыновей Диего Илакиты, сына Атавальпы. Это вмешательство дало результат в виде королевской грамоты от 11 сентября 1573 года с признанием прав и оказанием милостей несовершеннолетним наследникам.
Через непродолжительное время, отягощенный годами, наслаждаясь рентами и занимаясь рассуждениями, Диего де Трухильо умер в Куско примерно в семидесятилетнем возрасте, так как в 1575 его уже не было в живых.
Доклад об открытии королевства Перу, составленный Диего де Трухильо, вышедшим вместе с губернатором доном Франсиско Писарро и другими капитанами, начиная с того момента, как они прибыли в Панаму в 1530 году, и в котором также сообщается обо всех их походах и происшествиях вплоть до 15 апреля 1571 года.
Войско.
В году одна тысяча пятьсот тридцатом приведенные Франсиско Писарро[1] из Испании люди разместились на постой на столь |долгое время|, что войско готовилось восемь месяцев, часть в Ната [Nata], а большая часть на Жемчужном острове с Эрнандо Писарро[2], и на других островах.
О тех, что с острова Петуха.
Те, что были с Франсиско Писарро во время первой разведки побережья и острова Петуха [la isla del Gallo], не хотели идти, говоря, что это была отдаленная земля, и что те, кто шел с ним, шли на верную смерть, и потому остались некоторые из тех, кто пришел с ним из Испании.
Отплытие.
В начале одна тысяча пятьсот тридцать первого года мы, |числом| до двухсот пятидесяти испанцев[3], и с нами трое доминиканских монахов, коими были братья Ресинальдо, Висенте де Вальверде и Хуан [Fr. Resinaldo y Fr. Vicente de Valverde, y Fr. Juan], подняли паруса у Жемчужного острова, и, отправившись, прибыли весьма быстро [con muy bien tiempo], за шесть дней, к бухте Сан-Матео [San Matheo][4]; каковое плавание никогда и никем ранее не предпринималось.
Бухта Сан-Матео.
Лоцманом-помощником [copiloto] у нас был Бартоломе Руис [Bartolomé Ruiz], немало потрудившийся во время похода; в бухте [la bahía] мы простояли десять дней, чтобы люди могли подкрепиться. По реке вниз на каноэ спустилось много индейцев, чтобы познакомиться с нами, |но| они |так и| не хотели выпрыгивать на землю. Эта земля возле бухты – густопоросшая и скалистая, со шквальными ветрами и ливнями, в ней имелись многочисленные местные плоды такие как гуавы, гуайявы, каймито, виноград [guavas, guayavas, caymitos y hovos].
/42/
Катамес.
Выйдя из бухты, через четыре лиги мы прибыли в пустое селение, называющееся Катамес [Catamez], где было много гуайяв и местных слив, и глубокие колодцы, откуда набирали воду некими раковинами |моллюсков| и пили ее; там были москиты и шквалистые ветры с ливнями; эта земля также была скалистой.
Кансеви.
Оттуда мы прибыли в большое обезлюдевшее селение на берегу, называвшееся Кансеви [Canceví]. В нем было много глиняных ловушек, рыболовных сетей, маисовых посевов, в которых, хотя маис и был не поспевшим, но мы его съели, из-за имевшейся нехватки в припасах. В этой земле не было пресной воды, отчего мы очень страдали. Из-за отсутствия проводника, чтобы понимать, куда нам идти на стоянку, губернатор отправил капитана Эскобара через гору вглубь |территории| разузнать, есть ли возможность встретить индейца; я отправился с ним.
Индейцы и ложа.
И мы прибыли в сухое, безводное ущелье, и увидели дымы [humos], и пробыли в ущелье до четвертого часа рассвета, чтобы напасть на поселок, и дождь так лил той ночью, что, проходя ущельем, утонул один солдат, а другие выбрались вплавь; мы напали на поселок, и |там| находилось три или четыре индейца. Ложа у них были на высоких деревьях, как гнезда у аистов, и они кричали то как коты, то как обезьяны. Мы захватили одного индейца, но не было возможным ни |нам| понять его, ни ему – нас. Мы отвели его в лагерь, и с помощью знаков спустя 15 дней, он поведал нам о населенной далее земле, и о том, где была еда, так как мы стремились единственно к тому, чтобы найти |место|, где |можно было бы| поживиться.
/43/
Реки |народов| Кишимис.
Мы прошли дальше, плывя вдоль берега, и обнаружили, что из оврага у моря падал поток пресной воды, от чего мы очень обрадовались, поскольку двигались, испытывая большую нужду в воде. Оттуда мы проследовали до рек Кишимис[5] [de los Quiximis], где построили плоты, чтобы пересечь их, находясь там, испытывая большую потребность в еде и пресной воде, потому, что у рек такая была очень высоко |вверху по течению|. Прибыл Бартоломе Руис на корабле и со шлюпкой, и там мы подкрепились маисовой мукой, каждому досталось пол квартильо[6] муки. Когда мы пересекли две реки, имевшие в ширину четверть лиги каждая, то обнаружили много батата [camotes][7] и юки [yuca], из которых мы приготовили много лепешек [mucho cazabe], и было много фруктов гуайявы и других |плодов|, и этим подкрепилось много людей. Впереди в этой земле была еще одна река, имевшая большую ширину, чем другие, и там, и на других пускали кобылу, привязанную к плоту, и тут же бросались |за ней| кони. Так мы переправляли тех, кто не умел плавать, забросив также на плоты и седла для коней. И пожитков было так мало, что каждый нес их в руках, переплывая эту реку. Мы прошли вдоль берега, и попали в болота [trampales], где было много крабов, евших |плоды| мансанильи [manzanillo], и той ночью многие люди были при смерти, из-за того, что съели ядовитых крабов.
Коаке.
У нас уже были сведения о Коаке[8] [Coaque], являвшемся большим поселением, очень богатом на золото, серебро, изумруды и многие другие камни различных окрасок, и золотые и серебряные чакиры[9] [chaquira], и |изделия из| кости, и много людей. И в эту ночь искусные люди, скажу, заиграли на трубах, чтобы напасть на то селение Коаке. Так оно и было сделано, и был захвачен его касик, и очень долго его продержали в плену. Там было огромное количество белой хлопковой одежды. Это было селение из больших домов, и было в нем много идолов и барабанов; было много съестного из маиса и фруктов; и много кастильского базилика и много перца. Индейцы же были сильными и воинственными. У селения было триста очень больших боио. Эта земля очень дождливая, с многочисленными грозами, и крупными змеями и жабами, и земля очень влажная. Когда уже не было съестного, трое солдат съели змею, и двое умерли, а третий, обмазавший ее чесноком, не умер, но полностью облысел и оказался в таком состоянии, что долгое время не приходил в себя.
