Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Государство Боливар

Лаврецкий Иосиф Ромуальдович ::: Боливар

Я вхожу в ужасный лабиринт…

Симон Боливар

 

Итак, здание испанской колониальной империи рухнуло окончательно и бесповоротно.

Правда, генерал Оланьета еще не сложил оружия в Горном Перу, на фортах крепости Кальяо еще развевается испанский флаг, на острове Чилоэ остатки колонизаторов еще оказывают сопротивление чилийским патриотам, а у берегов Перу еще рыщет испанская эскадра, но эти последние очаги испанского сопротивления вскоре будут подавлены.

Испанская Америка свободна, но свобода досталась дорогой ценой. В пятнадцатилетней войне за независимость погибло свыше миллиона человек, то есть приблизительно столько же, сколько за весь период наполеоновских войн в Европе. Великая Колумбия при населении в три миллиона потеряла свыше полумиллиона человек.

В ходе войны были уничтожены огромные материальные ценности: разрушены города и селения, порты, дороги и мосты; заброшена разработка рудников и приисков, большой ущерб нанесен сельскому хозяйству.

С изгнанием испанцев торговцы и помещики только и думали, как бы побыстрей наверстать упущенное, поскорее наполнить свои карманы и вновь обуздать народные массы. Республиканские законы, провозглашавшие демократические свободы и обещавшие народу различные облегчения, не соблюдались. Несмотря на это, многие. руководители движения за независимость именно в новых законах, в их чрезмерном либерализме, а не в алчности и эгоизме торгашей и плантаторов видели корень зла, основную причину всех несчастий.

Как же быть дальше, по какому пути идти? В какой части света найти пример, достойный подражания? Эти вопросы задавали себе Боливар и другие вожди освободительного движения, которым были дороги и близки интересы их народов.

В просторном кабинете загородного дворца Магдалены, бывшей летней резиденции вице‑королей Перу, на большом столе из красного дерева разбросаны карты западного полушария. Боливар нервно ходит по кабинету и говорит своему адъютанту ирландцу О'Лири:

– Посмотрите внимательно на карту. На севере вы увидите США, нашего могучего соседа, дружба которого к нам основана на арифметике: даю тебе столько‑то. а взамен хочу вдвое больше. Соединенные Штаты захватили Флориду. Сантандер мне пишет, что они зарятся на Кубу и Пуэрто‑Рико. Если мексиканцы позволят, то они проглотят Техас да, пожалуй, и всю Мексику. Испанцы для нас теперь не опасны, главную опасность представляют англосаксы; они могущественны, беспощадны, ненасытны. Мексиканцы совершили большую ошибку, провозгласив Итурбиде императором. Мы воевали против испанского деспотизма не для того, чтобы заменить его своим собственным. Мексика вряд ли сможет защитить свою независимость без поддержки Великой Колумбии, а мы сами не сможем устоять перед испытаниями, которые нас ожидают, без поддержки других республик. Независимость мы завоевали, но наша страна разрушена, а государственные деятели думают каждый только о своих интересах. Сантандер заботится лишь о Новой Гранаде.

Паэс не желает подчиняться Боготе, эквадорцы стремятся обособиться. Положение в Перу тоже не из легких. Перуанскую независимость завоевали колумбийцы, президент Перу – колумбиец, разве с этим могут согласиться гордые перуанцы? Они нас терпят, но не любят. Горное Перу, на которое претендуют Перу и Аргентина, по всей вероятности, отделится и образует независимую республику, что нас перессорит с Лимой и Буэнос‑Айресом. В Чили и Аргентине бушует гражданская война. Этим не преминет воспользоваться император Бразилии. Он наверняка попытается захватить Монтевидео и – кто знает! – может быть, и Горное Перу.

– Какой же выход видите вы из этого лабиринта, Освободитель? – спросил О'Лири.

– Выход один – в объединении республик вокруг Великой Колумбии. Только одна Колумбия свободна от междоусобиц и анархии, ее армия победила испанцев и освободила половину Америки. У нас будут одна власть, одни законы, одна и та же денежная система. Тогда нам не станут страшны ни внешние враги, ни внутренние. По своей силе мы сравнимся со Священным союзом. Мы привлечем на свою сторону Англию, она ведь мечтает торговать с нами. При ее поддержке мы поставим на место Соединенные Штаты. Разрешив внешние проблемы, разрешим и внутренние, улучшим благосостояние народа, разовьем сельское хозяйство, промышленность, сделаем просвещение доступным всем слоям населения. На свершение этого, пожалуй, потребуется столько же сил и энергии, сколько ушло на борьбу с испанцами, но я уверен, что и тут мы одержим победу.

