Мануэль Галич и его книга

12 октября 1992 г. человечество отметило знаменательную дату — 500-летие открытия Америки. Можно по-разному оценивать те давние, полные драматизма события. Что это — встреча миров и встреча культур? Уничтожение индейских цивилизаций? Создание нового мира с новой самобытной культурой? И то, и другое, и третье... Однако в истории не приемлем подход моделирования для прошлого «улучшенных» ситуаций. Оборот «если бы... то...» в исторической ретроспекции лишен всякого смысла, поскольку время как форма существования материи продолжает иметь в нашей земной цивилизации одно, и только одно, измерение. И потому мы, историки, занимающиеся древностью, видим свою основную задачу в том, чтобы восстановить и сохранить для человечества память о его прошлом. Эту же задачу ставил перед собой и Мануэль Галич, написав книгу, название которой в испанском варианте выглядит иначе, чем в русском переводе,— «Наши прародители».

Конечно, в название «Наши прародители» Галич вложил особый, более глубокий и символичный смысл. Фамилия автора ясно указывает на то, что предки его вышли отнюдь не из Дакоты, Петена или Амазонии и не только не из Испании, а из земель, гораздо более близких к нам. Тем не менее Галич всегда считал себя сыном латиноамериканского народа, гватемальцем и к своим прародителям с гордостью относил аборигенов Нового Света, внесших огромный вклад в нашу общую человеческую копилку знаний и достижений.

Родился Мануэль Галич в 1913 г. в Гватемале. В годы буржуазно-демократической революции 1944—1954 гг. занимал ответственные государственные посты: депутата, президента конгресса при президенте Аревало, министра образования и министра иностранных дел, посла в Уругвае и Аргентине. После реакционного переворота вынужден был эмигрировать. С 1962 г. до 31 августа 1984 г., дня своей смерти, жил и работал на Кубе. Широкому читателю Мануэль Галич известен скорее как писатель, драматург и очеркист. Книга о доколумбовой Америке позволяет познакомиться с Галичем-историком, страстным защитником самой обездоленной части населения Американского континента.

В книге рассмотрен обширный материал. Обзор охватывает практически все группы индейцев от Аляски до Огненной Земли — и в этом большое достоинство книги, поскольку в нашей стране подобное всеобъемлющее издание, посвященное аборигенным культурам Америки, осуществляется впервые. Автор затрагивает самые разнообразные вопросы — исторические, культурные, социальные и политические. При подобного рода обзоре даже в монографиях специалистов встречается много спорного. Тем более немало дискуссионных мест в популярной книге Галича. Решить все эти проблемы нет никакой возможности, даже если написать еще одну книгу на ту же тему. Вместе с тем, учитывая определенную «энциклопедичность» издания, хотелось бы затронуть несколько сюжетов, представляющих общий интерес.

Появление человека на Американском континенте

Мануэль Галич посвящает этому сложному вопросу отдельную главу книги, и это закономерно, поскольку нет американиста, которого не интересовала бы проблема заселения Америки. Поэтический образ великого исторического события, который создает автор, позволяет читателю по достоинству оценить всю значимость этого грандиозного, судьбоносного для человечества действа. Однако для читателя-неспециалиста хотелось бы сделать несколько систематизирующих и уточняющих замечаний.

Во времена ледникового периода, наступившего около 40 тыс. лет назад, между Азией и Америкой возникла полоса суши, названная исследователями Берингией. По этому временно соединившему континенты мосту вслед за стадами животных в Америку прошли представители так называемой первой волны переселенцев. Они не имели еще племенной организации и языка, а жили так называемыми первобытными ордами и охотились главным образом на крупных животных (мамонт, бизон, лошадь, верблюд).

Охота на крупную дичь была совершенно необходима для обеспечения «орды» пищей на несколько дней, так как относительная слабость и неловкость людей (по сравнению с хищниками) не давали возможности регулярно убивать мелкую дичь. Основным способом охоты был коллективный загон крупного зверя в заранее подготовленную ловушку. В охоте участвовали все, включая женщин, главная задача которых состояла в том, чтобы напугать зверя пронзительными криками. Охотничью роль криков в древности можно оценить, если учесть, что от индейского воинственного клича (протяжный пронзительный вопль, которому обучались у девушек) бизон может упасть в обморок, а медведь «в полной беспомощности покидает свою берлогу или падает с дерева»¹.

Потомками представителей первой волны переселенцев являются, по-видимому, представители сверхбольшой семьи языков макромайя, северная граница расселения которой находится в степях Северной Америки. Достигнув степной зоны, переселенцы первой волны были затем надолго отрезаны от Аляски и Азии мощным ледниковым барьером. Из деталей материальной культуры особенно обращает на себя внимание отсутствие лука у классических майя вплоть до тольтекского завоевания в X в. Важно заметить, что майя постоянно называли себя охотниками на оленей, даже будучи земледельцами.

Отсутствие лука невозможно объяснить позднейшей утратой, так как охотничьи традиции явно не прерывались с древнейших времен. В качестве военного и охотничьего оружия употреблялись копья и дротики, которые метались с помощью копьеметалок, причем именно у майя встречаются сложные формы копьеметалок с тетивой, которые у других племен оказались исходной базой для изобретения лука. Для этого следовало укоротить дротик и повернуть его в обратную сторону, превратив пружинящую тетиву копьеметалки в натягиваемую рукой тетиву лука. У племен майя после перехода к земледелию не было необходимости заимствовать лук и стрелы у соседних племен, они сохранили традиционные дротики с копьеметалкой. В этой же зоне и далее к югу для охоты на мелкую дичь употреблялась выдувная трубка, не встречающаяся у более северных племен. В Евразии лук появился в мезолите, т. е. не ранее 10 тыс. лет до н. э. и уже после переселения первой волны на Американский континент.

Языки переселенцев первой волны, в частности майя, сформировались уже на новом материке. В пользу этой гипотезы свидетельствует, в частности, и тот факт, что обоснованно их не удалось связать ни с одним языком Старого Света. Попытки установить генетическое родство с алтайскими, финно-угорскими, сино-тибетскими языками не могут считаться убедительными.

