Дарование жизни

Глава 11

ДАРОВАНИЕ ЖИЗНИ

Хо! Солнце, Луна и Звезды,

Все вы, кто движется

В Небесах,

Слушайте меня!

Среди вас

Зарождается Новая Жизнь.

Сделайте ее тропу ровной.

- Молитва о новорожденном племени Омаха

В пятницу 5 апреля Вороний Пес примерно на неделю уехал из Вундед-Ни. Его избрали одним из четверых членов делегации, отправившейся в Вашингтон в надежде встретиться с президентом, с тем чтобы достичь такое соглашение, которое нас бы устраивало. Как обнаружилось, попытка выработать соглашение в Вашингтоне оказалась столь же тщетной, что и в Вундед-Ни. В то время Вороний Пес еще не был моим мужем или любовником, но я питала к нему величайшее доверие, веря в его шаманскую силу, и надеялась, что он будет поблизости, когда мне придет время рожать. Теперь он уехал, как раз тогда, когда роды были уже близки, и я пала духом. Я полностью сосредоточилась на себе, вернее – на своем животе. Мне было бы наплевать, если бы Вашингтон вместе с Никсоном сгинули в наводнении или под ударами землетрясения. Мой будущий ребенок казался мне чертовски важнее.

В языке Сиу существует несколько слов, обозначающих беременность. Одно из них значит “становиться сильной”. Другое - “быть перегруженной”. Я ощущала себя как сильной, так и перегруженной одновременно. Я хотела родить ребенка в Вундед-Ни, но не была уверена в том, получится ли это, поскольку периодически кто-нибудь подходил и говорил: “Переговоры идут очень успешно. Через день-другой нас здесь уже не будет. Мы все отправимся по домам”. Всякий раз я отвечала: “Так или иначе, но мы или уйдем отсюда, или умрем. В любом случае я собираюсь рожать прямо здесь, по-индейски”. Но уверенности во мне было гораздо меньше, чем я о том говорила.

Я была полна решимости не ехать в больницу. Я не хотела, чтобы меня там осматривали белые доктора. Я не желала, чтобы ко мне прикасался белый врач. Постоянно у меня мыслях стояло то, как стерилизовали мою сестру и как дали умереть ее ребенку. Мой ребенок должен был жить! Я собиралась родить его старинным индейским способом – что ж, пусть старинным, но все-таки не настолько старым. По древней традиции наши женщины втыкали тополиный прут высотой по пояс прямо в центре типи. Присев на корточки и держась за этот прут они роняли ребенка прямо на мягкую выделанную оленью шкуру. женщины сами обрезали пуповину и присыпали пупок новорожденного внутренним содержимым гриба-дождевика. Иногда подруга роженицы присаживалась рядом и давила на живот или же помогала ребенку выйти наружу, используя нечто вроде пояса или ремня. Новорожденного обмывали водой, обтирали душистой травой и бизоньим жиром вместо мыла. Я не считала, что настолько вынослива или традиционна, что смогу все это сделать досконально. И где бы мне взять бизоний жир?

Кроме того, кто-нибудь должен был вручить мне люльку, всю расшитую бисером и иглами и два амулета в виде черепахи или ящерицы, куда надлежало зашить пуповину – один из них следовало спрятать где-нибудь в люльке, а второй поместить на виду, чтобы злые духи думали, что пуповина находится именно в нем и были бы одурачены, если бы попытались наложить на него чары. Кеху – черепаху – и Телануве – ящерицу – очень трудно убить. Они живут долго. Их сердца бьются долгое время после того, как сами они уже мертвы. Так что эти талисманы защищают и даруют долгую жизнь. Моя тетушка Элси Флад, женщина-черепаха, могла бы сделать для меня такой талисман, но этому, увы, не суждено было случиться.

