Индейцы тоба Аргентины

Аргентина относится к числу стран Латинской Америки с самым низким процентом индейского населения (около 1 %). Между тем по абсолютной численности индейцев она занимает примерно восьмое место, опережая в этом отношении такие страны, как Бразилия, Венесуэла, Колумбия, Парагвай и др.¹

Согласно результатам первой в Аргентине всеиндейской переписи 1966—1967 гг., охватившей примерно 15 этнических групп, численность автохтонного населения составляла 150 тыс. человек². По оценке Межамериканского индейского института на 1978 г. в стране насчитывалось 399 тыс. индейцев³ (из 28 млн. всего населения). Значительное расхождение в цифрах может быть объяснено различиями в критериях выделения этой группы. Кроме того, известно, что официальная статистика в Аргентине традиционно занижает фактическую численность аборигенов в чисто идеологических целях, чтобы таким способом оправдать пропагандируемый лозунг об отсутствии в стране индейцев и индейской проблемы как таковой. По неофициальным данным, около полумиллиона человек, включая тех, кто переселился в города и частично ассимилировался, учитывая их происхождение, отнесены к индейцам.

Во всяком случае, чтобы судить об этнической специфике совре­менной Аргентины, нельзя упускать из виду существования мелких индейских этносов, разбросанных по окраине ее национальной тер­ритории.

Из нескольких зон, где до настоящего времени сохранились ком­пактные индейские группы⁴, особый интерес, пожалуй, представ­ляет район аргентинского Чако, так как именно в Чако некоторым племенам, жившим в малопригодных для европейской колонизации условиях, удалось долгое время оставаться независимыми и, нахо­дясь в сравнительной изоляции, сохранить до начала XX в. многие элементы традиционной культуры. Позднее включение в капитали­стическую систему эксплуатации было сопряжено для индейцев Чако с особыми трудностями и определило специфические формы адаптации их к окружающим социальным условиям.

Ценным источником информации об изменениях, происходящих в последние десятилетия среди тех или иных аборигенных групп, служат для нас результаты полевых исследований зарубежных этно­графов, имевших возможность подолгу жить и работать среди самих индейцев. Одна из наиболее полных публикаций такого рода посвя­щена индейцам тоба⁵, и с этим в определенной мере связан выбор именно данной группы индейцев Чако в качестве объекта нашего очерка.

Обширная равнина Гран-Чако — своеобразная физико-географи­ческая зона Южной Америки — в этнокультурном отношении не представляет собой единого целого. Здесь обитает множество племен, относящихся к разным языковым семьям. Тоба принадлежат к языковой семье гуайкуру и считаются одной из наиболее известных и_Ндейских групп Чако. Видимо, раньше тоба были более однородны этнически. В настоящее же время среди них выделяют несколько различных групп: аргентинские тоба, тоба-пилага, боливийские тоба и эмок-тоба Парагвая. Ниже речь пойдет только об аргентинских тоба, которые обособились от других групп, что находит отражение в характере их экономической жизни, социальной организации, диалекте и в современной религиозной ориентации.

Аргентинские тоба представляют собой немногочисленную ин­дейскую общность (по разным источникам их насчитывается от 18 тыс. до 32 тыс. человек⁶), расселенную в северо-восточном углу аргентинского Чако, преимущественно по правому берегу нижнего течения р. Бермехо. Они живут небольшими группами в постоян­ных селениях. Всего в этом ареале около 60 селений тоба.

До XIX в. о культуре тоба было известно мало, так как они успешно избегали контактов с белыми — будь то священники, путе­шественники, исследователи или солдаты. Вплоть до ХVII начала XVIII в. этноним «тоба» вообще не упоминался в письменных доку­ментах и трудно установить первоначальную область их обитания. Из источников не совсем ясно также, какого уровня достигло этно­социальное развитие тоба к приходу испанцев и в какой степени они подверглись европейскому влиянию в первые века колонизации Южной Америки. С началом XIX в. сообщения о тоба стали появ­ляться все чаще, так как к этому времени начались их стычки с белыми.

