ИНДЕЙСКАЯ СТРАНА
Все в этом крае началось с Черных Холмов, безмятежно темнеющих на горизонте. Их очертания практически совпадают с границей, разделяющей Южную Дакоту и Вайоминг. “Холмы” – неверное наименование. На самом деле они выше Аппалач и гор Озарк[1]. Главная вершина Холмов – Пик Харни – является высочайшей точкой Соединенных Штатов к востоку от Скалистых Гор. Кроме того, Черные Холмы отнюдь не черные, а более светлых тонов, варьирующихся от белесого до сизого и красного. На расстоянии, однако, они действительно кажутся черными благодаря темно-зеленой листве молодой поросли сосны пондероза, покрывающей их склоны.
Южная половина Холмов (ниже Рэпид-Сити, Южная Дакота), представляет собой череду отвесных вершин, разделенных узкими извилистыми долинами. Выше Рэпид-Сити горы уступают место более отлогим холмам с широкими, дающими укрытие лугами между ними, а к северу от них одиноко вздымается суровый и извилистый массив Слим-Бьюттс. Центральная часть Черных Холмов с ее лугами и возвышенностями предоставляет укрытие от жестоких ветров Севера. На протяжении многих столетий она служила убежищем для индейцев степных племен.
Регион изобилует природными ресурсами. Олень, антилопа-пронгхорн и лось обеспечивают мясом. Лиса, бобер и куница снабжают мехами. Земля произрастает великолепной травой для пастбищ. Природный камень превосходен для строительства. Здесь есть кварц. И золото! Хотя люди знали о его существовании с незапамятных времен, это не играло никакой роли до середины девятнадцатого века. Золото ничего не значило для индейцев северных равнин.
Считается, что индейцы Кроу населяли Черные Холмы в начале восемнадцатого века, но были вытеснены оттуда более могущественными племенами. В летописной истории первыми, кто завладел Холмами, называются Кайовы, заселившие этот край в середине восемнадцатого века. Однако Кайовы оставались там не более одного поколения, поскольку примерно в 1770 году они вступили в конфликт с двумя более многочисленными, более могущественными народами – западными Сиу и Шайенами.
Это название – “Сиу” – относится не столько к одному конкретному племени, сколько к языковой группе, и распространяется на несколько родственных народностей. Оно произошло от искаженного французами последнего слога слова Надоуэ-ис-сиу[2] - так Оджибвы называли этот народ. В течение лет Сиу начали делиться на три обособленные группы, различающиеся по диалекту и области проживания: восточные Сиу или Санти-Дакота; центральные Сиу или Янктон-Накота; и западные Сиу или Тетон-Лакота. Именно Тетон-Лакоты являются теми, кого мы обычно подразумеваем, когда говорим: “Сиу”, поскольку они представляют собой классических степных Сиу.
Нация Лакота состояла из семи четко различимых племен, самым многочисленным из которых были Оглалы. За Оглалами следовали Брюле. В девятнадцатом веке эти два племени жили южнее остальных Лакотов и кочевали по огромному пространству, простиравшемуся от Канзаса до Вайоминга. Северные племена – Миниконжу, Санс-Арк, Хункпапы, Два Котла и Черноногие-Сиу – проживали в обеих Дакотах и в Монтане.
Внутри этих областей каждому племени была отведена собственная территория, где оно разбивало лагеря и охотилось большую часть года. Иногда два-три племени, живущих по соседству, могли встретиться, чтобы поторговать и исполнить обряды, но великое собрание всех Лакотов обычно происходило каждое лето, когда вся нация собиралась на совет в каком-либо месте, расположенном в центре их владений. Эта ежегодная встреча семи племен олицетворяла собой основополагающее национальное единство народа Лакота независимо от того, где они кочуют все остальное время года. Индейцы проводили великую Пляску Солнца, а вожди и старейшины встречались на советах, обсуждая волновавшие их вопросы, касающиеся всей нации.
Пляска Солнца была их величайшим духовным событием, а совет вождей всех племен – законодательным органом. Председательствовали на совете Носители Рубахи – четыре лидера, избранных из числа выдающихся вождей всех племен. Носители Рубахи давали советы по вопросам национальной политики, одобряли или порицали действия отдельных племенных вождей за прошедший год, давали оценку преступлениям против мирного существования или достоинства нации, утверждали или отвергали предложения младших вождей. Решения Носителей Рубах носили скорее рекомендательный характер, тем не менее, они имели вес и являлись важным соображением при работе совета.
