Война

Глава 6

Война (яойотль) была у ацтеков таким важным дело» и занимала такое большое место в структуре их обществ и жизни государства, что кажется необходимым посвятить ей отдельную главу.

Мы уже видели, как они понимали природу войны, а также религиозный и мифический смысл, который в нее вкладывали. Священная война была огромным (космическим) долгом: ее обозначали двойным значком атлтлачинолли («вода», или «кровь», и «конфликт»), который, словно навязчивая идея, неустанно повторяется на всех барельефах теокалли Священной Войны. С начала сотворения мира люди, разжигая войну, как бы выполняли волю богов.

Согласно легенде, Четыреста Заоблачных Змеев (Сенцон Мимицкоа, северные звезды), которые были созданы высшими богами для того, чтобы они обеспечивали солнце едой и питьем, перестали выполнять свой долг. «Они добыли ягуара и не отдали его солнцу. Они нарядились в перья и улеглись спать в своих нарядах; они спали с женщинами и напились допьяна вином циуактли». И солнце заговорило с людьми, которые родились после Мимицкоа, и сказало им: «Сыновья мои, теперь вы должны уничто­жить Четыреста Заоблачных Змеев, так как они не дают ничего ни нашему отцу, ни нашей матери»... и так нача­лась война.

Но наряду с мифо-религиозным аспектом у войны была еще одна сторона: она была средством, при помощи кото­рого города с имперскими амбициями осуществляли свои завоевания, и как таковое она приобрела оправдательно-законное основание. Официальная версия объединения трех городов: Мехико, Тецкоко и Тлакопана — основыва­лась на двух псевдоисторических утверждениях. Первое состояло в том, что эти три династии по праву были пре­емниками тольтеков, которые правили всей территорией Центральной Мексики. И в то же самое время благодаря правящей династии Тецкоко, которая была потомками чичимеков-завоевателей, они обладали властью над всей страной. «Три правителя считали себя владыками и хозя­евами над всеми другими, утверждая, что они имеют пра­ва на всю страну, ранее принадлежавшую тольтекам, чьи­ми наследниками и преемниками они были, а также право на новое завоевание земель при помощи великого чичимека Шолотля, их предка». С этой точки зрения любой город, который имел независимость и хотел сохранить ее, считал­ся мятежным.

На деле, для того чтобы напасть на город или провин­цию, необходим был повод, casus belli. Обычно он появ­лялся в результате нападений на путешествующих почтека, торговцев. Если их грабили, отнимали у них товары или, возможно, даже убивали, то вооруженные силы им­перии были готовы немедленно отомстить за них. Доку­менты ясно констатируют, что отказ торговать или нару­шение коммерческих отношений считалось равносильным объявлению войны. Иштлильшочитль оправдывает такие действия центральных городов, причиной которых было то, что другие «не согласились поддерживать торговые или иные связи с нашим народом».

Мексиканцы отправились на завоевание Текуантепекского перешейка после того, как жители нескольких горо­дов этого региона убили почти всех людей одного торго­вого каравана. Причиной войны между Мехико и соседним городом Койоаканом был разрыв традиционных торговых отношений. «Мексиканские женщины отправи­лись в Койоакан, чтобы продавать там рыбу, лягушек и уток. По дороге туда стражи, поставленные на дорогах, отняли у них все, что они несли. Они вернулись назад в Теночтитлан, рыдая и стеная...» После такого оскорбления мексиканки больше не ходили на рынок в Койоакане; и правитель этого города, видя это, обратился к своим са­новникам и сказал им: «Братья, вы видите, что мексикан­ские женщины больше не приходят на наш рынок. Это, несомненно, из-за обид, которые мы им причинили. Да­вайте же приготовим наше оружие, щиты и мечи... так как скоро мы увидим идущих сюда под знаменем орла и тигра мексиканцев».

Существовали и другие casus belli. Правитель, который собрал свой совет для принятия окончательного решения, должен был выдвинуть причины, оправдывающие, по его мнению, военную экспедицию. «Если все было из-за убий­ства купцов, то совет считал, что это хорошая причина и справедливый повод, имея в виду, что торговля и бизнес являются естественным правом людей, как гостеприим­ство и радушный прием для путешественников, и что вполне законно начать войну против тех, кто не соблюда­ет это правило. Если дело было в убийстве гонца или пра­витель выдвигал какую-нибудь другую незначительную причину, совет вопрошал его целых три раза: «Почему ты хочешь начать войну?», желая этим сказать, что это — ни справедливая, ни достаточная на то причина. Но если пра­витель созывал их несколько раз, то совет в конце концов уступал».