Одним из первых актов Боливара после победы при Аякучо был манифест о созыве перуанского конгресса. Еще до этого он направил колумбийскому сенату свою отставку с поста президента Великой Колумбии. Разве не утверждал он в течение многих лет, что первый день мира будет последним днем его власти? Теперь он готов выполнить и это обещание.

Авторитет Освободителя никогда не был столь неоспорим, как в дни после победы при Аякучо. 8 февраля 1825 года копгресс Колумбии единодушно отверг отставку Боливара, подтвердив его президентские и военные полномочия. А ведь тот же перуанский конгресс лишил его накануне Аякучо всякого права командовать колумбийскими войсками в Перу. Теперь же, когда испанцы были побеждены, никто не вспоминал об этом.

Когда собрался конгресс в Лиме, Боливар представил ему отчет о своей гражданской и военной деятельности. Он рассказал о разделе земли между индейцами, об основании общества «Друзей страны», призванного способствовать экономическому развитию республики, о подготовке гражданского и уголовного кодексов, об учреждении генерального горнорудного управления, об открытии школ и колледжей. Описав героические подвиги освободительной армии, Боливар обещал вернуть колумбийских солдат на родину. С окончанием войны пребывание иностранных солдат на территории Перу было бы для этой страны «бесчестьем», сказал Освободитель. В заключение он сложил с себя обязанности президента.

– Это будет самый черный день для Перу, – воскликнул в ответ председатель конгресса, – если скромность Боливара восторжествует над желанием конгресса! Боливар должен остаться на своем посту.

– Нет, если вы меня вновь изберете, будущее поколение покроет вас позором. Я иностранец и не могу представлять вашу нацию. Я чужой в вашей молодой республике.

Конгресс остался глух к аргументам Боливара. Депутаты единодушно постановили продлить диктаторские полномочия Освободителя вплоть до открытия учредительного собрания, которое должно было собраться в 1826 году для выработки конституции. Боливар согласился.

Он создал правительство из перуанцев, которому поручил управление страной.

Однажды Боливар вошел в приемную дворца Магдалены и среди ожидавших посетителей увидел знакомую фигуру коренастого человека в очках, в потертом сюртуке и истоптанных башмаках. Боливар быстро подошел к нему, обнял и расцеловал.

– Это невероятно! – воскликнул тронутый до слез Симон Родригес. – После стольких лет вы сразу узнали меня.

– Виной всему ваш сюртук. Ведь это тот самый, который был на вас, когда мы находились на Священном холме в Риме?

– Я не менял одежды, а вы не изменили характера.

Боливар увел Родригеса в свои покои.

– Учитель, я рад, что вы приехали в Лиму. У нас здесь непочатый край работы.

– Знаю. Поэтому я вернулся из Европы. Мне сказали, что вы, Освободитель, готовитесь покинуть Америку, как только закончите свои дела. Если речь идет об обеспечении свободы, то, я думаю, вам еще придется надолго задержаться в этих краях.

– С вами, учитель, дела пойдут быстрее. Я вас назначу директором и генеральным инспектором народного образования – иначе говоря, вы будете министром просвещения. Открывайте школы, воспитывайте новое поколение – ему предстоит закончить начатое нами дело.

– С радостью принимаю ваше предложение. Республику должны строить новые люди, а новых людей нужно воспитать. Нам нужны не болтуны и пустомели, а инженеры, строители, химики, ботаники, математики.

– Дорогой Робинзон, я собираюсь посетить южные области республики, древние города инков Куско, Арекипу, места, где жил и сражался за свободу славный Тупак Амару, о котором вы мне столько рассказывали в детстве. Приглашаю вас поехать со мной. Теперь мы сможем не только наблюдать, как люди страдают, но сделать кое‑что полезное для них. Такая возможность бывает раз в столетие. Мы должны ею воспользоваться.