Мне следовало найти уинкте – то есть гея – который дал бы моему ребенку тайное имя. Согласно поверьям уинкте всегда проживают очень долгую жизнь. Если они дают новорожденному такое тайное имя - не то, которое станет известно всем – тогда долголетие уинкте перенесется и на маленького. Такие данные уинкте имена всегда забавно неприличны – как, например, Че Маза, что значит “Железный Член” – и вы должны неплохо за них заплатить. Что ж, у меня нет денег, и как я собираюсь найти уинкте в Вундед-Ни? Не могу же я подходить к каждому воину с вопросом: “Извини, ты случайно не гей?”. Это – не нападки на уинкте. Мы, Сиу, всегда считали, что человек волен быть тем, кем он или она хочет быть. Я знаю уинкте, который чрезвычайно храбр. На Пляске Солнца он избрал наиболее мучительный способ самоистязания. Он проколол плоть одновременно и на груди, и на спине. Затем он встал, привязанный между четырех шестов, имея очень маленькое пространство для движения. Он не мог освободиться, отойдя на несколько шагов и затем внезапно прыгнув. Ему приходилось медленно разрывать свою плоть. Это было очень мучительно. Но почему то я не могу поверить в то, что уинкте наделены даром долгожительства. В былые дни, они жили так долго, потому что носили женскую одежду и занимались приготовлением пищи, выделкой шкур и шитьем бисером, в то время как другие мужчины уходили в боевые походы и погибали. У меня есть подозрение, что в наши дни уинкте живут не дольше других.

Так что я не могла рожать строго по традиции. Когда я говорю, что была настроена родить своего ребенка по-Сиукски, то просто имею в виду индейскую молитву, сжигание душистой травы, помощь индейских подруг в качестве акушерок, роды естественным путем, без инъекций или анестезии. Я намеревалась родить своего ребенка внутри церемониального типи, но меня убедили не делать этого. Оно стояло слишком открыто и часто находилось под огнем.

В последнюю неделю перед родами в голове у меня далеко не всегда вертелись возвышенные мысли о традиционном даровании жизни. Чаще я была озабочена более земными вещами – например, как безопасно сходить в туалет. Будучи на девятом месяце, мне часто хотелось писать. Женщины очистили гараж и при помощи мужчин превратили его в четырехместный женский туалет. Это поистине было явлением. Вы всегда встречали там группу дожидавшихся своей очереди девушек. Видя мой большой живот, они обычно пропускали меня вперед. Иногда вокруг нас, словно светящиеся жуки, летали трассирующие пули и выбивали пыль из-под ног. Так или иначе, но эта стрельба не казалась чем-то реальным. Девушки оставались в очереди, болтая и хихикая. Ни разу не было никакой паники. Мог подойти какой-нибудь мужчина и прокричать: “Все в порядке? Никому не нужно успокоительное?”. Только представьте себе жизнь в таком месте, где, чтобы сходить в сортир, вам необходимо успокоительное! Но мы не пользовались транквилизаторами. Моя проблема заключалась в том, что в моем положении мне приходилось ходить в туалет в два или три раза чаще, чем остальным, и делать это впопыхах.

Однажды вечером я находилась внутри торгового поста. Я только закончила прибираться, как туда вошел человек из Пайн-Риджа. Он уселся и долго-долго на меня смотрел а потом наконец произнес: “Ты что, собираешься здесь рожать?”.

Я ответила ему: “Да, если доведется. Ты собираешься оставаться здесь до конца?”.

Он ответил: “Нет. У меня есть дела снаружи”.

“Парень”, - сказала я ему: “Ты – Оглала. Это твоя земля. Тебе следовало бы держаться за нее до конца. Я из другой резервации, Роузбада, женщина Брюле и беременная. Но я остаюсь. Ты мало чего добьешься”.

Он одарил меня долгим взглядом: “Вау! Ты собираешься родить своего ребенка здесь, по-индейски. Это довольно трудно”. Мне пришлось с ним согласиться.

В другом случае мой брат сказал мне: “Тебе не следовало бы находиться здесь, беременной. Мне следовало бы перекинуть тебя через колено и отшлепать”. Я посоветовала ему думать о собственных делах и спросила, есть ли у него сигарета.