Если судить по мексиканским хроникам, некоторые войны разразились исключительно по политическим причинам, то есть из-за того, что один город не доверял действиям другого и решал напасть с целью обороны. Жители Ацкапотсалько объявили Теночтитлану войну на следующий день после избрания Ицкоатля «из-за нена­висти к мексиканцам, которая наполняла их сердца», и, несомненно, боясь того, что новый монарх поведет свое племя по пути завоеваний, они решились подавить эту угрозу в зародыше и уничтожить мексиканцев.

Пятьдесят лет спустя император Ашайакатль решил напасть на город Тлателолько, родственный Мехико, так как его убедили, что его правитель пытался заключить тай­ный союз с соседними городами, чтобы при первой воз­можности начать войну с Теночтитланом. Когда напряженность отношений и недоверие между городами достиг­ли высокой степени, самый ничтожный инцидент мог при­вести к взрыву конфликта. В сущности, война между ними началась из-за брани торговок на рынке в Тлателолько.

Но вообще-то говоря, война, сами военные действия начинались только после длительных и тягостных перего­воров. Когда правитель города Ацкапотсалько, решив уничтожить ацтеков, начал военные действия, выдвинув свои передовые посты к окраинам города, несколько мек­сиканских посольств все еще имели возможность пересечь с разрешения противника границу и предпринять попыт­ку вести переговоры о мире.

Эти переговоры потерпели неудачу из-за решимости жителей Ацкапотсалько разделаться с этим опасным пле­менем, но до самого конца приход и уход посланников и их беседы с вражеским правителем были обставлены с тра­диционными церемониями. По крайней мере, когда выяс­нилось, что не осталось никакой возможности сохранить мир, атемпанекатлю Тлакаэлельцину было поручено от­правиться с последним посольством к правителю Ацкапот­салько. Атемпанекатль Тлакаэлельцин принес ему в пода­рок плащ, корону из перьев и несколько стрел. Вражеский правитель поблагодарил за подарки и попросил передать свою благодарность Ицкоатлю. Затем он подарил ему щит, меч и великолепные воинские доспехи, «желая сделать все возможное, чтобы тот вернулся назад целым и невреди­мым». Все это происходило в соответствии с правилами учтивого рыцарского церемониала, которые требовали, чтобы враги, собирающиеся вступить в бой, обращались друг с другом со всем уважением.

В то время, когда союз трех городов находился в са­мом расцвете, скрупулезно соблюдались все сложные правила перед вступлением в боевые действия. В основе такого подхода лежала следующая позиция: город, кото­рый они намеревались включить в состав империи, на самом деле уже принадлежал ей по некоему праву — эта официальная позиция была уже упомянута ранее, и если город принимал ее, соглашался подчиниться без борьбы, то тогда от него даже не требовали платить дань: обычно было достаточно добровольного «дара», и мексикан­цы даже не посылали государственного чиновника, что­бы ее собирать. Все в таком случае основывалось на дру­жеской договоренности.

Каждый из этих трех городов имел своих собственных послов, которые по очереди играли каждый свою роль в процессуальных действиях, целью которых было заста­вить данную провинцию покориться без войны.

Сначала послы Теночтитлана, куаукуауночцин, пред­ставлялись властям данной провинции. В особенности они обращались к старейшинам, подробно описывая невзгоды, которые порождает война. Не будет ли гораздо проще, во­прошали они, если ваш монарх примет «дружбу и защиту империи»? И всего-то требовалось, чтобы правитель дал свое слово «никогда не быть врагом империи, разрешать торговцам и их людям приезжать и уезжать, покупать и про­давать».

Послы также просили, чтобы правитель принял в свой храм образ Уицилопочтли и отвел ему там равное место с величайшим из местных богов, а также чтобы он при­слал в Мехико подарок в виде золота, драгоценных кам­ней, перьев и плащей. Прежде чем ретироваться, послы дарили тем людям, с которыми они разговаривали, щиты и мечи, «с тем чтобы нельзя было бы сказать, что побе­ду над ними одержали вероломно». Затем они покидали город и отправлялись в лагерь, расположенный в каком-нибудь месте на дороге, давая жителям провинции два­дцать дней (месяц, по местному календарю) на раздумья.

