Иш Бакаль и Ах Пец Уйк

В отличие от городов, мелкие поселения майя располагались в укрытых местах, часто на лесных полянах. В одних областях жилища, точнее ска­зать, хижины, были круглые, в других — прямо­угольные или овальные, но все они покрывались камышом или пальмовыми листьями.

В такой хижине располагалось все семейное имущество: метате (жернова для размола куку­рузы); керамические сосуды, бутылочные тыквы, дрова. Обстановка хижин была примитивной: один или два дощатых ложа с рогожной подстил­кой и несколько низких сидений. Тут же стояли плетеные мешки с кукурузным зерном и тканые мешки с фасолью; окошек в хижинах не было, печей тоже. На полочке хранились маленькие гли­няные идолы. И в. каждой хижине стоял ткацкий станок, на котором женщины изготовляли ткани из волокна агавы и американского хлопка. Орудия для добывания огня трением — острая, из твер­дого дерева палочка и кусочек сухого и мягкого дерева — использовались довольно редко; огонь еще с вечера поддерживался таким образом, что к утру сохранялись горячие угли. Иногда к по­толку хижины подвешивались деревянные блюда и глиняные горшки. В центре хржины нередко стояла грубая лестница, по которой можно было залезть на чердак, где лежали запасы кукурузы, фасоли, тыкв. Сосуды с водой стояли у входа. Теплая зимняя одежда служила и одеялами. В одном углу лежали орудия мужского труда, обси­диановые и кремневые наконечники, капканы, копье, две-три шкуры, мещочки с краской для гончарного дела. Собаки спали в хижине вместе с детьми.

Такая хижина была характерна для семейных. Незамужние девушки жили и работали, в роди­тельском доме, а юноши, достигнув пятнадцати­летнего возраста, переселялись в «мужской дом» на окраине селения, и жили там до самой же­нитьбы, которая обычно была принята примерно в двадцать лет.

Брачные обычаи древних майя в какой-то мере сходны с африканскими, но в то же время и с некоторыми старыми свадебными обрядами, бы­тующими в разных областях Европы (в том числе, и в Румынии). Чтобы дать о них представление и показать, как жили простые майя, земледельцы и охотники из мелких поселений вокруг больших городов, мы позволим, себе обратиться к архео­логу Джону Эрику С. Томпсону, который в свой труд о древней цивилизации майя «The Rise and Fall of Maya Civilisation», University of Oklahoma Press, без указания имени автора) включил несколько рассказов — очерков из их повседневной жизни, лишний раз доказав этим, что ученый может быть в то же время и писателем.

В двух его рассказах (которые мы передаем ниже в свободной обработке) речь идет о юной крестьянской паре — Иш Бакали и Ах Пец Уйке (иш — частица, стоявшая у древних майя перед женским именем, а ах — перед мужским). По­вествование это — не новелла и не рассказ в собственном смысле, в нем нет ни конфликта, ни выдающегося события, просто это описание жизни рядовых людей, с их привычками, бедами и ма­ленькими радостями.

*

«Молодой Ах Пец Уйк жил в последнее время в каком-то беспокойстве, которое по-своему объяснял, глядя на своих товарищей по мужскому дому. Один, за другим его друзья-однолетки ушли из этого жилища, женившись. Остались только юнцы шестнадцати-семнадцати лет, на которых он по­сматривал с превосходством, потому что сам был уже близок к двадцатилетию. Но пока у него нет причин волноваться: если все будет как надо, он тоже не задержится здесь, ибо переговоры о же­нитьбе приближаются к концу.

Первый раз Уйк заметил Иш Бакаль, когда шел с друзьями к сеноте купаться. На перекре­стке двух лесных троп он увидел ее в группе по­дружек; ему удалось рассмотреть ее получше, прежде чем девушки повернулись к нему спиной, как того требовал обычай; к тому же, они и не могли отвернуться слишком быстро, ибо на голо­вах у них были кувшины с водой.

После этой встречи Уйк часто приходил к тому перекрестку троп в то время, когда носящие воду девушки возвращались с озера. А потом поговорил о женитьбе со своим отцом; во время разго­вора мать была вроде целиком занята своим ткац­ким станком, а на самом деле не пропускала ни слова. Мысль о том, что он лишится поддержки сына на полевых работах, на охоте и заготовке дров, омрачала отца, но недавно он выдал замуж старшую дочь, теперь ее муж работал с ним, так что он согласился послать свата к родителям Иш Бакали.