Росло число первых «колонистов», естественным образом увеличивалось количество языков. Возникновение дуальной организации, эндогамные запреты и охрана своей территории должны были неминуемо привести к появлению самостоятельных племенных языков. При этом у значительно отдаленных друг от друга племен возникали совершенно независимые языки, не имевшие между собой генетического родства.

Процессы языковой дифференциации связаны с численным ростом племени, с разделением на территориально удаленные группы — во избежание относительного перенаселения. При отсутствии частых контактов сначала возникали, естественно, диалекты, а затем самостоятельные языки. Примерно таким образом на Американском континенте шло формирование лингвистических макросемей. Некоторые племена вынуждены были покинуть свою территорию и двинуться в поисках новых охотничьих угодий. При этом племя, покинувшее свою территорию, попадало, как правило, в катастрофическое положение, так как вынуждено было двигаться по охотничьим территориям других племен. В подобных условиях племя могло довольно стремительным маршем уйти на громадное расстояние от первоначальной «прародины», прежде чем находило себе новое укрытие.

С отступлением ледника степные охотничьи племена двинулись вслед за дичью на север, где встретились с племенами второй волны переселенцев. Последние говорили на языках, возникших в Азии. Вполне возможно, что кризис охоты заставил и некоторые племена второй волны продвинуться далеко на юг. В результате всех этих движений племен первоначальная лингвистическая карта сильно перемешалась.

Уровень развития языка индейцев 25 тыс. лет назад был достаточно высок. В американских материалах имеется любопытный факт, до некоторой степени освещающий этот вопрос. В штате Аризона есть большая котловина, образованная от падения метеорита, что произошло, по определению специалистов, около 25 тыс. лет назад. У местных индейцев существовала легенда о том, что в этом месте с неба спустилось некое божество в облаке огня. Наблюдать падение метеорита можно было только в один день. Получается, что языки уже в начале верхнего палеолита были достаточно развиты, чтобы передавать сообщения, не имеющие никакого практического значения, и сохранять их в течение многих поколений.

Палеолитические охотники на мамонтов и других крупных животных принуждены были передвигаться вслед за стадами и сравнительно быстро достигли Мексики, оказавшись таким образом в тропической зоне, где прежние северные традиции не могли долго сохраниться. Двигаясь далее на юг, вероятно за стадами исчезавших на севере животных типа лам, охотничьи племена продвинулись до аргентинских степей, оказавшись в различных климатических зонах, где стали складываться новые хозяйственные и культурные традиции. Кризис охоты, вызванный гибелью мамонтовой фауны в Северной Америке, вынудил ряд племен почти полностью перейти к собирательству или покинуть прежнее место жительства. Именно в это время в Южную Америку попадает новая волна переселенцев.

Племена этой группы говорили на языках большой семьи макрокечуа. Первоначально они обитали, по-видимому, к северу от племен семьи макромайя, в основном в степной зоне Северной Америки. Двинувшись на юг, они не смогли обосноваться на узком Панамском перешейке и вынуждены были продвигаться дальше, держась Тихоокеанского побережья. Таким образом, они заняли зону к западу от Анд вплоть до Огненной Земли, вытеснив более ранних переселенцев. В дальнейшем распространение земледелия привело к созданию высокоразвитых культур в этой зоне.

В результате всех многочисленных перемещений племен ко 2-му тыс. до н. э. этническая и лингвистическая карты Америки стали отличаться большой пестротой. Однако в основном к этому времени уже наметилась определенная стабильность. Так, например, семья макромайя прочно обосновалась в районе Месоамерики. И потому никак нельзя относить этногонические легенды киче и какчикелей к периоду сорокатысячелетней давности. Они относятся, безусловно, к гораздо более поздним событиям истории майяязычных племен. Приводя примеры из эпоса «Пополь-Вух», Галич оказался в плену индейской образной поэтики, перед очарованием которой бывает чрезвычайно трудно устоять.

Контакты между Старым и Новым светом

Поскольку мы уже заговорили о праздновании 500-летия открытия Америки, то хотелось бы затронуть этот вопрос особо, тем более что не только Испания претендует в настоящее время на право «первооткрывательства».

Как известно, нерегулярный торговый обмен восходит еще ко временам палеолита. Единственный пункт, где была возможна меновая торговля между племенами Америки и Старого Света, — это область Берингова пролива. Торговые контакты через него возникли, вероятно, в достаточно древние времена. До начала XX в. чукотские «поворотчики»², пользуясь собачьими упряжками, пересекали по льду пролив и вели меновую торговлю с племенами Аляски. Таким путем, переходя от племени к племени, в Америку могли попадать изделия не только из Северо-Восточной Азии, но и из далекого Китая.

Морская торговля в северной части Тихого океана практически не велась в связи с трудными условиями мореплавания.

Японские и китайские суда, особенно рыбачьи лодки, унесенные бурей в открытый океан, могли быть отнесены течением Ойя-Сиво и ветрами к побережью Америки. Таких примеров немало. Индейские рыбаки имели возможность ознакомиться с обломками судов, потерпевших кораблекрушение, а в отдельных случаях к берегу могло прибить и целую лодку (с мертвой или даже живой командой). Так, очевидно, попали к индейцам различные японские и китайские изделия (монеты, статуэтки, оружие), наличие которых отмечал еще капитан Джеймс Кук в 1778 г.

Течением Ойя-Сиво еще в XIX в. пользовались китайские парусники, направлявшиеся в Сан-Франциско³. В древности это течение могло относить к берегам Америки (до Калифорнии) разведывательные лодки, отправлявшиеся на поиски новых земель.

Китайцы, ведя оживленную морскую торговлю, по-видимому, уже в первые века нашей эры посылали разведывательные экспедиции на север. Некоторые из них добирались до берегов Северной Америки и возвращались обратно. Однако тяжелые условия плавания и отсутствие перспектив для торговли привели к прекращению таких экспедиций. Китайцы и японцы стали развивать морскую торговлю в южном направлении.