Если в конце этого времени решение еще не было при­нято или город не соглашался на эти условия, прибывали послы (ачкакауцин) из Тецкоко. Они передавали правите­лю этой местности и его сановникам торжественное пре­дупреждение: если по истечении еще двадцати дней они не покорятся, правителя ждет наказание — смерть, в соответ­ствии с законом, который гласил, что его голова должна быть размозжена булавой, если только он не погибнет в бою или, оказавшись в плену, не будет принесен в жертву богам. Точно так же будут наказаны и другие рыцари его семьи и его придворные, согласно пожеланиям трех владык империи. После того как это предупреждение было передано правителю и всем знатным людям провинции, если они покорялись в течение двадцати дней, то им предписывалось ежегодно присылать трем владыкам им­перии подарки, но не очень большие; и всех их ждала ми­лость и дружба трех монархов. Если (местный) владыка от­казывался, то тогда послы немедленно окропляли его правую руку и голову некоей жидкостью, которая должна была помочь ему выдержать яростное нападение имперс­кой армии. Они водружали ему на голову пучок перьев, текпиллотль («знак благородного происхождения»), свя­занных красной кожаной ленточкой, и дарили ему множе­ство щитов, мечей и другого оружия». Потом они уходили и присоединялись к первым послам, чтобы подождать до конца второй отсрочки.

Если и этот отрезок времени из двадцати дней истекал, а «мятежный» город по-прежнему не хотел покориться, появлялось третье посольство, посланное на этот раз ца­рем Тлакопана, с тем чтобы дать последнее предупрежде­ние. Эти посланники обращались отдельно к воинам горо­да, «так как им придется нести главное бремя войны». Они давали им третью и последнюю отсрочку и ставили перед фактом: если они будут упорствовать в своем отказе сдать­ся, имперские армии опустошат их провинцию, пленные будут уведены в рабство, а город будет низведен до подчи­ненного положения. На прощание они раздавали мечи и щиты военачальникам и воинам, а затем присоединялись к двум предыдущим посольствам.

Когда истекал последний срок из двадцати дней, этот город и империя ipso facto[10] оказывались в состоянии вой­ны. И даже тогда они ждали, если это было возможно, что­бы прорицатели указали благоприятный день для начала военных действий. Это должен был быть один из трина­дцати знаков, начинающихся, например, с се ицкуинтли («один — собака») и посвященных богу огня и солнца.

Следовательно, мексиканцы сознательно лишали себя преимущества, которое дает неожиданное нападение. Они не только оставляли своим противникам время, необходи­мое для подготовки обороны, но даже снабжали их оружи­ем, даже если его количество и было чисто символическим. Весь этот стиль поведения, эти посольства, речи и подар­ки очень ясно демонстрируют рыцарское представление о воине в Америке в те давние времена.

Также следует отдавать себе отчет в том, что в основе этого лежала та мысль, что война — это поистине кара, посланная богом, что в конечном счете именно боги реша­ют ее исход и это их решение должно быть справедливым, не искаженным с самого начала; а так оно и было бы, если бы силы были слишком неравны или если бы врага захва­тили врасплох и он не мог бы отбиваться.

В то же самое время индейцы, в которых часто можно встретить смесь идеализма и грубого здравого смысла, без колебаний применяли все военные хитрости. До начала самих военных действий они засылали на территорию про­тивника тайных агентов. Эти люди, которых называли кимичтин (буквально: мыши), носили одежду и головные уборы этого края и говорили на местном языке. С такими заданиями также посылали переодетых торговцев, и они возвращались в провинции, через которые проезжали раньше в качестве странствующих купцов.

Это были опасные задания, так как жители городов были настороже. В стране, состоящей из небольших от­дельных частей, в которых каждый был известен своим соседям и где одежда, язык и обычаи были свои в каж­дом месте, оказывалось трудно пройти незамеченным. Раскрытого шпиона, равно как и его сообщников, ожи­дала немедленная смерть. Но если, с другой стороны, шпион благополучно возвращался домой и давал точный отчет «об особенностях и слабостях той местности и о беспечности или бдительности населения», в награду он получал земли.

Военные хитрости так же широко применялись в сра­жениях. Отряды воинов могли сделать вид, что спасаются бегством, чтобы заманить врага в засаду. Ночью воины ры­ли траншеи, которые покрывали листвой или соломой; в них они прятались и выбирались из них только тогда, когда одураченный противник был не готов к их нападению. При помощи такой уловки император Ашайакатль выиграл сражение у Куапанойана и завоевал долину Толука.

