Первое путешествие в Тауантинсуйю: истоки

ГЛАВА X.

Тысячелетняя генеалогия андских цивилизаций

В «Истории завоевания Перу» У. Прескотт пишет, что государство инков представляло собой «цветущую империю с многочисленным населением, равной которой не было ни в одной другой части Американского континента». Империя эта называлась Тауантинсуйю. В древней истории Америки действительно не было другой страны, которую, как Тауантинсуйю, с полным основанием можно было бы называть империей в том смысле, который вкладывали в это понятие европейцы.

Созданием своим государство инков было обязано трем правителям — Пачакутеку, Тупаку и Уайне Капаку, современникам Моктесумы Илупкамины, Ашаякатля и Ауисотля. Благодаря своим исключительным военным и политическим способностям три инкских вождя за столетие с четвертью (1400—1525 гг.) сумели не только создать, но и прекрасно организовать удивительное государство, занимавшее территорию около 1 млн кв. км, простиравшееся на 5 тыс. км по побережью Тихого океана — от Колумбии до Чили и Аргентины, вобравшее в себя земли современных Эквадора, Перу и Боливии. Сколько людей жило под властью этих завоевателей, определить сейчас невозможно, но их, без сомнения, было немало.

Сведения об империи инков уже в 1534 г. достигли стран Западной Европы. Слухи о ее богатстве, были не менее ошеломляющими, чем впечатление от сокровищ, посланных Моктесумой Шокойоцином его, если можно так выразиться, коллеге — Карлу V, о которых за 14 лет до этого с таким восхищением отзывался Дюрер. В одном документе, распространенном в те годы в Лионе, приводились данные о несметных богатствах инков — драгоценных камнях и металлах, о знаменитом выкупе, полученном Писарро¹²⁷ за Атауальпу, а также о многих других чудесах Тауантинсуйю.

Когда европейцы узнали о том, что индейцы хоронили умерших вместе с их сокровищами, многих искателей приключений из Старого Света обуяла безудержная алчность. Вскоре после конкисты на тех землях, где некогда процветало государство инков, началось беспрецедентное по масштабам осквернение древних могил. Спустя два столетия, в середине XVIII в., наряду с продолжением этого разнузданного грабежа возникла другая его разновидность: европейские археологи начали вывозить бесценные памятники индейского культурного наследия в музеи Парижа, Мадрида и других городов. Мы уже говорили об американце Сквайре и некоторых его коллегах, которые занимались тем же в Центральной Америке, и немце Пройссе, вывезшем ценнейшие образцы творчества древних обитателей Сан-Агустина. На протяжении всего XIX века на западных склонах Анд и на тихоокеанском побережье Южной Америки продолжались раскопки и не прекращался этот «культурный» грабеж.

Не случайно Леман, возглавлявший в то время отдел Америки в Музее человека в Париже, сетовал, что раскопки эти проводились без всякой системы, даже без указания культурных слоев, в которых был обнаружен исключительно богатый и разнообразный археологический материал.

Конечно, из этого общего правила были исключения, в частности раскопки, проводившиеся под руководством Э. Зелера. Но их было явно недостаточно, чтобы хоть отчасти компенсировать отрицательные последствия научной недобросовестности, присущей большинству работавших там исследователей. Одним из результатов небрежности при раскопках стало приписывание инкам всех удивительных археологических открытий, сделанных в Эквадоре, Боливии и Перу. Все смешивалось в одну кучу, выдававшуюся за свидетельство деятельности некой великой цивилизации, разрушенной испанским завоеванием.

Именно поэтому при изучении истории предшественников и учителей инков, достигших столь высокого уровня культурного развития, было допущено много серьезных ошибок. Вместе с тем очевидно, что за тот сравнительно краткий период, на протяжении которого этот народ властвовал над огромной территорией Тауантинсуйю, нельзя было сделать и малой доли того, что было достигнуто его предшественниками. Восхождение к вершинам цивилизации в этом районе мира начали другие народы за несколько тысячелетий до инков.

Пока наука не может дать ответа на вопрос, кем они были. Поэтому она уступает место неподтвержденным гипотезам, открывая простор фантазии или возвращаясь к высказываниям, сделанным еще авторами XVI в. Однако в XX в. сведения первых хронистов не могут восприниматься иначе как анахронизм, поскольку, по словам А. Метро, дают «упрощенную картину происхождения андских цивилизаций».

Сам Метро в «Инки» так пишет об этой проблеме:

«Сто лет назад инкам приписывались все без исключения древние руины Перу и Боливии, а также несметное количество гончарных изделий и тканей, полученных в результате грабежа на огромных пространствах побережья. (Последнюю фразу мы выделили скорее для того, чтобы подчеркнуть научную порядочность Метро.) Однако, поскольку исторические источники, которыми мы располагаем, свидетельствуют о том, что Инкская империя существовала не более нескольких веков, получалось, что андские цивилизации вообще не имели своего генеалогического древа. Для объяснения удивительного развития андских культур, блеск которых будил воображение специалистов, они стали придумывать влияния, которые могли оказывать на них заокеанские цивилизации. Египет. Индия, Камбоджа, Китай, Палестина — одна за другой эти страны упоминались как источники происхождения тех или иных художественных или архитектурных особенностей индейской культуры, вплоть до общественных институтов, аналог которым можно было найти в Старом Свете».

