Политическая организация

Новая Испания была завоевана независимыми авантю­ристами, искавшими славы и добычи для себя, но управ­лять ею стали чиновники испанской короны, чья деятель­ность строго регулировалась монархией и Советом по де­лам Индий. Испанские короли намеревались не допускать, чтобы среди их американских подданных развивался дух независимости. Конкистадоры и их родившиеся в Америке потомки были поставлены под контроль деспотической бю­рократии, чиновники которой посылались из Испании. Пока Мексика оставалась испанской, ее белое население, креолы, считалось низшей расой. Власть и привилегии были монополией чиновников, родившихся в Испании, а эко­номическое развитие Мексики было подчинено интересам испанских купцов и промышленников. Эти уроженцы Испании получили от американцев выразительное прозви­ще «гачупинов» ^[1].

Основы испанской администрации в Мексике были за­ложены Фуэнлеалем и второй аудиенсией, а завершил ее структуру Мендоса. После приезда Мендосы в 1535 г. вплоть до установления независимости в 1821 г. Новая Испания управлялась вице-королем, который был окружен царским великолепием и пользовался почти царскими по­честями. Прибытие нового вице-короля в Вера Крус и его медленное торжественное шествие в столицу праздновалось с самым расточительным великолепием. Испанские города, лежавшие на его пути, соперничали друг с другом в трате денег на банкеты и бои быков, индейские племенные вож­ди обязаны были являться, чтобы целовать руку новому правителю и преподносить ему гирлянды цветов, а пред­ставители индейских племен в длинных плащах и шлемах из перьев исполняли традиционные пляски. В качестве гарантии против злоупотреблений и неверности от вице-короля требовалось, чтобы в конце срока службы он про­ходил через «ресиденсию» (residencia); это значило, что назначался другой чиновник для выслушивания жалоб на вице-короля и для обследования его управления. Ресиденсия не была простой формальностью, так как вице-ко­роля иногда осуждали, и ему приходилось платить штраф. Вице-королю помогала заседавшая в Мехико аудиенсия, являвшаяся апелляционным судом и совещательным орга­ном по административным вопросам, а также подчиненная ей аудиенсия в Гвадалахаре. Более мелкие административ­ные единицы управлялись коррехидорами или старшими алькальдами. Все эти чиновники, а также высшие служи­тели церкви были обычно гачупинами. Элементы демокра­тии в правительственной машине представляли лишь го­родские советы, называвшиеся «аюнтамиентос» (ayuntamientos) или «кабильдос» (cabildos) и состоявшие из «рехидоров» (regidores) и «ординарных алькальдов» (alcaldes ordinarios). Но этим (советам было дано мало власти, членство в них скоро стало наследственным и мог­ло быть куплено за деньги.

Испанские короли понимали, что со свободных индей­цев корона сможет получать дань, а индейцы порабощен­ные приносят пользу, главным образом, своим владельцам. Однако отождествляя свою религию с ,величием своей страны и властью монархии и веря, что врагов бога и Ис­пании можно по праву пытать и убивать, они верили так­же, что завоевание Америки будет законным лишь в том случае, если окажется благодетельным для покоренных на­родов[2].

Но идеальные стремления были несовместимы с укреп­лением империи.

Главным стимулом, приведшим колонистов в Америку, была мечта жить в аристократической праздности за счет местного населения. По мнению многих испанцев, индейцы являлись низшей расой. Они были «gente sin razón» — не­разумные люди, предназначенные богом быть рабами или крепостными. Когда предполагалось уничтожить эксплоатацию труда индейцев, испанцы грозили восстать и заявляли, что если король настоит на своем, то они поки­нут Мексику, обрекая ее на пребывание в тьме язычества и лишая тем самым Испанию доходов, на которые она рас­считывала.