Полинезийцы, заселившие в 1-м тыс. н. э. острова Тихого океана, в совершенстве владели искусством мореплавания. Их лодки с балансиром и двойные лодки не боялись океанских волн. В связи с относительным перенаселением полинезийцам приходилось для создания колоний разыскивать новые острова, в поисках которых они избороздили чуть ли не весь Тихий океан.

Некоторые острова были открыты случайно. Так, согласно легенде, Купе, гоняясь за «вожаком кальмаров», съевшим у него приманку во время лова рыбы, открыл Новую Зеландию.

В простейшем варианте разведывательные экспедиции двигались наудачу по определенному направлению, например держа курс на «пояс Ориона» (так, по словам ученого Те Ранги Хироа, были открыты Гавайские острова, хотя существуют и другие легенды⁴). При этом, конечно, можно было проплыть рядом с островом, не заметив его. Однако полинезийцы руководствовались различными приметами, в частности особой окраской облаков и т. п. Одним из главных ориентиров было наблюдение за полетом птиц, гнездившихся на островах. По-видимому, именно с помощью таких приемов полинезийцы открыли также затерянные в просторах океана острова Питкэрн, Пасхи и Сала-и-Гомес (оставшийся незаселенным).

Полинезийские экспедиции должны были, конечно, попасть и на побережье Америки, базируясь скорее всего на островах Маркизского архипелага. В Полинезии бывают сезоны, когда дуют достаточно сильные западные ветры. Кроме того, экспедиции следовало предпочесть идти против обычно господствующих восточных пассатов, чтобы в случае истощения съестных припасов можно было с попутным ветром быстро вернуться назад⁵.

Берега Америки, сравнительно густо населенные, вряд ли подходили для основания там колоний. Возможно, контакты ограничивались только разведывательными экспедициями. Запасаясь на американском берегу съестными припасами, полинезийцы вывезли оттуда местные культурные растения. Перуанский сладкий картофель - кумар - попал в Полинезию под тем же названием, что свидетельствует о прямых контактах полинезийцев с местными жителями. В ряде случаев открытия сохранялись в тайне, так сказать, в запас на будущее, например, на случай вынужденного отъезда в случае военного поражения.

Наиболее благоприятный маршрут на восток для полинезийцев пролегал в непосредственной близости к экватору, между встречными Северным и Южным экваториальными течениями, где возникает Восточное противоэкваториальное течение, хотя и ненадежное. Однако, возвращаясь на свои острова, полинезийцы могли проплыть на юг вдоль американского берега примерно до широты города Лимы, чтобы воспользоваться попутным Южным экваториальным течением, хорошо им известным.

Племена тихоокеанского побережья Америки издавна занимались рыболовством и плавали по океану на лодках и плотах. С возникновением южноамериканских цивилизаций появилась и морская торговля, для которой использовались главным образом управляемые особыми рулями—гуарами — плоты с парусами. Они были удобны и для перевозки войск. Уже Писарро, направляясь в Перу, встретил в море такой плот⁶.

Отнесенные бурей в океан индейские лодки или плоты никак не могли попасть на азиатский берег (разве что при исключительных обстоятельствах). От берегов Северной Америки их должно было относить к югу, а от берегов Южной — к северу, до тропической зоны. Зато в обоих случаях ветры и экваториальные течения могли отнести их в Полинезию или даже дальше, где уцелевшие разбивались о рифы остpoвов, а чудом оставшихся в живых пассажиров «радостно» встречали местные людоеды. Не исключено, впрочем, что съедали не всех.

Перуанцы предпринимали и разведывательные экспедиции в поисках новых земель как вдоль побережья, так и в открытый океан, но трудность состояла в том, что возвращение на плотах было весьма затруднительно.

Старый индеец Чепо рассказал капитану де Кодру о том, что «в старые времена» из гавани Арики (Чили) плавали на запад, на острова Коату (необитаемый), Куэн и Акабана. На Коату, до которого два месяца пути, были высокие горы с множеством птиц. На Куэне было много жителей; главного вождя звали Куэн-тике, двух других — Уки-нике и Кама-нике. Акабана находился в 10 днях пути далее к западу. Со слов индейцев из Арики, хронист де Акоста также сообщает о плавании на западные острова. В этих рассказах не указано, кто и когда плавал и с какой целью. По-видимому, то была разведывательная экспедиция времен инков. Амхерст и Томсон полагают, что имеются в виду острова Сала-и-Гомес, Пасхи и Мангарева, что вполне соответствует описанию⁷.

В конце XV в. Инка Тупак Юпанки предпринял большую разведывательную экспедицию в военных целях. Он отплыл из Манты (Эквадор) на большом количестве плотов и с 20 тыс. войск во главе с семью начальниками. Флотом командовал его брат Тилька Юпанки. Плавание продолжалось около года. Тупак Юпанки достиг островов Ава-Чумби (по Сармьенто де Гамбоа), или Хагуа-Чумби (по Кабельо де Бильбоа), и Нина-Чумбе («огненный остров»), после чего возвратился, привезя с собой множество пленников⁸. Имея такое войско, захватить пленников было, конечно, нетрудно. Однако и количество войск, и количество пленников, по-видимому, сильно преувеличено сначала индейскими информаторами, а затем Сармьенто де Гамбоа, любившим слегка приукрасить свои рассказы.

Поль Риве, а также Тур Хейердал отождествляют Ава-Чумби с Мангаревой. Нина-Чумбе Хейердал отождествляет с островом Пасхи, ссылаясь на обычай рапануйцев зажигать костры при виде судов в море.

Крисчен, Риве и Хейердал считают, что к визиту Тупак Юпанки относится одна из мангаревских легенд. В ней говорится, как в правление братьев Тавере и Тарои туда прибыл вождь Тупа и бросил в проливе якорь. Перед возвращением он рассказал мангаривцам про обширную страну, где живет большой народ, управляемый могущественными правителями.

Если отождествления островов правильны, то возникает вопрос: не связаны ли между собой эти две экспедиции? В обоих рассказах упоминаются одни и те же острова и ничего не известно об остальной Полинезии, хотя и на острове Пасхи, и на Мангареве о ней нетрудно было узнать (конечно, умея объясняться).