Со мной в Вундед-Ни находилась еще одна беременная женщина, Шерил Петит. Она также намеревалась рожать внутри линии обороны. Шерил была большой, крупной женщиной. Кое-кто из парней бились об заклад, кто из нас разродится первой. Она начала рожать в воскресенье, за три дня до меня. Ее муж был крикуном, он прибежал ко мне: “Она обошла тебя. Первым родится наш ребенок”.

Я ответила ему, что мне неважно, кто первым родит ребенка. Это не спортивное состязание. Я не участвовала в бегах. Но он продолжал хвастаться по всему поселку, что Шер обойдет меня. Она тужилась около двух часов. Минут десять спустя после начала серьезных схваток ее муж запричитал: “Может лучше отправить ее в больницу. Может она слишком маленькая. Может ребенок неправильно расположен. Может он выходит ногами вперед”. И вот они разволновались, супруг начал переговоры на блокпосту, и маршалы разрешили им пройти, чтобы отправиться рожать в больницу в Пайн-Ридже. Люди в поселке пали духом. Многие приходили ко мне и говорили: “Мэри, теперь ты наш последний шанс иметь ребенка, рожденного в Вундед-Ни”. Я не хотела их разочаровывать.

Незадолго до того, как Вороний Пес отправился в Вашингтон, он провел церемонию пейотля. Я была рада, что смогла в ней участвовать прямо перед тем, как должна была даровать жизнь – ровно за неделю до этого события, как выяснилось позднее. Я приняла снадобье. Когда по кругу передавались священные предметы, я взяла посох и начала молиться, молиться за то, чтобы мы с моим ребенком смогли благополучно пройти через все это. И в полночь, когда настало время пить воду, Леонард встал и сказал: “Все будет в порядке. С тобой случится хорошее”. И я сказала ему, сколько силы мне придала эта церемония. Пока я молилась, пошел дождь, мелкий, похожий на туман дождь. Но затем он прекратился, и к тому времени, когда церемония завершилась, небо расчистилось. Я чувствовала себя уверенной, чувствовала себя хорошо.

В понедельник, сразу после того, как на небе появилась утренняя звезда, у меня отошли воды, и я отправилась в палатку потения помолиться. Я хотела войти в палатку, но Черный Лось мне не позволил. Быть может, существовал некий запрет на мое участие в обряде потения - наподобие того табу, согласно которому женщины в период менструации не допускаются на церемонии. Я была разочарована. Я не считала, что тот факт, что у меня отошли воды, сделал меня нечистой. Когда я шла от парилки, то уже в третий раз услышала причитания и плач женщины и ребенка, доносящийся из лощины, где произошла резня. Остальные тоже это слышали. Я ощущала вокруг себя присутствие духов. Позднее мне рассказали, что некоторые из маршалов внутри своих, сделанных из набитых песком мешков укреплений тоже слышали это, и кое-кто из них не мог это перенести и был вынужден покинуть позицию.

Потом ничего не происходило до утра вторника, когда из меня вышла какая-то дрянь. В четыре часа дня у меня начались спазмы с получасовыми промежутками . Из-за них мне пришлось лечь. В девять вечера боль усилилась. Схватки продолжались всю ночь. К утру среды они стали невыносимыми. Началась перестрелка, но я была слишком поглощена собой, чтобы обратить на это хоть какое-то внимание. Меня поддерживали друзья. Педро Биссонет, позднее убитый фэбээровцами, мерил шагами пол, все расхаживал и расхаживал. То и дело он кидал на меня взгляд, чтобы посмотреть, как у меня дела, и пытался успокоить: “Машина скорой помощи ждет тебя. Просто на тот случай, если что-то пойдет не так. Она готова отвезти тебя через блокпосты в больницу. Только скажи”.