Феодальное угнетение еще господствовало в европей­ском обществе, и народ-завоеватель неизбежно требовал феодальных прав на зависимое от него индейское на­селение. Более 500 испанцев приобрели энкомиенды. Ин­дейцы должны были платить им дань или работать на их плантациях, выращивая пшеницу, сахарный тростник, хло­пок — не говоря уже о работе для удовлетворения соб­ственных нужд. Другие испанцы владели серебряными рудниками, где индейцы осуждены были на рабство. И хо­тя по закону индейцев можно было обращать в рабство лишь в наказание за сопротивление завоеванию, владель­цы рудников злоупотребляли своей привилегией, открыто рассылая настоящие экспедиции охотников за рабами, а смертность на рудниках была так высока, что кадры рабов нужно было беспрестанно пополнять. Данные племена, яв­лявшиеся непосредственными вассалами испанской короны, не были ограждены от эксплоатации. Коррехидоры зача­стую были людьми того же типа, что и конкистадоры. Они собирали подати, заставляли индейцев выполнять обще­ственные работы, и, хотя королевская дань, вначале рав­ная дани, какую эти племена ранее платили ацтекам, была в дальнейшем сокращена до подушного налога в 1 или 2 песо и официально за всякий труд полагалась заработ­ная плaта, коррехидоры почти никогда не ограничивались в своих требованиях пределами закона.

Бремя, возложенное на индейцев светской знатью, было впоследствии дополнено обязанностью содержать церковь. Вначале христианство представляли монахи, которым пла­тило правительство. Языческие храмы надлежало как мож­но скорее заменить христианскими церквами. Индейцам приходилось выкапывать камни, переносить их в свои де­ревни, передавая из рук в руки по цепочке, а индейские ремесленники украшали эти камни резьбой и укладывали их на место под присмотром монахов. Вскоре над всеми до­линами Центральной и Южной Мексики вознеслись церковные башни и купола. В течение колониального пе­риода в стране было построено 12 тыс. церквей. Свиде­тельствуя о торжестве Христа над Уицилопочтли, они в то же время свидетельствовали об умении миссионеров до­биваться от индейцев бесплатной работы. Но монахи были лишь авангардом католического духовенства. Как только для веры завоевывалась новая территория, она переда­валась в ведение священников, организованных в епархии, и должна была приносить доход, а монахи шли дальше. С индейцев стали требовать десятину, плату за бракосоче­тание, за крещение, за похороны. Приезд священников оз­начал для индейцев не только новое финансовое бремя, но и новую тиранию, ибо прибывавшие в Мексику священни­ки часто ехали туда с тем, чтобы попользоваться властью и престижем, на которые они не могли рассчитывать на родине.

Одним из гибельных результатов испанского завоева­ния было то, что испанцы принесли с собой в Мексику европейские болезни, от которых индейцы не имели имму­нитета. Оспа поразила их еще до падения Теночтитлана. Другая эпидемическая болезнь, которая впервые появилась в вице-королевстве Мендосы и косила индейцев сотнями тысяч, а в течение двух последующих столетий снова и снова охватывала Новую Испанию, болезнь, которую уче­ные того времени приписывали влиянию кометы или испа­рениям вулканов, была, повидимому, особой формой грип­па. Третьей болезнью, которой предстояло сделаться од­ним из постоянных бедствий Мексики, был сифилис. В правление Мендосы сифилис был уже так распростра­нен, что для его лечения устроили особую больницу. Бо­лезни привели к большому сокращению населения. В те­чение нескольких столетий плотность населения Мексики была ниже, чем до испанского завоевания.

Когда Мендоса стал вице-королем, главной его обязан­ностью, кроме изыскания способов увеличения королевских доходов, было урегулирование положения индейцев. Мен­доса был испанским чиновником лучшего типа и отличал­ся той боязнью поспешных действий, которая характери­зовала испанскую бюрократию. Он считал, что хороший администратор должен делать мало и действовать не торопясь.