Вполне вероятно, как предполагает Хейердал, что Тупак Юпанки, которому вместо захвата ожидаемых богатств пришлось ограничиться просветительской деятельностью, разочаровался в Полинезии и возвратился. Представляется, однако, невероятным, что он возвращался, как считает Хейердал, «северным маршрутом», т. е. по течению Ойя-Сиво, севернее Гавайских островов. Перуанские моряки вряд ли вообще слышали о течениях в северной части Тихого океана. Скорее всего они просто выжидали сезон западных ветров, как делали и полинезийцы.

После Тупак Юпанки экспедиции в Полинезию, по-видимому, не предпринимались, не было речи и о посылке колонистов.

Существует также легенда о вожде Виракоче, который уплыл со своими людьми в океан после военного поражения и бесследно исчез. И так как он не вернулся, разведывательные экспедиции инков не связаны с его плаванием (если, конечно, он вообще направился в Полинезию). По легенде, его отплытие относится к концу господства цивилизации Тиауанако.

К началу колониального периода каких-либо следов перуанских колоний в Полинезии, если они и были, не осталось.

Возможность перехода людей из Австралии в Южную Америку по древнему сухопутному мосту через Антарктиду, о чем, в частности, говорит М. Галич, и предполагаемая связь между австралийцами и огнеземельцами не подтверждаются геологическими данными и могут считаться полностью исключенными.

Лодки и корабли, плававшие у европейских берегов и отнесенные бурей в открытый океан, могли попасть с Северным экваториальным течением в Карибское море. В свою очередь Гольфстрим мог отнести индейские лодки к северным берегам Европы. О таких случаях имеются сведения. Лодки, плававшие у берегов Гвинейского залива, могли быть отнесены Южным экваториальным течением к берегам Южной Америки.

Многие авторы античных времен, да и современные, считают, что связь Европы с Америкой облегчалась наличием посреди океана материка или острова Атлантида, погибшего 11 тыс. лет назад в результате геологической катастрофы.

Рассказ об Атлантиде в диалогах знаменитого философа Платона «Тимей» и «Критий» ведется от имени афинского поэта и политического деятеля Крития (со ссылкой на Солона и египетского жреца). Рассказ этот вовсе не является записью легенды. Диалоги Платона — литературное произведение, пропагандирующее его философские взгляды. Многие подробности в рассказе Крития вымышлены. Даты, по-видимому, связаны с пифагорейской символикой чисел, географические подробности в основном относятся к Испании и связаны с полулегендарным, сказочно богатым городом Тартессом, ко временам Платона разрушенным⁹.

Сведения о геологической катастрофе, постигшей Атлантиду, базируются на действительных событиях, однако происшедших не в Атлантическом океане, а в Эгейском море. Вероятно, гибель Атлантиды — это не что иное, как землетрясение и извержение вулкана, в результате которых погрузились в море значительные участки суши в районе острова Тира (110 км к северу от Крита). На уцелевшую сушу обрушились гигантские волны — цунами. Извержение вулкана Санторин довершило гибель всего живого...

Следует отметить, что рассказ Крития о гибели Атлантиды и рассуждения о великих катастрофах в диалогах Платона — это литературная обработка и философское осмысление широко распространенных греческих мифов и преданий. Достаточно вспомнить миф о борьбе богов с титанами или о борьбе Зевса с Тифоном, явно основанный на воспоминаниях об извержениях вулканов и землетрясениях, что отнюдь не удивительно для области Эгейского моря.

Таким образом, источники диалогов Платона связаны главным образом с крито-минойской эпохой и Тартессом. Что касается материка или острова Атлантида в Атлантическом океане, то возможность его существования, по крайней мере в пределах ближайших к той эпохе 300 тыс. лет, решительно опровергается геологическими данными.

У жителей европейского побережья доримской эпохи больших кораблей, по-видимому, не было, что, однако, не мешало им совершать на лодках достаточно дальние плавания. Так, по свидетельству Руфа Феста Авиена, жители Эстримниды (Франция) «готовят себе корабли из сшитых шкур и часто на таких судах из твердой кожи они переплывают широкие моря»¹⁰. Исключение составлял Тартесс, находившийся, по всей вероятности, в устье Гвадалквивира, хотя достоверно это установить не удалось до сих пор. Тартесс был центром местной культуры и прославился богатством и дальними плаваниями, совершаемыми его жителями на больших кораблях, о нем упоминают даже ассирийские источники.

В конце VII в. до н. э. в Тартесс попал корабль самосца Колэя, направлявшийся в Египет, но отнесенный ветром к Гибралтару. Примерно в то же время в Тартессе появились 50-весельные корабли фокейцев, которые вели торговлю с городом почти столетие и основали на Корсике колонию Алалию. В 540 г. до н. э. объединенный карфагенский и этрусский флот разбил фокейцев у Алалии и положил конец их могуществу. После гибели Тартесса центром морской торговли в Атлантике стала финикийская колония Гадир (Гадес, современный Кадис), сохранявшая свое значение до завоевания римлянами.

Финикийцы, базируясь на Гадир и Карфаген, предпринимали и разведывательные экспедиции, как, например, знаменитое плавание Ганнона вдоль берегов Африки. Им были известны Канарские и Азорские острова. Один корабль из Гадира был отнесен ветром на запад и через четыре дня попал в воды, полные водорослей, где водилось множество тунцов. Возможно, речь идет о восточной окраине Саргассова моря¹¹

Таким образом, в античное время в Атлантическом океане плавали тартесские, финикийские, этрусские, греческие и римские корабли. Несомненно, довольно часто ураганные ветры уносили их в открытый океан. Прибрежные жители Месоамерики, вероятно, много раз имели возможность видеть обломки этих кораблей, кое-какие вещи и утопленников, а иногда, может быть, и живых моряков.

В начале средних веков мореплавание в Атлантике приобретает иной характер. В океане появляются суда кельтов, басков, скандинавов, причем первые (включая греческого путешественника Пифея из Массилии) осваивают северную часть Атлантики. Предпринимаются попытки открыть новые земли на западе. На картах появляются апокрифические острова Святого Брандана, Антилия, Стокафикса, Бразиль.