/44/
Золото и бородавки.
В этом селении было захвачено восемнадцать тысяч песо золота, и немного низкопробного серебра, и сразу же губернатор отправил с золотом Бартоломе Руиса и Кинтеро [Quintero] на двух кораблях, одного – в Никарагуа, а второго – в Панаму, чтобы они привели людей, ну а мы остались в том селении на восемь с лишним месяцев; за это время умерло много людей от болезней и появлявшиеся у испанцев бородавок[10]. После того, как корабль добрался до Панамы, незамедлительно прибыл в это селение Коаке торговец Педро Грегорио [Pedro Gregorio], взявший много копченого мяса, свиного сала и канарского сыра, и он привел людей. Из приведенных им ныне живы Педро Диас [Pedro Díaz], тот, что из Гуаманги [Guamanga], и Хуан де ла Торре [Juan de
Беналькасар.
Благодаря кораблю, ушедшему в Никарагуа, прибыл вскоре Себастьян де Беналькасар[11] [Sebastián de Benalcázar], на |другом| корабле, и привел с собой немного людей, коими были Морговехо де Киньонес, Алонсо Перес де Виверо, Эрнандо Бельтран, Алонсо Маравер, Диего Охуэлос, Мартин Буэно, Мигель Астете [Morgovejo de Quinones y Alonso Perez de Vivero, y Hernando Beltran, y Alonso Maraver, y Diego Ojuelos, y Martin Bueno, e Miguel Astete], и другие; из этих никто не выжил.
Брат Рехинальдо и изумруды.
В этом селении Коаке никто не нашел изумрудов[12], кроме брата Ресинальдо [Fray Resinaldo], собравшего более ста, и довольно |крупных|, и он их зашил в камзол, и оттуда вернулся в Панаму на корабле Педро Грегорио, и умер там, и извлекли из его |камзола| изумруды, и в дальнейшем всех их мы отдали в качестве дара [hizimos todos servicio a S. M. de ellas] Его Величеству.
/45/
Битва.
В это время губернатор выпустил на волю касика Куаке [Cuaque], но он сразу же восстал со всеми своими людьми, и мы сожгли селение, и осталось только одно боио, где мы собрались, и защищали его, чтобы нам его не сожгли. Узнав, что касик ушел со своими людьми в горы, и, захватив индейца, знавшего, где они, губернатор с немногими людьми ушел без лошадей, поскольку те не могли отправиться на их поиски, и повели с собой проводника-индейца, но когда переправлялись через реку, проводник бросился в нее, и утонул, так как они переправлялись на одном плоту, и потому безрезультатно вернулись обратно губернатор и люди.
Пасао и Каракес.
Когда уже прибыли корабли из Панамы и Никарагуа, мы вышли из Коаке с людьми по большей части больными, и отправились до мыса Пассио [Pascio], и, не имея возможности пройти мыс, мы проложили путь через горы, и прибыли в селение Пасао [Pasao], и шли до тех пор, пока не прибыли в бухту Каракес [Caraques], не имея |при себе| пресной воды.
Пуэрто-Вьехо.
И там, на одном корабле, разместили всех больных и отправили их в селение под названием Чарапото [Charapoto], находящееся в провинции Пуэрто-Вьехо [Puerto Viejo], их везли три здоровых человека, дабы вылечить их, а губернатор со всеми оставшимися людьми ушел из бухты вверх, чтобы напасть на селение под название Токагуа [Tocagua], и оттуда прошел дальше к селению в той же провинции Пуэрто-Вьехо, в котором правительницей была одна очень богатая вдова. Мы пробыли в этой земле Пуэрто-Вьехо более двух месяцев. Там был маис и рыба, и местный плод папайя; было много сделанного из маиса меда. Эта земля сухая, солнечная. В почве раскрываются расщелины, и в некоторых местах эта земля скалистая, и есть какао, то, что из Мексики, хотя и мало.
/46/
Манта.
Выйдя из Пуэрто-Вьехо, мы прибыли в Пикуаса [Picuaza], и другое селение под названием Марчан [Marchan], и оттуда вглубь территории осуществил поход капитан Беналькасар; я участвовал в нем. За время этого похода мы первыми обнаружили, ранее невиданные лукумы [lúcumas][13], и много каймито[14] [caymitos], и местных уток. |Нами| были захвачены люди, и мы вернулись на побережье, а оттуда прошли пешком через сухую, безводную землю вдоль берега моря.
Жажда и упадок сил.
Оттуда губернатор отправил Диего Мальдонадо [Diego Maldonado], жителя Наты, разведать воду, потому что из-за ее отсутствия люди уже были при смерти, а губернатор уже было решил возвращаться назад, но Эрнандо Писарро сказал, чтобы мы не возвращались, пусть бы даже умерли все; и люди, шедшие впереди, обнаружили маленькое озерцо с зеленой водой, и там мы воспользовались |той| водой, хотя несколько свиней, которых вел из Панамы Эрнандо Писарро, натворили такого, что то, что мы пили, стало глиной, не считая тех, кто первыми добрались до нее вместе с Диего Мальдонадо.
Мыс Санта-Елена.
Оттуда мы проследовали к мысу Санта-Елена[15] [Santa Elena], где находились кости Гигантов, там мы встретили людей того края, разместившихся на плотах в море, с женами, детьми и всеми пожитками, и они совершенно не захотели выбираться |с них|. И там мы испытали сильный голод, и нам очень помогло то, что люди находились в море и оставили селения пустыми, а ночью завывали собаки, и мы ходили охотиться на них, и этими собаками мы подкрепились; так что, если бы их не было, мы бы испытали очень большие мучения.
Одон.
Оттуда мы прошли к провинции под названием Одон у Гуанковильков [Odon en los Guancavilcas], земле изобильной на съестные припасы, и там мы пробыли 15 дней, чтобы люди подкрепились, а больные |восстановили силы|.
Пуна.