Император хотел отменить рабство и энкомиендарную систему, но Мендоса не отважился принять столь реши­тельные меры и удовлетворился попыткой ограничить чрез­мерную эксплоатацию. Он установил часы, в которые раз­решалось заставлять рабов работать в рудниках, и прика­зал платить за всякую работу, требуемую со свободных и работавших на энкомиендах индейцев. Сохранив индей­скую систему общинного землевладения, сходную с той, ко­торая была распространена среди испанских крестьян, он организовал механизм для защиты индейских земель от по­сягательств испанцев. Каждая деревня имела право на участок общинной земли, «эхидо» (ejido), размер которого впоследствии, по закону 1567 г., был установлен в 1 квад­ратную лигу.

В индейские обычаи, пока они были совместимы с хри­стианством, вмешиваться не полагалось, и местное управ­ление индейскими деревнями должно было осуществлять­ся индейскими касиками.

Высшие чиновники Новой Испании занялись насаж­дением просвещения. Монахи обучали индейцев чте­нию, письму и закону божию. Ганте в Тескоко имел школу с тысячей учеников. Мендоса основал приют Сан-Хуан Летран для воспитания найденышей смешанного происхождения, а епископ Сумаррага устроил в Тлателолько школу, где сыновья касиков получали более солидное образование. В Тлателольхо индейцы изучали латынь и богословие и делали такие быстрые успехи, что через де­сять лет их учителя смогли передать преподавание в школе окончившим ее индейцам. Было время, когда чистокровные индейцы обучали сыновей испанцев латыни. Монахи изу­чали индейские древности и переводили богословские трак­таты на индейские языки. Плодом просвещения индейцев был ряд написанных лицами индейского происхождения книг, передававших сказания индейских народов.

Подобная деятельность не пользовалась популярностью среди испанских колонистов, не желавших, чтобы индейцы стали им ровней. Императору слали непрерывные жалобы на школу в Тлателолько. Индейцы, говорилось в этих до­несениях, учатся так быстро и проявляют такие способности, что это может быть лишь делом дьявола, который за­мышляет извратить истинную веру мерзкими ересями. Един­ственное средство заключается в том, чтобы не позволять индейцам изучать латынь и ограничить их образование выучиванием нескольких молитв. Мендоса и Сумаррага убедились, что распространить среди индейцев испанские ремесла невозможно. Сумаррага ввозил из Испании искус­ных мастеров, но они отказывались обучать индейцев сво­ему ремеслу. Они понимали, что, монополизируя свое ис­кусство и храня его в тайне, они смогут диктовать потребителям более высокие цены. Работники-индейцы проявля­ли в изучении испанских ремесл замечательные способно­сти. Они брали для ознакомления испанские изделия и без всяких указаний воспроизводили их. Но испанцев это только пугало. Когда в Мексике была введена испанская система гильдий, то высшие должности в важнейших гиль­диях предоставлялись только лицам испанского происхож­дения. Все же некоторые индейцы, работавшие подма­стерьями у испанских мастеров, имели возможность прояв­лять свойственные их народу художественные дарования. Гончарные изделия, которыми некогда славилась Чолула, производились теперь в соседнем испанском городе Пуэбле. Индейское художественное мастерство было приспособлено к нуждам церкви. В деревнях индейцы продолжали изго­товлять посуду и ткани, но многие ремесла, которыми сла­вилась Мексика до испанского завоевания, стали исчезать.