По ирландским легендам, на западе находилась блаженная страна бессмертия Маг-Мелд. Барды воспевали плавания в эту страну Гондлы, Майл-Дуна и Брана, сына Фебала. По галльской легенде, на поиск островов на западе отправился Гафран, сын Аэддана, и исчез бесследно.

После принятия христианства ученые-монахи превратили легендарного Брана в святого Брандана, якобы плававшего на запад в чудесную страну, где был вход в рай. На глобусе Мартина Бехайма (1492 г.) остров Святого Брандана изображен с пометкой: «В год 565-й от рождества Христова святой Брандан прибыл на этот остров и осмотрел его с восхищением; он оставался там семь лет, а затем возвратился в свою страну».

Остров Стокафикса (иначе Баккалаос, что значит «треска») фигурирует на картах Пичигани (1367 г.) и Андреа Бианки (1436 г.) и был якобы открыт еще в VII в. басками. Действительно, баски ловили треску, а кроме того, были китоловами. Возможно, что в поисках добычи они и доплывали до северного побережья Америки, как полагал хронист Гальвано. Однако в скандинавских анналах баски не упоминаются.

Остров Антилия впервые указан на карте Веймарской библиотеки (1424 г.), затем на карте А. Бианки и глобусе Бехайма с пометкой: «Как рассказывают, в год 734-й от рождества Христова, когда вся Испания была завоевана африканскими язычниками, был заселен остров Антилия, названный Септе-Ситаде (семь городов), архиепископом Порто (Португалия), сопровождаемым шестью епископами и другими христианами, мужчинами и женщинами, которые спаслись бегством из Испании на корабле. В год 1414-й один испанский корабль дошел почти до этого острова». В 1486 г. Антилию разыскивала португальская экспедиция.

Острова Бразиль (два к юго-западу от Ирландии и один к северу от Азорских островов) впервые показаны на карте атласа Медичи (1351 г.), затем на карте Пичигани. В 1480 г. Джон Ллойд из Бристоля снарядил экспедицию для поисков островов Бразиль, но вернулся ни с чем. Неоднократно предпринимались и другие попытки.

Между тем на севере Атлантики были открыты уже не апокрифические острова. Как сообщает ирландский монах Дикуиль, ирландские моряки в 795 г. побывали в Исландии. В 861 г. туда был занесен ветром корабль норвежского викинга Наддода; через два года то же случилось со шведом Гардаром Свафарсоном, который оставил в Исландии двух рабов и тем самым положил начало ее колонизации.

В 920 г. исландец Гумбьёрн, плавая к западу от Исландии, заметил берега Гренландии. Исландец Эйрик Рыжий в 983 г. основал в Гренландии колонию. Селение получило название Братталид («крутой склон»). Надо сказать, что Эйрик был изгнан из Исландии на три года за убийство. В отличие от язычника Эйрика его жена и сын Лейф были христианами. Лейф получил воспитание и образование при дворе норвежского короля Улафа Трюггвасона, был послан своим покровителем в Гренландию в качестве миссионера.

В 997 г. он приобрел у своего приятеля неплохое судно, набрал команду из 35 человек и в 999 г. отправился вдоль обнаруженного к западу от Гренландии побережья на юг в поисках новых земель. Пройдя Лабрадор, они двинулись дальше. Согласно гренландской саге, записанной в 1387 г. Йоном Тодарссоном из Флатейбука, они достигли местности, названной ими Винланд — «страна винограда». Там росли дикий виноград и незнакомый им доселе маис (кукуруза). В реках встречался лосось. Судя по тому, что лосось не распространяется дальше 41° северной широты, а северная граница дикого винограда проходит по 42-й параллели, можно предположить, что Лейф со своей командой достиг мест, где сейчас находится Бостон¹².

В 1003 г. из Гренландии на трех кораблях направилась экспедиция Торфинна Карлсефни в составе 140 человек. Он посетил сначала Маркланд («Лесистая страна»), где были леса, изобилующие зверями, затем Кйаларнес («мыс килей»), покрытый дюнами и совершенно пустынный. Экспедиция остановилась зимовать на острове Страумей («остров течений»). Здесь она впервые встретилась с местными жителями этих земель — скрелингами¹³ и вступила с ними в меновую торговлю. В дальнейшем со скрелингами начались раздоры, и экспедиция отправилась обратно.

Во время остановки в Маркланде скандинавы встретили пять аборигенов и захватили в плен двух юношей, которых увезли в Гренландию и обучили исландскому языку. От них они узнали, что скрелинги живут в пещерах и что ими правят два «короля»¹⁴.

В Гренландии жило, по-видимому, около 5 тыс. колонистов. Уже при Лейфе Эйрикссоне здесь утвердилось христианство, а в 1124 г. прибыл епископ Арнальд. В целом колония процветала: колонисты везли быков, коз, баранов, лошадей, охотились на оленей, белых медведей, полярных лисиц, моржей, тюленей и птиц, ловили рыбу.

В 1266 г. экспедиция священника Хальдора отправилась на север и наткнулась на следы скрелингов. Во второй половине XIV в. скрелинги, двигаясь с севера вдоль западного берега, атаковали селение Вестрибигд, убили 18 человек и захватили в плен двоих детей. Вскоре селение полностью оказалось в их руках, а затем пришло в упадок. Из буллы папы Александра VI (1493 г.) следует, что за 80 лет ни один корабль не отправился в Гренландию и что колония обнищала. Затем сведения о ней вовсе исчезают.

Известно, что почти все прибрежные племена Америки занимались рыбной ловлей и плавали по морю в лодках или на плотах. В районах древних цивилизаций велась регулярная морская торговля: в Месоамерике — на лодках, в Перу — на плотах. Лодки, унесенные бурей в открытый океан, например, с побережья Мексиканского залива, могли быть увлечены Гольфстримом к северным берегам Европы.

Так, например, в 62 г. до н. э. к побережью Германии причалила лодка с двумя людьми неизвестной расы. Они были взяты в плен, и вождь свевов (по Плинию) или бойев (по Помпонию Меле) прислал их в дар римскому проконсулу Галлии Метеллу Целеру.