 “Нет”, - отвечала я: “все нормально”. Но это было не так. Схватки были очень болезненны и продолжались так долго. И они были настолько реальны, что заставили меня позабыть обо всем на свете. Я так устала тужиться, так устала жить. Затем я почувствовала себя абсолютно одинокой. Мне не хватало матери, с которой никогда не могла ужиться, не хватало сестер, не хватало бабушки. Мне хотелось, чтобы рядом был муж, дожидавшийся меня и ребенка. И все таки мне повезло, что вокруг меня было столько преданных подруг, которые мне помогали. Жосетт Уауасик исполняла роль старшей акушерки. Она была семидесятидвухлетней Потаватоми из Канзаса, с самого начала находившейся в Вундед-Ни а также принимавшей участие в захвате здания БДИ за полгода до этого. Эллен Двигает Лагерь и Вернона Убивает Сразу помогали ей, ну и конечно Энни Мэй Акуаш тоже была рядом со мной. Миссис Уауасик принесла на свет тринадцать детей, а Эллен Двигает Лагерь троих или четверых, так что они знали что делать. Эллен выпала трагическая доля - она была сильной женщиной, а позднее ей довелось увидеть, как ее сын превратился в доносчика и стал работать против нас. Их руки были нежны. Мне не делали инъекций, не давали ударных лекарств, только воду. Я родила в трейлере. Как я говорила, мне хотелось рожать в типи, но это было бы рискованно для всех нас. Что ж, мой труд продолжался до 2:45 пополудни, а затем все пошло очень легко и быстро.

За пару часов до того, как Педро появился на свет, корова дала жизнь теленку. Истинные Сиу широко известны своим азартом, и они заключали пари, кто родит первым, корова или я. И корова меня обошла.

Когда ребенок родился, я могла слышать находившихся снаружи людей. Все они, за исключением охранявших бункеры воинов, собрались здесь и когда услышали первый писк новорожденного, то все женщины издали вибрирующий и пронзительный клич храбрых сердец. Я выглянула в окно и увидела их, стоявших там женщин и мужчин с воздетыми к небу кулаками, и подумала, что и в самом деле совершила что-то для своего народа. И то чувство было очень, очень хорошим, подобно распространившемуся по мне теплу.

Вошел Деннис Бэнкс и со словами: “Отлично, сестра!” обнял меня, и он плакал, и из-за этого я тоже заплакала. А затем вошли Картер Кэмп и Педро Биссонет, и по их лицам струились слезы. Все эти крутые парни плакали. А затем пришли все мои подруги и по очереди взяли ребенка на руки. Бабушка Уауасик поднесла ребенка к окну, и снаружи раздались громкие возгласы одобрения. Люди били в большой барабан и распевали гимн ДАИ. А затем последовали другие песни, много песен, и мое сердце билось вместе с барабаном. Моего ребенка завернули и положили подле меня. Принесли трубку, и мы молились с нею, молились за моего малыша, которого я назвала Педро. Я рада тому, что я сделала, поскольку благодаря этому имя Педро Биссонета живо и поныне. И сразу после того, как мой сын появился на свет, он приподнял свою маленькую, мягкую головку, и отсюда я узнала, что родила сильное дитя, поскольку обычно дети не поднимают головы, пока не достигнут двухнедельного возраста. И крутые Сиукские мужчины сказали: “Будьте уверены, это воин”. Глядя на него, я поняла, что вступила в новый период своей жизни, и что ничего не будет, не сможет быть по старому. Приходило все больше и больше народу, люди трясли мою руку, фотографировали, и я не могла привести себя в порядок. Бабушка Уауасик и Эллен Двигает Лагерь вытолкали их всех наружу, и я смогла избавиться от последа. В окно я видела дым. Федералы подожгли заросли полыни, чтобы лишить наших проводников укрытия. Вся прерия вокруг Вундед-Ни была в огне. Вернона сказала: “Они посылают тебе дымовой сигнал”. Я очень, очень устала, и в конце концов мне удалось немного поспать.