Те, кого в наше время назвали бы инженерами, отве­чали за операции другого рода: в 1511 году ацтеки взяли укрепленный город Икпатепек, расположенный на вер­шине крутой горы, взобравшись по скалам при помощи лестниц, сделанных на месте. Десантно-штурмовые груп­пы на плотах совершали нападения на деревни, находя­щиеся на озерных островах. В «Кодексе Нутталь» есть картинка, изображающая такое нападение: три воина стоят в лодках, которые чуть не тонут под их весом, а под ними проплывают рыбы, крокодилы и змеи.

Основное вооружение мексиканского воина состояло из круглого щита, чималли, сделанного из дерева или тро­стника и покрытого перьями и мозаикой или металличес­кими украшениями, а также деревянного меча, маккуауитля, чьи режущие лезвия из обсидиана могли наносить ужасные раны. В качестве метательного оружия у них был лук, тлауитолли, и, главным образом, приспособление для метания копья, атлатль, при помощи которого они мета­ли дротики (митль) или копья (тлакочтли).

Некоторые племена, такие, как матлалцинки из доли­ны Толука, использовали пращу; а полудикие чинантеки с гор Оашаки имели длинные копья с каменными наконечниками. В качестве доспехов ацтекские воины носили подобие туники, набитой хлопком (ичкауипилли), и шлемы, которые были более декоративными, нежели функциональными, сделанные из дерева, перьев или бу­маги и украшенные орнаментами и плюмажами. В сума­тохе боя каждого вождя можно было отличить по флагу или эмблеме: эти драгоценные и хрупкие сооружения из тростника и перьев, драгоценных камней и золота при­креплялись им на плечи, и у каждого было свое соб­ственное название. Только те могли носить такие эмб­лемы, чей ранг и подвиги давали им на это право.

Когда намеченное сражение должно было вот-вот на­чаться, воины издавали оглушительные крики, усиленные зловещим завыванием морских раковин и пронзительным шумом костяных свистков. Эти инструменты не только поднимали боевой дух воинов, но и служили сигналами. Некоторые военачальники вешали себе на шею небольшой барабанчик и ударяли по нему, отдавая приказания. Луч­ники и копейщики первыми выпускали свои стрелы и дро­тики во врага, а затем воины с копьями и щитами броса­лись вперед, применяя во многом такие же приемы, что и древние римляне со своими pilum[11] и мечами. Но когда на­чиналась рукопашная схватка, сражение приобретало вид, совершенно не похожий ни на что известное в нашем ан­тичном мире; здесь главное было не столько убить врага, сколько захватить его в плен для жертвоприношения. Специальные люди с веревками следовали за воинами, чтобы вязать тех, кто был повержен, прежде чем они успевали прийти в сознание. Бой распадался на огромное число от­дельных поединков, в которых каждый боец не так старал­ся убить своего противника, сколько взять его живым.

Если конечной целью каждой войны являлся захват вра­га или нескольких врагов, то в общем смысл боевых дей­ствий сводился, несомненно, к тому, чтобы нанести врагу поражение. Существовало общепринятое понятие того, что включало в себя поражение: город считался поверженным и признавал это, когда наступающей армии удавалось достичь храма и сжечь святилище бога вражеского племени. Так, символом завоевания в ацтекских рукописях обычно явля­ется горящий храм с воткнутой в него стрелой.

Взятие храма было поражением местного бога и по­бедой Уицилопочтли. С этого самого момента, когда за­говорили боги, все дальнейшее сопротивление станови­лось бесполезным. Поражение носило символический характер и отражало решение, принятое не людьми, а на более высоком уровне — принятое на самом деле бога­ми. Война мексиканцев поэтому не была похожа на то­тальные войны, которые наша цивилизация сделала та­кими смертоносными. В намерения ацтеков входило не заставить врага сдаться, разоряя их страну и убивая на­селение, а заставить провозгласить волю Уицилопочтли.

Как только его воля становилась очевидной всем, война теряла дальнейший смысл. Тем, кто осмеливался оказы­вать империи сопротивление, то есть сопротивляться им­перскому богу, не оставалось ничего иного, как признать свою ошибку и попытаться добиться наименее тяжелых для себя условий.

