Экономическое развитие

Испанская монархия бдительно следила за экономиче­ским развитием Новой Испании. Подобно всем правитель­ствам колониальных стран в век меркантилизма, испанское правительство установило покровительственное регулирова­ние промышленности и торговли и подчинило интересы американских колоний интересам метрополии. Первая эко­номическая функция колоний заключалась в том, чтобы обеспечивать правительство доходами. Со времени первых открытий Колумба была создана неуклонно совершенство­вавшаяся система налогов и экономического контроля. Пер­выми налогами были дань индейцев и причитавшаяся ко­ролю пятая часть всех добытых ценных металлов, сокра­щенная впоследствии до одной десятой. Затем налоги были дополнены тяжелыми ввозными и вывозными пошлинами, шестипроцентной алькабалой, взимавшейся со всех продаж, прибылями от некоторых государственных мо­нополий, например соляной, ртутной и в XVIII в.— табач­ной, и другими многочисленными налогами, число которых в конце колониального периода достигло 60. Излишек от доходов отправлялся в Испанию флотом с сокровища­ми, который, если его отправку не задерживал страх перед пиратами или перед флотами враждебных дер­жав, покидал Америку в феврале каждого года. Чтобы еще более усилить контроль над экономической жизнью коло­ний, им было запрещено торговать с иностранными госу­дарствами. Торговля их друг с другом также была стро­го ограничена, а те отрасли промышленности колоний, ко­торые могли бы соперничать с соответствующими отрасля­ми промышленности Испании, были запрещены.

Короли XVI в. стремились поощрять экономическое развитие колоний. Фердинанд и Изабелла, а впоследствии император Карл отправляли за Атлантический океан евро­пейские растения и животных, а также квалифицированных ремесленников. Первые правители Новой Испании — Кор­тес, Мендоса и Сумаррага — считали, что экономическое развитие колонии уступает по важности только ее религиоз­ному обращению. Приход испанцев увеличил ресурсы Аме­рики. Наряду с традиционными маисом и маги появились поля пшеницы, виноградники, фруктовые сады и рощи ту­товых деревьев, где разводили шелковичных червей. В Мек­сике получили распространение лошади, коровы, овцы и свиньи. Испанские ремесленники принесли в страну новую технику, и в первое же столетие после завоевания в ней по­явился ряд цветущих промыслов: производство шерсти и шелка — в дополнение к туземному хлопку, — кож, мебели, железных изделий, вин, черепиц Пуэблы и одеял Сальтильо, Владельцами мастерских были обычно испанцы, но работали там часто туземцы, и в некоторых видах ремесла стало за­мечаться смешение стилей — смесь индейских традиций с традициями мавританскими и арабскими, доставшимися в наследство испанцам. Ввоз через Филиппинские острова китайских изделий принес в страну новое влияние, и в лакировке, а также в филигранных работах по золоту и серебру колониальной Мексики появились китайские мо­тивы.

Дальнейшему росту препятствовали правительственное регулирование и феодальный характер мексиканского об­щества. За исключением драгоценных металлов, Мексике разрешалось вывозить, пожалуй, только лишь кошениль и индиго. Поэтому не было стимула развивать промыш­ленность более, чем того требовали нужды внутреннего рынка, а поскольку большинство населения составляли ин­дейские крестьяне, емкость этого рынка была очень неве­лика.

После XVI в. сельское хозяйство почти не развивалось. Тол ьхо мелкие фермеры, «ранчерос», обрабатывали свою землю производительно. Индейцы не имели возможности приобрести ни европейских животных, ни европейских ра­стений, ни европейских орудий. В лучшем случае вместо плуга им служил деревянный клин с привязанным к нему куском железа, а вместо мотыги — деревянная палка с же­лезным наконечником. По мере того как помещики приби­рали к рукам землю индейцев, жизненный уровень послед­них понижался. Но помещиков мало интересовал рост про­дукции. Некоторые из них специализировались на произ­водстве сахара или водки-пульке. На животноводческих ранчо севера выделывались кожи. Но типичная асиенда была самодовлеющей единицей. Она удовлетворяла поч­ти все потребности помещика и его семьи, а пеоны должны были покупать то, в чем нуждались, в хозяйской лавке, так называемой «тиенда де райя» (tienda de raya), увеличи­вая тем самым задолженность, которая держала их в раб­стве. Многие асендадос старались приобретать землю не столько из-за ее хозяйственной ценности, сколько из-за престижа, который давало землевладение, и девять десятых земли асиенды зачастую оставались необработанными. Ог­ромные стада быков бродили в полудиком состоянии по пастбищам, где, быть может, когда-то, до испанского заво­евания, простирались кукурузные поля индейцев. Поме­щики жили в обстановке аристократической беспечности и пышности, и к концу колониального периода многие асиен­ды были заложены и перезаложены.

Средства сообщения оставались первобытными. До конца XVIII в. испанцы не строили дорог. Товары пере­возились на мулах. Караваны мулов тянулись из Мехико в Вера Крус, в тихоокеанский порт Акапулько и, по плоскогорью, в Чигуагуа и Санта-Фе. Но такой способ пере­возок обходился дорого и не годился для транспортиров­ки громоздких предметов. По этой причине, а также вслед­ствие частых неурожаев города периодически страдали от голода.

