Империя Итурбиде

В 1821 г. ничто еще не предвещало трагического буду­щего. Обе стороны были исполнены оптимизма и радости по поводу освобождения. Консерваторы надеялись на приезд короля Фердинанда или другого принца из дома Бурбонов, в соответствии с Игуальским планом, либера­лы — на федеральную республику. Каждая партия верила, что Мексика займет теперь место в ряду великих наций.

Тем временем Итурбиде мечтал о короне. Он мог поло­житься на ряд людей из высшего духовенства и на ар­мию, пока имел возможность ей платить. Даже Висенте Герреро и ряд либералов готовы были поддержать его, считая, что Мексика не готова к демократии и что тузем­ная монархия будет самым реальным средством организа­ции мира.

Перед Итурбиде раскрывались огромные возможности, но он совершенно не обладал талантами, необходимыми для их использования. После одной славной, но кратко­временной кампании Итурбиде почти немедленно ухватил­ся за парадный мундир. Простая арифметика могла бы доказать ему необходимость осторожности. Казна была пуста, и даже таможенные доходы, пока Сан-Хуан-де-Улоа находился в руках испанцев, были ничтожно малы. Между тем, 80 тыс. чел., составлявшие армию трех гаран­тий, числились в платежных ведомостях правительства, и едва ли будет преувеличением сказать, что половина кре­ольского населения надеялась получить должности в бюро­кратическом аппарате.

Итурбиде назначил хунту и совет из пяти регентов и стал подготавливать избрание обещанного им конгресса. Сам он занял должность президента совета регентов и присвоил себе титул генералиссимуса и верховного адми­рала с жалованьем в 120 тыс. песо. Он сразу же показал, что намерен опираться только на реакционеров. При рас­пределении милостей старые повстанцы были почти со­вершенно забыты, и некоторые из них вскоре стали отно­ситься к Итурбиде подозрительно. Гвадалупе Виктория и Николас Браво, встретившись в доме бывшего коррехидора Керетаро (того самого, который за одиннадцать лет до того вместе с Идальго и Альенде замышлял провозгласить независимость Мексики), составили заговор с целью свер­жения Итурбиде. Но заговорщики были схвачены и про­вели несколько недель в тюрьме. Когда Гвадалупе Викто­рия был освобожден, он вернулся в свои старые потай­ные места в холмах над Вера Крус, снова предпочитая быть изгнанным, но не поступиться своими принципами.

В феврале 1822 г. собрался конгресс, избранный по сложной системе, которая давала преобладание богатым креолам. Большинство его членов были «борбонистас» (сторонниками Бурбонов). Но Фердинанд дал ясно понять, что не имеет намерения ни стать королем Мексики, ни признать ее независимость. Тогда ряд борбонистас стал на сторону централистической республики и объединился с либералами в нападках на Итурбиде. Быстро распро­странялось масонство, и масонские ложи, в которых дей­ствовал Мигель Рамос Ариспе, стали центрами республи­канской пропаганды. Члены конгресса должны были вы­работать конституцию и обеспечить правительство дохо­дами, но они нашли гораздо более легким и соответствую­щим их склонностям делом заниматься препирательствами с Итурбиде. В Мексике оставались еще тысячи купцов и чиновников-гачупинов, которые совместно с испанскими войсками, находившимися в Сан-Хуане, замышляли воз­вратить Мексику Испании. В апреле Итурбиде обвинил одиннадцать членов конгресса в причастности к этим за­говорам, но не мот подкрепить свое обвинение никакими доказательствами. Конгресс отомстил ему, удалив из со­вета регентов трех его друзей. Это выступление против Итурбиде было произведено с нарочитой театральностью. Некоторые депутаты поговаривали о Цезаре, переходящем через Рубикон, а Карлос Мария де Бустаманте призывал их ожидать смерти на своих местах, подобно римским се­наторам, подвергшимся нападению галлов. В мае кон­гресс предложил сократйть армию до 20 тыс. чел. и ли­шить членов регентского совета их военных постов. Под угрозой потери своей армии Итурбиде решился действо­вать. Конгресс был уже достаточно дискредитирован тем, что ничего не совершил и занимался лишь нападками на исполнительную власть. Вечером 18 мая сержант находив­шихся в столице войск, Пио Марча, поднял крик «Да здравствует Агустин Первый!». Крик этот немедленно подхватили солдаты и леперос, и у дома Итурбиде собра­лась огромная толпа, требовавшая, чтобы он объявил себя императором Мексики. Итурбиде вышел на балкон и ра­зыграл отказ. Затем он ушел обратно, якобы для того, чтобы посоветоваться с другими регентами, но вскоре вышел вторично и объявил о своем согласии. Впослед­ствии Итурбиде заявлял, что принял корону только что­бы спастись от самосуда толпы; но все считали, что Пио Марча действовал по его инструкциям. Всю ночь город приветствовал нового правителя колокольным звоном, пушечной пальбой и парадами войск. На следующее утро, в семь часов, был созван конгресс. На заседании присут­ствовал сам Итурбиде, и тысячи его сторонников проникли в зал и смешались с депутатами или ждали у дверей, кри­ча «вива» в честь Агустина Первого и требуя смерти для всех, кто откажется голосовать за предоставление ему короны. Замечательно, что в такой обстановке 15 голосов было подано против этого предложения, 67 депутатов го­лосовало за него, а более половины воздержалось.