Ведь война, которая начиналась с переговоров, перего­ворами и заканчивалась. В то время как пламя уничтожа­ло святилище, на самом поле боя, на улицах захваченного города вражеская делегация начинала переговоры с мекси­канцами. Бой прекращался, и во время этого краткого перемирия, этого зыбкого затишья начинался удивительный торг. В сущности, побежденные говорили: «Мы были не правы. Мы признаем свою ошибку. Пощадите нас. Мы просим принять нас под защиту ваших богов и императо­ра. Вот что мы предлагаем...» И посланцы вручали пере­чень продуктов питания, товаров, драгоценностей и услуг, которые они предлагали в качестве дани победителям.

Обычно победители отвечали, что этого им недостаточ­но. «Нет, милости не ждите... Наряду с этим вы должны каждые десять дней посылать нам людей, чтобы они слу­жили по очереди в наших дворцах...» Они торговались. Проигравшие обычно немного уступали. «Мы отдадим вам наши территории до Течко», — говорили побежденные чалька. Наконец, ацтеки говорили: «Тщательно взвесьте ваши обещания. Не приходите к нам в другой раз и не го­ворите, что вы никогда не давали таких обещаний». Коро­че говоря, это было соглашение между победителями и по­бежденными, которое связывало их вместе.

Идея, лежавшая в основе этих переговоров, состояла в том, что победитель, как любимец богов и их орудие, имел все права. Если бы он пожелал, он мог уничтожить захва­ченный город, увести всех его жителей или жестоко рас­правиться с ними и разрушить его святыню. Но он отка­зывался от своей абсолютной власти ради компенсации: этой компенсацией была дань, выкуп, по сути дела, при помощи которого побежденные покупали себе право на жизнь. Мексиканцы настаивали на признании городом верховенства Уицилопочтли и таким образом Теночтитлана, настаивая на том, чтобы он не проводил независимую внешнюю политику и чтобы платил налоги. Взамен он сохранял свои институты власти, обычаи, обряды и язык. Город оставался ядром, центром политической и культур­ной жизни. Он должен был стать членом конфедерации: империя представляла собой не что иное, как союз авто­номных городов. Было очень немного городов, в которых центральное правительство имело в силу особых причин специально назначенных правителей. Так, например, об­стояли дела в Тлателолько, который стал неотъемлемой частью столицы.

Ничто не показалось бы древним мексиканцам более непонятным и чудовищным, чем характерные черты на­шей современной войны: огромные разрушения, систе­матическое истребление целых народов, падение или уничтожение государств.

Единственными индейскими правителями, которые когда-либо предпринимали попытки покончить с каким-нибудь государством, например. уничтожить династию Тецкоко и стереть это царство с лица земли, были Тесосомок, старый тиран Ацкапотсалько, и его сын Мацтлатон, из-за чего в XVI веке все их поминали прокля­тиями. В мексиканских исторических документах они изображаются париями. Когда правителям Теночтитлана и Тецкоко удалось в 1428 году нанести поражение тира­ну, они, безусловно, позаботились о том, чтобы тирания больше не возникла; но они также позаботились и о том, чтобы пригласить город Тлакопан, принадлежавший по­бежденному племени, разделить с ними верховную власть. Так был основан тройственный союз.

Священная или политическая, война в Мексике все­гда была окружена сетью условностей. Если она была священной, ее можно было свести к поединку во имя служения богам; если она носила политический харак­тер — превратить в кризис или преходящий мятеж, в ходе которого боги смогли бы обнародовать свое реше­ние. Военная кампания могла быть долгой из-за огром­ных расстояний и отсутствия какого-либо вида транс­порта; но сами сражения были короткими.

Все это объясняет в какой-то степени, почему после­дняя война, которую было суждено развязать Теночтитлану, закончилась для империи и цивилизации ацтеков такой катастрофой. На самом деле испанцы и ацтеки вели друг с другом не одну и ту же войну. В материаль­ном плане они дрались разным оружием; в социальном и нравственном — у них было совершенно разное пони­мание войны. Столкнувшись с непредвиденным нападе­нием людей из другого мира, мексиканцы были способ­ны дать соответствующий отпор не больше, чем совре­менные люди — вторжению марсиан.