Сегодня очевидно, что все эти гипотезы построены на песке, и искать источники происхождения высокой инкской культуры надо на территории самого Тауантинсуйю, у тех, кто населял эти земли с незапамятных времен, когда началось и в последующие тысячелетия продолжилось развитие, достигшее, наконец, уровня, который ослепил своим великолепием европейцев. Сегодня такой вывод уже бесспорен. Однако сделан он был лишь в первые десятилетия нашего века, когда археологи Макс Уле и Хулио Сесар Тельо, образно выражаясь, приподняли край глухой завесы, скрывавшей сцену андской древности от самых отдаленных времен до того периода, который предшествовал появлению на ней инков.

Вместе с тем бесспорные доказательства происхождения высокой культуры инков на территории самого Тауантинсуйю отнюдь не равнозначны ответу на вопрос о том, как на Тихоокеанском побережье и прилегающих к нему склонах Анд появился человек. Поэтому мы до сих пор не знаем, как и когда потомки первых пришельцев на южноамериканские земли, которые почти наверное были выходцами из Азии, заняли андские области. Нет у нас и достоверных сведений о том, какие пришельцы из Азии, Австралии или Меланезии прибыли сюда разными путями, чтобы внести свой вклад в культурное развитие региона. Так, например, наука еще не дала ясного ответа и на вопрос о месоамериканской иммиграции в Анды, происходившей морским путем. Может быть, такое переселение и имело место, но шло по суше? Или эти пришельцы прибыли сюда из бассейна Амазонки? А не проходил ли их путь через Бразилию и западную часть Боливии? Или они были выходцами из Чили и с островов Тихого океана?

И тем не менее, несмотря на все эти тайны, скрытые покровом веков , современная южноамериканская археология уже располагает бесспорными данными, на основании которых можно сделать определенные выводы. Для этого надо проследить путь тех первобытных охотников и собирателей, которые уже 14 тыс. лет назад обитали на северо-западе Южно-Американского континента, в частности в венесуэльских штатах Фалькон и Сулия.

Опыт в этом у нас уже есть — ведь следовали же мы за араваками и карибами в ходе их миграций на север и северо-восток, на Антильские острова и в Центральную Америку. Пройдя этот путь, мы получим представление о таинственных загадках, которые хранят Анды, и о следах, оставленных на песчаном побережье Тихого океана пращурами индейцев, которые шли к югу в направлении Патагонии. Странствия эти заняли у них два или три тысячелетия. Поговорим мы и о тех, чей путь проходил с юга на север — от Антарктиды в глубь Южно-Американского континента. Не забудем и мореплавателей, которые около 5 тыс. лет назад высадились на западном побережье материка после долгого путешествия по волнам безбрежного Тихого океана от одного его архипелага к другому.

Благодаря достижениям современной южноамериканской археологии мы знаем, что уже около 13 тыс. лет назад в районе Тихоокеанского побережья жили самые древние из известных сегодня его обитателей. Уровень их культурного развития ученые характеризуют как палеолитический, находя в нем сходство с уровнем развития европейских народов около 30 тыс. лет назад. Эти люди были потомками тех, кто перешел сухопутный ледяной «мост» между Азией и Америкой в районе Берингова пролива тогда же — около 30 тыс. лет назад. Позднее они распространились на юг, прокладывая себе путь сквозь трещины и расселины в огромных ледниках, покрывавших тогда большую часть земель северного полушария. Некоторые переселенцы, оставшиеся там, как мы помним, дали начало коренному населению нынешних арктических областей Канады и Соединенных Штатов Америки.

Хронологические казусы тихоокеанского побережья

Эпоху, когда первые люди пришли на те земли, где позднее возникло государство инков Тауантинсуйю, все еще очень трудно определить с достаточной степенью точности. Известный специалист в области археологии Аргентины и Боливии Д. Э. Ибарра Грассо считал, что возраст наиболее древней культуры боливийского Альтиплано — Вискачани, открытой им в 1954 г., составляет 30 тыс. лет. При этом он исходил из того, что путешествие переселенцев из Азии через Берингию началось около 6 тыс. лет назад. Аналогичную гипотезу выдвигал и Г. Ле-Паихе, открывший неподалеку от Сан-Педро-де-Атакама в Чили другую древнюю археологическую культуру — Гатчи. Он утверждал, что эта культура существовала 50—30 тыс. лет назад.

Высказывая несогласие с этими оценками, аргентинский археолог Шобингер писал:

«Ле-Паихе, как и Ибарра Грассо, значительно расширяет хронологические рамки существования этих культур, прежде всего за счет своей приверженности к сравнительной типологии со странами Старого Света. Однако такой подход был единодушно отвергнут другими специалистами. Представляется, что правильнее было бы проводить сравнения этих культур с уровнем развития в том же самом регионе, в данном случае — в обширном районе Анд».

Проявляя осмотрительность, аргентинский археолог считал, что при определении хронологии наиболее древних культур палеолита в Андах можно говорить об их 12-тысячелетнем возрасте.

Вместе с тем Шобингер отмечал, что такой срок их датировки минимален. В этом его точка зрения совпадала с мнением Риве, полагавшего, что при определении времени появления человека в Америке нельзя сбрасывать со счетов и более ранние возможности, которые в будущем, вероятно, будут раскрыты наукой, как это произошло в Мексике (Тлапакоя). С таким подходом нельзя не согласиться, поскольку «семиглавая гидра» Педро де Мартира, с которой сравнивают американистику сегодняшнего дня, продолжает тревожить сон беспокойных археологов, применяющих все более совершенные методы исследования и определения хронологии.