И вот, как двадцать лет назад, два Симона вновь путешествуют вместе. По дороге Боливара и его свиту встречают с королевскими почестями. В городах местные власти дарят Освободителю золотые и бриллиантовые украшения, сабли, лавровые венки из серебра и платины, дорогие мундиры, шляпы и седла.

Особенно радостно встретили Боливара в Куско, древней столице инков. Боливару преподнесли корону, золотые ключи города и много разных драгоценностей. Боливар охотно принимал эти дары и раздавал их своим подчиненным, отличившимся в войне за независимость. Корону он послал Сукре, который, в свою очередь, передал ее конгрессу Колумбии, золотые ключи отдал генералу О'Лири, много ценных предметов получили простые солдаты.

Принимая подношения, Боливар проверял, не приобретены ли они за счет казны. Там, где он обнаруживал, что местные власти проявляли свою щедрость за государственный счет, он заставлял их возмещать все расходы.

В Куско, обозревая руины грандиозных строений инков, Боливар заметил:

– Эти развалины великолепных дворцов и храмов напоминают нам о наших обязательствах по отношению к потомкам их строителей.

В столице древних инков Боливар основал политехнический колледж, распорядился выделить место для гражданского кладбища, принял меры для постройки дорог.

Боливар говорил:

– Народ, давший таких борцов за свободу, как Манко Капак, Уаскар, Атауальпа, Тупак Амару, достоин не только свободы, но и счастья.

В Куско Боливар издал постановление, которое после отмены рабства было самой серьезной попыткой улучшить положение местного населения. Боливар запретил принудительный труд (миту) индейцев в рудниках, на строительстве дорог и церквей, в факториях и поместьях.

Соответствующий декрет обязывал хозяев поместий и рудников выплачивать крестьянам и шахтерам заработок деньгами, запрещал завышать цены на продовольствие. «Никто не имеет права заставлять кого‑либо работать, не заключив предварительно договор, в котором указана плата за труд».

Властям поручалось следить за выполнением этого декрета и в случае его нарушения привлекать к ответственности и наказывать виновных.

Родригес присутствовал при том, как Боливар диктовал текст декрета своему адъютанту и секретарю ирландцу О'Лири.

– Если бы Тупак Амару мог дожить до этого! Наконец‑то несчастные индейцы перестанут быть рабами! Их хозяева не простят нам этого, – сказал Родригес, обращаясь к Боливару.

– Я знаю. Мы справились с испанцами, справимся и с их последышами. Для перуанских аристократов, для всех этих Рива‑Агуэро и Торре Тагле мы, колумбийцы, всего лишь презренные мулаты и самбо, проповедующие всеобщее равенство. Что же, попытаемся оправдать столь лестное о нас мнение.

***

Сукре после победы при Аякучо, не теряя времени, направился в Горное Перу, где все еще держался Оланьета, решивший сражаться за короля до последней капли крови. У него было около шести тысяч солдат, что делало его довольно опасным противником. Но солдаты Оланьеты разбирались в создавшемся положении лучше своего генерала. Они не сомневались, что война с испанцами уже проиграна, и по мере приближения освободительной армии к столице Горного Перу Ла‑Пасу гарнизоны врага сдавались или отступали в глубь страны.

7 февраля Сукре вошел в Ла‑Пас, уже освобожденный партизанскими отрядами. Несколько дней спустя солдаты Оланьеты восстали и убили своего недавнего вожака. Со смертью Оланьеты прекратилось сопротивление испанцев.

Горное Перу стало свободным.

Еще по дороге в Ла‑Пас Сукре под давлением местных патриотов объявил о созыве учредительного собрания провинций Горного Перу, которое должно было решить дальнейшую судьбу этой области. Все указывало на то, что учредительное собрание провозгласит независимость этого региона.

Горное Перу с 1776 года входило в состав вице‑королевства Ла‑Платы, до этого оно было частью Перу. Таким образом, на его территорию могли претендовать как перуанцы, так и аргентинцы.

Боливар вначале не одобрил решения Сукре. Он опасался осложнений с перуанцами и аргентинцами, считал, что независимость Горного Перу послужит плохим примером Эквадору.

Только ознакомившись более детально с настроением местного населения, требовавшего самостоятельности, Боливар согласился с действиями Сукре. Заинтересованные в поддержке Боливара против Бразилии, посягавшей на Монтевидео, аргентинцы признали право населения Горного Перу на самоопределение. Об этом говорилось в решении учредительного собрания Объединенных провинций Ла‑Платы (так называлась тогда Аргентина), принятом 9 мая: «Хотя четыре провинции Горного Перу всегда принадлежали этому государству, учредительное собрание постановляет предоставить им полную свободу решать свою судьбу соответственно их интересам и благополучию».