Оттуда мы пришли к проходу Гуайнакаба [Guaynacaba]. Назывался он так, потому что там прошел Гуайнакаба, когда завоевал остров Пуна [la isla de
- Не к добру, мне кажется, эти празднества.
И потому приказал, чтобы остался с ним на суше правитель острова с другими владыками острова, и чтобы они пошли другой дорогой; и поэтому люди безопасно перебрались, а затем вернулись плоты, и отвезли губернатора, и остальных, оставшихся с ним.
/47/
Мы высадились в селении под названием Туку [el Tucu], и пролив был шириной в полторы лиги в месте переправы, и оттуда мы пересекли остров по направлению к селению под названием Естеро [el Estero][16], и в том селении мы нашли высокий крест и распятие, нарисованное на одной двери, и свисающий колокольчик, что почли за чудо, а затем вышло из дома более тридцати мальчиков и девочек, говорящих:
- Славься Иисус Христос, Молина, Молина.
А это было из-за того, что когда |испанцы| впервые обнаружили |этот остров|, губернатор оставил двух испанцев в порту Пайты [Payta], одного из которых звали Молина, а второго Хинес [Ginés], коего убили индейцы в селении вод названием Синто [Cinto], потому что он убил жену одного касика, а Молина перебрался на остров Пуна, где его считали своим полководцем в войне против чонос и тех, что из Тумбеса [Túmbez], и за один месяц до нашего прихода его убили чонос во время ловли рыбы в море; жители Пуны очень опечалились из-за его смерти, и эти индейцы Пуны захватили у индейцев Тумбеса трех золотых идолов, каждый размером с трехлетнего мальчика, и у них было более шестисот рабов-индейцев из Тумбеса, как мужчин, так и женщин. И губернатор отправил вестника, чтобы позвать правителей Тумбеса, а когда они пришли, он установил дружбу между ними и жителями Острова, и заставил их вернуть золотых идолов и захваченных у них рабов, и их отвели в их край.
/48/
Сото.
Затем прибыл Эрнандо де Сото[17] [Hernando de Soto] из Никарагуа на двух кораблях и привел много людей, лошадей и продовольствия, и из людей, приведенных им на остров, живы в Гуаманге Диего Гавилан и Мануэль [Diego Gavilan y Manuel], но никого больше. С Эрнандо де Сото прибыла первая женщина, появившаяся в этом Королевстве, по имени Хуана Эрнандес [Juana Hernandez].
Битва.
На этом острове было много маиса, и крупной дичи, и местных плодов[18]. Восстали индейцы-воины и они сбросили много гуакаварас[19], убив несколько испанцев, и ранили стрелой в голень Эрнандо Писарро, и ранили также других испанцев. Губернатор после этого отправил в Тумбес вестника с просьбой к касикам, чтобы они отправили к нему плоты для того, чтобы выбраться с острова, перевезти пожитки и переправиться в Тумбес.
Западня.
Они отправили ему четыре плота с людьми, чтобы он командовал ими, и на одном плыли скарб губернатора, а также Алонсо де Меса [Alonso de Mesa], житель этого города и Антонио Наварро [Antonio Navarro] из города Лимы, являвшийся слугой губернатора, а на другом плыл скарб Эрнандо Писарро, и на нем - Андрес де Боканегра [Andres de Vocanegra], и на другом – скарб капитана Писарро, и |на нем| - Хуан де Гарай [Juan de Garay], и на еще одном – скарб чиновников короля, и |на нем| - некий Рикельме [Riquelme], и когда добрались они до берега Тумбеса, индейцы убили трех испанцев, плывших на трех плотах, но не убили Месу и Наварро, потому что они исчезли в лимане, и индейцы бросились в море и оставили их, и потому они убежали.
Тумбес.
Губернатор со всеми людьми сразу же отправился из Пуны на двух кораблях, и мы добрались до Тумбеса, а через несколько дней губернатор послал капитана Сото с целью начать войну с индейцами Тумбеса, расположившимися в крепости выше по течению реки. Я пошел с ним, и мы окружали индейцев в двадцати лигах от Тумбеса, а когда окружили, Какалами, являвшийся правителем их всех, пришел вместе с людьми с мирными предложениями, и мы вернулись в Тумбес, а губернатор от имени Его Величества простил их всех, и когда мы были там, пришло еще двадцать человек из Никарагуа, а с ними – брат Хедоко [Fr. Jedoco][20], францисканец, ныне находящийся в Кито [Quito].
/49/
Поэчос.
Из Тумбеса[21] мы прошли по пути Ла-Солана [la Solana][22], чтобы напасть на |народы| Поэчос[23] [Pohechos], где мы пробыли некоторое время, и там восстал касик Поэчос, и губернатор отправил |туда| капитана Беналькасара. Я отправился с ним, хотя |тот касик и был| силен, мы принудили его к миру, и потому он остался в своем селении. В этом походе индейцы убили Хуана де Сандоваля [Juan de Sandoval] из Эстремадуры [Extremadura], юношу, но не касик Поэчос, и не его люди убили его, а другие индейцы, когда он отвлекся на мародерство.
Тангарара.
Из этого селения Поэчос, мы пришли в Тангарару [Tangarara], где Губернатор заселил селение[24] испанцев, и, оставив его заселенным, отправил капитана Беналькасара произвести наказание тех индейцев, которые убили Сандоваля; я отправился с ним, и мы прибыли к крепости, где сейчас расположена Пьюра [Piura], и там мы пробыли до тех пор, пока не пришел губернатор[25].
Карран.
Оттуда мы пришли к селению под названием Карран[26] [Carran], что в 6 лигах от Пьюры, где пробыли месяц, и тогда не знали, что есть еще какая-нибудь заселенная земля, какими были Равнины [Carran], и что сьерра состояла сплошь из пуны и снега, а также не было вестей об Атабалипе [Atavalipa]. И из того селения Карран мы прошли дорогой, которая показывалась в сьерре вверху, и губернатор отправил Эрнандо де Сото с сорока людьми, и я пошел с ним, чтобы проследовать той дорогой, дабы посмотреть, где можно остановиться на постой. И когда |мы| начали |свой путь|, то обнаружили заселенную землю, и, пройдя 20 лиг[27], мы натолкнулись на селение под название /50/ Кахас[28] [Cajas], с огромными сооружениями. В нем находился полководец Атабалипы с более чем 2000 воинами, и было в том селении три дома с избранными женщинами, называвшимися мамаконас. И когда мы пришли, женщин вывели на площадь, и было их более пятисот[29], и полководец отдал многих из них испанцам[30]. Полководец Инги сильно возгордился и сказал:
- Как осмелились вы делать это, когда Атабалипа находится в двадцати лигах отсюда, поскольку он не должен будет оставить ни одного живого человека из вас.