Наиболее полные сведения о культуре индейцев Чако колониаль­ного периода собраны известными европейскими антропологами Э. Норденшельдом и А. Метро. Но и в их работах тоба уделено го­раздо меньше места, чем другим племенам Чако абипонам, матако и пилага, которым также удалось избежать исчезновения⁷. Тоба вели бродячий образ жизни, охотясь преимущественно на некрупную дичь (южноамериканского оленя, лисицу, страуса, нянду, а также на куропатку и других птиц), занимаясь собирательством диких растений и пчелиного меда. По утверждению Альфредо Метро, всем племенам Чако было в какой-то мере известно и земледелие, но с распространением среди них лошади земледелие часто полностью вытеснялось охотой⁸.

Из работ иностранных и аргентинских исследователей культуры индейцев Чако нельзя в полной мере заключить о том, как изме­нился характер их хозяйства, социальных отношений и всего жиз­ненного уклада под влиянием использования лошади. Быть может, в данном случае сказалось воздействие североамериканских ученых, долгое время не придававших должного значения появлению ло­шади в трансформации примитивного охотничьего быта индейцев⁹. Возможно также, что у охотничьих племен Чако (а также Пампы и Патагонии) использование лошади не сопровождалось столь су­щественными социальными изменениями, какие произошли в иных условиях у североамериканских степных индейцев. Во всяком слу­чае такого рода данные в отношении тоба весьма ограниченны.

Известно, что с появлением у тоба лошади расширилась география охотничьих экспедиций индейцев и участились военные конфликты их с иноэтничными группами, особенно с белыми. В последней трети XIX в. необходимость вести частые войны привела к укреплению социальной организации тоба, обретшей четко выра­женную двуступенчатую политическую структуру. Если раньше роль племенного вождя выполнял глава одной из родственных групп, в селении которого устраивались все общие церемонии, то теперь рядовые главы локальных общин (среди них у тоба традиционно преобладали шаманы) подчинялись специально выбираемым верхов­ным вождям, выступающим главным образом как военачальники.

Определенные изменения в результате участившихся столкновений с белыми произошли и в самосознании тоба. Вооруженные конфликты между враждовавшими племенными группами сопровождались небольшим количеством жертв, а радость победы частично компенсировала понесенные потери. Последствия военных столкновений с отрядами хорошо вооруженных аргентинских солдат носили иной характер. В войнах с белыми погибало большое число соплеменников. Если даже враг бывал отбит, чувство удовлетворения не приходило, так как побежденные продолжали относить­ся к тоба с высокомерием и презрением, как к дикарям. Белые оказались для индейцев новым типом противника, и столкновение с ними всякий раз укрепляло у тоба сознание необходимости внут­реннего сплочения и усиления своих позиций. Военные выступления индейцев тоба против соседних племен абипонов и мокови при­обрели в это время большую интенсивность и более опустошитель­ный характер, чем раньше. Развитие этнического самосознания про­исходило, таким образом, на уровне тех представлений, которые были свойственны стадии общинно-родовых отношений. Осознание необходимости объединения с другими индейскими общностями сформировалось только спустя столетие.

Политика геноцида, проводившаяся в отношении индейцев Чако аргентинскими правительствами начиная со второй половины XIX в., определялась интересами массовой европейской иммиграции. Между 1870 и 1884 гг. в Чако было снаряжено семь военных экспе­диций и во всех наиболее крупные столкновения произошли с тоба ¹⁰. Возглавляли карательные экспедиции против индейцев реакционные аргентинские деятели — военный министр А. Альсина и сменивший его генерал X. А. Рока (президент Аргентины с 1880 по 1886 г., за необузданную жестокость прозванный палачом индейцев). В 1884 г. аргентинским войскам удалось окончательно сломить сопротивление тоба, покончив с гегемонией их верховных вождей. Индейцы были оттеснены к северу, что сократило их этническую территорию и вынудило перейти к оседлости. Однако вплоть до конца XIX в. тоба еще сохраняли свою этническую целостность и относительную автономию.