Между тем противники испанской завоевательной поли­тики возобновили атаку на императора и его советников. Профессор богословия в Саламанкском университете Фран­сиско де Викториа упорно разоблачал эксплоатацию ин­дейских народов, и усилия его были поддержаны пламен­ным утопистом Бартоломэ де Лас Касасом. Этот послед­ний полагал, что покорение индейцев при помощи оружия ничем нельзя оправдать и что единственной справедливой целью прихода испанцев в Америку могло быть желание завоевать для Христа души ее жителей. Не сумев двад­цать лет тому назад улучшить положение на островах, он ушел в доминиканский монастырь на Гаити, где занялся составлением истории испанского завоевания. В ней ок страстно разоблачал весь процесс созидания империи к вместе с тем сильно преувеличивал добродетели и дости­жения индейских народов. В 1536 г. он добился единствен­ной крупной победы за всю свою многолетнюю деятельность: в северной Гватемале была область, успешно сопротивляв­шаяся испанскому завоеванию; Лас Касас и группа мона­хов отправились туда без оружия, завоевали любовь ин­дейцев и обратили их в христианство. Затем Лас Касас вернулся в Испанию и, прежде чем уехать оттуда на долж­ность епископа области Чиапас, содействовал принятию «новых законов» 1542 г. Согласно этим законам, все энкомиенды сохранялись до смерти их владельцев, а раздача но­вых энкомиенд отменялась. Духовные лица и чиновники, владевшие энкомиендами, должны были немедленно от них отказаться. Рабство отменялось. Законы должны были из­даваться на важнейших индейских языках. Для наблюде­ния за проведением «новых законов» в Мексику был послан Франсиско Тельо де Сандоваль.

Когда «новые законы» стали проводиться в Перу, испан­цы восстали и убили вице-короля. В Мексике приезд Сан­доваля вызвал панику. Его закидали петициями, и к нему зачастили депутации перепуганных энкомендерос. Вся де­ловая жизнь прекратилась. Испанцы заявляли, что «они будут вынуждены убить своих жен и детей, чтобы спасти их от позора». Первый флот, вышедший из Вера Крус после принятия «новых законов», увез из Мексики 600 ко­лонистов. Мендоса и Сандоваль убедились, что осуще­ствить «новые законы» невозможно. Даже монахи не хоте­ли поддерживать эти законы, не без оснований указывая, что передача индейцев, работавших на энкомиендах, в ве­дение коррехидоров не улучшит их положения. К импера­тору обратились с просьбой отменить законы, и когда при­шла весть о его согласии, испанцы отпраздновали ее пи­рами и боями быков. Лас Касас вскоре после этого вер­нулся в Испанию, где до самой смерти продолжал преда­вать гласности беззакония, которые терпели индейцы.

Император считал своего вице-короля столь полезным для испанской империи, что не давал ему передышки в ра­боте буквально до смертного часа. Когда старость и бо­лезни заставили Мендосу просить позволения уйти в от­ставку и вернуться в Испанию, его только перевели в Перу, где трудности управления были еще большими, чем в Мексике. Менее чем через год Мендоса умер. Его преемником на посту вице-короля Новой Испании стал Луис де Веласко, принявший должность в 1551 г. Веласко привез с собой приказ короля, запрещавший порабощение женщин и детей и предлагавший провести в жизнь пра­вило, по которому обращение мужчин в рабство разреша­лось лишь в наказание за сопротивление завоеванию. Утверждали, что эта мера привела к немедленному осво­бождению 150 тыс. чел., не считая женщин и детей. Раб­ство в Новой Испании постепенно исчезло и сохранилось только для небольшого числа ввезенных туда негров[3]. Но польза от освобождения была невелика. Рабы в рудни­ках и на плантациях попрежнему несли непосильный, пло­хо оплачиваемый труд. Оторванные от родины, они не име­ли никаких возможностей бежать.