10 июля 1825 года в городе Чукисаке собралось учредительное собрание Горного Перу в составе 39 депутатов. Собрание единодушно постановило провозгласить независимость и присвоить новому государству название Республики Боливара (вскоре оно было переименовано в Боливию), а самого Боливара избрать президентом на время его пребывания на территории республики.

В августе Боливар покидает, Куско, пересекает горное озеро Титикака, расположенное на высоте четырех тысяч метров, и спускается на дно огромной котловины потухшего вулкана, где расположен Ла‑Пас – столица государства, носящего его имя[1].

Здесь Боливара посетила делегация депутатов. Она сообщила ему решения учредительного собрания и передала просьбу этого органа составить конституцию для нового государства.

Из Ла‑Паса Боливар и сопровождавшие его лица направились в Потоси, город, имя которого Освободитель неоднократно упоминал в своих выступлениях. Легендарное Потоси, лежащее у подножия серебряной горы, служило символом богатства и могущества Испанской колониальной империи. В самые трудные моменты борьбы за свободу Боливар обещал своим солдатам довести их до Потоси.

Боливар и его сподвижники поднялись на вершину серебряной горы и водрузили там флаги Колумбии, Чили, Перу и Аргентины как символы освобождения Южной Америки от колониального рабства.

– Победа привела нас сюда с атлантического берега, – сказал Боливар, обращаясь к своим товарищам. – В течение пятнадцати лет мы постоянно приносили жертвы. Мы разрушили здание тирании, выстроенное узурпаторством и непрерывным насилием. Попирая эту гору, серебряные жилы которой питали испанскую казну в течение трехсот лет, я заявляю, что эти несметные сокровища ничто по сравнению со славой, покрывшей тех, кто принес сюда знамена свободы с жарких берегов реки Ориноко и водрузил их на этой горе, являющейся предметом удивления и зависти людей всего мира.

В Потоси Боливар объявил о конфискации принадлежавших испанцам рудников, отменил наиболее тяжкие для индейского населения налоги и повинности. Были учреждены гражданские кладбища, строились новые дороги. Сирот направляли в приюты. Симон Родригес был назначен министром просвещения новой республики.

В Потоси к Боливару приехали посланцы аргентинского конгресса с просьбой помочь Аргентине в ее войне с Бразилией. За это они обещали поддержать Боливара в качестве верховного вождя и протектора Южной Америки. Несколько недель вел Боливар переговоры с аргентинцами. Он мечтал руководить освободительным походом на Бразилию, свергнуть бразильскую монархию – союзницу европейского деспотизма. А потом, когда вся Америка будет свободна, не настанет ли час подать руку европейцам, помочь и им освободиться от тирании и рабства?

Боливар пишет письма Сантандеру, Паэсу и другим своим сподвижникам с просьбой поддержать его план. Он готов войти в союз с Буэнос‑Айресом и воевать с Бразилией. Соратники пытаются отговорить его от этих, как они утверждают, химерических проектов. Отовсюду ему пишут, что люди устали от войн, разрушений, нищеты – все желают мира и только мира. Враги Боливара распространяют нелепые слухи, будто бы он одержим манией величия и желает затмить славу Александра Македонского и Наполеона. «Нет, войну с Бразилией ни гранадцы, ни венесуэльцы не поддержат», – констатирует Боливар.

Но идея объединения республик в одно целое не оставляет Освободителя. Если нельзя осуществить ее с помощью боевого содружества, он добьется этого путем мудрейшего и справедливейшего правления республикой, носящей его имя. Он превратит государство Боливар в подлинную республику философов, где будут господствовать справедливость и равноправие, и тогда вокруг нее объединятся все другие страны Испанской Америки.

Возвратившись в Лиму, Боливар засел за работу. «Я пишу конституцию для этой страны, – сообщал он Сантандеру, – сильную и стройную, не нарушающую права законодательной, исполнительной и судебной властей и отменяющую все привилегии и несправедливости, начиная с рабства».