Новый этап их этнической истории начался по существу в пер­вые десятилетия XX в., когда со всей очевидностью стали прояв­ляться последствия завоевания. Сужение жизненного пространства подорвало традиционную систему хозяйства тоба, которая основывалась на периодических миграциях локальных групп в границах обширной территории. По мере истощения природных ресурсов ранее обжитой ими зоны они перемещались в другую, более здоро­вую экологическую нишу. Как и соседние группы матако и мокови, тоба перешли на возделывание маиса, тыквы, табака и некоторых других культур, сочетая его с разведением овец, коз и мулов¹¹. Но мизерные урожаи из-за отсталости практикуемой ими системы земледелия не могли удовлетворить их насущных потребностей, резкое ухудшение социально-экономического положения вынудило индейцев искать дополнительные средства к существованию. Тоба вынуждены были наниматься рубщиками леса и на лесопильни — первые промышленные предприятия в Чако, сыгравшие большую роль в подчинении автохтонного населения и превращении его в де­шевую наемную рабочую силу. Тоба также мигрировали на время сафры в соседние провинции Тукуман, Сальту и Жужуй, но с 1924 г. был введен запрет на массовый уход индейцев за пределы Чако, так как их труд требовался в производстве хлопка, превратившегося отныне в главную сельскохозяйственную культуру Чако. Многие индейские семьи пытались возделывать хлопок на собственных не­больших участках, но безуспешно.

На время уборки хлопка индейцы семьями переселялись на эстансии, где ютились во временных тесных и неудобных помеще­ниях. В сезонной уборке рядом с тоба трудились аргентинские креолы и иммигранты — сезонники из Парагвая. Тесные контакты с неиндейским населением стали одной из важных сфер воздействия «белой» культуры на тоба.

Работа по найму до некоторой степени стабилизировала эконо­мическое положение аргентинских тоба, обеспечив их первейшие нужды в продуктах питания и одежде (владельцы эстансий обязаны обеспечивать работников минимальной заработной платой и меди­цинским обслуживанием, но законы эти редко выполняются).

В последние два-три десятилетия в результате ряда причин (истощение почв, неровные погодные условия, колебания цен на хлопок и прочее) производство хлопка в Чако стало ненадежным делом. Частые неурожаи бьют по карману владельцев эстансий и в еще большей мере сказываются на ухудшении материального по­ложения пеонов. В связи с этим начались систематические мигра­ции индейцев в города Чако и более южных провинций, в том числе в Буэнос-Айрес.

Вовлечение в капиталистическую систему найма и в товарно-денежные отношения углубили начавшийся еще в период военных конфликтов процесс деформации этнического самосознания тоба, вызванный разрывом с прежними общинными традициями и пред­ставлениями. Крайняя неустойчивость социально-политического по­ложения, дискриминация, чуждая социальная система, беспомощ­ность перед произволом хозяев — все это угнетает и нарушает цель­ность самосознания индейцев, воспринимается ими как разлад с миром природы, которую тоба традиционно обожествляют и с которой прежде поддерживали бережные отношения. Но индейцы в состоянии противостоять давлению со стороны доминирующего общества.

Освоение Чако иммигрантами происходило за счет отторжения индейской земли, и в дальнейшем, несмотря на введенные формальные запреты захватывать или покупать у индейцев землю, этот про­цесс продолжался. До 1951 г., когда в Чако было сформировано провинциальное правительство со столицей в г. Ресистенсия, тоба вообще не имели возможности отстаивать свои права на официаль­ном уровне, так как путешествие в Буэнос-Айрес требовало слишком много времени и средств. Более успешно контакты с властями и администрацией осуществлялись в резервациях, образованных в 20-е годы XX в. Но подавляющее большинство тоба с недоверием относились к высылке в резервации и всячески противились этому. Только незначительное число индейцев прижилось в двух резервациях: «Колонии Чако» в провинции Чако и в «Колонии Бартоломе де Лас Касас» в провинции Формоса.