Звуки барабана, песен и приветственных криков взбудоражили маршалов. По своему обыкновению они решили, что мы готовимся к отчаянной атаке. Они засновали во всех направлениях, размахивая своими М-16-ми. Вскоре к нашим позициям подъехали несколько АРС и открыли огонь. К счастью никто не пострадал. Это могло бы поубавить радости этого дня, 11 апреля, который стал хорошим днем для всех нас. Итак, хотя и сама я совсем недавно вышла из детского возраста, но я стала матерью.

Несколько дней спустя после появления Педро на свет случился авиамост, и среди всего прочего я получила лук. Я была так счастлива после двухмесячного сидения в Вундед-Ни снова увидеть свежую, самую настоящую луковицу. Однако, мое хорошее настроение не продолжалось слишком долго. Я услышала, как по двухсторонней  связи какой-то парень говорит: “Человек ранен в голову. Он истекает кровью. Он долго не протянет. Прекратите огонь, чтобы мы могли доставить его в госпиталь”. Тогда мне стало так грустно, но в то же время я ощущала, что каким то мистическим образом дала новую жизнь, чтобы возместить ту, которая ушла. Смертельно раненым братом был Клиэруотер, Чероки.

 В тот день, когда началась стрельба, мне довелось быть в торговом посту, куда меня переместили вместе с ребенком. Мимо нас свистели пули, пробивавшие одну стену и впивавшиеся в противоположную. Все говорили мне, чтобы я забирала ребенка и к чертовой матери убиралась отсюда в безопасное место. Мне велели идти с Роджером Железное Облако к жилому району и укрыться там в подвале. Поэтому я запеленала ребенка, прихватила пеленки, и мы побежали. Мы попали под перекрестный огонь и три раза были вынуждены падать в грязь. Я была испугана, по настоящему испугана, первый раз за всю осаду – не столько за себя, сколько за ребенка. Я молилась: “Если кому-то суждено умереть, пусть это буду я, дедушка, но спаси его!”. Я сконцентрировалась на выживании, на том, чтобы мы выбрались отсюда живыми. Я лежала на ребенке, прикрывая его собой. Временами Железное Облако прикрывал своим телом нас обоих, меня и маленького Педро. Такой тип Сиукского мачо я могу принять. Что ж, мы благополучно добрались до подвала. Мне довелось пережить мимолетную панику, поскольку я решила, что видение, полученное мной годы назад, могло означать, что я и мой ребенок присоединимся к тем духам на холме. Ублюдки! Вынудили меня бежать словно олимпийскую чемпионку по бегу всего четыре дня спустя после родов! После всего у меня довольно долго дрожали колени. Мне нравится хвастаться, что дрожали они больше от бега, нежели от всего остального. Что ж, для Педро это стало крещением огнем.

Леонард проскользнул в Вундед-Ни через несколько дней после появления Педро на свет. Он дал ему индейское имя. Кроме того, он провел для нас церемонию Пейотля. Я приняла снадобье, и вся боль, которая все еще мучила меня, прошла. Я дала и ребенку немного настоянного на пейотле чая. Кто-то из Калифорнии прислал моему ребенку священную трубку и красиво расшитый бисером кисет, что меня сделало счастливой, а сына - хорошо оснащенным на тропе жизни.

 Я покинула Вундед-Ни в тот день, когда погиб Бадди Ламонт, приблизительно за неделю до окончания осады. Я отдыхала с сыном в своей комнате, когда прибежал один из парней и сообщил: “Кто-то убит”. Я спросила, уверен ли он в этом и кто именно погиб. Он ответил, что это был Бадди, и я воскликнула: “О, нет, он мой дядя!”. Я отправилась туда, где жила Камук, жена Денниса, и нашла ее плачущей в объятиях мужа. Я настолько обезумела, что не могла плакать. Я не могла в это поверить. Один из друзей отвел меня в наш импровизированный госпиталь, посмотреть на Бадди, и я взяла убитого за руку. Она была еще теплой. Его родственники попросили меня выйти вместе с ними из Вундед-Ни и помочь с похоронами. Я пришла в Вундед-Ни нищей, нищей я оттуда и ушла. Все что у нас с Педро имелось с собой, это одежда, пачка пеленок и одеяло для него. Конечно, у нас была еще и трубка, но этого было явно маловато для благополучного существования молодой матери и ее ребенка.