Тут же капитан Сото написал губернатору обо всем произошедшем и о высокомерии того индейца, и губернатор ответил, чтобы они терпели его высокомерие, и чтобы мы дали ему понять, что боимся его. С такими словами, скрывая свои настоящие чувства, мы привели его в Карран, где находился губернатор. И когда мы привели его в Карран, стало известным все, что касалось Атабалипы, и где он находился. И оттуда мы прошли через селение под названием Кала[31] [Cala], и через Синто [Cinto], и через Мотупе [Motupe][32], сухой и безводный край, где испытали большие страдания от жажды и трудностей пути[33].
Канья.
Мы прибыли в Канья [Caña], большое поселение, где |было| много съестного и местной одежды, каковой были заполнены подземелья. Мы вышли к большой реке, и она была огромной, из-за чего индейцы отводили все каналы от нее. Мы, не умевшие плавать, с седлами для лошадей и имевшимися пожитками пересекли ее на плотах из тыкв. В этом месте мы обнаружили несколько кастильских куриц, и все они были белыми.
Горная дорога.
Оттуда мы взяли путь в сьерру, и без единой стычки прибыли к крепости. Оттуда мы пришли к селению, что в двадцати лигах от Кашамальки [Caxamalca], где пробыли двадцать дней.
/51/
Сообщение Атабалипы.
Оттуда капитан Атабалипы запросил разрешение, чтобы мы прошагали [trangimos] из Кашас [Caxas], чтобы пройти в Кашамальку, дабы увидеться с Атабалипой, и |он сказал|, что вернется через восемь дней. Он вернулся в указанный срок, как и сказал, и встретил нас в восьми лигах от Кашамальки, и принес подарок губернатору, посланный ему Атабалипой, находившемуся в купальнях в одной лиге от Кашамальки. И подарок представлял собой уток с ободранной шкурой и наполненных шерстью, которые казались похожими на приманки для охоты на стрепетов[34]. И, спросив его, что это было, тот ответил, и сказал:
- Атабалипа говорит, что подобным образом он должен со всех вас снять шкуры, если вы не вернете ему столько земли, сколько захватили у него[35].
Подарок Писарро.
Тогда губернатор послал свой подарок Атабалипе с |вестником|-индейцем |из народа| Тальан [Tallan], по имени Гуачапуро [Guachapuro]. Он послал ему венецианскую чашу, голландские рубашки и ботинки со шнуровкой, бусы, жемчужины. И пока не вернулся посланец, губернатор оставался в том месте.
Нападение.
Оттуда мы вышли[36], осторожно передвигаясь, потому что там было ущелье, куда Атабалипа хотел послать людей, чтобы они нас там убили, но он передумал делать это [dejolo de hacer], потому что Инга, шедший с нами, сказал ему:
- Не присылай |войско убить их|; пусть приходят, я всех их отдам тебе связанными, потому что они боятся меня одного, а также, потому что ты не должен убивать троих из них.
Этими троими были кузнец, и цирюльник, делавший мальчиков юношами, и Эрнандо Санчес Морильо [Hernando Sanchez Morillo], являвшийся прекрасным акробатом. А так как Инга знал всех нас, он это сказал.
Кахамарка.
Так что прибыли мы в Кашамальку[37] в пятницу, в полдень, Атабалипа же находился в купальнях в одной лиге оттуда.
/52/
Посольство Сото и Эрнандо.
Затем в тот же день губернатор отправил капитана Сото с 20 всадниками нанести визит Атабалипе, и он вошел в постоялые дворы, где тот находился, и там он пробыл до самого позднего часа, и, когда губернатор стал подозревать, что они погибли, тогда выступил (sic) пошел Эрнандо Писарро с пешими и всадниками разузнать о произошедшем; я же отправился с ним. И когда мы прибыли, капитан Сото находился с приведенными с собою людьми. И сказал ему Эрнандо Писарро:
- Что |все это время тут| делает Ваша милость.
И он ответил ему:
- Меня тут держат, сказав: «Вот-вот уже выйдет Атабалипа (расположившийся в своем постоялом дворе)», – но он не выходит.
Эрнандо Писарро сказал толмачу:
- Скажи ему, пусть выходит.
И посланник вернулся, и сказал, чтобы обождали, что он тут же выйдет.
И тогда сказал Эрнандо Писарро:
- Скажи ему, собаке, чтобы сейчас же выходил.
И один Инга, приходивший в Майшикавильку[38] [Maixicavilca] шпионом в облачении тальанцев [habito de tallan], которого Эрнандо Писарро, не ведая, что тот был шпионом Атабалипы, ударил скамейкой-дуо [con un duho], чем ранил его в голову, вошел, и сказал Атабалипе:
- Выходи сейчас же, так как здесь находится тот злой человек, что разбил мне голову в Майшикавильке.
Атауальпа.
И тогда Атабалипа вышел с двумя золотыми вазочками, наполненными чичей, и дал одну Эрнандо Писарро, а другую выпил сам, а затем взял две серебряных вазы, и одну дал капитану Сото, а другую выпил сам, и тогда сказал ему Эрнандо Писарро через толмача[39].
Речь Эрнандо.
- Скажи Атабалипе, что между мной и капитаном Сото нет разницы, что оба мы капитаны Короля, и чтобы осуществить то, что нам приказывает Король, мы оставили свои земли, и пришли, дабы заставить |вас| уразуметь дела веры.
И там, в Кашамальке они вели беседу с Атабалипой так |долго|, что наступил следующий день, каковым была суббота.
/53/
Лошадь де Сото.
Вокруг того места расположилось более сорока тысяч индейцев-воинов в своих ротах, и много главных правителей со всего края. И, прощаясь, Эрнандо де Сото ударил ногами лошадь, |и помчался| туда, где находилась первая рота людей, и убежали индейцы, и даже некоторые попадали друг на друга. И когда мы пришли в Кашамальку, Атабалипа приказал убить 300 индейцев из-за их бегства, потому что на следующий день после битвы, мы обнаружили их мертвыми. Он убил их, из-за того, что они убегали от лошади.