После смерти Веласко, последовавшей в 1564 г., воз­никла новая угроза ограничения наследования энкомиенд. По крайней мере, пошел слух, что таково намерение короля. Группа энкомендерос начала угрожать вооруженным сопро­тивлением. Выдвигались предложения, чтобы Новая Испа­ния объявила себя независимой. Лидерами, этого движения были братья Авила, сыновья одного из первых конкиста­доров. Они попытались привлечь на свою сторону сына Кортеса, маркиза дель Валье, которого они собирались объявить королем. Не успело движение выйти из стадии неопределенных споров, как оидоры аудиенсии арестовали дель Валье и обезглавили обоих Авила. Следующий ви­це-король, Перальта, нашел, что аудиенсия была излишне строга; тогда оидоры сообщили королю Филиппу, что Перальта поощряет измену. На смену Перальта было послано три следователя, и их руководитель, Алонсо Мунь­ос, ввел в Мексике террор. Тюрьмы наполнились людьми, подозреваемыми в измене, ряд энкомендерос был обезглав­лен, а Мартина Кортеса, сына завоевателя от Марины, пы­тали в надежде, что он даст показания против своего бра­та. Новые жалобы в Испанию привели к назначению ново­го вице-короля, Энрикеса де Альмансы, и к отзыву Мунь­оса. Маркиз дель Валье был уже отправлен в Испанию. В конце концов его оправдали, но в Мексику он так и не вернулся. Его потомки владели значительной частью провинции Оахака, не живя там и даже не посещая своих поместий до XX в.

После заговора Авила — если это был действительно заговор — движение креолов за независимость Мексики прекратилось на 200 с лишним лет. Но отсутствие мяте­жей объясняется не только террористическими мерами, принятыми для их подавления, но и постепенным распадом всей испанской административной системы и ослаблением внимания королевской власти к индейцам. По мере того, как короли слабели, креолам разрешалось делать все, что угодно. Энкомиенды сохранились и были окончатель­но отменены только в XVIII в. Намерения монархов XVI в. получили воплощение в так называемых «законах об Индии», но бюрократия вяло проводила их в жизнь. К тому же законы стали так многочисленны и сложны, что едва ли можно было ожидать полного повиновения им. Коллеж в Тлателолько превратился в начальную школу, а потом был закрыт; другие индейские школы так­же исчезли или превратились в школы для креолов. Ра­совые разграничения усилились, и испанцы, чья агрессия вначале носила скорее религиозный, чем расовый харак­тер, считали теперь, что цветная кожа является доказа­тельством неполноценности. Индейцы не могли быть свя­щенниками, чиновниками, адвокатами или врачами. Они были обречены на физический труд, и только работа индей­ских художников поощрялась духовенством. Все более или менее важные посты оставлялись для потомков завоева­телей.

Между двумя мексиканскими народами сохранилась резкая грань: креолы наверху социальной лестницы, индей­цы внизу ее. Часть индейцев превратилась в рабочих рудников и испанских городов, но большинство продолжало жить в деревнях, под управлением касиков, власть кото­рых нередко была более деспотической, чем до завоева­ния. В Мексике развились две системы общественной ор­ганизации — одна для креолов, другая для индейцев. Ин­дейцы остались чужды испанской культуре; они считали белых врагами и со всем прирожденным упорством сохра­няли свое расовое сознание. Многие из них остались фак­тически непокоренными. Даже в Южной Мексике, среди гор Пуэблы и Оахаки, некоторые племена, жившие в отда­ленных долинах или по склонам холмов, где земля слишком бесплодна, чтобы привлечь захватчиков, продолжали ве­сти полукочевую жизнь, почти не затронутую европейски­ми влияниями.