Имея пушки, шлемы, доспехи, стальные мечи, лошадей я парусные корабли, европейцы получали решающее пре­имущество над защитниками Теночтитлана с их всего лишь деревянным и каменным оружием, лодками-каноэ и пехотой. Могла ли македонская фаланга или один из ле­гионов Цезаря противостоять артиллерии? Отчеты об оса­де Мехико показывают, как эффективны были испанские быстроходные бригантины, когда они поливали озеро сво­им огнем, изолируя окруженный город, отрезая его ком­муникации и пресекая всякую возможность подкрепления. Из них также видно, как пушки, разрушая стены и дома, помогали атакам конкистадоров в самом сердце укреплен­ного города.

И прежде всего, при изучении этих описаний нельзя не видеть, что все традиционные правила ведения войны, которым инстинктивно подчинялись мексиканцы, точно так же инстинктивно нарушались захватчиками. Без вся­ких переговоров перед сражением они вошли в Мехико с миролюбивыми словами, а затем неожиданно обрушились на индейскую знать, собравшуюся для танцев во дворе хра­ма Уицилопочтли, и перебили их всех. Вместо того чтобы брать в плен, они убивали так много воинов, сколько мог­ли, в то время как ацтеки тратили время на то, чтобы взять в плен испанцев или их союзников из числа индейцев и принести их в жертву. Наконец, когда все было кончено, мексиканские правители, вероятно, ожидали, что состоит­ся ожесточенный торг, устанавливающий сумму дани, ко­торую они должны были бы заплатить завоевателям. Они просто не могли себе представить, что их ждет: падение всей их цивилизации, уничтожение их богов и верований, ликвидация их политических институтов, пытки царей из-за сокровищ и каленое железо рабства.

Испанцы, со своей стороны, разворачивали «тоталь­ную» войну. Для них было возможно только одно государ­ство, монархия с Карлом V во главе, и возможна только одна религия. Вооруженные столкновения были ничто по сравнению со столкновением идеологий. Мексиканцы были разбиты, потому что их мышление, основанное на традициях плюрализма как в политическом, так и религи­озном аспекте, не было приспособлено к борьбе против догматизма единого государства и религии.

Также можно утверждать, что традиция ведения «вой­ны цветов» сама по себе, возможно, сыграла важную роль в падении Теночтитлана, так как она сохранила Тлашкалу, враждебное государство чуть ли не у ворот столицы, «чтобы были пленники, которых можно было бы принес­ти в жертву богам». Если бы мексиканцы действительно хотели уничтожить Тлашкалу и покончить с опасностью, очень вероятно, что им это удалось бы, если бы они скон­центрировали на этом всю мощь своей империи. Они это­го не сделали, без сомнения, потому, что чувствовали себя связанными необходимостью сохранять шочияойотль, «войну цветов».

Не зная этого, мексиканцы, таким образом, обеспе­чили еще неизвестных им захватчиков союзником, кото­рый впоследствии предоставит им свою пехоту и обес­печит пристанище, где они смогут укрыться после свое­го отступления. Что же касается Тлашкалы, то ее жители, несомненно, думали, что используют этих могуществен­ных чужестранцев для своих собственных целей, что эти люди будут им полезны в завершении обычной войны между мексиканскими городами с выгодой для них. Тлашкала видела не больше реальной опасности, чем Теночтитлан, а если даже и увидела ее, то было уже слиш­ком поздно.

В том смысле, что пока война не просто продолжение политики, по Клаузевицу, а зеркало, отражающее цивилизацию в критические моменты ее истории, когда видны ее самые главные цели, поведение мексиканцев во время войны чрезвычайно красноречиво. Здесь ясно можно уви­деть перспективу и недостатки цивилизации, той цивили­зации, которая, будучи изолированной от всего остально­го мира, не смогла противостоять нападению извне.

По причине недостаточного развития ее материальной культуры или негибкости ее мышления ацтекская ци­вилизация потерпела поражение. Она погибла до того, как раскрыла весь свой потенциал. Она оказалась побеж­денной прежде всего потому, что ее религиозная и пра­вовая концепция войны парализовала ее еще до нападе­ния захватчиков, которые действовали в соответствии с совершенно другими понятиями. Как бы парадоксально это ни казалось на первый взгляд, начинаешь думать, что ацтеки, хоть и были такими воинственными, не были все же таковыми в достаточной степени, столкнувшись ли­цом к лицу с европейскими христианами XVI века; или, скорее, они были воинственными, но на другой манер, и их героизм был настолько же недостаточным и беспо­лезным, насколько был бы бесполезен героизм солдат на Марне перед лицом современной атомной бомбы.

[10] В силу самого факта (лат.).

[11] Копье (лат.).