Кортеж Атабалипы.
На следующий день, в субботу, пришел в Кашамальку Атабалипа со всеми своими людьми, построенными в ряды, и в той одной лиге |от нас| он задержался, пока не наступило полтора часа по полудню. Он вел с собой 600 индейцев[40] в бело-красных ливреях, похожих на шахматы, они шли впереди, дабы расчищать дорогу от камней и сухой травы.
Посланник Писарро.
Когда губернатор увидел, что он настолько запаздывает, и что |солнце| было высоко [que avia hecho alto], то отправил Эрнандо де Альдану [Hernando de Aldana], знавшего язык, чтобы поговорить с ним, дабы он пришел раньше, чем настанет совсем поздний час, и Альдана переговорил с ним. Затем он начал шествие.
Боевая подготовка.
В Кашамальке было десять улиц, выходивших на площадь, и у каждого начала улицы губернатор поставил восемь человек, но у некоторых - меньше, из-за малого числа людей у него имевшихся, а всадники разделились по трем гальпонам, в одном – Эрнандо Писарро со своей командой[41], в другом – Эрнандо де Сото со своей[42], а в еще одном – Себастьян де Беналькасар со своей[43], - все с подвязанными к лошадям ремнями в колокольчиках [con pretales de cascabeles], губернатор же расположился в крепости[44] с 24 людьми на страже [con 24 hombres de guarda][45]. Всего нас было 160 человек: 60 всадников и 100 пеших.
/54/
Западня.
У губернатора был помост, куда должен был бы сесть Атабалипа, с которым договорились с помощью добрых слов, чтобы его разместили внутри, и после того, как он приказал бы своим людям, чтобы они ушли на места своего постоя, поскольку губернатор боялся попасться в руки, из-за стольких людей |у Атабалипы| и столь малого числа у нас. А |ведь| у них было более сорока тысяч индейцев-воинов, и среди них много правителей.
Приход Атабалипы.
Когда Атабалипа вошел на площадь Кашамальки и не увидел ни одного христианина, он спросил Ингу, пришедшего с нами из Машикавильки [Maxicavilca] и Каррана:
- Куда подевались эти бородачи?
Тот ему ответил:
- Они спрятались.
И сказал, чтобы он сошел с носилок, на которых прибыл, но тот не захотел этого сделать.
Вальверде и Атауальпа.
И тогда вместе с толмачом вышел поговорить с ним брат Висенте де Вальверде [fr. Vicente de Valverde]. И он попытался дать ему понять цель, с которой мы пришли, и что по повелению Папы [mandado del Papa] правящим сыном, капитаном христианства был Наш Сеньор Император. И когда он говорил ему слова Святого Евангелия, Атабалипа сказал ему:
- Кто это говорит?
И он ответил:
- Бог это говорит.
И Атабалипа сказал:
- Как это говорит Бог?
И монах Висенте сказал ему:
- Посмотри на них |на страницы|, здесь записано.
И тогда он показал ему раскрытый молитвенник [un Breviario], и Атабалипа попросил его у него, и он вышвырнул его, как бросают диск, после того, как увидел его, говоря:
- Эа, эа, никто не ускользнет.
И индейцы подняли такой большой крик, говоря «О, Инга!», что значит «да будет сделано так!». И воинственный крик навел много страху. И тогда вернулся монах Висенте, и поднялся туда, где находился губернатор:
- Что делает Ваша милость? Ведь Атабалипа оказался Люцифером [Lucifer].
/55/
Атака.
И тогда губернатор разделся, взял куртку с доспехами, и меч, и овальный кожаный щит, и шлем с забралом, и с 24 теми из нас, кто находился с ним, мы вышли на площадь, и пошли направо к паланкину Атабалипы, прокладывая дорогу сквозь толпу. И когда мы оказались возле него, уже стягивая с паланкина, выскочили всадники, с ремнями в колокольчиках, и напали на них; а так как индейцы убегали, то на улицах им перекрыли выход, преградив путь полотном на стропилах, но его сравняли с землей. И там, и на площади попадало столько человек друг на друга, что многие задохнулись, и из восьми тысяч индейцев, умерших там, более половины [mas de las dos partes] погибло именно таким образом. Преследование индейцев продолжалось тем вечером более полулиги.
Плененный Атавальпа.
Атабалипу разместили в крепости, и он спросил, если он выйдет, убьют ли его, на что ему ответили, что нет, потому что христиане с тем порывом убивали |только во время битвы|, но после нее нет, и намекнули ему, что он уйдет в Кито, в оставленный для него отцом край, и за это он приказал наполнить золотом одно боио.
Заговор.
И потому он отправил вестников из Кашамальки за ним, и его принесли, и после того, как было предоставлено золото, сказали, что он созывал народ [hacia gente] у реки Лаванто [Lavanto], и там он собирал их, чтобы убить христиан. Но губернатор отправил Сото к реке Лаванто, чтобы посмотреть, правда ли это; я отправился с ним. Но ничего такого не было, если не считать индейцев Шаушы [Xauxa], врагов Атабалипы, восставших против него.
Поход в Пачакама.
В это время губернатор отправил Эрнандо Писарро в Пачакама с семнадцатью людьми; я пошел с ним. И оттуда мы вернулись в Шаушу, и привели Чалькочиму [Chalcochima], и вернулись в Кашамальку.
/56/
Альмагро.
Там мы встретились с Диего де Альмагро[46], пришедшим с людьми из Панамы, коих было много. И из тех, что с ним пришли, живы сейчас Мансио Серра, и Хуан Монедеро, и Хуан Роньо в Гуаманге [Mancio Serra, y un Juan Monedero, y Juan Roño], но никого больше.
Судебный процесс над Атауальпой.
А затем чиновники Короля потребовали у губернатора, чтобы он убил Атабалипу, потому что если бы он был жив, Король потерял бы много денег, ибо индеец бы очень воинственным [porque si ael vivaia, el Rey perderaia mucha cantidad de moneda por serIndio tan velicoso], и потому убили Атабалипу.
Поход в Куско.