В качестве иллюстрации для тех, кто падок на сенсации, почерпнутые из газетной хроники, приведем один показательный пример. В 1973 г. в одной мексиканской газете была опубликована статья под названием «Человек из Отавало вернулся в Кито». В ней говорилось, что в конце 50-х годов в местечке Отавало в Эквадоре рядом с несколькими тазовыми костями был найден череп древнего человека. Находка эта попала в Политехнический институт Кито и спокойно хранилась там, пока на нее не обратил внимание английский ученый Д. Дэвис. В то время он изучал экологические условия жизни индейских общин Эквадора. Эмпирическим путем, используя знание анатомии, Дэвис пришел к выводу о том, что череп этот принадлежал человеку, жившему в очень глубокой древности. Заметно выступающие надбровные дуги, узкий, сильно покатый лоб, крупные и чрезвычайно развитые коренные зубы — все эти признаки соответствовали строению черепа неандертальцев, если сравнивать с реконструированным антропологами обликом предка современного человека.

Вскоре череп был доставлен из Эквадора в Англию. Сначала с помощью радиокарбонного метода его обследовал ученый Суитсар из Кембриджского университета. Другой специалист — Фремлин из университета Бирмингема — применил при его изучении принцип термолюминесценции. После этого останки из Отавало были переданы английскому анатому Цукерману, в свое время работавшему с советскими учеными. Результаты проведенных в Англии исследований были поистине ошеломляющими. В июне 1973 г. Дэвис вернул череп в Политехнический институт Кито уже как «бесценное сокровище», провозглашенное «самыми древними останками человека на Американском континенте», возраст которых составлял около 28 тыс. лет. 11-тысячелетний «человек из Тепешпана», о котором мы упоминали в разделе, посвященном древней Мексике, как и останки первобытного человека из Нижней Калифорнии, возраст которого, как считают специалисты, составлял 20 тыс. лет, просто младенцы по сравнению с эквадорской находкой из Отавало.

Подтвердила наука сведения этой публикации или нет — нам не известно. В таких серьезных вещах необходима особая осмотрительность с выводами. Иначе с черепом из Отавало может случиться то же самое, что произошло с печально известными останками из Тилдтауна, оказавшимися великолепно выполненной подделкой, которая на протяжении четырех десятилетий — с 1912 по 1953 г.— вводила в заблуждение научную общественность. В итоге оказалось, что выставленные в Британском музее останки принадлежали не предшественнику человека, возраст которого определялся в полмиллиона лет, а, по меткому выражению одного английского юмориста, «первому человеку со вставными зубами».

Древнейший уровень культурного развития

Как же жили люди палеолита до того, как перешли на более высокую ступень культурного развития и стали опытными охотниками? Чем они занимались 11 тыс. лет? Как произошел этот первый великий шаг на пути к цивилизации у древнейших обитателей Анд?

Существование их было совсем не легким. Они, видимо, еще не овладели совершенной техникой производства достаточно эффективных каменных орудий труда и наконечников для копий и дротиков. Не знали они и земледелия, дающего урожаи для пропитания. Они оставались примитивными охотниками и собирателями, стоявшими на очень низкой ступени развития, поскольку на их стоянках, где были найдены грубые каменные орудия — рубила, скребки из туфа и другие предметы из колотого камня, не было обнаружено ни животных, ни растительных останков.

В настоящее время бессмысленно ставить вопрос о том, где именно обитали эти предки индейцев. Можно лишь попытаться приблизительно обозначить тот район, где в ходе долгих тысячелетий протекало их развитие в Центральных и Южных Андах. Самой северной зоной их обитания был полуостров Святой Елены в Эквадоре. Кроме того, известны их стоянки в Чиватеросе и Лурине на побережье центральной части Перу, стоянка Вискачани, расположенная на высоте более 3800 м над уровнем моря, между Ла-Пасом и Оруро в Боливии, Гатчи и другие памятники в Атакаме и провинции Жужуй на северо-западе Аргентины.

Конечно, эти границы расселения первых обитателей Анд весьма условны. Мы приводим их здесь, поскольку они в большей или меньшей степени соответствуют тем пределам, в которых позднее раскинулось государство Тауантинсуйю. Естественно, что группы людей, обитавших там в глубокой древности, никак не были связаны ни с этими границами, ни с современными названиями. Главным образом их интересовало то, что они могут добыть собирательством и на какого зверя они могут охотиться, чтобы утолить голод. Возможно, в те отдаленные времена там водились мастодонты, крупные парнокопытные и крокодилы, хотя образцы ископаемой фауны того района и той эпохи до сих пор не обнаружены. В поисках пропитания древнейшие обитатели этих мест продвигались дальше на юг. Но добирались туда далеко не все. Отдельные группы людей оставались по пути, как и в других областях Американского континента, с тех пор как их отдаленные предки проникли на Аляску.

Пращуры современных индейцев останавливались не только на какой-то конкретной физической территории — задерживались они и во времени. Некоторые из них так и живут в первобытном состоянии по сей день. В наши дни в Перу, как и в Венесуэле и Бразилии, можно столкнуться с человеком, стоящим на самом низком из известных уровней культурного развития. Одна экспедиция, состоявшая из миссионеров и студентов, проводниками которой были жители сельвы из племени мачигенга с берегов реки Альто-Урубамба, открыла группу индейцев численностью около 700 человек — мужчин и женщин, которые никогда не сталкивались ни с одним проявлением цивилизации и живут сейчас, как в каменном веке. Они занимаются охотой, рыболовством и собирательством, питаются гусеницами, кореньями, жареным мясом обезьян и птиц, бананами и юкой, не зная ни сахара, ни соли. В честь тех, кто их открыл, они были названы каупакури.