Втягивание в национальную экономику в целом произвело противоречивое воздействие на аборигенов и на их отношение к белым. Приобщение к цивилизации изменило во многом их прежний образ жизни. Особенно быстро это отразилось на внешних приметах быта: радио и велосипед во всех селениях стали предметами первой необходимости ¹². Разложение общины сопровождалось появлением социального неравенства. Несмотря на маргинальность положения аборигенов, некоторым из индейцев тоба удалось сделаться мелкими собственниками и приобрести определенный престиж среди креолов. В то же время в своем селении они с трудом удерживают этот статус. Как сообщает цитируемый нами американский этнограф Э. Миллер, родственники или односельчане довольно решительным образом принуждают этих новоявленных «богачей» делить с ними накопленные доходы, иначе им не удержаться в общине ¹³. В традиционном обществе тоба были сильны отношения коллективизма. Это явление свойственно первобытной эпохе, когда человек еще не был самостоятельным по отношению к общине и не выделял себя из родовой группы¹⁴. Чувство коллективизма в мировоззрении тоба оказалось очень стойким. Консерватизм их коллективного самосознания проявляется не только в действиях по отношению к богатым сородичам, но и во многих других областях, в том числе в воспитании детей¹⁵.

Приспособление к денежной экономике протекало в целом весьма болезненно и вызвало раскол в общине на тех, кто придерживается древних обычаев коллективного распределения продуктов труда, и тех, кто поддался соблазну частного предпринимательства. Конфликт между старыми нормами, которые поощряли щедрость и способность поделиться добром, и современными правилами нако­пительства превратился в серьезную проблему, так как необходи­мость резкой ломки психологии для основной массы тоба остается пока непосильной задачей. Испытывая бедственное материальное положение, большинство семей тем не менее отказываются делать какие бы то ни было денежные сбережения, «которые могли бы хоть как-то им помочь»¹⁶.

В новой роли пеона, зависимого от прихоти хозяина, индеец потерял свой прежний статус, обеспечивавший его более прочное положение в обществе, что преломляется в его сознании как разрушение привычного миропорядка. Западные ученые называют это состояние утерей индейцами чувства гармонии с природои, явно идеализируя в данном случае первобытное общество. Многие тоба и сами стали оценивать себя по шкале белых. При этом часть из них стремится подняться по этой шкале, снискать одобрение у креолов, другие же его отвергают, осуждая тех, кто пытается свободно говорить по-испански, одеваться и вести себя на манер креолов. Неприязнь к жадности и накопительству усилила их уважение к опыту предков. Двойственное отношение к креолам и их ценностям отражает процесс распада общины, утраты индейцами важных социальных институтов, в том числе традиционных механизмов выработки стереотипов поведения. Обесценение прежних форм контроля за нормами поведения, осуществлявшееся в общине представителями старшего поколения, сказывается в ломке семейных отношений, особенно в нравах молодежи. Этот процесс острее среди индейцев, ставших городскими жителями.

Сознание своей неполноценности в глазах креолов накладывается на сохраняющееся у индейцев чувство собственного достоинства. Кроме неквалифицированной рабочей силы, тоба мало могут дать аргентинскому обществу и не только из-за отсутствия необходимой подготовки. Как признавались Миллеру информаторы - современные общественные лидеры в общинах тоба, окружающее общество не ценит их многовековой культуры, знаний о природе, жизни растений и животных, их мастерства в древних ремеслах. Хотя некоторые знахари пользуются признанием в соседних креольских поселках, в целом их влияние минимально.

Ожившийся в последнее время интерес туристов к ремеслам тоба, особенно к плетению и керамике, приносит лишь частичное удовлетворение¹⁷.

Проблема дальнейшего развития для тоба, как и для других аборигенных меньшинств, упирается в невозможность сохранить собственные культурные ценности или приобрести достойную им замену путем включения в русло общенациональной жизни.

Ко времени завоевания тоба (1884) аргентинцы успели консоли­дироваться в буржуазную нацию. Отношения взаимного недоверия и неприязни, сложившиеся за период военных стычек, осложнялись теперь несовместимостью их культурных систем, капиталистическая система система оказалась чуждой традиционной доклассовой социальной организации тоба, их моральным и этическим нормам, их религиозно-мифологическим представлениям о вселенной и о своем месте в ней. Объявленные аргентинской конституцией равные для индейцев права, участие в воинской службе, право голоса, начальные школы и клиники для индейцев — все эти меры не могут обеспечить им реальную свободу и равенство, пока не будет решен комплекс проблем, связанных с фактическим положением индейцев, с созданием условий их социального и этнокультурного развития.