После казни, мы вышли из Кашамальки, и пришли в Гуамачуло [47][Guamachulo], что в двенадцати лигах оттуда, и в трех лигах от Андамарки, где убили Гуалькара Ингу[48] [Gualcar Inga]. Оттуда мы пришли в Гуаликаль [Gualycal], и оттуда – в Бомбон [Bombón], - все это без столкновений с индейцами. А из Бомбона в Шаушу пришел Диего де Альмагро с людьми, где дал бой индейцам.
Шауша.
Затем мы, все остальные люди с губернатором, прибыли в Шаушу, где пробыли определенное время, пока губернатор не послал Эрнандо де Сото с сорока всадниками разведать дорогу, чтобы проследовать в Куско; я пошел с ним, и мы шли до Вилькаса [Vilcas], где находились полководцы Атабалипы со многими воинами.
Вилькас.
Воины ушли на охоту с облавой [hacer un chaco] и оставили в Вилькас палатки, и женщин, и нескольких индейцев, и мы их одолели, и завладели всем тем, что там было к четырем часам утра, когда мы вошли в Вилькас, поняв, что нет других людей, кроме имевшихся там; и к рассветному часу, когда индейцев таки оповестили, они пришли через самое узкое место и напали на нас, а мы на них, и из-за столь узкого места скорее индейцы победили нас, чем мы их. Хотя там отличились [se señalaron] некоторые испанцы, как, например, капитан Сото, и Родриго Оргоньес, и Хуан Писарро де Орельяна, и Хуан де Панкорво [Soto y Rodrigo Orgóñez, y Juan Pizarro de Orellana y Juan de Pancorvo], и другие, отбившие высоту у индейцев, и они долго защищались. В этот день индейцы убили белую лошадь у Алонсо Табуйо [Alonso Tabuyo]. Нас вынудили вернуться на площадь Вилькаса, и той ночью мы все были при оружии. На следующий день пришли с большим криком индейцы, и они несли знамена, сделанные из гривы и хвоста убитой ими белой лошади. Мы вынуждены были отпустить пленников из женщин, и индейцев, несших наши пожитки, и тогда они отступили.
/57/
Искушение Сото.
Капитан Сото решил посоветоваться, не подождать ли нам там губернатора, который уже оставил в Шауше казначея Рикельме [Tesorero Riquelme] с людьми, а губернатор и Диего де Альмагро шли по дороге вслед за нами, и были мнения, чтобы там мы подождали губернатора и Диего де Альмагро, но некоторые, как например, Родриго Оргоньес, Эрнандо де Торо, Хуан Писарро де Орельяна и другие смельчаки говорили, что, так как мы уже справились с трудностями, то справимся с тем, чтобы войти в Куско без шедшей позади подмоги, и так мы шли без столкновений с индейцами, которые причинили бы нам ущерб, и пересекли реки Вилькас, Абанкай и Апосима [49][Avancay y Apócima] – все вплавь, верхом на лошадях, пока не добрались до Лиматамбо [Limatambo], что в семи лигах от города Куско [Cuzco], и там пробыли два дня.
Посланник с мирными предложениями.
Воины индейцев находились в Вилькаконге [Vilcaconga], в одной лиге дальше от Лиматамбо [Limatambo], и в тот день от своего касика пришли два индейца-воина, принадлежавших к роте из Тарамы [Tarama]. Дело в том, что их касик хотел перейти на службу к христианам с тремястами индейцами-воинами, кои были у него расположены на вершине горы. И они сказали, что это |предложение| возникло из-за разногласия, имевшегося |у него| с полководцами Атабалипы, и казалось, что они пришли шпионить, но они и на самом деле являлись такими, как стало очевидно позже, и капитан приказал отрезать им |…|[50] [y en efecto no lo eran segun despues parecio, y el capitan les mando cortar][51] , и отправил их так.
/58/
Вилькаконга.
На следующий день мы пошли по склону вверх, и посредине склона, где образуется небольшое ровное местечко, пересекаемое ручейком, еще до того, как мы достигли этой площадки, индейцы напали на нас, забросав камнями, так что из нас, 40 всадников, 5 было убито. Погибшими были Эрнандо де Торо, Мигель Руис, Франсиско Мартин, Маркина и Хуан Алонсо [Hernando de Toro y Miguel Ruiz y Francisco Martin y Marquina y Juan Alonso], и поранили 17, и те, что нанесли нам наибольший урон, были именно теми тремястами индейцами, которые хотели прийти к нам с миром, потому что об этом достоверно узнали; и той ночью мы испытали много страданий, из-за того, что шел снег, и от холода очень стонали раненые. А индейцы (те, что окружили нас и развели вокруг огни) говорили нам:
- Мы не хотим убивать вас ночью, а только днем, и мы отдохнем вместе с вами.
Труба Алькончеля.
И в полночь в Лиматамбо заиграла труба Алькончеля[52] [la trompeta de Alconchel], и, услышав ее, мы воспрянули духом, да так, что перебили индейцев, и они, также непременно слышавшие трубу, полагая, что это шла наша подмога, тут же загасили огни и ушли в Куско, и была такая темень, что не было видно, как снялся с места их лагерь, а только слышали это.
Подкрепление.
Затем прибыл Диего де Альмагро с двадцатью всадниками, а на другой день пришел губернатор с остальными людьми, и мы шли со своими ранеными, когда посреди склона он вышел к нам.
Чильче [Chilche]
/59/ Чуче[53] [Chuche], который ныне является касиком Йулы [Yula], с тремя индейцами |народа| Каньяри[54] [cañares], спросил:
- Кто тут полководец у христиан?
И ему показали на губернатора. И он сказал:
- Я иду к тебе служить, и не отрекусь от христиан до самой смерти.
И так он делал до нынешнего дня.
Манго Инга.
Затем по тому же склону спустился Манго Инка [Mango Inca] с другими двумя или тремя орехонами, и он носил накидку и рубаху из желтого хлопка, и Чильче сказал губернатору:
- Это сын Гуайнава [Guaynava], бежавший от полководцев Атабалипы.
И так мы шли в Куско, и за половину лиги до прибытия туда индейцы устроили нам серьезную битву, и от броска эстоликой[55] пробили голень Родриго де Чавесу [Rodrigo de Chavez], и убили его коня.
Вступление в Куско.