Мне обещали, что меня не арестуют, но как только я прошла блокпост, как меня схватили и отправили в тюрьму Пайн-Риджа. Меня даже не зарегистрировали, только отобрали все вещи и чуть не отобрали еще и ребенка. Мне велели подождать, поскольку меня не могли бросить в камеру до того, как сотрудник департамента социального обеспечения придет за моим ребенком. Мое положение бедной, незамужней и никчемной подстрекательницы из Вундед-Ни делало меня негодной матерью. Ребенка следовало передать приемным родителям. Я не собиралась отказываться от своего сына. Я бы никогда не увидела его снова. Я готова была биться насмерть за свое дитя, вышибить все дерьмо из дамы из социального обеспечения, выцарапать глаза охранникам, если это понадобится. К счастью, именно в тот момент появилась Шайен, сестра Бадди, и убедила их позволить ей заботиться о новорожденном, пока я не выйду из тюрьмы. Не знаю, что бы я без нее делала. Не я помогала ей в ее горе, но она помогала мне. Потом, в своем красивом голубом мундире, появился один из маршалов и сказал: “Почему ты так несдержанна? Почему бы тебе не попытаться быть со мной милой?”.

Я ответила, что не буду разговаривать с легавыми, что отбило у него охоту, и ему пришлось оставить меня в покое. Поскольку я не могла кормить грудью, мои груди распухли, отвердели и стали болезненными. Так что я не была слишком счастлива в той тюрьме, которую гуны в шутку прозвали “Отель Разбитых Сердец”. Они сообщили мне, что меня держат для разбирательства и подробного допроса, но я не желала с ними разговаривать. Мне не позволили совершить телефонный звонок, послать сообщение, поговорить с адвокатом. Сутки спустя меня отпустили, поскольку надо было кормить ребенка. Кто-то из пресс-офицеров правительства сказал, что арест кормящей матери стал бы скверной рекламой. Выходя из тюрьмы, я столкнулась с поджидавшей меня матерью. Я довольно давно ее не видела. Она плакала, все твердя и твердя, что мне не следовало приходить в Вундед-Ни, или же я, хотя бы, должна была уехать оттуда раньше - до того, как положение обострилось - и тогда бы меня не арестовали. Я ответила, что нечего плакать. Мама сказала: “Эти активисты, с которыми ты ошиваешься, скверные люди. Они добьются того, что тебя убьют. Ну почему ты не можешь осесть на земле, иметь хороший дом, вести мирную жизнь”. Но затем она внезапно прекратила причитать и продолжила прямо противоположным тоном: “Эти сукины дети, проделать этакое с моей дочерью и внуком! Они не должны были так поступать, бросать тебя в тюрьму сразу после родов и отбирать ребенка. Почему бы кому-нибудь не пристрелить парочку из них разнообразия ради”.

Я сказала: “Да, я стала матерью и сделала тебя бабушкой”. Мы неожиданно поладили и смогли понять друг друга. Ее гнев утих, и каким-то образом наши взаимоотношения после этого значительно улучшились.