Теоретически, власть вождя передавалась по наследству, но реальная власть одного отдельно взятого вождя базировалась на его престиже, который он завоевывал своей мудростью, щедростью и отвагой. Внутри одного племени существовали несколько вождей, ответственных за различные сферы деятельности. Политические вожди осуществляли надзор за деятельностью совета, тогда как военные вожди вели воинов в бой. Иногда эти две ветви власти могли сойтись в одном разностороннем человеке выдающихся способностей, таком как Красное Облако или Неистовая Лошадь – боевых вождях, лидерство которых возложило на них и политическую ответственность. Помимо политических и военных вождей у большинства индейцев Равнин были вожди-“старики”, мнение которых опиралось и уважалось за мудрость, основанную на возрасте и жизненном опыте.
Изначально южный народ, Сиу мигрировали на север и в шестнадцатом веке осели среди болот и озер северной Миннесоты, в верховьях Миссисипи. Они жили в непереносных вигвамах, выращивали посевы, охотились и занимались собирательством среди болот и путешествовали в берестяных каноэ.
Право Сиу жить у истоков Миссисипи было оспорено изначальными обитателями этих мест – Алгонкинскими племенами, наиболее могущественными из которых являлись Кри. В межплеменной войне более многочисленные Сиу держали верх вплоть до 1670-х годов, когда Алгонкины путем торговли с белыми обитателями Канады получили металлическое вооружение и ружья. Воспользовавшись преимуществом современного вооружения, Кри и их союзники вытеснили Сиу в южную Миннесоту. В последующие годы Сиу дрейфовали на запад, в бизоньи равнины, став теми самыми индейцами, которых так хорошо знали белые девятнадцатого века.
К середине восемнадцатого века они также обзавелись огнестрельным оружием, что позволило Сиу пробиться к верхней Миссури, превзойдя все противостоящие им племена. Однако вспыхнувшая в 1753 году война между французами и англичанами, в которую обе конфликтующие стороны втянули множество индейских племен, сорвала поставки вооружения и боеприпасов, и боеспособность Лакотов существенно пострадала. Дальнейшей их экспансии на запад воспрепятствовали Арикары – или Ри – постоянные, хорошо укрепленные деревни которых устояли против натиска Сиу. Тупиковая ситуация продолжалась вплоть до 70-х годов восемнадцатого века, когда три последовавших друг за другом эпидемии оспы опустошили селения Арикаров, и Лакоты взяли верх. Превзойденные и презираемые Лакотами, Ри были вытеснены со своих земель и отброшены к самому краю своей собственной страны, где они ожидали случая сравнять счет. Веком позже таковой им представился.
Никогда не являясь столь многочисленным народом, как Лакоты, Шайены находились в числе самых западных из Алгонкинских племен, хотя изначально жили на востоке, вдали от тех земель, на которых они расселились в девятнадцатом веке. Племенная легенда говорит о большой воде - вероятно озере Верхнем или Мичиган. Подобно Лакотам, ранние Шайены были земледельцами, жившими в постоянных деревнях. Судя по всему, их вытеснили из своих домов Кри и Ассинибойны – группа Янктон-Сиу, вступившая в союз с Кри. Шайены также мигрировали на запад, в степи.
На каком-то этапе своих странствий Лакоты и Шайены образовали постоянный боевой союз, достаточно свободный, правда, от каких-либо конкретных обязательств. Приобретение лошадей, имевшее место во второй половине восемнадцатого века, сделало их более мобильными, и сообща они навсегда изгнали Кайовов из Черных Холмов, которые с тех пор начали считать своей собственностью. Черные Холмы стали для них священным местом, и хотя Лакоты и Шайены кочевали по степям обеих Дакот, горам и долинам Монтаны и Вайоминга, своим духовным домом оба эти племени считали Холмы.
Кайовы и Ри были не единственными народами, пострадавшими от альянса Лакотов с Шайенами; а Черные Холмы и степи в верховьях Миссури – не единственными захваченными этими племенами территориями. В Небраске Пауни были оттеснены за южный берег реки Платт. В Монтане Кроу потеряли родину своих отцов и были отброшены на запад.
Кроу тоже не забыли утрату своих земель и, подобно Ри, в 1876 г. предпочли вступить в союз с федеральным правительством, чтобы вернуть их обратно.