Античные авторы считали их жителями Индии, проехавшими с востока на запад по океану, окружающему землю.

Пленники были, по-видимому, рыбаками и питались в дороге рыбой, заменяя воду рыбьим соком (как советует доктор Бомбар).

При императоре Фридрихе Барбароссе, в 1162 г., на побережье Германии вновь попала лодка с неизвестными людьми. Хронист Гальвано считал их жителями апокрифического острова Баккалаос.

В 1508 г. французский корабль встретил недалеко от Англии лодку с семью людьми небольшого роста, с кожей бронзового цвета. Из них шестеро умерли, а в живых остался лишь один юноша, говоривший на незнакомом языке. Он был доставлен к королю Людовику XII, находившемуся тогда в Мане.

Итак, история сохранила не так уж мало свидетельств о происходивших время от времени контактах между жителями континентов. Эти эпизодические связи имели следующий характер:

1. Регулярные торговые связи между племенами, живущими по обе стороны Берингова пролива.

2. Обнаружение выброшенных на берег обломков или даже целых лодок, плотов или кораблей, увлеченных ветром или течением к неведомым берегам. Из Европы и Северной Африки такие обломки, несомненно, должны были попасть с Северным экваториальным течением на острова и берега Карибского моря. Кажется, единственное до сих пор свидетельство этих связей — римская статуэтка, найденная при раскопках в Мексике.

Из Америки Гольфстрим должен был относить лодки индейцев в Северную Европу. За полторы тысячи лет зарегистрировано три случая появления целых лодок с живыми людьми, хотя, надо полагать, были и незарегистрированные случаи.

От берегов Южной Америки плоты и лодки могли попасть с экваториальными течениями в Полинезию.

3. Бегство от врагов за океан (с неизвестными результатами) — легенда о Виракоче и о семи епископах.

4. Героические экспедиции, отправлявшиеся за океан в поисках легендарных или новых земель и не вернувшиеся (легенда о Гофране).

5. Разведывательные экспедиции, выполнившие свою задачу и возвратившиеся (Торфинн Карлсефни в Северной Америке, Тупак Юпанки в Полинезии, неизвестные полинезийские мореходы в Южной Америке).

6. Экспедиции с целью основания колоний (Эйрик Рыжий в Гренландии).

Обращает на себя внимание случайный характер ряда открытий (греческий корабль случайно попал в Тартесс, скандинавский — сначала в Исландию, а затем в Америку; ряд островов в Полинезии также открыт случайно). Однако они совершались всегда в условиях интенсивного мореплавания и рано или поздно должны были произойти.

Завершая раздел об эпизодических знакомствах представителей Нового и Старого Света, хотелось бы затронуть еще одну любопытную проблему. Так, часто ошибочно полагают, что достаточно одному или нескольким людям попасть в чужую страну, чтобы приобщить местных жителей к некоей новой культуре. Однако совсем не обязательно, что оказавшийся в чужой стране человек владеет культурой своего народа (как герои «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена или «Таинственного острова» Жюля Верна).

Например, прекрасно организованная и высококультурная колония скандинавов в Гренландии теоретически могла бы оказать влияние на эскимосов. Это, однако, вовсе не входило в расчеты обеих сторон или во всяком случае эскимосской стороны. В результате колония исчезла, не оставив никаких следов в эскимосской культуре. Так что отдельные лица, попавшие в неведомое племя, в лучшем случае адаптируют его культуру.

Эпизодические связи различных племен и народов с американскими индейцами практически не имели последствий. Даже колония викингов в Гренландии не оказала сколько-нибудь заметного влияния на эскимосов, а колонии в Северной Америке исчезли бесследно.

Таким образом, индейские племена Америки развивались независимо от Старого Света, и их культура на всех уровнях — от примитивной охоты и собирательства до высоких цивилизаций Месоамерики и Перу — есть результат собственных достижений. Вместе с тем различные индейские племена, конечно, оказывали сильное влияние друг на друга, а влияние древних американских цивилизаций на континенте сказалось далеко за пределами их распространения, о чем красочно и подробно рассказывает в своей книге Мануэль Галич.

Знал ли Колумб о своей ошибке?

Говоря о случайных и закономерных событиях в открытии Америки, нельзя обойти молчанием отношение самого Христофора Колумба к своему выдающемуся путешествию.

Несмотря на то что сам Колумб в различных документах неоднократно говорит об Индии, например в письме Сантахелю и Санчесу, из которого в Европе стало известно об открытиях адмирала¹⁵, остается очень сомнительным, верил ли он сам, что открыл путь в Индию.

Так, например, Педро Мартир, описавший историю путешествий Колумба, еще в 1511 г. отметил, что великий первооткрыватель был уверен, что он нашел страну Офир, куда корабли царя Соломона ходили за золотом. Этим Офиром была Эспаньола (или Гаити), где Колумб обнаружил многочисленные золотые рудники. Его сын Бартоломе подтвердил, что Колумб принял этот остров за тот самый, на который царь Соломон отправлял свои корабли. Эта догадка, основывавшаяся на огромном опыте мореплавателя, стала первой высказанной после плавания Колумба теорией, предполагающей возможность открытия Америки еще до него¹⁶.

До отплытия в свое первое путешествие Колумб мог иметь сведения о заокеанском материке из разных источников (о которых мы упоминали), как, например, рассказы о плавании басков, которые в XIV в. уже промышляли треску и китов у берегов Америки. В архиве города Сан-Себастьян канадские археологи нашли сведения о рыболовном судне басков, затонувшем в 1465 г. в Красном заливе у полуострова Лабрадор. Судя по найденным останкам, судно направлялось к американским берегам с грузом китового жира для баскских поселенцев. Римские папы своими буллами регулировали жизнь и деятельность христиан в скандинавских селениях Гренландии.