Индейское движение за этнополитические права началось в Аргентине сравнительно поздно, так как индейское население пред ставлено здесь мелкими, разнородными и территориально разрозненными этническими общностями. Когда к середине 70-х годов XX в. из иммигрировавших в города индейцев выделилась небольшая прослойка служащих, студентов, специалистов разного профиля, средних под влиянием мексиканского индихенизма¹⁸ появились зачинщики создания индейских организаций в Аргентине. Первые меж­этнические федерации индейцев появились на северо-западе и на юге страны. В 1968 г. в Буэнос-Айресе был создан Индейский центр — El Centro Indigena de Argentina (во главе с индейцем пле­мени койя Эулохио Фретисом), который позднее был переименован в Координационную комиссию, призванную согласовывать деятель­ность индейских федераций. По ее инициативе в апреле 1972 г. был создан Большой парламент индейцев Аргентины или Фута Траун, сформулировавший наиболее важные задачи в области улучшения социально-экономического положения аборигенов. При содействии Координационной комиссии в 1973 г. была образована Федерация индейцев Чако из представителей мокови, тоба и матако. 3 июля собрался парламент индейцев Чако, который скрепил союз трех этнических общностей и принял единую программу¹⁹, состоящую из следующих пунктов: 1) добиться права собственности на зани­маемые индейцами земли и возвращения земель, незаконно захва­ченных у них; 2) получить доступ во все официальные организации, занимающиеся индейскими проблемами; 3) добиться создания усло­вий дальнейшего развития индейских этносов в социально-экономи­ческом, медико-санитарном плане, в отношении образования, дву­язычного обучения, юридического статуса; 4) осуществить требо­вание индейцев самим изучать прошлое и настоящее своих культур, что служило бы их собственному развитию и обеспечило им уваже­ние среди аргентинцев; 5) содействовать созданию персонала индей­ских специалистов, которые могут оказать на деле практическую помощь развитию индейских общностей; 6) добиться получения сельскохозяйственных кредитов; 7) добиться юридического призна­ния уполномоченных федерации в качестве членов Координацион­ной комиссии.

Как заявил Эулохио Фретис на 40-м Международном конгрессе американистов в Мехико в 1974 г., индейцы пришли к твердому убеждению, что «они сами должны стать хозяевами своей судьбы, а не являться инструментом чужих амбиций» ²⁰.

Но, к сожалению, силы индейцев пока слишком малы, чтобы навязать свою волю властям. Федерация индейцев Чако, оказав­шаяся весьма активной в практической деятельности, в организации индейских кооперативов, подверглась репрессивным мерам со сто­роны Управления по индейским вопросам. В провинции Формоса матако, тоба и пилага начали образовывать новую организацию, но ее лидеры были подкуплены провинциальными властями и индеицы сказались без руководства.

Официальная правительственная политика в отношении индей­цев преследует лишь ассимиляторские и в лучшем случае покрови­тельственные цели. В юридическом кодексе страны понятия «племя» или «индейская община» вообще отсутствуют. Высшие классы ар­гентинского общества не согласны предоставить индейцам подлин­ную свободу выбора и этническую автономию, потому что это ли­шило бы предпринимателей постоянного источника сверхдешевой рабочей силы. Вот почему организованное движение индейских этни­ческих меньшинств за свои права встречает сильный отпор на офи­циальном уровне. В этих условиях своеобразной формой борьбы автохтонного населения за этническое самоутвеждение стало совре­менное религиозное движение индейцев, в котором тоба приняли деятельное участие. Натиск белой культуры, сопровождавшийся обращением индейцев в христианство, с самого начала вызывал естественный отпор с их стороны. На отчаянное сопротивление натолкнулись в XVII и XVIII вв. попытки иезуитских миссионеров обратить некоторые группы тоба в христианство. Более удачными, правда, оказались действия францисканцев, которым удалось даже организовать среди тоба несколько постоянных миссий. Определен­ное число индейцев провели в этих миссиях всю свою жизнь, и, по свидетельству современных индейцев, полученные в миссиях и пере­данные через поколения навыки помогли им лучше адаптироваться к новым условиям жизни в XX в. Но основная масса индейцев тоба так и не подчинилась контролю со стороны католических мис­сионеров.