Будучи в безопасности в своих новых владениях, Лакоты и Шайены перешли исключительно к кочевому образу жизни, что стало ключевой причиной войн, приведших их к уничтожению. Тысячи воинов-Лакотов могли бы поддержать свой народ, однако было ясно, что семь самостоятельных племен, образовывавших нацию Лакота, не могут оставаться объединенными даже в пределах своих собственных земель. Если бы они попытались держаться вместе, вся дичь в округе вскоре была бы истреблена, а земля бы обнажилась, отдав лошадям траву, а людям – дикую репу и прочие дикорастущие съедобные растения. Соответственно в течение большей части года не только целая нация разбредалась по своим племенным территориям, но и каждое племя делилось на меньшие обособленные кланы, ядром которых был вождь со своими ближайшими родственниками. Помимо семьи, численность отдельного клана зависела от авторитета возглавлявшего его человека. Ни один Лакот не был безоговорочно привязан к какому-то одному вождю, и люди естественно тянулись к прославленным военным лидерам. В самом деле, репутация особо выдающегося вождя, такого как Сидящий Бык или Неистовая Лошадь, могла выйти за пределы его собственной племенной группы и племени, дав тому главенствующую позицию среди всех Лакотов в целом.
Шайены делились на племенные группы, но поскольку они никогда не были столь многочисленны как Лакоты, эти группы фактически не имели никакого отношения к организации всего племени. Тупой Нож, величайший из всех их вождей, в первую и в последнюю очередь был Шайеном. Среди Лакотов, напротив, Сидящий Бык был Хункпапом, а Неистовая Лошадь – Оглалом.
Одно имеющее значение разделение, однако, произошло среди Шайенов примерно в 1830 году, когда они начали делиться на северную и южную группы. Этот раскол вскоре стал так глубок, что всего за два десятилетия Северные и Южные Шайены стали двумя практически разными нациями. Хотя дружеские контакты и сохранились, к 1860 году их пути разошлись окончательно. Что затрагивало Южных Шайенов, вовсе необязательно касалось Северных и наоборот. Северные Шайены избежали ужасной резни своих южных собратьев белыми солдатами при Сэнд-Крик в 1864 году и на берегах Уашиты четырьмя годами позже, и их не коснулось окончательное поражение Южных Шайенов в ходе войны на Красной Реке в 1874-75 годах. В 1876 году северная ветвь все еще считала себя в мире с федеральным правительством.
В течение теплых месяцев года Лакоты и Шайены кочевали по своим привычным маршрутам, следуя за дичью и собирая дикорастущие съедобные растения, словом ведя классический образ жизни общества охотников и собирателей. Группы имели непостоянный состав. Поскольку пути Шайенов тесно соприкасались с путями Оглалов и Миниконжу, они часто встречались друг с другом, и межплеменные браки не были редкостью. Почти всегда можно было обнаружить нескольких Шайенов в лагере Оглалов, Оглалов в гостях у Шайенов, и Миниконжу у тех и у других. Среди самих Лакотов имело место смешение между Оглалами и Брюле. Так как белое нашествие выталкивало Санти и Янктонов все дальше и дальше на запад, они посещали лагеря различных племен Лакотов. Тогда как великий летний совет был по существу Лакотским делом, союз давал Шайенам право на участие в нем, а Санти и Янктоны всегда были желанными гостями, если они того хотели.
Как у Лакотов, так и у Шайенов имелись воинские общества – братские союзы, являвшиеся самостоятельными подразделениями в бою и поочередно исполнявшие в лагере функции гражданской полиции. У каждого общества были свои собственные командиры, правила, воинские регалии и традиции. Членство в конкретном Лакотском или Шайенском обществе основывалось, как правило, на приглашении предполагаемого кандидата. Кандидатом был многообещающий мальчик или юноша, проявивший себя отважным, инициативным и готовым к сотрудничеству.
Похоже, что Шайены придавали большее значение воинским союзам, чем Лакоты. Шайенские общества несли ответственность за задуманные сражения, их консультировали как мирные, так и военные вожди. С другой стороны общества Лакотов функционировали как полицейские и боевые части, составление боевых планов в основном предоставлялось на усмотрение военных вождей. Тогда как шесть из семи Шайенских военных обществ были, подобно таким же союзам Лакотов, открыты для любого годного и амбициозного человека, седьмое – Люди Вожди – ограничивалось сорока четырьмя вождями всей нации. Шайенский воин опознавался по военному обществу, к которому он принадлежал, тогда как воин-Лакота идентифицировался скорее по своему племени.
Несмотря на культ воина, отношение индейцев к белым американцам оставалось дружественным на протяжении почти всей первой половины девятнадцатого века. Большинство белых были путешественниками. Они ни на кого не оказывали давления, и Лакоты радушно принимали таких гостей и помогали им в их путешествиях.