В отличие от сообщения прессы о черепе из Отавало, которое еще не получило широкого научного признания, сведения о каупакури — далеко не единственный пример следов далекой древности. Веское суждение по этому поводу высказал известный перуанский этнограф Л. Валькарсель, уделивший внимание этой проблеме в труде «Этническая история древнего Перу». Он писал:

«Изучение необычайно увлекательной этнографии Перу подводит любого серьезного и любознательного исследователя к чрезвычайно важным выводам, поскольку в настоящее время в стране существуют практически все эпохи развития человечества. Так, например, последние представители народа уру должны были бы исчезнуть тысячу лет назад. Однако остатки этой группы первобытного населения Америки (то, что принято называть «маргинальной» группой) все еще продолжают существовать, пользоваться орудиями каменного века, питаться сырой рыбой... Есть и другие племена, населяющие бассейн Амазонки, жизнь которых соответствует тому этапу в развитии человечества, когда люди жили лишь плодами охоты, собирательства и рыболовства, еще не зная сельского хозяйства».

Разве не с тем же самым явлением в ходе нашего путешествия мы сталкивались и в венесуэльской Гайане? В работе Валькарселя сказано:

«Время, в которое мы живем, не едино для всего Перу. Прошлое еще не кануло в Лету: то, что предшествовало нашему времени, все еще продолжает существовать...»

Очевидно, что смысл слов перуанского ученого значительно шире, чем он сам предполагал.

Самые опытные охотники Центральных Анд

До настоящего времени мы не располагаем точными данными о происхождении андского «палеоиндейца» и времени его появления в Андах. Известно, однако, что около 10 тыс. лет назад он уже умел увеличивать как радиус действия, так и силу удара руки благодаря применению дротика или копья с каменным наконечником. Эту науку он мог перенять у своих современников или непосредственных предшественников, населявших Северную и Центральную Америку. Чтобы прикреплять к копью наконечник, он научился делать желобки и выемки в камне и обсидиане. Это событие можно считать одним из важных достижений на пути культурного прогресса. Археологи классифицировали различные типы наконечников для того, чтобы, сопоставляя их, выявлять связи между отдельными группами людей, населявших разные территории, а также дать названия тем или иным археологическим культурам.

В Эквадоре, в местечке Эль-Инга, расположенном к северу от Кито, на высоте 2,5 тыс. м над уровнем моря, в начале 60-х годов была обнаружена древнейшая стоянка охотников, которые уже умели делать желобки в наконечниках из обсидиана. Интересно, что эти наконечники походили на находки в Мексике, Центральной Америке, прежде всего в Панаме, на озере Мадден, а также в Венесуэле и Колумбии. На основе исследования этих наконечников современная археология попыталась определить возможные хронологические рамки существования этих древних людей и их вероятное происхождение. Период, в течение которого эти древнейшие охотники населяли Эль-Ингу, должен был быть очень продолжительным. Однако находка других поселений на побережье, где были обнаружены наконечники, сделанные не из обсидиана, а из темного кремня и появившиеся значительно позднее, ставит вопрос, на который до сего дня не получено окончательного ответа: какие отношения складывались у этих андских охотников и первых групп людей, овладевших гончарным ремеслом и расселившихся по побережью 5 тыс. лет назад?

Пещеры и озеро Лаурикоча, расположенные на высоте 4 тыс. м над уровнем моря, недалеко от истоков реки Мораньон, были тем районом перуанских Анд, куда пришли самые опытные и многочисленные племена охотников, уничтожавшие оленей, гуанако, лам и других представителей андской фауны. Важно отметить, что потомки этих охотников остались жить в тех же местах и развитие их продолжалось вплоть до того времени, когда они научились делать предметы из глины. Этот период был довольно длительным, поскольку основами гончарного ремесла они овладели примерно 6 тыс. лет спустя после прихода в этот район их отдаленных предков. Таким образом, они заселяли его с 8-го по 2-е тыс. до н. э.

Известно, что они были многочисленны и вели полуоседлый образ жизни, поскольку хоронили своих покойников в одном определенном месте. Из пещер Лаурикочи были извлечены 11 скелетов — современников первобытного мексиканца из Тепешпана, а также искусственно удлиненный череп. Такая мода, видимо, была очень распространена на Американском континенте 10 тыс. лет назад. Эти люди усовершенствовали наконечники дротиков и копий и, кроме того, уже научились делать ножи.

В 150 км от Лаурикочи, в ущелье Уайльяс в предгорьях Белых Кордильер, в тот же период обитала другая группа людей, очень похожих на тex, кто жил в пещерах Лаурикочи. Место, где они расселялись, называлось Кишки-Пунку. Исключительное значение этой древней стоянки, по мнению Шобингера, состоит в том, что там были обнаружены несколько установленных в один ряд каменных монолитов, которые, видимо, являются остатками одного из самых древних человеческих сооружений.

Перуанские Анды с избытком удовлетворяют неуемную любознательность археологов, стремящихся узнать как можно больше об этих палеолитических охотниках. В Амбо, неподалеку от Уануко, на высоте немногим более 2 тыс. м над уровнем моря, в Ранраканче, в 70 км от истоков реки Уальяги, на высоте 43—40 м, в Пакча, в районе Аякучо, а также в других местах, таких, как Арекипа и Пуно, археологи А. Кардич, Л. Лумбрерас и Н. Авенданьо обнаружили доказательства существования древней культуры Лаурикоча.