Наконец мы вошли в Куско. К христианам присоединились индейцы Каньярес и Чачапояс[56] [Chachapoyas], коих было приблизительно по пятьдесят человек. Мы вошли в город Куско, где к нам сразу же пришли несколько индейцев с мирными предложениями. В Куско было обнаружено огромное количество серебра, но не золота, хотя золота также было много. Там были огромные склады снаряжения для солдат: копья, луки, дубинки, стрелы; были строения [galpones][57], заполненные канатами толщиной и с бедро, и с палец, с помощью которых волочили камни для построек; были строения, заполненные медными кирками, связанными по десять штук, предназначавшимися для рудников; были крупные склады разнообразной одежды, и хранилища коки и перца [coca y agi], и хранилища индейцев с содранной кожей [depositos de indios desollados][58].
Храм Солнца.
Мы вошли в дома Солнца[59], и сказал Вильаома[60] [Villaoma], являвшийся кем-то вроде жреца в их вере:
- Как вы входите сюда? Ведь сюда должен входить тот, кто должен был сначала поститься один год, и должен входить с ношей и босой.
Но, не взирая на то, что он сказал, мы вошли внутрь.
Посвящение.
О многих вещах я мог бы рассказать, но оставлю, чтобы не быть многословным; то, что я здесь написал, произошло в действительности, и нет во всем это ни слова лжи. Ваше сиятельство получит это от слуги Вашего сиятельства.
Завершено 5 апреля 1571 года. - Высокочтимейший сеньор B.L.P. В|ашему| с|иятельству| [B. L. P. a V. E.], ваш покорный слуга [su criado y servidor],
Диего де Трухильо [Diego de Trujillo].
[1] Франси́ско Писа́рро-и-Гонсалес (исп. Francisco Pizarro y González, ок. 1475 —
[2] Эрнандо Писарро и де Варгас (исп. Hernando Pizarro y de Vargas; точные годы жизни не известны, в различных источниках год рождения указан между 1478 и 1538, а год смерти между 1578 и 1608) — испанский конкистадор, один из братьев Писарро, завоевавших Перу. Родился в городе Трухильо в Испании. сводный брат Франсиско Писарро, законнорожденный и старший сын у дона Гонсало.
[3] 250 человек называет и Кристобаль де Мена, уточняя, что в их числе были 80 всадников.
[4] Кристобаль де Мена ошибочно указал на 15 дней пути к Сан-Матео, но не сообщил о 10 днях пребывания в бухте.
[5] Ныне реки Бахос-де-Кохимиес.
[6] Квартильо (мера сыпучих тел ≈
[7] Название «камоте» происходит из мексиканского языка науатль - «camotli».
[8] Высокие горы Куаке.
[9] У Сьесы де Леона: «Они носят связанные в крупные нити бусы из маленьких косточек, белых и цветных, называющиеся Чакира».
[10] Педро де Сьеса де Леон в «Хронике Перу. Часть первая» (1553) писал: «Есть у этих индейцев много рыбных мест, где ловится много рыбы. Среди них встречается одна, называемая Бонитос [макрель, тунец?], скверного характера, поскольку у съевшего ее она вызывает лихорадку и прочие несчастья. А еще на большей части этого побережья у людей растут алые бородавки величиной с орехи[10], и образуются они у них на лице, на носу и в других местах, создавая омерзительное уродство на лицах. Полагают, что это зло происходит от съедания какой-то рыбы. Как бы там ни было – это следы болезней того побережья. И не только среди индейцев, но и среди испанцев было много таких, у кого были [на лице] эти бородавки».
[11] Себастьян де Белалькасар (Sebastián de Belalcázar; наст. фамилия Мойано; ок. 1480, Белалькасар, провинция Кордова—1550, Картахена, Колумбия) — испанский конкистадор, прославившийся покорением Эквадора, Никарагуа и юга-запада Колумбии. Основатель городов Гуаякиль (Эквадор) и Попаян (Колумбия). Организовал первую экспедицию для поисков мифического Эльдорадо.
[12] Об изумрудах писал Сьеса де Леон: «А в других краях и в этой области, как я расскажу в этой истории, утверждают, что у правителя [селения] Манта [Manta] есть или был один изумруд, величины огромной и очень дорогой, который его предки очень любили и почитали. В определённые дни они выставляли его на [всеобщее] обозрение, поклонялись ему и почитали его, как если бы в нем пребывало некое божество[12]. А если какому-либо индейцу или индианке становилось плохо, [то] после совершения своих жертвоприношений, они шли с молитвой к камню, которому, утверждают, они совершали подношение из других камней, давая понять жрецу, говорившему с дьяволом, чтобы здоровье восстановилось с помощью тех приношений. А их потом (в свою очередь) касик и другие представители дьявола присваивали себе, поскольку из многих внутренних краев приходили больные в селение Манта, чтобы совершить жертвоприношения и поднести свои дары. И это подтверждали мне некоторые испанцы, первыми обнаружившие это королевство, нашедшие огромные богатства в этом селении Манта, и [говорившие], что оно всегда приносит больше [дохода], чем его окрестности, тем, кого они [индейцы] считают своими правителями или обладателями энкомьенды [энкомендеро]. И говорят, что этот камень такой большой и такой дорогой, что никогда они не хотели о нем говорить, невзирая на то, что правителям и начальникам изрядно угрожали, и они даже никогда не скажут, во что они верят, даже если их убьют всех, - таким было благоговение перед камнем».
[13] Лукума — (лат. Pouteria lucuma) — плодовое дерево семейства Сапотовые — небольшое вечнозелёное дерево высотой 8-
[14] Хризофиллум.
[15] О мысе Санта-Елена и о костях гигантов пишет Сьеса де Леон. Речь на самом деле идет об окаменелых остатках позвоночных.
[16] Дословно с испанского «лиман».
[17] Эрнандо де Сото (исп. Hernando de Soto, ок. 1498 —
[18] Кристобаль де Мена сообщал о том, что испанцы пробыли на Пуне 4 или 5 месяцев, и погибло там восемь или десять человек.
[19] Каменные глыбы.
[20] Ходоко Рике или Йоос Рийке ван Марселаер (1498-1578, бельг. Joos Rijcke van Marselaer) – францисканский монах из Фландрии.
[21] В Тумбесе по словам Кристобаля де Мены испанцы пробыли 2-3 месяца.
[22] Дословно «солнцепек».