И действительно, конституция Боливара провозглашала равенство всех граждан перед законом, основные демократические свободы, республиканскую форму правления. Она отделяла церковь от государства. Кроме сената и палаты депутатов – трибунов, она учреждала палату цензоров.

Цензоры должны были нести ответственность за духовное благополучие нации; им вменялось в обязанность воспитывать молодое поколение в духе патриотических традиций, следить за соблюдением законов. Цензоры избирались пожизненно, сенаторы – сроком на восемь лет, трибуны – на четыре года. Граждане могли представлять только списки кандидатов, из которых члены каждой палаты выбирали себе преемников. От голосования были отстранены неграмотные, челядь и сельскохозяйственные рабочие, иначе говоря, подавляющее большинство населения.

Конституция предусматривала избрание пожизненного президента, который назначал вице‑президента с правом наследования.

Последнее обстоятельство вызвало много нареканий со стороны современников Боливара и прогрессивных деятелей последующих поколений. Освободителя упрекали в том, что, учреждая пожизненное президентство, он намеревался стать некоронованным королем и подавал пример последующим демагогам‑диктаторам, неоднократно ссылавшимся на него для оправдания своих действий. Но так ли было в действительности?

Внимательный анализ боливийской конституции и высказываний ее творца заставляет усомниться в этом. «Новым государствам было необходимо укрепиться, а для этого им нужна была стабильная власть», – утверждал Боливар, защищая свою идею пожизненного президента. «Посмотрите на Россию, – говорил Боливар, – она стала могучей державой, избирая князей на пожизненное правление, а Гаити добилась свободы и благоденствия, назначив Петиона пожизненным президентом».

Конституция не наделяла президента диктаторской властью – более того, законодательная власть принадлежала только парламенту. Таким образом, президент превращался как бы в конституционного монарха. Боливар надеялся, что такая форма правления предотвратит анархию и злоупотребления господствующих классов.

Когда Боливар писал свою конституцию, в южноамериканских республиках не было политических партий, не было лидеров, которые выступали бы с ясными политическими программами, способными объединить вокруг себя обездоленные массы. Зато были десятки генералов, зачастую политически невежественных, порою и довольно беспринципных, мечтавших о власти. Периодические выборы открывали перед такими деятелями возможность с помощью сильных мира сего захватывать президентские кресла и использовать власть не в интересах народа, а в личных целях и в интересах привилегированных кругов, оказавших им поддержку. Именно так происходило во многих республиках после завоевания независимости. Этого хотел избежать Боливар своей конституцией. Гарантией тому должен был служить просвещенный президент, опирающийся на парламент.

Боливар, следуя учению просветителей XVIII века, считал, что народ нуждается в бескорыстных опекунах, знающих, как улучшить его долю. Народ инстинктивно способен поддерживать правильные решения, хотя и не может их осуществить без помощи выдающихся людей, – утверждал Освободитель.

Когда через несколько лет разработанная им конституция будет отвергнута не только Боливией, но и Перу и Новой Гранадой, Боливар сочтет это признаком того, что народ находится под влиянием латифундистов, церковников и магнатов.

– У нас, – скажет тогда Боливар своему адъютанту Перу де ла Круа, – свободой и всевозможными гарантиями пользуются представители власти, духовенство и богачи, а не народ, пребывающий в рабском состоянии. Его положение не улучшилось и не улучшится при самой либеральной конституции. Колумбийская аристократия, возвысившаяся благодаря должностям и богатству, претендует на такое же значение и влияние на народ, какое имела самая деспотическая титулованная и родовая аристократия в Европе. В ряды нашей аристократии входят представители духовенства, адвокаты, военные и богачи. И хотя они говорят о свободе и конституциях, но желают их только для себя, а не для народа, который, по их мнению, так и должен продолжать жизнь под их гнетом. Они добиваются равенства, но имеют в виду лишь равенство среди высших классов, а не высших с низшими. Несмотря на весь их либерализм, они предпочитают рассматривать низшие классы как своих вечных крепостных.

Это была демократия типа Соединенных Штатов, которой хотел избежать Боливар.

– Нам лучше перейти в магометанскую веру, чем перенять способ правления США, – говорил Освободитель. – Если мы пойдем этим путем, то завещаем грядущим поколениям новый колониализм.