Однако меня не отпустили, а отвезли вместе с ребенком в Рэпид-Сити в старую, кишащую клопами тюрьму округа Пеннингтон, но продержали там всего несколько часов, потому что увидели, что ничего не смогут от меня добиться. Вот так федералы и государство сдержали свое обещание не подвергать меня аресту. Это меня не удивило. Они обломались на мне и просто позволили уйти. После того, как я вышла из тюрьмы, мне пришлось автостопом проехать примерно сто пятьдесят миль, чтобы добраться до дома в Грасс-Маунтин. Меня подобрал гун, которого звали Большая Ворона. Он попытался отвезти меня к себе, чтобы переспать со мной. Я крепко обняла ребенка, выскочила из его грузовичка, легко перевернулась и сломя голову помчалась в заросли полыни, где и укрылась в дренажной трубе. Большая Ворона был толстым, он запыхался, так что мне удалось от него оторваться. Кроме того, было темно. Он не смог меня найти. Я слышала, как он бормотал и бранился, пока наконец не уехал. Я не отваживалась выйти из своего укрытия еще часа два, поскольку боялась, что он просто играл со мной и мог вернуться. В канаве было темно, жутко и очень холодно, и мне было нелегко удержать ребенка от крика, которым он мог нас выдать. Это было как в прежние времена, когда наши женщины со своими детьми прятались от кавалерии - за исключением дренажной трубы, конечно. В конце концов, приятный пожилой индеец подвез меня домой, и на этом Вундед-Ни для меня завершилось.

 Для Вороньего Пса конец наступил неделей позже, когда наконец было достигнуто соглашение. После его подписания некоторые из находившихся в Вундед-Ни воинов плакали. Они говорили: “Всего лишь еще один договор, который будет нарушен. Мы связали себе руки. Это дешевый компромисс”. Один человек сказал: “Почему бы им просто не убить нас и возложить вину на наши трупы?”. Дожидаться сдачи остались всего около ста двадцати человек: остальные все ушли, сорок из них – в последнюю ночь, по тропе, за которой не наблюдали, потому что она лежала так открыто, что воспользоваться ею было бы просто самоубийством. И даже в тот последний вечер все еще была стрельба. Те сто двадцать тоже могли бы уйти, но предпочли остаться до конца. Среди оставшихся лидеров был Леонард. Думаю, он был последним из покинувших Вундед-Ни. Вертолетом, в наручниках его отправили в тюрьму Рэпид-Сити. Федералы не были удовлетворены двадцатью старыми ружьями, которые им сдали, и глава правительственной делегации заявил: “Они сдали лишь кучу старого хлама. Считаю, Белый Дом не должен исполнять свои обязательства перед ДАИ из-за этого нарушения”.

Двумя годами позже компанией в семь человек, каждому из которых довелось побывать в Вундед-Ни, мы отправились посмотреть фильм “Билли Джек”. В нем присутствовало некое видимое сходство с Вундед-Ни – индеец, дающий последний бой в белой дощатой церквушке, окруженной множеством полицейских – но потом Вороний Пес шутил: “Этому Билли Джеку пришлось полегче. Он провел в осаде всего двадцать четыре часа, и там не было тяжелых MG и APC. И вывели его оттуда всего в паре наручников, тогда как нас заковали в ручные и ножные кандалы и поясные цепи, прямо как в фильмах о средневековых пытках. Да уж, Билли Джеку было легче”.

Маленькая белая церковь на холме сгорела в огне пожара, причины которого так никогда и не были раскрыты, но я слышала, что с тех пор ее восстановили. Торговый пост сровняли с землей, словно растоптанную консервную банку. Музей канул в небытие. Из всей великой торговой империи Гилдерсливов остался только огромный проржавевший сейф, в котором теперь гнездятся осы. Это единственный признак белой “цивилизации”. Все сгинуло. Не осталось ни вешки. Федералы смели бульдозерами наши бункеры наряду со своими, и только духи продолжают блуждать по вершине холма, выбираясь по ночам из своей могилы. Если вам повезет, то вы еще сможете найти в зарослях полыни гильзу 50-го калибра или пустой патрон из-под осветительной ракеты. Думаю, правительство пыталось уничтожить все зримые напоминания о том, что однажды индейцы дали здесь бой. Это ему не удастся. Они не смогут вытравить память из наших сердец - память, которую мы передадим нерожденным еще поколениям. Сегодня место нашей обороны выглядит почти так, как оно выглядело до прихода белого человека, таким же, каким его видели Сидящий Бык, Неистовая Лошадь и Большая Нога. Быть может, так тому и следовало быть.