Итурбиде хотел, чтобы мексиканская империя была не менее великолепной, чем европейские. Он щедро одарил титулами своих сторонников из рядов духовенства и ар­мии, создал должности раздатчика милостыни, высшего це­ремониймейстера, конюшего, капитана императорской гвар­дии и назначил целый ряд камер-юнкеров и фрейлин. Ко­рона была объявлена наследственной, и отец и мать, братья и сестры, а также семеро детей императора стали принцами и принцессами. В июле была отпразднована коронация Итурбиде. Нашли модистку, некогда работавшую при французском дворе, и с помощью ее компетентных советов церемония была устроена по образцу коронации Наполео­на Бонапарта. Итурбиде и его жена, блистая драгоценны­ми камнями, часть которых была для данного случая одолжена, а остальные были фальшивыми, проехали по Платерос и площади в собор, где выслушали мессу, были помазаны миром и воссели на два приготовленных для них трона, после чего на их головы были возложены короны. В августе был учрежден ордені Гвадалупе с 50 большими крестами, сотней рыцарских званий и неограниченным чис­лом членов.

Эти празднества доставили развлечение толпе и удов­летворили высшего церемониймейстера, конюшего, капита­на императорской гвардии и обладателей 50 больших кре­стов. Но большая часть креольского населения, не полу­чившая таких почестей, была разочарована. Казна по-прежнему пустовала. Правительство держалось благодаря принудительным займам и конфискации имущества гачу­пинов.

Конгрессу было все еще разрешено заседать и продол­жать разработку конституции. В его рядах появился теперь новый враг Итурбиде, более грозный, чем все преж­ние. Брат Сервандо де Тереса-и-Мьер, прожив в изгнании почти 30 лет, в 1821 г. отправился на родину; но ему, как всегда, не повезло. Его поймали испанцы и держали в плену в Сан-Хуане. Однако комендант форта Давила, наконец, понял, что в его подземной тюрьме сидит человек, который может доставить императору Мексики величайшие неприятности, и брат Сервандо был освобожден. Он занял в конгрессе место, на которое был избран, и немедленно начал с беспощадной дерзостью высмеи­вать Итурбиде, поддельные титулы и пышность его империи.

В августе 15 депутатов, в том числе брат Сервандо, бы­ли заключены в тюрьму. Это только объединило конгресс на защиту своих законных прав, в результате чего в ок­тябре он был разогнан войсками и заменен назначенными Итурбиде 45 членами конгресса. Однако эти 45 депутатов попрежнему отказывались выработать приемлемую консти­туцию и голосовать за налоги, и Итурбиде заявил, что он сам составит конституцию. Правительство становилось открытой диктатурой. Если бы Итурбиде пользовался под­держкой армии, он мог бы еще, пожалуй, сохранить власть, но генералы, которым надоело ждать жалованья, покида­ли его и вступали в масонские ложи. Итурбиде был вынуж­ден принять крайние меры. Он стал печатать бумажные деньги, которыми отныне должна была оплачиваться одна треть всех долгов правительства. Цены соответственно поднялись, а негодование чиновников и генералов усили­лось.