Сват принес благоприятные вести и решено было вместе навестить семейство Иш Бакали в их хи­жине. Это было намечено на первый день Кабана, день богини Луны, покровительницы женитьбы.

Ах Пец Уйк и Иш Бакаль между тем не обме­нялись и словом. Но молодому мужчине казалось, что девушке он пришелся по сердцу и она не станет противиться замужеству. И через несколько дней его предположение подтвердилось. Проходя мимо хижины девушки за несколько часов до на­значенного визита, он увидел, что она ткет на своем станке узор, состоявший из прикрывающих кукурузный початок листьев и цветов. А ведь все, кто понимает юкатанский язык, знают, что Уйк - это «маленький цветок», а Бакаль — «одева­ющие початок листья». Это был единственный способ, которым Иш Бакаль могла выразить свои чувства, ибо обычай требовал, чтобы в выбор мужа будущая невеста не вмешивалась ни сло­вом, такое важное дело должны решать ее роди­тели при совете жреца.

Визит свата и родителей Уйка прошел благо­приятно. Как полагается, сначала ни слова о предложении. Говорили о том, что делается на полях, о том, что, кукуруза не уродится, если бу­дет засуха или сырая погода, о том, как бороться с нашествием саранчи, и что прошлогодние жерт­воприношения не совсем устранили засуху, и это не удивительно, потому что год начался с роко­вого дня кавака.

Потом гостям принесли тыкву с какао, смешан­ным с перченой кукурузной мукой, и это было знаком к тому, чтобы разговор пошел по иному руслу; ведь на Юкатане какао выращивали не слишком много и было не в обычае угощать столь дорогим напитком в такой семье, как у Иш Бакали, которая вовсе не принадлежала к городской знати. Итак, это было знаком, что хозяева хи­жины не против сватовства, но считают, что их семья стоит выше и следовательно, выкуп за не­весту будет большой. Но сват был готов достойно ответить на это.

Ловко переведя беседу с урожая к истинной цели визита, он заметил, что семьи Уйка и Бакали могут объединиться, женив своих отпрысков, за­тем стал перечислять достоинства юноши, прекрас­ного земледельца и охотника, расхваливая его с красноречием южного купца, продающего драго­ценный камень.

Старый Ах Бакаль притворился страшно удив­ленным этим предложением, но не забыл сказать, что, правда, ему не следовало бы удивляться, ибо благодаря исключительным талантам его дочь, которая умеет прекрасно ткать и готовить еду, желали бы взять в жены многие живущие по со­седству юноши.

- Кроме того, — добавил, он, — по всему вид­но, она может родить много детей. И красоту ее позволительно сравнить с красотой юной богини Луны. В семье ее прозвали, еще Иш Кукуль — Пе­ро Птицы Кецаль, — так она выдается своей красотой и достоинствами.

Сват ответил пространным перечислением до­стоинств Уйка. После общего разговора о заслу­гах обоих, продолжавшегося ДОВОЛЬНО ДОЛГО, ПОдошли к более конкретным вопросам, и сват пред­ложил:

- Уйк наделен столькими достоинствами, что родители его считают излишним платить обычный выкуп. Но, согласно обычаю, он будет служить тестю после женитьбы три года, помогая ему в полевых работах, охотясь с ним вместе, разыски­вая медовые соты и заботясь о том, чтобы у семьи всегда были дрова. Кроме того, он заплатит чет­верть кипы зерен какао, восемь бусин, вырезан­ных из драгоценного красного камня, тринадцать пластин копала, толщиною с кукурузный початок, и две кипы неочищенного хлопка.

Ах Бакаль, тотчас же заметил, что такой выкуп слишком мал. Потом позвал дочь и спросил перед всеми, согласна ли она выйти замуж за Уйка, ра­зумеется, если они сойдутся в цене выкупа. Она ответила утвердительно, но притворилась, что все это мало интересует ее. Тогда Ах Бакаль предло­жил продлить срок отработки зятя до пяти лет и удвоить количество хлопка и какао.

Сват вежливо отказал, а затем добавил:

- У тебя, Ах Бакаль, нет сыновей. Не надо забывать, что ты уже не так крепок, как был в молодости, сильный зять для тебя будет благо­словением.