[23] У Сьесы де Леона: «Королевская дорога Инков проходит через эти долины среди деревьев и прочих очень приятных, прохладных [мест]. Выйдя из Солана прибываешь в Поэчос [Poechos], хотя некоторые называют его Майкавилька [Maycavilca], поскольку долиной владела один знатный человек или правитель, называемый этим именем. Эта долина была очень хорошо заселена, и, определенно, это должно было быть примечательным делом, и там жило много людей, о чём можно судить, глядя на их огромные и многочисленные сооружения. Они хоть и разрушены, но по ним видно, что правда то, что о них говорят; и как сильно почитали их короли Инки, ведь в этой долине у них были королевские дворцы, и другие постоялые дворы и склады, - со временем и от войн все это было уничтожено, да так, что не видно, для чего создавалось то, о чем говорится; другое примечательное дело – множество очень крупных гробниц для усопших. И видно, что будь они живы, все поля, имеющиеся в долине, были бы засеяны и обработаны. Двумя дневными переходами дальше от Поэчос лежит широкая и большая долина Пьюра [Piura], где соединяются две или три реки, что и является причиной того, почему долина так широка; в ней и был основан и возведен город Сант-Мигель».
[24] Речь идет о селении Сант-Мигель.
[25] Именно в Тангарара испанцы узнали об Атабалипе (по словам Кристобаля де Мены), воевавшем со своим братом. Франсиско Писарро вышел из Тангарары с 60 всадниками и 90 пешими.
[26] Или Каран, или Гарран.
[27] Этот путь занял трехдневный переход.
[28] Точнее, Кашас.
[29] Они готовили вино и одежду для воинов Инки.
[30] Кристобаль де Мена сообщал о том, что местный курака, а не полководец дал женщин (4 или 5) в помощь для приготовления пищи, т.е. в качестве служанок, и его версия выглядит правдоподобнее. Полководец Инки прибыл позже.
[31] Или Эала.
[32] Детальнее об этих долинах и дороге пишет Сьеса де Леон.
[33] Путь занял, по словам Кристобаля де Мены, 5 дневных переходов, и в течение двух дней не было воды.
[34] Птица Otis tetrax.
[35] На самом деле полководец принес еще две глиняных игрушечных крепости, тем самым желая сказать, что впереди христиан ждали такие, но настоящие.
[36] Через два дня после отправки подарков к Атавальпе.
[37] Город был практически пуст. В нем оставалось 400 или 500 индейцев, охранявших дома Инки с многочисленными женщинами.
[38] Или: Марикавилька [Maricavilca].
[39] Это лишь один из эпизодов встречи Атавальпы и испанцев, более подробно об этом пишет Кристобаль де Мена.
[40] У Кристобаля де Мены: 400 человек.
[41] 14 или 15 всадников.
[42] 15 или 16 всадников.
[43] Тоже около 14 или 16 всадников.
[44] Франсиско Писарро занял некое центральное здание, а крепость наверху занял Педро де Кандия с 8-9 стрелками и 4 артилерийскими орудиями.
[45] Из 24 двое или трое были всадниками.
[46] Диего де Альмагро Старший (исп. Diego de Almagro; ок. 1475, Альмагро, Испания —
[47] Правильнее, Вамачуко.
[48] Васкар Инка.
[49] Апуримак.
[50] Лакуна в тексте оригинала.
[51] В оригинале это место, по всей видимости, испорчено. Поскольку сказано так: «но на самом деле они не являлись такими, как стало очевидно позже, и капитан приказал им отрезать».
[52] Речь идет о Педро из Алькончеля, по прозвищу Труба.
[53] Или: Чильче [Chilche].
[54] Каньяри (исп. Cañari) — южноамериканское индейское племя в южно-центральной части Эквадора. Каньяри были подчинены инками в результате завоевательных походов Вайна Капака, при этом многие тысячи каньяри были убиты. Впоследствии стали личными телохранителями императора инков.
[55] Бросатель, или эстолика — деревянная палка длиной примерно фута (ок.
[56] Чачапойя — доколумбова культура, существовавшая в Перу примерно в 900—1470 гг. н. э. Находилась на плато на территории современного департамента Амаcонас. Жители данной культуры создали множество монументальных каменных памятников: Куэлап, Гран-Пахатен, Лагуна-де-лос-Кондорес и др., а также большое количество саркофагов и мавзолеев в труднодоступных местах. Завоеваны инками и включены в состав империи. Чачапойцы были хорошими воинами, и потому их очень уважали правители инков.
[57] Букв. «гальпон», деревянное строение без окон, барак. На самом деле инкские строения, именовавшиеся «гальпонами», были огромных размеров. Как указывает историк Инка Гарсиласо де ла Вега (1609): «Слово гальпон не из всеобщего языка Перу (то есть кечуа); должно быть, оно [пришло] с островов Барловенто (Канарских островов): испанцы ввели его вместе со многими другими словами. Оно означает большой зал. Короли инки имели столь огромные залы, что они служили ареной для празднеств в период дождливой погоды, когда празднества нельзя было устраивать на площадях; и на этом хватит замечаний».
[58] Речь идет о набитой соломой или надутой воздухом коже, содранной с пленников. Такие «чучела» людей хранились и выставлялись инками в качестве военных трофеев.
[59] Храм Кориканча (кечуа Qurikancha, букв. «Золотой храм», изначально кечуа Intikancha, букв. «Храм солнца») был важнейшим храмом Империи Инков, сооружённым в
[60] Верховный жрец у инков в Куско.
Трухильо-и-Паэс, Диего де.
Доклад об открытии королевства Перу / под ред. А. Скромницкого. — К.: Blok.NOT, 2011. — 23 с.
ISBN 978-966-XXXX-XX-X
Книга рассчитана на студентов, аспирантов и преподавателей исторических факультетов, а также всех тех, кто интересуется доколумбовыми цивилизациями, в частности инками.
ISBN 978-966-XXXX-XX-X
© А. Скромницкий, 2011, Перевод, вступление, редактирование, оформление, комментарии
© В. Талах, 2011, Редактирование, комментарии
Перевод осуществлен по книге:
Raul Porras Barrenechea. Una relacion inedita de la conquista: la cronica de Diego de Trujillo. - Lima: Instituto Raul Porras Barrenechea, 1970. - pp. 41-60.
А.Скромницкий, 2011, Украина, Киев,
http://bloknot.info, creos@narod.ru
Материал прислал: А.Скромницкий