Колумбу, вероятно, были известны все эти документы. Однако добиваться осуществления своих планов ему приходилось в чрезвычайно сложной обстановке. Во-первых, к январю 1492 г. королевская казна оказалась практически пустой, и потому даже поддерживавшую его королеву одолели сомнения. Единственное, что могло убедить монархов, — это обещание скорого появления золота, драгоценностей, жемчуга, которые можно было доставить в те времена лишь из Индии. Никто не решился бы субсидировать сомнительное предприятие с целью открытия новых, неизведанных земель. Только об Азии и Индиях Колумб говорил Фердинанду и Изабелле перед заключением договора в Санта-Фе от 17 апреля 1492 г., по которому он получил-таки наследственный титул адмирала и средства на первое путешествие. Однако в самом договоре упоминания об Индии отсутствуют¹⁷. Колумб для подобного умолчания имел свои основания, а королевский двор, вероятно, опасался конфликта с Португалией, которой папа Каликст III буллой от 13 марта 1456 г. уже пожаловал Индию. Не упоминается Индия и в булле папы Александра VI от 4 мая 1493 г., жалующей испанским католическим королям земли, открытые Колумбом¹⁸. Совершенно очевидно, что Колумб знал, что открытые им земли — не Индия, но не заявлял об этом, опасаясь обвинения в нарушении договоренности в Санта-Фе. Как заметил исследователь Рамсей,

«Колумб до конца своих дней верил, вернее, не позволял себе разувериться в том, что он действительно достиг Востока, плывя на запад»¹⁹.

Будучи в Дарьене (Панама) во время своего последнего путешествия (1502—1504 гг.), Колумб сообщил, что слышал о «западном море», т. е. Тихом океане, до которого дошел и объявил испанским владением в 1513 г. Васко Нуньес де Бальбоа.

Когда Васко да Гама обогнул с юга Африку и вернулся из Индии с богатым грузом в 1499 г., стало очевидным что открытая Колумбом «Западная Индия» не имеет ничего общего с настоящей Индией. Еще до смерти Колумба, наступившей в 1506 г., Америго Веспуччи заявил, что Колумб открыл доселе неведомую землю. Событие это получило широкую огласку далеко за пределами Испании, а Новый Свет получил имя Америго.

Откуда пришли индейцы?

Когда наконец было окончательно выяснено, что открытая Колумбом земля — не Индия, возник естественный вопрос: а что же это такое? И кем являются жители этой новой Индии?

Мануэль Галич в начале своей книги обращается к этой теме и пишет о «нелепых фантазиях» ранних испанских авторов. Однако следует заметить, что этим авторам было тогда не до фантазий. Вопрос о статусе индейцев относился к разряду отнюдь не познавательных, а прежде всего экономических и политических.

Еще начиная с первого путешествия Колумба конкистадоры начали рьяно обращать аборигенов в рабство. В качестве оправдания был выдвинут тезис о том, что обитатели неведомой земли не могли происходить от Адама и Евы и, следовательно, не являются людьми и могут использоваться как рабочий скот. Для многих конкистадоров Америка представилась последним шансом для того, чтобы выбраться из беспросветной нищеты. Над нещадно эксплуатировавшимися индейцами нависла реальная угроза полного физического истребления. Однако подобное положение дел не устраивало королевское правительство, стремившееся превратить индейцев в своих подданных, которые бы регулярно выплачивали пятину в казну короны.

Хранителем интересов короны, как, впрочем, и своих собственных, выступила в Новом Свете католическая церковь. Папа Александр VI в булле от 4 мая 1493 г. официально объявил, что на открытых Колумбом землях люди верят в единого Бога-творца, сущего на небесах, и кажутся достаточно способными к обращению в католическую веру²⁰. Однако наряду с обращением в христианство миссионерам приходилось постоянно защищать индейцев от злоупотреблений испанцев. Так, Бартоломе де Лас Касас неоднократно обращался к королю с просьбами о помощи:

«Если Ваше Величество не заберете индейцев у испанцев, то нет сомнений в том, что они все вскоре погибнут. И те земли и селения, какими бы большими они ни были, останутся пустыми и покинутыми собственным населением; и тогда даже сами испанцы останутся лишь в минимальном количестве в малочисленных селениях, в которых некому будет жить, поскольку те, кто уже приобрели кое-что, увидят, что после гибели индейцев не смогут больше обогащаться, и потому вернутся в Кастилию, поскольку человек туда едет не с желанием заселить эту землю, а с желанием пользоваться ее богатствами, пока еще есть там индейцы...»²¹

«Теряете Ваше Величество и королевская корона бесчисленное количество вассалов, которых убивают... теряете драгоценности и богатства несметные, которые как раз могли бы приобрести...»²²

Однако было бы ошибкой считать, что служителями церкви руководили лишь корыстные соображения. Монахи беззаветно отстаивали и проповедовали правила христианской морали и нравственности — проповедовали индейцам и отстаивали их перед испанцами, которые ради наживы не останавливались ни перед чем. Известны случаи, когда светские власти сжигали монастыри и церкви, преследовали и изгоняли монахов, посылали их на верную гибель.

Именно в те далекие времена были заложены основы того, что впоследствии будет названо теологией освобождения, и определена особая, своеобразная роль церкви в политической жизни Латинской Америки. Так, не случайно в хронике Херонимо де Мендьеты глава XXXIV названа весьма красноречиво:

«О том вреде, который возникал и возникает для дела христианизации индейцев из-за того, что испанцы зовут себя христианами»²³.

Помимо практических проблем, связанных со спасением индейцев от истребления и их христианизацией, перед церковью была поставлена чисто теоретическая задача: объяснить, откуда в Америке появились люди. Стремясь обосновать тезис папской буллы о том, что индейцы происходят от Адама и Евы, теологи выдвинули предположение о происхождении индейцев от десяти колен Израилевых. Одним из авторов этой теории был Бартоломе де Лас Касас.

Богословы писали специальные работы, посвященные «библейскому» происхождению аборигенов Америки. Так, например, в 1553 г. доминиканским монахом Доминго де Вико была создана «Theologia Indorum», на основании которой индейцы киче (Гватемала) должны были интерпретировать свою древнюю историю в библейском духе. Кроме того, богословы широко использовали версию об Атлантиде, упоминаемой в сочинениях Платона, считавшегося «праведным язычником».