Посещая вождя Миниконжу в 1830-х годах, художник Джордж Кэтлин отметил оказанное ему гостеприимство и добросердечность. Но Кэтлин понимал, что и он, и прочие белые люди находились на индейской территории только потому, что Лакоты им это позволили. Он оценил их общую численность в сорок-пятьдесят тысяч человек, из которых восемь-десять тысяч были воинами. По крайней мере, половина из этих воинов были шести футов роста и выше. Они были достаточно сильны, чтобы оказать сопротивление любому вторжению.
Первыми белыми, поселившимися в этой стране, были торговцы мехами, которые закупали у индейцев бизоньи накидки, часто действуя при этом от имени меховых кампаний. Главной из таких кампаний была Американская Пушная Кампания. В 1841 году агенты этой кампании основали торговый пост, названный Форт Джон, однако ставший всенародно известным под названием Форт Ларами, так как располагался возле реки Ларами. Большинство такого рода кампаний не имело намерений притеснять индейцев, отчасти потому, что их бизнес зависел от доброй воли туземцев. Торговля мехами приучила индейцев к употреблению особо отвратительного сорта дешевого виски, прозванного “Taos Lightning”, и алкоголизм стал широко распространенным явлением среди степных племен.
Состояние мира весьма условно. Так же как в период “Холодной войны”, когда между номинально “дружественными” нациями возникали торговые и политические конфликты, так и мир между индейцами и белыми был отмечен спорадическими вспышками боевых действий. Если Лакоты и Шайены время от времени и предпочитали применить репрессалии к обманывавшим их беспринципным торговцам, это вовсе не обязательно означало, что они считали мир расторгнутым.
До тех пор, пока белое население состояло лишь торговцев пушниной и странствующих художников, писателей и искателей приключений, это состояние условного мира оставалось нерушимым. Основание Орегонской Тропы, однако, привело к наплыву огромного числа эмигрантов на запад, нарушивших обычный порядок жизни индейцев, особенно Оглалов, Брюле и Шайенов, территории которых они пересекали. В 1840-х годах Фрэнсис Паркман отмечал, что индейцы с трудом могли поверить в то, что земля вмещает такое множество белых людей. Их изумление теперь сменяется негодованием; и результат, если предусмотрительно не принять своевременных мер, может быть прискорбен до крайности.
“Результатом” на начальной стадии стало воровство лошадей. У эмигрантов имелись лошади, которые высоко ценились индейцами, и Лакоты устраивали набеги на караваны, чтобы добыть себе лошадей. Однако чем больше людей стремилось на запад, тем крупнее становились караваны и осторожнее индейцы, хотя они по-прежнему воровали лошадей и не упускали возможности при случае грабить и убивать отставших.
Белые, естественно, негодовали, но обиды исходили не только от одной из сторон. Непрекращающееся ныне движение по тракту нарушило уклад естественной жизни, от которой так зависели индейцы. Бизоны в особенности не могли сосуществовать с цивилизацией и ушли из района реки Северная Платт. К 1845 году их исчезновение в долине реки Платт заставило Лакотов охотиться к западу от гор Ларами, что в Вайоминге, вдали от своих обычных угодий. Когда исследователь Джон Чарльз Фремонт навестил их в тот год, они были рассержены.
Опасности открытого столкновения было достаточно, чтобы подтолкнуть федеральное правительство к действиям. По его инициативе был назначен совет, который собрался 16 июня 1845 года на реке Ларами в трех милях выше одноименного форта. Полковник Керни с пятью ротами драгун и семнадцатью повозками, набитыми едой и подарками, встретился с тысячью или около того Лакотов. Изъяснив Лакотам любовь Великого Отца ко всем своим детям – красным и белым – Керни предостерег их от пьянства и прочих пороков. Затем он перешел к главному: дороги эмигрантов должны оставаться открытыми, а путешествующих по ним белых следует оставить в покое. Заинтересованные более в фургонах с подарками Великого Отца, нежели в его наставлениях, Лакоты согласились.
Подобно большинству договоров с индейцами, на деле этот документ был неприменим. Согласно индейской традиции он не обладал ни законной, ни нравственной силой, поскольку ни какой-то отдельный вождь, ни группа вождей не могли связывать обязательством все племена. Договора накладывали обязательства лишь на тех, кто их подписал. Белыми людьми условия договора соблюдались лишь до тех пор, пока это было выгодно. В течение года обязательства были забыты обеими сторонами. Посетив Форт Ларами в 1846 году, Паркман отметил “опасный настрой” Лакотов и заявил, что если в форте не будут расквартированы солдаты, путешествия станут опасным занятием. Признавая серьезность ситуации, в 1849 году правительство выкупило Форт Ларами и отправило туда войска.