Но есть в числе памятников этой культуры нечто особенно удивительное: охотники, жившие около 10 тыс. лет назад, были одновременно и художниками, творившими, как принято теперь говорить, в манере символизма и абстракционизма. Используя различные оттенки красного цвета, они оставили нам своеобразные фрагменты своей автобиографии в рисунках, позволяющих получить некоторое представление об их жизни, которая в те времена была не очень замысловатой. Они запечатлели не только сцены работы, но и эпизоды своего быта, а также как умели изобразили мир своих магических верований. Например, они рисовали стилизованных или, лучше сказать, схематизированных гуанако, раненных копьями. Видимо, такое изображение было частью ритуала, призванного обеспечить успех предстоящей охоте.

Эти своеобразные документы, которые правильнее было бы назвать музеем изобразительного искусства той эпохи, когда еще не знали обработки глины, другими словами, памятники живописи 10-тысячелетней давности, находятся в пещерах Лаурикочи, а также в Токепале и Тарате в департаменте Такна на юге перуанских Анд. Несколько рисунков, состоящих из сочетания белых и красных линий, обнаруженных в Ранраканче, свидетельствуют о том, что наскальная живопись той эпохи носила не только символический характер.

Книга Ибарра Грассо «Доисторическая Боливия» начинается такими словами:

«О доисторической Боливии известно значительно меньше, чем об андском регионе в целом. Действительно, можно сказать, что до самого последнего времени, если не считать наших публикаций, представление о древнем населении Боливии и тех следах, которые оно о себе оставило, ограничивается одним названием — «Тиауанако». Почти то же самое писал и Метро: «Кажется, здесь мы столкнулись с той же картиной, которая существовала в Перу до первых исследований М. Уле: все, что там было найдено, обозначалось одним термином — инкский».

Открытие Вискачани в 1954 г., сделанное тем же Ибаррой Грассо, о котором мы уже упоминали, когда речь шла о выяснении древности существования человека в Андах, было самым интересным. Там были обнаружены не только останки палеолитического человека, но, как писал этот археолог, Вискачани, «как и Кишки-Пунку, а также другие стоянки, видимо, была еще и мастерской по изготовлению каменных орудий». Об этом свидетельствует обилие и разнообразие наконечников копий и других предметов из камня, таких, как скребки, ножи и различные предметы из кварцита. Назначение многих из них до сих пор не установлено.

Все эти находки, точнее говоря, те из них, которые относятся к наиболее позднему периоду, имеют очень большое сходство с находками в Айампитине, расположенном значительно южнее — в аргентинской провинции Кордова. Датируются они периодом между 6000 и 3500 гг. до н. э. Если судить по этим каменным орудиям, очевидно, что охотники из Вискачани доходили до Чукисаки, Кочабамбы, Потоси, Оруро и Тарихи. К таким выводам пришли Ибарра Грассо и Шобингер, которые в других вопросах, в частности при определении возраста обитателей Вискачани, как мы уже видели, придерживались различных мнений.

Дальше от Инков, в Южные Анды

Знаем мы и о расхождении во мнениях об открытиях Г. Ле-Паихе в Сан-Педро-де-Атакаме. Ле-Паихе — бельгийский священник, который, как писал X. Э. Прадо в брошюре «Сан-Педро-де-Атакама: там, где начиналась история Чили», за 16 лет сделал в истории чилийской археологии больше, чем любой другой специалист в этой области. Ле-Паихе был одним из многочисленных искателей древностей, с которыми мы уже сталкивались в нашем повествовании — от археологов до «осквернителей могил». Приехал он в Чили в середине 1955 г. и начал поиски отдаленных предков индейцев на севере страны.

Находки, сделанные им с 1955 по 1970 г., составили 55 мумий, 5068 черепов и множество наконечников стрел, глиняных черепков, орудий труда и предметов культового назначения. Все это было обнаружено в многочисленных захоронениях, расположенных приблизительно в 60 разных местах района Сан-Педро-де-Атакама.

«Кечуанские названия, которые для чилийцев центральной и южной части страны совершенно безразличны, иностранцам, напротив, говорят гораздо больше, чем простые наименования всем известных населенных пунктов», — отмечал Прадо.

Пеньялири, Курикинча, Айкина, Лекена, Макайя, Юма, Ухина, Икура, Чаире, Пакаяте и многие другие — таков неполный перечень мест, откуда в музей Сан-Педро-де-Атакама попали его экспонаты. Музей этот разделен на две части: палеолитическую и неолитическую, обе из которых охватывают период от возможного появления человека до испанского завоевания.

С какого же времени вести отсчет истории человека в Чили? Мнения в этом вопросе расходятся. В публикации Прадо сказано, что обе части, на которые разделен музей падре Ле-Паихе, хранят впечатляющие свидетельства непрерывной линии культурного развития, охватывающего период от 25 до 30 тыс. лет. Однако мы уже знаем, что Шобингер считал эти цифры завышенными.

Как бы то ни было, невзирая на возраст, мумии производят неизгладимое впечатление. Одна «индейская принцесса» с длинными волосами может показаться даже красивой. Другие, находящиеся в скорченном положении, как будто чем-то заняты; третьи сидят за столом и вроде бы о чем-то задумались и всерьез размышляют о том, что видели со времени инкского завоевания до наших дней: сколько смертей, сколько жертв, сколько человеческой низости! Среди них есть обнаженные, кожа их иссохла, плотно облегая кости, но осталась почти неповрежденной. Есть и одетые, даже украшенные драгоценностями, такие, как «принцесса». Многочисленные черепа, тазовые и другие кости, установленные на подставках, заставляют вспомнить мексиканские погребения цомпантли, о которых упоминает Саагун.