Однако уже в XVI в. многим церковным теоретикам официальные гипотезы казались малоправдоподобными.

«Если бы это было истинно, — писал глубокий знаток культуры майя францисканец Диего де Ланда, — тогда пришлось бы считать, что все жители Индий происходят от евреев, а для того, чтобы пересечь пролив Магеллана, они должны были идти, распространившись более чем на две тысячи лиг по стране, где сейчас управляет Испания»²⁴.

Другой миссионер XVI в., иезуит Хосе де Акоста, великолепно изучивший культуры индейцев Перу, полагал, что первыми обитателями этих земель «были дикие охотники, а вовсе не утонченные цивилизованные люди». Высказал он также и гениальную догадку о некогда существовавшем мосте суши, заявив, что «индейцы прибыли сюда скорее по суше, нежели по морю»²⁵.

Тем не менее попытки приписать индейские цивилизации заокеанским просветителям постоянно появляются в научной и популярной литературе. Такие авторы, как Гомара, Овьедо-и-Вальдес, Брассер де Бурбур, видели в индейцах жителей уже упоминавшейся Атлантиды. В конце прошлого века любитель-археолог Ле-Плонжон предпринял исследования на Юкатане (Мексика) в связи с тем, что обнаружил в культуре майя преемницу культуры Атлантиды и основу древнеегипетской цивилизации. Примерно тогда же Жан Фредерик де Вальдек, любитель-археолог и художник, опубликовал рисунки скульптур из Паленке, намеренно стилизовав их под римские и греческие образцы. Один из правителей майя появляется во фригийском колпаке, а фауна Центральной Америки пополнилась благодаря его фантазии слонами.

В результате таких «исследований» появилось множество гипотез о зарождении в «дикой» Америке очагов высокой культуры под благотворным влиянием извне²⁶. Последняя сенсационная гипотеза о происхождении индейских цивилизаций возникла в конце 60-х годов у швейцарского дилетанта-археолога Эриха фон Дэникена. В нашумевшем бестселлере «Воспоминание о будущем» перед нами предстают уже не майя или наска, а космические пришельцы, несущие «диким» индейцам культуру. Эту гипотезу активно поддержал писатель-фантаст А. Казанцев²⁷.

Мексика или Мешико?

Может быть, многим покажется странным подобный вопрос, однако за ним кроется довольно давняя и сложная проблема.

В книге М. Галича, равно как и в других зарубежных публикациях, вопроса о правильном написании индейских слов не возникает — они сохраняют испанскую орфографию времен XVI в., а каждый читатель может произносить их на свой лад. В книгах о Латинской Америке, включая работы узких специалистов, опубликованные на русском языке, написание индейских слов находится в хаотическом состоянии. Различные издания предлагают самые непохожие варианты, что объясняется еще одной причиной.

Широкому кругу русских читателей индейские слова стали известны по переводам с немецкого. Речь идет прежде всего об издании Г. Гельмольта «История человечества» (том I: Геблер К. Америка. СПб., 1903). Написание индейских и испанских слов соответствовало немецкому произношению. Например: Венецуэла, Гондурас, гуанако, оцелот, аксолотл и т. д.

Что касается испанской традиции периода конкисты, то речь идет о разработанных миссионерами XVI в. особых алфавитах для обращенных в христианство индейцев Мексики и Перу. В основу был положен латинский алфавит, однако многие буквы произносились и не по-латински, и не по-испански, а приспосабливались к фонетическому строю индейских языков.

Буквы для гласных и их чтение остались без изменений. Однако в испанском, еще не упорядоченном алфавите XVI в. в употреблении b, u, v различий не наблюдалось, и эти буквы могли заменять друг друга. Например, испанское слово «борода» можно было записать: barba, varva, uarua. Поэтому миссионеры, используя немую букву, ввели правило писать в индейских словах hu вместо v, а также uh вместо u,чтобы указать, где u передает согласную, а где гласную. Это вызвало дополнительную путаницу. Одни стали читать на немецкий лад — «гу» и «уг». Другие на испанский лад — «у». Третьи на якобы индейский лад — «ху» и «ух». Например, последний правитель Перу Атавальпа именуется также Атагуальпа, Атауальпа, Атахуальпа. Мало кто задумывается над тем, что сочетания букв уа, хуа, уэ, хуэ, уи, хуи в индейских языках фактически соответствовали слогам ва, ве, ви.

В миссионерском алфавите для майя с всегда соответствует русскому к, а в астекском читается двояко (как в испанском): [к] — перед гласными а, о, у, и, [с] — перед гласными е, и.

Буква х в XVI в. произносилась как русское [ш] (например, Мешико — Мексика). Позже стали произносить [х] — Мехико; иногда [с] — Сочимилько.

Буква z читалась как [с], а сочетание tz соответствовало русскому звуку [ц].

В переводе книги Галича мы не стали выправлять и унифицировать индейские слова. Оставили их в основном в том виде, в каком их привык видеть русскоязычный читатель.

Однако сделанное разъяснение кажется весьма целесообразным и необходимым, поскольку трудно поверить непосвященному читателю в то, что все индейские языки континента (а их около полутора тысяч) изобилуют одними и теми же дифтонгами и звуками.

В заключение хотелось бы сказать, что знакомство с интересной и богато иллюстрированной книгой Мануэля Галича доставит читателю немало удовольствия, а кроме того, познакомит его с удивительным миром талантливых и трудолюбивых аборигенов Американского континента, подаривших человечеству не только картофель, кукурузу, подсолнух, какао, ваниль и другие вкусные и полезные продукты, но также и расхожее словечко-согласие «о'кэй», множество понятий и названий, как, например, «ураган», прекрасную музыку и чудесного оборотня — нагуаля, без которого не смог бы возникнуть «магический реализм» Мигеля Анхеля Астуриаса, Алехо Карпентьера, Марио Варгаса Льосы, Жоржи Амаду, Габриэля Гарсиа Маркеса, Мигеля Отеро Сильвы...

Доктор исторических наук Ю. В. Кнорозов