Военная оккупация Форта Ларами стала симптоматическим явлением в цепи событий, начавших тревожить государственных лидеров. Альтруистически настроенный управляющий по делам индейцев Томас Харви верил в то, что существующее ныне влияние белых людей с их болезнями, горячительными напитками и сожительством с индеанками является разлагающим и должно быть заменено благотворным воздействием постоянных поселений и честного труда. Но, вместо того, чтобы помочь индейцам влиться в общество, он ратовал за помещение их под “эффективное управление”, которое помогло бы основать миссии и организовать ремесленные училища.
Согласно Харви таковая необходимость была безотлагательна, поскольку стада бизонов быстро убавлялись, вследствие заселения их обычного ареала обитания. Племена, зависящие от них, могли вступить в схватку за охотничьи угодья. Хотя многие из этих племен уже были враждебны по отношению друг к другу, Харви опасался, что может вспыхнуть широкомасштабная межплеменная война, в эпицентре которой окажутся белые поселенцы и эмигранты.
В сентябре 1851 года различные северные племена собрались по просьбе правительства на Лошадином ручье в нескольких милях от Форта Ларами. Там смертельные враги, такие как Кроу и Лакоты, согласились приостановить боевые действия, оставаться в пределах своих собственных племенных территорий и признать право правительства прокладывать дороги, строить форты и любые другие средства обеспечения, в которых может возникнуть необходимость. Помимо этого индейцы согласились возмещать ущерб за любые насильственные действия по отношению к гражданам Соединенных Штатов, законно проезжающим по индейским владениям. В свою очередь федеральное правительство в течение пятидесяти лет будет выплачивать ежегодную ренту размером в 50 000 $ в виде провизии, товаров, домашних животных и сельскохозяйственного инвентаря. Всей программой станут руководить агенты, офисы которых будут размещены на различных племенных территориях. Связав индейцев рядом положений, которые они едва понимали, и, настаивая, чтобы они приняли в качестве ренты домашних животных и инвентарь, в котором те не нуждались, правительство подготавливало арену для войны.
Тридцать шесть кровопролития, получившие известность как Сиукские войны, начались 19 августа 1854 года, во время ежегодной выплаты в Форте Ларами. Лакоты и Северные Шайены стояли лагерем в широкой долине в нескольких милях к востоку от форта. По оценкам там располагалось до шестисот палаток, в которых проживало от 4200 до 4800 человек. Это сборище тревожило военные власти, так как оно сконцентрировало большое число воинов в одном месте.
18 августа корова, отбившаяся от проходившего мимо каравана мормонов, забрела в индейский лагерь, где ее убили, разделали и съели. Попытки вождей договориться о возмещении ущерба потерпели неудачу. На следующий день лейтенант Джон Граттан, молодой необузданный офицер, желавший сделать себе имя, получил разрешение взять двадцать девять солдат и штатского переводчика, отправиться в индейский лагерь и арестовать индейца, убившего корову. Помимо приказа Граттан получил предостережение: если индейцы откажутся выдать подозреваемого, он должен избегать боя, если не будет полностью уверен в успехе.
Более опытный солдат повнимательнее отнесся бы к подобным приказам. Граттан, однако, как говорят, заметил, что он “уповает на Господа, что они будут драться”. Подобное поведение невежественных молодых офицеров, будет стоить жизни множеству солдат в последующие два десятилетия.
Отряд Граттана вышел из форта следующим утром. Индейцы отказались выдать подозреваемого, а Граттан отказался обсуждать вопрос о возмещении ущерба, и дискуссия существенно ожесточилась. Началась пальба, а когда выстрелы стихли, Граттан и все за исключением одного солдаты были мертвы. А тот, оставшийся в живых, был смертельно ранен.
Резня Граттана стала первым случаем с момента организации армии в 1775 году, когда воинское подразделение было полностью уничтожено, и публике потребовался козел отпущения. В ответ армия обвинила во всем Лакотов, и вскоре началась разработка планов мщения, которые затем станут исполняться на протяжении десятилетий.
Среди очевидцев резни Граттана был мальчик-Оглала по имени Вьющиеся Волосы. Став взрослым, он стяжает бессмертие под именем Неистовая Лошадь.