Однако у жителя Центральной Америки открытия Ле-Паихе вызвали бы иные ассоциации, сомнения, вопросы. И хотя мы очень далеки от того, чтобы выдвигать какие-либо гипотезы или делать выводы, нельзя не упомянуть в этой связи одну из наиболее важных стоянок, где проводились археологические раскопки в районе Антофагасты, — Тулан, омоним мифического места происхождения майя-тольтеков в Гватемале, о котором повествуется в знаменитых книгах «Пополь-Вух» и «Анналы какчикелей».

Были ли у еще не знавших гончарного ремесла охотников севера Чили религиозные культы? Точно это не известно, и сам Ле-Паихе в этом вопросе очень осторожен. Но сбрасывать такую возможность со счетов нельзя. В Тулане есть нечто похожее на ритуальный центр, хотя и чрезвычайно примитивный: несколько каменных сооружений, расположенных по кругу (примерно 8 м в диаметре) и соединенных стенами из другого камня, с небольшой искусственной возвышенностью в центре. Ле-Паихе писал, что эти возвышенности всегда обращены к вулкану или высокой горе, такой, как Кималь или Сокомпа. При этом вершины их были строго ориентированы на солнце в полдень или в три часа пополудни. Ле-Паихе знал секрет вулканов Сан-Педро-де-Атакама: его музей располагается около горы Ликанкабур, достигающей 6 тыс. м в высоту, — любимого места отдыха Инки. Озеро его кратера диаметром 70 м содержит «тяжелую воду», которая применяется для получения ядерной энергии.

Спустившись с этих горных вершин в пещеры района Атакамы, мы находим фрески с изображениями животных. В Таире, в долине реки Лоа, и в Айкине, на реке Саладо, есть рисунки лам. Как считает Шобингер, они отражали зарождавшиеся процессы одомашнивания и разведения этих животных как в горах, так и на плоскогорьях. Происходило это еще в ту эпоху, когда не знали гончарного ремесла. В другой пещере сохранились картины охоты и ритуальных танцев. Хотя мы сейчас не можем точно определить их возраст, возможно достигающий 10 тыс. лет, очевидно, что авторами этих рисунков были охотники, стоявшие уже на достаточно высоком уровне развития.

Откуда бы эти охотники ни происходили, мы не можем отказать им в наличии того же удивительного «биодинамического потенциала», которым обладали араваки и карибы. Если их племена «поднимались» до Антильских островов и Флориды, то обитатели Анд «спускались» в своем продвижении на юг до Патагонии, а может быть, и дальше. Слово «Тукуман» — название аргентинской провинции и города, известных своей ролью в истории освободительного движения аргентинского народа после конгресса 1816 г..— происходит от слова тукма, что на языке кечуа означает «конец пути». Тем не менее инки, которые, несомненно, получили это название в наследство от своих предшественников, продвигались еще дальше этого кечуанского non plus ultra, поскольку оставили по себе память в топонимике таких аргентинских провинций, как Сальта, Жужуй, Катамарка, Тукуман, Ла-Риоха, Сан-Хуан, Сан-Луис, Кордова и Мендоса, а также на огромных пространствах, лежащих к северу, в рассекающих горы долинах и в центральной части Чили — от Тарапакá до Мауле. Ведь река, имеющая это название, была границей Тауантинсуйю.

Очевидно, что предшественники инков, заселявшие эти земли в течение более 11 тыс. лет, т. е. охотники, достигшие сравнительно высокой стадии развития, преодолевали эти расстояния. Об этом свидетельствуют наконечники копий различных типов и форм, определяющиеся археологами по названиям местности, где те были найдены, так же как и многие другие каменные предметы из Айампитина, Ампаханго и Саладильо, вплоть до камня для перетирания кукурузных зерен из пещеры Инти-Уаси, расположенной в горах Сан-Луис в Аргентине.

По побережью от Эквадора до Центральной Чили

Прилагательное «андский» включает в себя не только горные вершины и отроги Анд, но и протяженную прибрежную зону, большей частью пустынную, за исключением тех оазисов, которые образуют стекающие с гор плодородные воды рек. впадающих в Тихий океан. Кроме того, значение этого термина распространяется и на покрытые сельвой влажные земли бескрайних долин, простирающихся к востоку от самого горного массива и расступающихся под мощным напором таких рек, как Хапура, Путумайо, Напо, Мараньон, Укаяли, Пурус и Мадейра, вместе с другими бесчисленными водными артериями составляющими территорию, называемую Амазония.

Из этих районов — косты (побережья), сьерры (гор) и сельвы (лесов) — мы пронеслись лишь над землями сьерры в центральной и южной части андского горного хребта. Там мы бросили беглый взгляд на первобытных собирателей и охотников, а также на тех, кто пришел туда по их стопам, — охотников, стоявших на более высокой ступени развития, — и проследили основные вехи их неспешного, длившегося тысячелетия странствия. Расстались мы с ними на северо-западе Аргентины и в центральной части Чили, оставив их в пути, целью которого, видимо, была Патагония. Параллельно этим охотникам, может быть несколько позднее во времени, в том же направлении двигались другие племена, но шли они по побережью. Часть их оставалась на стоянках в плодородных оазисах, образованных при впадении рек, стекающих с отрогов Анд в океан, или в тех местах, климатические условия которых обеспечивали сбор обильного урожая лесных плодов.

