«Гигантские головы»

Кому могли принадлежать эти странные головы?

Естественно, что всякий уважающий себя искатель Атлантиды может расценивать эти головы в качестве портретов жителей некогда исчезнувшего легендарного материка. Сторонники инопланетян с не меньшей уверенностью способны разглядеть в этих памятниках головы пришельцев-космонавтов в шлемах.

И все только потому, что интерпретация такого странного и характерного практически только для ольмеков памятника, как «гигантские головы», до сих пор продолжала оставаться одной из наиболее спорных проблем древней американской археологии.

Надо заметить, что обнаруженных голов в распоряжении археологов не так уж и мало:

Было написано немало работ с попытками понять смысл и назначение этих памятников[41]. Дело осложнялось еще и тем, что по мере удаления от ольмекской «метрополии» стали обнаруживаться головы поменьше размером, а также круглые каменные шары, имевшие с ольмекскими головами что-то неуловимо общее. Так, например, в расположенном у Тихоокеанского побережья почти синхронном ольмекам центре Исапа (группа В, мон. 5, 6) круглые шары небольшого размера были обнаружены рядом с небольшими каменными столбами, которые вполне могли служить им подставкой[42].

Характерной особенностью «гигантских голов», помимо их огромного размера, является «выражение лица», которое в каждом случае индивидуально. Однако этой детали исследователи внимания практически не уделяли, и анализ памятников сводился в основном к оценке размеров и материала, попытке определить антропологические признаки и характер головного убора, а также выявить присутствие экспрессии (если таковая имелась)[43].

Времена, когда в чертах лиц голов удавалось разглядеть даже негроидов, ушли в прошлое, но, как нам кажется, адекватная интерпретация памятника стала возможна лишь в настоящее время — благодаря анализу иероглифических текстов майя классического периода, впервые со всей очевидностью раскрывших основополагающую для понимания древней американской культуры идею «реинкарнации».

Проблема «мертвого глаза»

При анализе иконографии на майяских сосудах исследователями регулярно от­мечалось присутствие так называемого «мертвого глаза». «Мертвым» он считался исключительно по той причине, что изображался изолированно, то есть без человека и почти всегда даже без лица. Этот же отделенный от человека глаз изображался и в иероглифических рукописях, где его весьма реалистически отрывала от глазного нерва птица[44]. Вместе с тем этот «мертвый глаз» порою почти терял свой узнаваемый вид и более походил на некий стилизованный шарик или ягоду. Именно в таком виде этот предмет регулярно появлялсяв клюве птицы, в сюжетах, связанных с представлениями о смерти. Птица-посланник всегда достаточно легко опознавалась по крупным перьям с пятнами, крючковатому носу и когтистой лапе. Майкл Ко определял ее как разновидность совы — птица Муан. В иероглифических текстах встречается и название совы, записанное фонетически: ти-аап. Расценивая сову в качестве связника между мирами, хотелось бы заметить, что в регионе живут совы, которые обитают в подземных норах — норная сова, которая охотится и днем и ночью. Сама она редко роет себе жилище, чаще занимает оставшиеся норки броненосцев, лис и степных собачек. В Зодиакальном круге сова занимает свое достойное место среди созвездий «потусторонней», северной, женской половины мироздания.

В начале исследований похожий на ягоду предмет в клюве птицы не вызывал особого интереса, поскольку выглядел ее естественной добычей. Однако выступая в качестве необходимого опознавательного, атрибута (который порою заменялся на голову человека), этот плод навел на мысль о его дополнительной семантике. А на памятниках Исапы он выглядел особенно внушительно.

Наиболее общим словом для обозначения плода в языке майя является ich. Ich huh, например, означает название растения, определяемого как Eugenia Axillaris — «куст с эллиптическими листьями, с маленькими белыми цветочками». Плод этого куста — маленькая ароматная красная ягода.

Однако помимо значения «плод растения» по омониму ich означает: «плод, в том числе человеческий», то есть «зародыш», «близнецы». Глагол ich-il означает «забеременеть».