Это был самый веский аргумент, ибо Уйк сла­вился как хороший работник.

Торг еще продолжался, и в конце концов согла­сились на том, что будущий муж отработает у родителей невесты четыре года и отдаст им столько товаров, сколько было предложено вна­чале. При следующем визите сделка была закре­плена обменом тыквами и расписной глиняной посудой, а потом отмечена угощением, принесенным гостями. После торжественного обеда отец Уйка пошел в мужской дом, объявил сыну добрую весть и вручил ему расшитый узорами передник - дар его будущей жены.

Оставалось попросить совета у жреца. На другой день сват отправился к нему с полной тыквой кукурузной муки, в качестве дара. Жрец объявил, что между богами, под покровительством которых родились молодые люди, нет никаких разногла­сий. Напротив, соединение их стоит под очень благоприятным знаком: Уйк родился в третий день Кана, а как известно, Кан — день бога ку­курузы, а тройка — число богов дождя и молний, благоприятствующих урожаям. Для девушки по имени Одевающие Початок Листья и нельзя же­лать лучшего мужа. День ее рождения — седьмой яшкин — стоит под знаком бога Ягyapа и бога жертвоприношений, которые не противятся этому браку. Затем, сделав какие-то расчеты, жрец на­звал дни, благоприятные для того, чтобы отпраз­дновать бракосочетание.

Прошло еще некоторое время, пока родители смогли собрать родственников и друзей на по­стройку хижины для молодых. Хижину поставили на задах родительского жилья Бакали, и построй­ка продолжалась всего два дня, после чего Уйк с помощью своего тестя сделал ложе из деревянных досок, связанных лианами, и несколько полок. Очаг — три сложенных треугольником камня, сде­лать было легко, но надо еще укрепить как сле­дует стол для метате Иш Бакали, чтобы он вы­держивал удары песта. Родители принесли в новую хижину горшки, корчаги, кухонную утварь, со­суды из тыквы, плетеные корзины, покрывало на постель, цыновку.

За день до свадьбы Уйк готовился к уходу из мужского дома, где все подтрунивали над ним. В эти дни там жило несколько кекчских купцов, пришедших сюда с Альта Верапас, с отдаленных южных гор, в надежде обменять обсидиановые камни на знаменитые юкатанские ткани. Сидя возле огня, они участвовали в общей беседе.

- Приезжали бы в наши края выбирать себе жен, — сказал один из них, обращаясь к юному Уйку. — У нас девушки проходят испытание еще до свадьбы. Невеста должна показать юноше, как она умеет молоть кукурузу и печь лепешки. И если ты обнаружишь, что девушка до свадьбы вела себя недостойно, ты можешь отправить ее обратно и тебе вернут заплаченный выкуп. У озера Атитлана юноша, чтобы показать, что девушка инте­ресует его, подкараулит ее, когда она идет с кув­шином воды на голове, и разобьет кувшин. Если юноша ей по сердцу, она молчит, а если рассер­дится, значит, не хочет его, и он должен купить ей другой кувшин. Этот обычай гончары поддер­живают от всей души.

Юноши из мужского дома не очень верили рас­сказам купцов, ибо пришельцы издалека обычно всегда плетут небылицы. Но купец утверждал, что сказал истинную правду.

- Вы жалуетесь, что выкуп за женщину слиш­ком велик, — продолжал он. — Тогда отправ­ляйтесь в Кампече. Там за женщину дают только лук и две стрелы и в первый год после женитьбы ее можно отправить назад, когда хочешь.

На другой день утром мать Уйка преподнесла Иш Бакали свадебную рубашку и блузу, которые сама выткала для нее, а сын ее подарил ей новый передник, украшенный перьями попугая, и еще одну блузу. Отец дал ей пару сандалий и оже­релье из сверкающих крылышек жуков. Прият­ным сюрпризом был для нее дядин подарок — сережки из твердого дерева, с рисунком из крас­ных и желтых цветов.

Свадебная церемония состоялась вечером, в хижине семьи Бакаль. Во время традиционной трапезы, обильно сдабриваемой бальче, два жреца произнесли краткую речь, прося богов наградить новую хижину детьми. Дядя невесты тоже сказал несколько слов, правда, запинаясь, ибо все время, пока длилось застолье, в изобилии пил хмельную бальче. Потом новобрачных проводили до новой хижины, где жрец отслужил еще одну службу, окуривая жилище копалом и обращая к богу свои молитвы.