Росту мексиканской промышленности мешала малая емкость рынка и ревнивое отношение испанских купцов. Короли XVIII в., вняв жалобам гачупинов, стали подавлять некоторые виды хозяйственной деятельности, так стара­тельно поощрявшиеся их предками. Производство шелка в Мексике было запрещено, рощи тутовых деревьев выру­блены. Ради испанских виноторговцев были таким же об­разом уничтожены мексиканские виноградники. Некото­рые отрасли промышленности было разрешено сохранить. Первое место среди них занимала выделка тканей и кожа­ных изделий. Но предприятиям мешала тщательно разра­ботанная регламентация. Рабочими в XVIII в. были полу­голые пеоны, которых хозяева избивали по собственному произволу и от зари до зари запирали на фабриках рядом с преступниками, которых отдавали им в наем граждан­ские власти. Нужды богатых креолов обеспечивались глав­ным образом товарами из Европы или с Филиппин.

Единственной отраслью мексиканской промышленности, которую Испания всегда старалась поощрять, было горное дело. По закону все рудники были собственностью коро­ны, но на практике тот, кто открывал залежи, получал право на постоянное владение ими и должен был лишь от­давать в пользу короля пятую часть добычи. В XVI в. ис­панские горняки в Америке были, пожалуй, самыми умелы­ми в мире. Ацтеки собирали металл с поверхности земли и в речном песке и плавили его на небольших кострах, упот­ребляя бамбуковые палки в качестве поддувал. Испанцы стали разрабатывать рудники и применять меха. В 1557 г. способ плавки на огне был вытеснен открытием «патио», процесса амальгамирования при помощи ртути.

Впрочем, рудники были так богаты, что почти не бы­ло стимула совершенствовать методы производства, и пра­вительство, несмотря на свое желание получить побольше золота и серебра, не могло удержаться от близоруких ме­тодов хищнической эксплоатации рудников. На ртуть была объявлена государственная монополия, и правительство продавало ртуть вдвое и втрое дороже себестоимости. Всю ртуть приходилось ввозить из Европы — из Альмаденских рудников в Испании или из Венгрии, так что когда война или пираты задерживали прибытие ежегодного флота, ра­бота на рудниках иногда прекращалась. К XVIII в. методы горных работ уже устарели. Вместо крупных рудников с соединительными галереями выкапывались мелкие отдель­ные рудники. Вода вычерпывалась кожаными мешками, ко­торые рудокопы наполняли руками и поднимали на поверх­ность воротом. Руда выносилась на-гора рабочими, кото­рые часами карабкались вверх и вниз по брусьям с заруб­ками, применявшимся вместо лестниц. Многие рудники, впоследствии вновь открытые и оказавшиеся производи­тельными, были оставлены, потому что при употреблявших­ся тогда примитивных способах добычи они становились нерентабельными. Другие минеральные богатства Мекси­ки — железо, нефть, свинец, медь — были едва затронуты. На рудниках наживались еще большие состояния, ежегод­ная добыча рудников продолжала расти, увеличившись с 2 млн. песо в середине XVI в. до 13 млн. в середине XVIII в. Но это объяснялось не (столько искусством горняков, сколько богатством недр и постоянным открытием новых шахт.

Пагубные последствия испанской покровительственной системы были еще более заметны в области торговли. Меж­ду Акапулько и Манилой разрешалось ходить только одно­му галеону в год, причем два-три месяца уходило на путе­шествие к западу, шесть-семь — на обратный путь. Этот рейд считался самым скверным в мире. Между Мекси­кой и Перу можно было перевозить товары стои­мостью не более 100 тыс. песо в год. Вся остальная мекси­канская импортная и экспортная торговля должна была проходить через испанские порты Кадикс и Севилью, но даже эта торговля была весьма ограниченной, так как от­правлять суда через Атлантический океан частным лицам не позволялось, а грузоподъемность ежегодного флота была ограничена. Испанцы так и не стали искусными мореплава­телями. Корабли часто попадали на скалы, терпели кру­шения из-за ураганов или попадали в руки пиратов. Кроме того, торговлю ограничивали высокие пошлины и то обсто­ятельство, что как в Испании, так и в Мексике она находилась в руках небольших групп оптовиков-монополистов, взимавших максимально высокие цены. В результате роз­ничные цены в Мексике были обычно в три-четыре раза выше, чем в Европе. К тому же в Мексике купцами были всегда гачупины, приезжавшие из Испании к старшим род­ственникам юношами и возвращавшиеся в Испанию, нажив состояние. Невежественные и жадные, славившиеся полным равнодушием ко всему, кроме цен и прибылей, они были ненавидимы и презираемы креолами. В Мексике не мог развиться туземный класс торговцев. Ее население эксплоатировалось отчасти в интересах испанской бюрокра­тии, отчасти в интересах испанских купцов.