Но и это не все. Также по омониму морфема ich имеет еще несколько важных значений, таких, как: «глаз», «лицо», «похожий» и даже «поверхность земли».

Иконография майя представляет случаи замены изображения ягоды на опознаваемое изображение лица (головы) человека, что с точки зрения семантики знака вполне допустимо и не противоречит традициям. Так, например, на сосуде № 15 (Сое М., 1982) [рис. голова на книге] рядом с контуром пещеры помещено изображение большой птицы. В ее широко раскрытом клюве голова человека с подчеркнуто выделенным круглым глазом и завитком (центральный элемент Т96 — ich в качестве поясняющей надписи). На шее совы — змея.

Совсем поздний рельеф в Храме воинов в Чич'ен-Ице сохранил изображение в фас птицы с разинутым клювом, из которого выглядывает лицо (ich) — человека [рис. рельеф с головой]. Аналогичных изображений в Мезоамерике чрезвычайно много.

Таким образом, уже на этом материале можно сделать вывод, что появление изображения знака ich — лица, или глаза, или плода указывает на то, что речь идет о возрождении души умершего. Этот возрождающийся «плод» мог изображаться в виде плода растения или же лица человека. Не случайно и другое значение этого слова — «похожий». Дело в том, что, согласно майяской системе родства, новорожденный наследовал вместе с душой своего умершего деда (предка через поколение) и его внешний облик, и характер, и имя, и социальный статус. Глаз как бы символизировал эту передаваемую духовную сущность. При всей неожиданности образа, стоит согласиться, что глаз совершенно закономерно отождествляется с душой, поскольку это единственный орган, который как бы имеет самостоятельную жизнь и экспрессию. Причем о его умирании можно говорить отдельно от всего тела, что, видимо, и должно подразумевать уход души. Не случайно возникает и такое определение — глаз как «зеркало души».

Согласно версии «Пополь Вух», девушка Иш-Кик беременеет от плюнувшей ей в ладонь одной из голов (ich) близнецов, росшей вместе с плодами на дереве, — после чего у нее тоже рождаются близнецы. Вся эта мифологическая сцена построена на обыгрывании семантики омонимов морфемы ich.

Итак, начиная с ольмекских времен и «мертвый глаз», и лицо, и «гигантская голова» идеографически обозначали морфему ich, которая указывала на душу, передаваемую от далекого предка потомку.

Головной убор далекого прапредка

Головные уборы на «гигантских головах» разные. Так, например, на голове 10 из Сан-Лоренсо надет как бы шлем из нефритовых пластинок, наподобие того, что фигурирует у правителей, изображенных в Паленке.

Головные уборы 3 и 4 из Сан-Лоренсо содержат элемент из четырех веревок — tep', а это является уже указанием на фратриальную структуру племени и прямую связь по крови между предками и потомками. На некоторых головах хорошо различим элемент «пещеры» (мон. 1 из Ла-Венты).

Головной убор на некоторых головах (мон. 1, Ла-Вента, гол. 1, 2, 6, Сан-Лоренсо, и др.) графически напоминает знак xib— «исчезать», «север».

На шести головах присутствует элемент «птицы», по определению Ан Сиферс, что лишний раз подтверждает наше предположение относительно семантики этого памятника.

Расположение голов внутри акропольного ансамбля Ла-Венты явно указывает на их сакральное значение, связанное с прапредками, поскольку их 4, — видимо, по числу фратрий в племени, расположены они на одной линии, как бы отчеркивая северную границу центра, указывая на направление легендарной прародины. Перед головой 1 расположена так называемая «мозаика» [рис. мозаика] в виде морды ягуара с 16 (4 х 4) подвесками, указывающими на состав племени. На одном с мозаикой уровне, перед остальными тремя головами находился и так называемый тайник с 16 сутулыми персонажами, расположение которых напоминает собрание, обсуждающее перед столбом некие важные проблемы. Эти оба памятника находились с северной стороны на уровне последних строе­ний центра[45].