Боливийский конгресс одобрил конституцию, предложенную ее создателем. Боливар убедил Сукре занять пост президента. Маршал согласился, но не пожизненно, а только на два года. Вскоре и конгресс Перу принял конституцию Боливара с оговоркой, что это решение вступит в силу после ее утверждения Великой Колумбией.

Таким образом огромная территория Южной Америки от Панамского перешейка до границ Аргентины, превосходящая по своим размерам Европу, оказалась в подчинении у Боливара. Как управлять такой территорией? Нельзя ли создать из новых республик союз – Андскую конфедерацию? Боливар настойчиво, но безуспешно убеждает соратников и друзей в необходимости такого союза. Идея образования Андской конфедерации южноамериканских республик во главе с Боливаром встретила сильное сопротивление среди патриотов. Некоторые из них видели в этом проекте только желание венесуэльских военных воспользоваться плодами победы в ущерб интересам других республик. Были и такие, которые опасались, что Боливар пойдет по пути Наполеона и в конце концов провозгласит себя императором. Эти опасения имели некоторые основания.

Европейские державы через своих агентов в Южной Америке убеждали патриотов, что новые республики могут упрочить свою независимость только путем установления монархического образа правления.

Некоторые венесуэльские генералы, как, впрочем, и военные других республик, ставили личные интересы выше общественных. Они не прочь были провозгласить Боливара императором. Причем одни считали, что в этом случае их положение укрепится, а другие предлагали Боливару корону в надежде таким образом избавиться от него – ведь Боливара‑императора было бы легче устранить, чем Боливара‑Освободителя.

Паэс писал Боливару: «Колумбия похожа на Францию в дни, когда Наполеон был в Египте и когда его призывали самые видные люди революции для ее спасения. Вы должны стать Бонапартом Южной Америки, ибо эта страна непохожа на родину Вашингтона». Хотя Паэс потом отрицал, что это письмо было написано им, однако его авторство установлено.

Сестра Боливара Мария Антония предупреждала его о такого рода интригах в 1826 году:

«Теперь посылают к тебе уполномоченного с предложением короны. Ответь на это подлое предложение словами, которые ты произнес в Кумане в 1814 году, что ты будешь «освободителем или трупом»… Остерегайся тех, кто заговорит с тобой о короне, ибо это твои враги. Помни о Бонапарте, Итурбиде и им подобных, судьба которых тебе известна. Я знаю, что ты думаешь об этом, и верю, что ты не способен на такой шаг, но не удержалась и высказала тебе мои сокровенные мысли. Ты ведь знаешь, как дорого мне твое счастье».

Боливар отказался слушать тех, кто соблазнял его титулом императора. Он ответил Паэсу: «Мне суждено быть Освободителем – это мой старый мундир. Звание Освободителя для меня ценнее всего, я не думаю обесчестить себя, сменив его на трон императора. Мы не похожи ни в чем на французов. Благодаря республике Колумбия приобрела славу и благополучие. Республика дала нам законы и свободу… Трон вызовет страх… Равенство будет отменено, возникнет новая аристократия, а цветные расы будут считать, что их права окончательно утрачены. Я откровенно признаюсь: этот план не подходит ни для Вас, ни для меня, ни для страны».

Итак, не Симон I, император Анд, а Боливар Освободитель – президент Андской конфедерации – вот к чему стремился каракасец.

Никто из соратников Боливара не мог претендовать на роль руководителя Андской конфедерации. Ни у Сантандера, ни у Паэса, ни у Сукре, не говоря уже о других, не было такого «континентального», как тогда говорили, авторитета, каким пользовался Боливар. Никто из них не рассчитывал стать его преемником на посту вождя Южной Америки. Будучи уверенными, что Андская конфедерация не переживет своего создателя, они открыто или тайно сопротивлялись ее учреждению.

Сантандер прямо заявлял Боливару, что следует распустить Великую Колумбию, пусть каждая из ее трех частей – Эквадор, Новая Гранада и Венесуэла – станет самостоятельной республикой: «Федерация к добру нас не приведет, у нас ежегодно будут восстания в Кито и Венесуэле. И если мы применим оружие для их подавления, это вызовет нескончаемые войны, которые неизбежно истощат нас… Федерация наших слабых республик приведет к тому, что мы вновь попадем под власть испанцев».