С начала XX в., как мы уже говорили, начали проявляться все негативные последствия завоевания и капиталистической эксплуата­ции. Традиционная адаптивная система тоба в новых условиях пере­стала быть эффективной защитой, обнаружив тем самым необходи­мость поиска новых средств борьбы с испытываемыми трудностями. В идеологии тоба религии отводилась главенствующая роль. Усилия шаманов, направленные на восстановление иллюзии гармонии, при­няли более широкий характер. Шаманы соседних селений объединя­лись между собой, чтобы сообща одолеть «злые» силы, но и это не приносило ожидаемых результатов. Напротив, шаманы все чаще обнаруживали свою беспомощность отвратить новые беды, обруши­вавшиеся на тоба одной за другой, в том числе неудержимый рост новых для них болезней — туберкулеза и сифилиса.

Особенно крупным было поражение шаманов в ходе событий лета 1924 г. в «Колонии Чако» близ г. Напальпи, до сих пор сохраняю­щихся в памяти жителей индейских селений. В местечке Эль-Агуара в обстановке крайнего напряжения и смуты, вызванных действиями креольской администрации, запретившей индейцам тоба и мокови мигрировать на этот сезон в Сальту и Жужуй, влиятельные шаманы, якобы повинуясь воле одного из духов-покровителей, призвали одно­сельчан к саботажу. Откликнувшись на него, индейцы стали отби­вать у белых скот; во время таких налетов было убито несколько белых колонистов. Вызванный в Эль-Агуара отряд полиции учинили вооруженную расправу над индейцами, в результате чего более 200 человек было убито, остальные спаслись бегством в горы. Ша­маны таким образом потерпели полный провал, и это в сильной сте­пени подорвало их авторитет среди тоба. Одновременно с разочаро­ванием в традиционном шаманском вожде у них родилась уверен­ность в необходимости иного рода защитника и покровителя перед всевышними силами. В конечном итоге место традиционного шамана занял новый тип общественного лидера — местный руководитель ре­лигиозного культа пятидесятнического толка.

Активная пропаганда пятидесятничества среди тоба стала вестись с 1946 г. протестантскими миссионерами — представителями самой крупной из ста церквей этого толка в Аргентине, так назы­ваемой Божьей церкви пятидесятников со своим главным центром; в Кливленде (США). Другое направление пятидесятничества про­никло в Чако с иммиграцией славян. Быстрое распространение новой религии среди тоба принято объяснять их потребностью в новом источнике веры, который был бы в состоянии раскрыть причины их неудач и вернуть им надежду на будущее. Кроме того, способы приобщения пятидесятников к «святому духу» путем непосредст­венного контакта с ним каждого из верующих в состоянии транса и методы лечения с помощью овладения сверхъестественной силой были сродни религиозной практике самих тоба. Шаманизм, который стоял на пороге дискредитации, получил «реабилитацию», соеди­нившись в сознании тоба с настоящим источником силы — «святым духом». Состояние экстаза, как непременный атрибут нового куль­та, можно было интерпретировать в свете традиционных шаманских приемов.

Спустя каких-нибудь 10—15 лет с начала пропаганды пятидесят­ничества во всех селениях тоба появились приверженцы нового культа. В каждой деревне были построены специальные здания для церкви. На смену иностранным миссионерам и аргентинским пасто­рам, осуществлявшим первоначально обряд крещения «святым ду­хом», вскоре пришли местные индейские руководители культа. К службе надлежало являться всей семьей, и через семейные связи осуществлялась вербовка новых верующих среди членов локальной общины. Как только сочувствующий культу присоединялся к дви­жению, его примеру следовала вся семья. Интересно отметить, что высокая степень влияния некатолических церквей отличает в на­стоящее время провинцию Чако от ее восточного соседа — тради­ционно католическую аргентинскую провинцию Корриентес.