Происхождение этих пращуров прибрежных народов и вопрос об их культурном превосходстве по отношению к жителям гор до сих пор являются предметом острых споров между археологами. Так, например, Уле считал, что истоки андских культур восходят к побережью. X. Сесар Тельо, возражая ему, утверждал, что, наоборот, они берут начало в горах. Эти и подобные им проблемы Г. Хоркхмайер называл «темными», поскольку найти на них ответы или хотя бы частично прояснить их — дело очень трудное, если не вовсе невозможное. Он занял в этом вопросе «третью позицию», сформулированную им в работе «Доиспанское Перу» следующим образом:

«Первоначально первобытные культуры двух регионов — сьерры и косты — развивались практически обособленно одна от другой, без взаимопроникновения. Сведения, которыми мы располагаем в настоящее время (в 1950 г.), не дают оснований считать, что позднее возобладало и распространилось влияние какой-либо одной зоны. Скорее, были как подъемы, так и спады и в том и в другом районе. В некоторые периоды ведущую роль в какой-то определенной области культурного развития приобретали горные районы, доминировавшие тогда над прибрежными, в другие времена бывало наоборот».

Споры, подобные этому, можно было бы считать чисто схоластическими, по крайней мере не представляющими никакого интереса ни для кого, кроме узких специалистов, если бы они не были связаны с другой «темной» проблемой, имеющей для латиноамериканистов гораздо большее значение, — проблемой исходной культурной общности индейцев, взаимоотношений, существовавших между их отдаленными предками с самых древних времен. Мы уже точно знаем, что месоамериканцы доходили до Панамы, кроме того, на археологическом материале мы проследили черты сходства между Месоамерикой, северозападной частью Южной Америки и высокогорьями Центральных Анд.

Как считает Уле, происхождение американских цивилизаций берет начало в Центральной Америке, откуда их носители дошли до Эквадора. Поэтому с методологической точки зрения эта страна — одна из наиболее интересных для изучения истории древних американских цивилизаций. В работе «Современное положение в области изучения доисторического Эквадора» Уле писал:

«Эквадор, расположенный как бы на полпути между Центральной Америкой и Перу, являвшемся вторым важнейшим очагом древней цивилизации, был страной, наиболее близкой к обоим центрам зарождения высоких культур Южной Америки. Это обстоятельство давало возможность людям, заселявшим тогда земли Эквадора, контролировать те влияния, которые, беря начало в Центральной Америке, оплодотворяли развитие всех западных стран Южно-Американского континента. Кроме того, нужно отметить, что распространявшееся на юг влияние центральноамериканских цивилизаций в Эквадоре проявилось в большей степени, чем в Перу и других областях, расположенных дальше к югу, до которых, как нам точно известно, оно доходило лишь в опосредованной форме».

С гипотезой Уле, как и следовало ожидать, согласились далеко не все. Первым, кто выступил против его доводов, был Тельо. Однако многие более молодые авторы в принципе разделяют его позиции. В частности, речь идет об Э. Эстраде из Музея им. Виктора Эмилио Эстрады в Кито и К. Эвансе из Смитсоновского института в Вашингтоне. Свою точку зрения на эту проблему они выразили в книге «Культурное развитие Эквадора». Там сказано:

«Истребление местного населения в ходе европейской колонизации и разрушение материальных свидетельств его культурной деятельности в климатических условиях тропиков были настолько полными, что спустя 400 лет археологи вообще отрицали, что доисторическое население Эквадора могло создать собственную цивилизацию. Тем не менее сейчас вполне очевидно, что мы должны признать там не только наличие местной цивилизации достаточно высокого уровня, но и важнейшую роль, которую она сыграла в установлении и развитии связей с Месоамерикой. Более того, эти связи внесли существенный вклад в культурное развитие всего андского региона».

Образцы наконечников дротиков и копий из темного кремня, принадлежавшие, видимо, охотникам из Эль-Инги, о которых мы упоминали в ходе первого путешествия по этому региону, свидетельствуют в пользу доисторических обитателей Эквадора.

Нельзя не отметить, что не на всем андском побережье разрушение памятников материальной культуры от неблагоприятного воздействия климатических условий привело к столь же печальным последствиям, как и истребление местных народов в ходе европейского завоевания. Как раз наоборот — самые полные сведения из тех, которые дошли до нас о культурах перуанского побережья, вовсе не предполагают ни хронологического приоритета, ни более высокого уровня развития жителей горных районов. Это свидетельствует лишь о том, что некоторые культуры побережья могут дать более обильный и лучше сохранившийся материал для исследований, чем памятники сьерры. Объясняется это прежде всего тем, что в пустынных зонах верхний слой почвы сухой, поэтому останки людей и многие предметы материальной культуры сохраняются там почти нетронутыми, тогда как в других условиях они были бы обречены на тлен и разрушение. Самым впечатляющим примером этого являются мумии и сопровождающий их богатый погребальный инвентарь, известные во всем мире.

Как в Атакаме, так и в других районах перуанского побережья в местах погребений были обнаружены многочисленные изделия, призванные сопровождать умерших в загробной жизни. Самым известным местом из тех, что достойны упоминания, несмотря на варварство «осквернителей гробниц», является полуостров Паракас. В 1925, 1927 и 1930 гг. Тельо открыл там несколько захоронений, названных им «пещерами» и «некрополями». Определить возраст найденных в них мумий в те годы было невозможно. Многие ткани, в которые были обернуты умершие, как и предметы, погребенные вместе с ними, свидетельствуют о том, что эти захоронения принадлежали не к очень отдаленным эпохам, в частности к той, которую называют «формативной», датируемой не ранее чем 1-м тыс. до н. э.