На другое утро Иш Бакаль встала еще до зари. Быстро помолившись для очищения от грехов, она согнулась над горячей золой, оставшейся с вечера, подложила хворосту и стала раздувать искры. Потом вынесла из хижины большую корчагу и достала из нее кукурузную муку и известь; засы­пав их в воду, процедила сквозь продырявленную сухую тыкву. Пока стекала теплая вода, она ус­пела хорошенько промыть кукурузу. Смягченная теплой водой оболочка на зернах легко отделя­лась. Теперь оставалось только размельчить зерно между двумя камнями.

В селе не одна она занималась такими делами. Свет огней мелькал за окружавшими хижины сте­нами вьющихся растений, скрежет камней зерно­терок свидетельствовал, что соседки ее тоже встали ни свет ни заря. Иш Бакаль начала толочь муку пе­стом и с удовлетворением отметила, что смесь набухает. Потом она поставила на огонь горшок с черной фасолью, все время подкладывая хво­рост, чтобы огонь был жарче. А позднее присела перед чурбаном и начала раскладывать тесто на широких зеленых листьях.

Шлепки ладоней, лепивших маленькие лепешки, и шелест листьев были как будто знаком, что ее мужу Уйку пора просыпаться. Заря еще не зани­малась. Из дверей хижины Ах Пец Уйк заметил яркий блеск звезды на восточной стороне неба, а это предвещало, что день будет благоприятным для охоты. Он зашел в хижину, взял сосуд, в ко­тором обычно жгли смолу, и несколько крупинок копала, хранившегося в выдолбленном пустом по­чатке. Склонившись над очагом, он подхватил не­сколько головешек и сунул в сосуд со смолой, затем поставил его на землю перед хижиной и сел около него на корточки, лицом к востоку. Свои молитвы Ах Уйк обращал к солнцу, утренней звезде и богу охоты, прося прощения за намере­ние отнять у животных жизнь и обещая убить ровно столько, сколько ему нужно для пищи. Мо­лясь, он ронял на угли крупицы смолистого ко­пала, не забыв напомнить богам, что его прино­шение очень скромно, ибо он человек бедный.

Покончив с молитвами, он зашел в хижину, съел кукурузную тортилью, круглую и очень пыш­ную, которую Иш Бакаль замесила на зеленом листе и испекла на углях. Другие готовые тортильи проворная женщина засунула в пузатую тыкву, завернув в тряпку, чтобы лепешки не остывали. Присев на сидение с короткими ножками, Уйк ле­пешкой доставал из горшка фасоль, посыпал ее толченым перцем и ел, в то время, как молодая жена продолжала печь лепешки. Она переворачи­вала их на решетке из обожженной глины, слу­жившей сковородой, а готовые складывала в тыкву.

Наевшись, Ах Уйк взял лук, колчан cо стре­лами, крепкую веревку для носки груза, тыкву с едой и направился к хижине тестя. Светлая полос­ка на востоке, где утренняя звезда стала туск­неть, предвещала, что вот-вот займется заря. Са­мое благоприятное, для охоты время, правда, упущено, ведь, как известно, на хорошую добычу можно надеяться только до зари.

Но сегодня был день Маника, бога охоты.

…Дойдя до окраины селения, Уйк и его тесть остановились в том месте, где находился малень­кий алтарь и большая куча камней на обочине тропы. Такие алтари, стоявшие со всех четырех сторон при выходе из села, были посвящены бо­гам четырех концов земли и неба. Оба охотника положили по камню на кучу и смиренно помо­лились богу востока, чтобы он послал дождь на их кукурузное поле, ибо оно сильно нуждается во влаге.

В окрестностях селения дичь встречалась редко. Но не так далеко от полей тянулась небольшая саванна, бедная песчаная земля, где росли только травы, хилые деревца и редкий кустарник. Уйк недавно спалил траву и теперь, вероятно, оленей привлекают молодые побеги кустарников, кото­рыми снова зарастает земля.