При первых вице-королях экономическое положение племен Центральной Мексики было, вероятно, не хуже, чем при ацтеках. Подати и принудительный труд, кото­рого требовали энкомендерос и коррехидоры, не превыша­ли требований ацтекских сборщиков налогов. Если индейцам приходилось теперь содержать духовенство, то и рань­ше они содержали языческих жрецов, и если теперь им нужно было строить церкви, то прежде они строили пира­миды. К тому же они освободились от обязанности постав­лять жертвы Уицилопочтли. Но в XVII и XVIII вв. на­селение индейских деревень стало больше страдать от неза­конных тиранических вымогательств коррехидоров и от упорных посягательств землевладельцев-креолов. Попытки правительства охранить общинные земли (эхидо) своди­лись на нет продажными чиновниками. Этим попыткам пре­пятствовало и то обстоятельство, что индейцы не знали испанских законов и не имели возможности изучить их. Процесс увеличения земельных владений креолов, продол­жавшийся долгое время после свержения испанского гос­подства и достигший кульминационного пункта в первом десятилетии XX в., был вторым завоеванием, менее дра­матичным, чем то, которое совершил Кортес, но по своим последствиям для мексиканского общества даже более полным и глубоким. Сначала креолы получали либо крупные поместья, вроде того, которое приобрел Кортес в Оахаке, либо мелкие «пеонии», (peonías) и «кабалиерии» (cabalierias), распределявшиеся между рядовыми конкистадорами. Но большая часть земли, принадлежала ли она короне или энкомендерос, была еще в пользовании индей­цев. По испанским законам вся земля в Мексике явля­лась в конечном счете собственностью короны, и только королевское пожалование давало законное право на владе­ние землей. Поскольку большинство индейских деревень никогда не получало королевских пожалований, креолам было легко постепенно расширять границы своих поместий под тем предлогом, что они занимают землю, принадлежа­щую только короне. По прошествии некоторого времени правительство нередко в законном порядке оформляло такую узурпацию посредством «урегулирования» (compo­sición). Другие креолы покупали у деревень землю на льготных условиях, игнорируя законы, якобы защи­щавшие индейцев от обмана. Из-за королевских податей и частых неурожаев индейцы постоянно нуж­дались в деньгах. Таким образом, в результате медленного процесса приращения, продолжавшегося на протяжении многих поколений, относительно малые держания первых конкистадоров постепенно превращались в огромные асиенды, покрывавшие большую часть плодородных долин Центральной Мексики. Закон, предоставлявший каждой деревне одну квадратную лигу земли, был еще в силе, и по­ка Мексика оставалась частью испанской империи, многие деревни сохраняли некоторую, хотя и непрочную, самосто­ятельность, а иные сумели даже добиться от правительст­ва возврата земли, отобранной асиендами. Однако значи­тельная часть индейского населения — вероятно, более од­ной трети общего его количества — была вынуждена стать батраками на асиендах. Владельцы асиенд, асендадос, вы­давали батракам в счет заработной платы авансы, которых индейцы никогда не имели возможности выплатить. Та­ким путем их превращали в пеонов и обращали в долго­вое рабство, причем долги передавались по наследству от одного поколения другому.

Креолы не получили самоуправления и в период упад­ка Испанской империи. Напротив, эксплоатируя индейцев, они сами являлись жертвами бюрократии гачупинов. Вице-короли XVII и начала XVIII в. были, как правило, без­деятельны, а иногда и продажны. Великие администрато­ры, посылавшиеся в Америку императором Карлом, не имели достойных преемников. Примеру высших властей охотно следовали остальные чиновники. Взятки и волоки­та приобрели почти всеобщий характер. Судьи продавали свои решения тому, кто больше давал. Тяжбы иногда длились поколениями. Дело о праве собственности на снег, лежащий на вершине Попокатепетля, продолжалось более 200 лет. Люди, подозреваемые в уголовных преступлениях, годами сидели в тюрьме, и многие узники, содержавшиеся в крошечных зараженных камерах, умирали до суда. Та­моженные чиновники мирились с контрабандой и сами за­нимались ею. Коррехидоры грабили индейцев. Новая Ис­пания была обременена огромным бюрократическим аппара­том гачуиинов, пользовавшихся богатствами, которые про­изводились трудом туземного населения.

Развал испанских учреждений беспрепятственно про­должался двести лет. В течение двухсот лет страной пра­вили гачупины, вице-короли и архиепископы, а креолы жи­ли большей частью в аристократической праздности, храня верность королю и церкви и не имея достаточных стиму­лов ни для умственной, ни для политической деятельности. В результате отстранения креолов от власти, угнетения ин­дейцев и постепенного возникновения новой смешанной расы метисов медленно развивались силы, которым пред­стояло в будущем создать мексиканскую нацию.