Несмотря на принадлежность к разным направлениям пятиде­сятничества, отправление этого культа среди тоба повсюду следует одному и тому же образцу. Это в определенной мере идентифици­рует идеологию и самосознание тоба и облегчает индейцам переход из одной конгрегации в другую. Потребность в этом возникает в связи с сезонностью полевых работ, а также с тем своеобразным характером, который приобрела среди тоба новая религия. Совре­менный культ носит у них синкретический оттенок, вылившись в синтез элементов пятидесятничества и традиционных дохристианских верований. Если, например, принадлежность к своей конгрегации, возглавляемой новым «шаманом», не дает достаточной силы, чтобы избежать болезни и смерти родственников, то семья покидает её и присоединяется к другой.

Североамериканские исследователи Уоллес и Миллер высоко опе­кают целебное воздействие на тоба новой религии с ее упором на непосредственное общение с божественной силои и т. д. исходя из того, что все это в большой степени примиряет индейцев с настоя­щим и дает им веру в будущее. Однако, на наш взгляд, следует , максимальной осторожностью подходить к выводам о том, что современный культ способствует оздоровлению этнопсихологическо­го климата в обществе тоба. Сами буржуазные авторы признают ненадежность так называемой новой гармонии в современных социально-экономических условиях их жизни. Положительную сторону распространения нового культа правильнее было бы искать в дру­гом. По существу под религиозным флагом идет движение за этни­ческое самоутверждение индейцев. Присоединение к пятидесятничеству явилось для тоба своеобразным механизмом сплочения, сти­мулирующим рост этнического самосознания на уровне локальных общин и на уровне этноса. Только в этом ограниченном смысле религиозное движение пятидесятничества среди тоба на данном эта­пе можно рассматривать как движение возрожденческого типа. Вместе с тем не следует упускать из виду негативного влияния вспышки религиозного фанатизма среди индеицев. он ведет к креплению их культурной отсталости и мешает осознанию ими подлинных причин своего тяжелого положения.

В заключение хочется отметить, что укрепление этнического самосознания и этнической самостоятельности для тома и для дру­гих мелких индейских общностей Аргентины объективно является необходимым этапом решения индейской национальной проблемы.

---

1.      По подсчетам, приведенным в статье: Mayer Е, Мasferrer Е. La poblacion In­digena de America en 1978,-America Indigena, Mexico, 19-9, v. XXXIX, N I.

2.      Censo indigena nacional. Buenos Aires, 1968.

3.      Mayer E., Masferrer E. La poblacion..., p. 247.

4.      Censo indigena nacional, p.12

5.      Miller E.S. Los tobas argentinos. Armenia у disonancia en nna sociedad. Mexico, 1979.

6.      Censo indigena nacional; Mayer E., Masferrer E. La poblacion…

7.      Nordenskiold E. Indianerleben. El Gran Chaco (Sudamerika). Leipzig, 1912; Metraux A. Ethnography of the Chaco.— Handbook of South American Indians, Washington, 1946, v. I

8.      Metraux A. Ethnography..., p. 302

9.      Аверкиева Ю. П. Индейское кочевое общество XVIII-XIX вв. М., 1970, c.14-15

10.  Rodrigues Е. Campafias del Desierto. Buenos Aires, 1927, p. 105.

11.  Calamaro E. S. La comunidad argentma. Buenos Aires, 1963, p. 145.

12.  Miller E. Los tobas argentinos..., p. 64.

13.      Ibid.. p. 65.

14.  Подробнее см. в кн.: Генинг В. Ф. Этнический процесс в первобытности. Свердловск, 1970, с. 32—33.

15.  Miller Е. Los tobas argentinos..., p. 6.

16.  Ibid.. p. 65.

17.  Ibid., p. 96.

18.  Serbin A. Las organizaciones indigenas en la Argentina.—America Indurena Mexico, 1981, y. XLI, N 3, p. 417.

19.  Los documentos historicos para la liberation de los indios argentinos. Buenos Aires, 1976, p. 62.

20.  Ibid., p. 73.