Оба охотника притаились так, чтобы ветер не мог донести их запах туда, откуда они ожидали появления дичи, и в самом деле, вскоре заметили двух оленей, пасшихся как раз в центре малень­кого участка. Они подкрались как можно ближе, все время прячась за кустарниками. Остановив­шись на подходящем расстоянии, старший из охот­ников натянул лук и прицелился; стрела вонзи­лась оленю в сердце. Раненый зверь едва успел сделать два-три шага и рухнул. Уйк не стал стре­лять в другого оленя, ведь если он убьет больше, чем ему необходимо, боги разгневаются и не по­шлют ему добычу в другой раз.

Ах Уйк достал из мешка свои орудия для до­бывания огня и стал быстро крутить палочку, су­нув ее в отверстие куска мягкого дерева. Через несколько минут от него поднялась тоненькая струйка дыма; раздув искру, Уйк получил огонь. В это время его тесть набрал сухого хвороста, и вскоре у них горел костер. Старик взял несколько угольков и, присев на камень, насыпал на них крупицы копала. Пока от них поднимался черный дым со странным, чуть кисловатым запахом, он обратился с просьбой к оленю и через него — к богу охоты, прося прощения за то, что убил его, и объясняя, что был вынужден это сделать, по­тому что урожай плохой, а его семья нуждается в пище.

Когда эта короткая церемония завершилась; они начали обдирать оленя. Операция несложная: об­сидиановым ножом Уйк подрезал снизу всю кожу от морды до хвоста и вдоль ног и снимал ее, выворачивая наизнанку. Только голова потребо­вала несколько больше хлопот и усилий. Разре­зав тушу, охотники насадили куски мяса на сучья ближайшего дерева, как можно выше, чтобы зверье не дотянулось до них.

Все это заняло довольно много времени и, когда охотники добрались до мильпы, своего кукуруз­ного поля, был уже полдень. В плетеном, амбаре посреди поля, где у них хранились орудия и куда осенью будет ссыпана кукуруза, они оставили свои луки, колчаны со стрелами и мешки и при­нялись вырывать сорняки, душившие кукурузные стебли. Урожай обещал быть добрым, хотя дожди не были чересчур обильны. «Божественная трава» росла хорошо, мощно развертывая свои листья; зелень которых ярко выделялась на покрытой зо­лой и присыпанной черными, обгорелыми головеш­ками земле.

К обеду на мильпу пришла Иш Бакаль, принеся мешок с сушеным кукурузным тестом, которое, будучи размочено в воде, утолило и жажду, и го­лод обоих мужчин. Они хотели насобирать и при­нести в село хворосту, но поскольку надо было нести, оленя, этим делом пришлось заняться одной Иш Бакали. Женщина набрала довольно большую кучу хвороста, связала его веревкой, взвалила на спину, закрепив веревку на лбу, и, согнувшись, отправилась домой. Мужчины работали до вечера и, закончив дело, пошли за оленьим мясом.

Дойдя до села, Ах Уйк достал свой рожок — морскую раковину со срезанным кончиком, — поднес его к губам и издал несколько долгих звуков. Услыхав сигнал об удачной охоте, люди со всего селения поспешили к хижине охотника, ко­торая стояла в центре. Здесь каждому досталось по куску мяса. Жрец как важная персона — хотя по своему сану он был гораздо ниже жрецов куль­тового центра — получил целую ляжку. Доля каждого семейства оказалась на этот раз больше обычного, ибо многие жители были в отлучке, работая на строительстве пирамиды в культовом центре.

Уйк искупался в реке и переменил передник. Иш Бакаль приготовила на ужин очень вкусную еду — кукурузные лепешки с олениной и смесь какао с кукурузными побегами и толченым пер­цем, тоже редкое кушанье, потому что большую часть урожая бобов какао они отдавали жрецам и знатным людям, которые употребляли какао в пищу дважды в день, а излишки его отправляли на Юкатан, где обменивали на различные товары, главным образом, на расшитые одежды. Уйк ел один, а Иш Бакаль, как и полагается хорошей жене, прислуживала ему.

Поужинав, Уйк поднялся со скамейки, чтобы жена тоже могла утолить голод. До наступления темноты еще оставалось время пройтись по селу.

Обычно он останавливался у хижины своего друга Кантула перекинуться словом, но на этот раз обо­шел ее. Второго сына Кантула, смышленного для своих восьми лет мальчишку, которого все лю­били, три дня назад забрали в культовый центр. Завтра его принесут в жертву богам дождя, в числе других детей. Кантул горд и ему удается скрывать печаль, но сегодня лучше с ним не встречаться, не добавлять горечи в его сердце.