Первый же офицер, открыто выступивший против Итур­биде, мог поднять бурю. Эта честь выпала на долю не кого-либо из бывших роялистских или повстанческих ге­нералов, а на долю молодого человека, Антонио Лопеса де Санта-Ана, который в дальнейшем в течение сорока лет проявлял замечательную способность оценивать ситуа­цию, угадывая психологический момент, благоприятный для восстания или отступления. Уроженец Халапы и быв­ший офицер роялистской армии, Санта-Ана примкнул к Итурбиде в 1821 г., получив обещание повышения. После провозглашения Итурбиде императором Санта-Ана написал ему несколько льстивых поздравительных писем, приехал в Мехико и стал ухаживать за незамужней сестрой Итурбиде. Но Итурбиде в гневе отослал Санта-Ану на военный пост в Вера Крус. Тогда Санта-Ана состряпал план захватить Сан-Хуан-де-Улоа. Достоинство этого пла­на состояло в том, что в случае его удачи прославился бы Санта-Ана, в случае же неудачи вина падала на началь­ника Санта-Аны Эчаварри. План не удался, и Эчаварри едва не был взят в плен во время набега испанцев. Запо­дозрив, что дело нечисто, Эчаварри написал Итурбиде — и тот отправился в Халапу. Итурбиде велел Санта-Ане ехать в Мехико, обещав ему назначение на более высокий пост. Но обмануть Санта-Ану было трудно. Как только Итурбиде уехал, он поспешил в Вера Крус и провозгласил республику. Значение этого слова он, как сам впослед­ствии признавался, представлял себе весьма туманно. Из своего уединения появился Гвадалупе Виктория и примкнул к Санта-Ане. «Освободительная армия» вначале потерпела поражение, и Санта-Ана намеревался бежать в Соединен­ные Штаты. Но вскоре стало очевидно, что Итурбиде поте­рял власть над армией. Висенте Герреро и Николас Браво бежали из Мехико, чтобы организовать восстание на юге. В Чалько они были пойманы одним из генералов Итур­биде, но им дали возможность убежать. Эчаварри, послан­ный осаждать Вера Крус, почему-то медлил и, наконец, в феврале 1823 г. опубликовал так называемый план Каса Мата. Согласно этому плану, Итурбиде сохранял импера­торский престол, но должен был быть избран новый кон­гресс, на который не оказывалось бы воздействия извне. Генералы повсюду стали высказываться за план Каса Мата, даже полки, стоявшие в столице, присоединились к мятежникам и открыто с развевающимися знаменами вы­шли из города под музыку оркестров. Меньше чем через десять месяцев после того, как Итурбиде был торжествен­но провозглашен императором Мексики, он остался один. В марте Итурбиде созвал старый конгресс и, обратившись, к нему, пробормотал несколько слов, очевидно, не зная, что делать и что говорить. 19 марта он решил что-то предпринять. Он обратился к конгрессу с посланием, в котором объяснил, что принял корону только по принуждению и что теперь желает отречься от престола. Мексика, прибавил он, должна ему 150 тыс. песо. Конгресс принял отречение и приговорил императора к пожизненному из­гнанию.

Николас Браво проводил Итурбиде до берега и поса­дил его на судно, отправлявшееся в Европу. Но не в ха­рактере Итурбиде было после краткого апофеоза прими­риться со скромным существованием. Весной следующего года он осведомил новое мексиканское правительство, что Испания замышляет вторичное завоевание Мексики и про­сил разрешения приехать на родину, чтобы опять сра­жаться за независимость. Правительство постановило, что если он вернется, то будет подвергнут смертной казни, но Итурбиде не дожидался ответа. Он уже плыл через Атлан­тический океан с целым запасом напечатанных проклама­ций и бумажных денег, и летом, не зная о грозившем ему смертном приговоре, высадился на берегу Тамаулипаса. Он направился в город Падилья, где местные власти аре­стовали его и в тот же день расстреляли. Этот жестокий поступок встретил мало одобрения, и Итурбиде сделался героем мексиканских реакционеров. Духовенство и земле­владельцы предпочитали превозносить в качестве поборни­ка независимости Мексики Итурбиде, а не Идальго и Мо­релоса, связывавших независимость с социальной револю­цией. В 1838 г., при консервативном правительстве, останки Итурбиде были, перенесены из Падильи в Мехиканский собор.