Теперь положение изменилось. Благодаря применению радиокарбонного метода стало известно, что там были и гораздо более ранние захоронения, возраст которых достигает почти 9 тыс. лет (6870 г. до н. э.), т. е. лишь немногим меньше, чем возраст 11 скелетов из Лаурикочи. Об этом мы знаем благодаря открытию человеческого скелета Ф. Энгелем, исследовавшим на перуанском побережье стоянки людей, еще не знавших гончарного ремесла. Этот скелет находился в положении на корточках и был обернут в кусок ткани из растительных волокон. Конечно, те, кто хоронил этого человека, не могли знать, что погребают вместе с ним в земле и блестящий образец ткацкой техники, специалистами в области которой стали их отдаленные потомки.

Это захоронение было самым древним из найденных Энгелем. Однако оно не было ни единственным, ни первым из тех, что он обнаружил. За четыре года до этого открытия в местечке Кабесас-Ларгас на том же полуострове Паракас он нашел кладбище из шести могил. Там были захоронены несколько тщательно обернутых и хорошо сохранившихся мумий вместе с костями, которые должны были принадлежать нескольким десяткам человек. В других местах были найдены различные предметы, которые могли принадлежать охотникам: копьеметалки и наконечники дротиков к ним, находившиеся рядом со шкурами лам и гуанако, специальные приспособления, которыми пользовались пастухи, и, кроме того, раковины. Возраст этих находок определяется 3-м тыс. до н. э.

Самым удивительным было то, что эти древнейшие обитатели полуострова Паракас уже знали земледелие на стадии, предшествовавшей разведению хлопка. Все находки свидетельствуют о том, что их непосредственные предки обитали сначала в горах и были охотниками, а потом спустились на побережье, стали там собирать раковины и заниматься земледелием. Вполне вероятно, что обитатели горных районов были также предками жителей других археологических стоянок перуанского побережья, таких, как Пайхан и Пампа-де-лос-Фосилес в районе Трухильо и в других областях, расположенных вокруг Анкона.

Такая картина типична для всего Тихоокеанского побережья — от Эквадора до центральной части Чили. Найденные на местах стоянок бесценные ткани, созданные людьми, еще не знавшими ни гончарного ремесла, ни сельского хозяйства, свидетельствуют о том, что изначально их предки занимались охотой и обитали в горах. Позднее потомки этих охотников приспособились к условиям прибрежной зоны и к возможностям, которые давало им море. Климат этих мест, как правило, способствовал полному разрушению предметов материальной культуры отдаленных пращуров индейцев. Именно поэтому, как отмечал Шобингер, особую археологическую ценность приобретают стоянки на побережье северной части Чили. Следы их дошли до нас от эпохи, когда люди еще не знали обработки глины. Там сохранились многие легко разрушающиеся предметы культурного обихода, прежде всего плетеные изделия и ткани.

Именно на таких стоянках археологи обнаружили удивительные мумии и еще более удивительных кукол, изображающих маленьких детей с неоформившимся костяком. Они были найдены в захоронениях в Арике, Писагуе и на юге Икике. Открывший их исследователь Л. Нуньес так описывает процесс мумификации: он состоял в очищении от внутренностей и заполнении их места деревянными брусками, растительными волокнами и другими древесными материалами. Их лица и некоторые другие части тела вплоть до накладных кос были обмазаны древесной смолой и глиной или покрыты циновками из тростника-тоторы. В большей степени, чем мумии, этой процедуре подвергались куклы, одетые в человеческие одежды.

Очевидно, что те, кто занимался мумифицированием и изготовлением этих кукол (или «мумий-статуэток»), несомненно, обладали весьма сложным внутренним миром. Таким же он был и у тех, кто погребал умерших в Атакаме и Кокимбо с крючками во рту, раскрашенными в красный и зеленый цвет. То же самое можно сказать и о тех, кто в этом и более южных районах, вплоть до центральной части Чили, рядом с захоронениями высекал в больших камнях углубления в форме каменных чаш или «куполообразных выемок», а также выбивал на скалах петроглифы, которые изображали более или менее стилизованные женские половые органы, что должно было символизировать поклонение культу плодородия.

Первые находки этих изображений, названные «культурами крючков из раковин», были сделаны в 1915 г. в Талтале и Антофагасте А. Капдевиллем. Благодаря им мы получили представление о жителях побережья, населявших его более чем 6 тыс. лет назад. Именно они превратили дротик и копье, служившие для охоты на млекопитающих, в гарпуны для ловли рыбы с берега, поскольку лодок они, по всей вероятности, еще не знали. Вместе с тем эти древние обитатели прибрежной зоны ловили рыбу и при помощи простых крючков, сделанных из раковин или раковин и кости. Они также округляли острые части камней и прорезали в них выемки, чтобы использовать их как грузила для своих сетей. Кроме того, они умели делать ручные рубила и большие топоры, чтобы снимать с подводной части скал приросшие к ним раковины, задолго предвосхитив работу водолазов и любителей подводной охоты.

Жители Кокимбо 4 тыс. лет назад создали сооружение из нескольких геометрически правильных камней, которое ныне очень интересует археологов.

И они и другие обитатели побережья центральной и южной части Чили делали из камня круглые чаши или сосуды, использовавшиеся ими как ступки. Эти предметы свидетельствуют о том, что наряду с охотой на водоплавающую птицу, выдру и тюленя их владельцы занимались собирательством растений и морских раковин.

Таким образом, предки индейцев 5 тыс. лет назад выполнили свою историческую роль первопроходцев.

Надвигались великие перемены, занималась заря новой эры, в свою очередь подготовившей восхождение к более высоким андским культурам. На пороге стояла «неолитическая революция».