Уйк тоже был в большом огорчении. Он пред­ставлял себе страх в глазах мальчика, когда его несут на носилках, его смуглое тело, почти сплошь покрытое нефритовыми украшениями, и тяжело повисшую на лбу маску бога дождя. Всего не­сколько дней назад Уйк помогал ему делать лук. Но жертвоприношения необходимы — кукуруза жаждет влаги, а боги жаждут крови. Люди должны выполнять обещание, боги были щедры, но им тоже нужно питаться, чтобы обладать мощью и выполнять свое назначение. Они не ста­нут посылать свои дары — а дождь из них самый ценный — неблагодарному народу, который не дает им пищи, как положено по обычаю. Прошло уже два года, как селение не давало лю­дей для жертвоприношений, да и в прошлый раз в жертву был принесен пришелец из Четумаля.

Раздумывая об этом, Уйк подошел к общей хижине на сельской площади, где старейшины правили суд. Будучи еще молод, он не имел ни­какого звания в иерархии общины, поэтому про­брался в задние ряды, чтобы только посмотреть и послушать. Обсуждалось очень важное дело. Один человек пожаловался, что собака соседа утащила у него мясо. Ах Бууль, глава старейшин, ставил себя на место то жалобщика, то винова­того, спокойно обращаясь к ним с утешительными словами и выслушивая их свидетельства.

- Да, это так, — сказал он. — Мясо — редкая еда. Иногда на его добычу уходит много вре­мени. И верно, что у тебя большая семья, и дети ждали этого мяса, которое съела собака. Это не­честно. Никого нельзя обворовывать. Твоя жалоба справедлива.

Потом выслушал, что сказал в свою защиту другой, и опять согласился с ним:

- Да, это так. Человек должен работать и не может следить за собакой все время. И собака, как ты говоришь, была хорошо накормлена. Утром она получила три лепешки. Кто бы мог подумать, что после такого славного обеда она утащит мясо? И ты прав, говоря, что люди должны хра­нить мясо так, чтобы собаки не достали его, а твой сосед допустил ошибку и не сделал этого. И все же было бы разумнее привязывать собаку, перед тем как ты покидаешь хижину, или брать ее с собой, если твоя жена, как ты говоришь, ле­пила горшки и была занята.

Затем, посоветовавшись с другими, глава ста­рейшин объявил решение:

- Частично каждый из вас обоих прав, но в то же время и каждый совершил ошибку. Значит, если вы признаете, что это верно, хозяин собаки после первой же удачной охоты должен вернуть соседу половину украденного мяса. Он — один из лучших охотников в селении, и его собака, раз она смогла съесть столько мяса, должна быть очень сильна и может помочь ему на охоте. Со­гласны ли вы, что это решение справедливо?

Уйк не стал дожидаться ответа, уверенный, что решение будет одобрено. Дух справедливости и старинный обычай, требовавший добрососедства и преклонения перед мудростью старейшин, не вы­зывали в этом никакого сомнения. Все люди, точно так же как и деревья, урожаи, звери имеют свои права. И никому не позволено ущемлять эти права или. забирать себе больше, чем положено. И если, такое случается, глава старейшин судит по справедливости, ставя, себя на место каждой из представших на суд сторон.

Вернувшись домой, Уйк еще застал Иш Бакаль за делом — она размачивала кукурузу на зав­трашний день. В углу были расставлены горшки и корчаги, предназначенные для продажи после жертвоприношений — в торговый день — в культовом центре. Пора уже было ложиться, ибо вставать надо рано, еще до зари. Завтра — день церемоний в честь богов дождя, и все жители се­ления пойдут в культовый центр на жертвоприно­шения, которые происходят на главной площади, а потом на базар. Уйк раздумывал, прибудут ли на торг купцы с высоких плоскогорий. Он наде­ялся, что придут, потому что ему нужны были несколько обсидиановых ножей, в обмен на кото­рые он мог предложить гончарные изделия и бобы какао. Но он опасался, что после смерти сына Кантула уже не сможет торговаться с купцами.

Засыпая, Ах Уйк слышал квакание лягушек; может, вскоре придет благословенный дождь...».