Боливар, однако, упорно верил, что ему удастся убедить как своих ближайших сподвижников, так и руководителей других республик в необходимости объединения. Еще в 1823 году он предложил созвать конгресс всех латиноамериканских республик в Панаме. Освободитель надеялся, что конгресс одобрит его план создания конфедерации. Боливар считал, что объединение новых республик не только укрепит их независимость, но и будет способствовать решению многих внутренних и межгосударственных политических и экономических проблем, унаследованных от колониального режима.

Направляя тогда своих представителей к руководителям других республик, Боливар разъяснял им: «В настоящий момент нет ничего важнее для правительства Колумбии, чем учреждение подлинно американской лиги наций. Предлагаемая конференция не должна вдохновляться исключительно идеей обычного союза в целях обороны или возмездия. Напротив, наше объединение должно быть более тесно скреплено, чем союз, созданный недавно европейскими державами в их попытке лишить народы свободы. Наше объединение должно быть лигой родственных наций. Хотя до сего времени по ряду причин каждая из них осуществляла право суверенитета индивидуально, если они объединятся и объединят силы и ресурсы, они смогут противостоять чужеземной агрессии.

Вы должны убедить их в том, насколько необходимо немедленно начать закладку фундамента союза соседствующих государств или ассамблеи полномочных представителей, способной отстаивать интересы американских государств и быть посредником в спорах между государствами, которые, хотя они и связаны общностью обычаев и деятельности, могут из‑за отсутствия соответствующего института дать разразиться достойным сожаления конфликтам, подобным тем, которые возникли в других районах, находящихся в менее благоприятных условиях».

Тогда это предложение не встретило поддержки: слишком неустойчивым было политическое положение во многих республиках. Теперь же, после победы у Аякучо, Боливар вновь вернулся к своему прежнему проекту.

Сантандер и на этот раз выступил против плана Боливара. Он убеждал Освободителя, что Англия обеспокоена созывом континентального конгресса. Вопреки указаниям Боливара вице‑президент Колумбии пригласил на панамский конгресс представителя США. Сантандер писал Боливару, что с окончанием войны он считает главной задачей добиться мира с Испанией и дипломатического признания со стороны великих держав, а этого будет якобы легче достигнуть, действуя в одиночку, чем коллективно. «У нас огромный дефицит, – писал вице‑президент. – Мы расходуем ежегодно от 16 до 18 миллионов песо, а в казну поступает не больше 8 миллионов. Единственный выход из этого положения – сократить расходы на армию и отказаться от военного флота».

Нет, отвечал ему Боливар. Идя по этому пути, новые республики ослабеют настолько, что ими без труда завладеют великие державы. Нечего в угоду иностранным торгашам снижать таможенные налоги, следует повысить их, это пополнит республиканскую казну. Конфедерация сможет располагать 100‑тысячной армией, которая освободит Кубу и Пуэрто‑Рико и поможет испанскому народу сбросить с себя ярмо королевской тирании.

Боливар призывал к объединению республик для участия во всеобщей войне «народов против тиранов». Патриотам, утверждал он, необходимо добиваться нового политического равновесия в мире, которое лишило бы абсолютистскую Европу возможности покорять другие части света.

Были ли его проекты уж столь безосновательны? Например, посол Франции в Мадриде Мустье считал вполне реальной возможностью успешное вторжение колумбийцев в Испанию. В испанских портах, сообщал Мустье в Париж, наблюдается большое беспокойство в связи с действиями колумбийских корсаров. В этих портах, по словам Мустье, все большее число людей считает, что если появится у берегов Испании американская повстанческая эскадра, то будет невозможно задержать революционный взрыв.

Боливар так сформулировал основные цели конгресса в инструкциях перуанской делегации. Создание постоянной конфедерации, союза или лиги, действующей в условиях мира и войны, против любой страны, пытающейся подчинить себе Америку частично или полностью. Взаимные гарантии независимости, свободы и территориальной целостности. Заключение союзов с иностранными державами лишь при наличии обоюдного согласия, Обязательное вынесение всех конфликтов на рассмотрение постоянного конгресса, не прибегая к войне. Запрещение работорговли и создание объединенных вооруженных сил. И наконец, осуждение войн и политики завоеваний в отношениях, складывающихся между народами и правительствами.



[1] Ла‑Пас – фактическая столица Боливии, местопребывание президента и главных правительственных учреждений. Официальной столицей считается город Сукре (старое название – Чукисака).