Тот факт, что только в Сан-Лоренсо обнаружено 10 голов, позволяет предположить, что каждая из них передает образ одного из 16 глав рода. Таким обра­зом, не исключено, что в этом центре, возможно, будут обнаружены еще 6 голов.

Текст на каменной шкатулке

Странная семантическая единица ich — «лицо» заставила обратить внимание на любопытную каменную шкатулку, опубликованную М. Ко, особенно на ее тяжелую крышку, выполненную в форме лица.

Не будет ошибкой назвать книги непременными участниками многих обрядов и праздников. Их торжественно приносили в специальных каменных шкатулках, придавив сверху тяжелой (весом до 10 кг) нефритовой крышкой, выполненной в виде рельефного лица человека сверху и плоским основанием.

В альбоме М. Ко (1973, № 7)[46] помещено изображение каменного ящичка размером 24,5 см х 17,8 см, глубиной 6,4 см, что делает эту шкатулку идеально подходящей для помещения внутри нее книги.

Текст на шкатулке, который рассмотрен в специальной главе, свидетельствует о том, что хранившаяся в ней книга имела важное значение для определения родства и наследования души умерших родственников.

Мысль об использовании шкатулки для хранения книги и использовании этих предметов при реинкарнационных обрядах получила свое подтверждение при анализе изображения на сосуде № 16[47]. Здесь мы видим шкатулку с книгой, придавленной головой-крышкой; ее держит в руках обезьяна-писец. Сосуд посвящен реинкарнации души умершего, то есть дню выхода ее из преисподней и возрождению ее в младенце. Сцена на сосуде полностью посвящена реинкарнации: здесь и пещера с прапредком, и Бог Улитка — глава фратрии, и мировое дерево, и птица.

Удивительно, но эти каменные лица традиционно называют «масками», хотя они и не подходят под это определение. Память об этих шкатулках с книгами жива до сих пор в индейских общинах, но является охраняемой тайной. Так, например, одна из общин майя (селение Шокен) Юкатана несколько летвела поиски своей «книги с историей», никому не сообщая подробностей, где и как она может храниться. Моим замечанием о том, что книга, видимо, хранит­ся «в каменной шкатулке в пещере», они были буквально потрясены, поскольку считали, что никто этого знать не может. (Я была удивлена не меньше, что попала в точку.)

Аналогичную функцию выполняли, по всей видимости, и хорошо известные «погребальные маски» майя, стремившиеся увековечить живой облик умершего человека.

«Лицо души-плода»

Итак, анализ мезоамериканских памятников различных периодов и текстов майя выделил ключевое понятие — «лицо». Но именно лицо и является един­ственным значимым элементом «гигантских голов» ольмеков. Подчеркнутая шарообразность идентифицирует его со значением «плод».

Выражения лиц у «голов» разные, и это не случайно, поскольку они должны были передавать портреты различных людей. Однако практически все лица со­держат элементы, указывающие на преклонный возраст изображаемых персо­нажей⁴⁸. Таким образом «гигантские головы» практически первые портретные изображения мифологизированных прапредков — основателей племени на далекой прародине, которая «исчезла» далеко на севере, в пещерах. Одновременно головы несут в себе семантику возрождения в соответствии с некогда существовавшей системой родства протомайя.

Примечания:

[41]Fuente В. de la. Los hombres de piedra.— México, 1977.

[42]Gareth IV., Lee T. A., Martinez Espinosa E. Izapa: An Introduction to the Ruins and Monuments.—Provo (Utah), 1982.— P. 183.

[43]Fuente В. de la. Las cabezas colosales olmecas.— México, 1975.

[44] См., например: Мадридская рукопись, 86 а.

[45]Gonzalez Lauck R. La Venta. Una gran ciudad olmeca // Arqueología mexicana.— 1995.— Vol. 2, № 12.

[46]CoeM.D. The Maya Scribe and His World.— N. Y.: The Grolier Club, 1973.

[47]Coe M.D. Lords of the Underworld: Masterpieces of classic Maya ceramic.— Princeton, 1978.