Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

История древних цивилизаций Центральных Анд по археологическим данным

Башилов Владимир Александрович ::: Древние цивилизации Перу и Боливии

ИСТОРИЯ ДРЕВНИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ ЦЕНТРАЛЬНЫХ АНД ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКИМ ДАННЫМ

Древнейшие памятники Андской области[1634]

Несколько находок в Перу и Боливии отно­сится к древнейшему периоду, который в аме­риканской археологии называется «Эпохой Раннего Человека». Это время первоначального освоения громадных пространств Нового Све­та, расселения человека на его материках.

Наиболее ранними комплексами в Андской области являются Вискачани I и Лаурикоча I. Первый из них выделен Д. Э. Ибарра Грассо и включает довольно грубые каменные руби­ла, наконечники, скребки и другие орудия, об­работанные крупными сколами. Второй харак­теризуется длинными, односторонне обрабо­танными наконечниками и скребками с кру­тым рабочим краем. В верхних слоях Лаурикочи I есть широкие листовидные наконечники.

К более позднему времени относятся комп­лексы Вискачани II, III, Лаурикоча II, III, на­ходки в гротах Ичунья и некоторые другие па­мятники. Техника обработки камня совершен­ствуется. Орудия довольно плоски и обработа­ны с двух сторон. Широкие листовидные на­конечники применяются, но характерны узкие иволистые наконечники, аналогичные най­денным на памятниках культуры Аямпитин в Аргентине.

Вопрос о датах древнейших памятников вызывает острые споры. Существуют два ос­новных направления. Одни исследователи не склонны возводить древность памятников да­лее VIII тысячелетия до н. э., опираясь на да­ту по С14 для Лаурикочи I (I—1959 7565±250 г. до н. э.) и некоторые типологиче­ские соображения, вытекающие из традицион­ных взглядов североамериканской школы на заселение Нового Света[1635].

Другие считают эти памятники гораздо бо­лее древними. Так, например, Д. Э. Ибарра Грассо относит ранний комплекс Вискачани ко времени около XVIII тысячелетия до н. э.[1636] Основанием для этого служит грубость ору­дий и довольно поверхностное сопоставление их с нижнепалеолитическими находками Ста­рого Света.

Близкую, но более аргументированную по­зицию занимает североамериканский специа­лист по «Эпохе Раннего Человека» А. Кригер[1637]. Он считает, что Вискачани I старше, чем Лаурикоча I, т. е. относится ко времени ранее VIII тысячелетия до н. э. Памятники типа Вискачани II, III и Лаурикоча II, III он считает одновременными и существовавшими по аналогии с материалом культуры Аямпитин не позже VII тысячелетия до н. э.

По-видимому, этот спор о датах на ограни­ченном пока материале Центральных Анд практически не разрешим.

Памятники, непосредственно предшествующие эпохе древних цивилизаций [1638]

Работами Ф. Энгеля, Э. Ланнинга и других исследователей за последнее время открыто большое количество памятников, принадле­жавших оседлому населению, жизнь которого была тесно связана с морем. Ф. Энгель делит эти памятники на две хронологические груп­пы[1639]. Рубежом между ними он считает вре­мя, когда распространилось возделывание хлопка.

Памятники более ранней группы немного­численны и найдены пока только на Южном берегу и в долине р. Чилька, на юге Цент­рального побережья[1640]. Судя по радиокарбонным датам, они существовали в IV — первой половине III тысячелетия до н. э., но их появ­ление, возможно, относится к более раннему времени. Это постоянные поселения с кониче­скими жилищами типа чума, сооружениями из глины, камня и дерева или со столбовыми до­мами. Близ домов обычно располагаются по­гребения. Инвентарь говорит о хозяйстве, свя­занном с рыболовством и морским собира­тельством, которые, возможно, дополнялись выращиванием фасоли и тыквы. Тыквы ис­пользовались и для изготовления сосудов. Бы­ло уже известно плетение.

В конце этого периода широко распростра­няется употребление шкур и шерсти камелоидов, что скорее всего связано с доместикацией ламы.

Гораздо более многочисленны памятники второй хронологической группы (вторая поло­вина III—первая половина II тысячелетия до н. э.)[1641]. Наиболее яркий из них — Уака Приета, хотя раскопаны и другие. Население побе­режья использовало жилища разных типов: землянки со стенами, выложенными камнем, дома из камня, глины и адобов и столбовые конструкции. Покойников хоронили возле жи­лищ.

На этих памятниках найдены крючки, гар­пуны и другие орудия рыболовства и морского промысла, многочисленные остатки сетей, тка­ней и плетенок. Для ткачества большую роль играло возделывание хлопка. Выращивались тыквы, ачира и фасоль нескольких видов. Кро­ме пищи, тыквы шли на сосуды, поплавки для сетей и другие хозяйственные нужды.

Раннекерамические памятники второй поло­вины II тысячелетия до н. э. в хозяйственном отношении почти не отличаются от только что описанных. На перуанском побережье сейчас уже много пунктов с дочавиноидной керами­кой, но изучены они очень плохо.

Хозяйство прибрежного населения второй половины III—II тысячелетия до и. э. носило тот же характер, что и в предшествующее вре­мя. Это было сочетание морского промысла с собиранием и возделыванием растений, кото­рые играли вспомогательную роль, так как ос­новную часть пищи давал промысел продук­тов моря.

Однако ассортимент культурных растений по сравнению с предшествующим периодом возрос. К концу II тысячелетия до н. э. жители побережья уже хорошо знали принципы их выращивания. Можно считать, что к этому времени здесь уже сложились предпосылки для перехода к земледелию как основе эконо­мики. Не было только растения, которое по своей продуктивности позволило бы земледе­лию сыграть эту роль. В этих условиях перед обитателями побережья открывался только один путь к построению производящей эконо­мики — совершенствование морского промыс­ла, эксплуатация безграничных океанских бо­гатств.

Если судить по аналогии с материалом Ран­него Гуаньяпе, то, вероятнее всего, все населе­ние побережья стояло еще на уровне перво­бытнообщинного строя, хотя мы не располага­ем никакими материалами, позволяющими представить себе более конкретно картину его социальной жизни.

Центральные Анды в предчавиноидное время (вторая половина II тысячелетия до н. э.)

Центральные Анды в предчавиноидное время (вторая половина II тысячелетия до н. э.)

I — культура Котос (этап Уайра-хирка); II — культура Гуаньяпе (Раннее); III — памятники типа Раннее Гуаньяпе; IV —памятники с керамикой Гуаляньо

Культура Чавин и "неолитическая революция" в Центральных Андах

Распространение чавиноидного влияния на рубеже II—I тысячелетий до н. э. было вне­запным и очень широким. Хотя проблема про­исхождения культуры Чавин остается нере­шенной, некоторые сходные черты позволяют ставить ее керамику в один круг с материалом культуры Чоррера в Эквадоре. А она, по-ви­димому, имела довольно тесные связи с куль­турами Мезоамерики[1642].

К рубежу II—I тысячелетий до н. э. племе­на, жившие в долине р. Мараньон, вероятнее всего, уже достигли такого высокого уровня общественного развития, что можно ставить вопрос об их переходе к раннеклассовому об­ществу и рассматривать культуру Чавин как древнейшую цивилизацию. В это же время на­чинается экспансия носителей этой культуры в другие районы горного и прибрежного Перу. Материалы поселения Котос во всяком случае довольно ярко свидетельствуют о насильствен­ном вторжении чавинцев в бассейн р. Уальяга. Появление на побережье культуры Сечин, па­мятники которой перекрывают дочавиноидные памятники долины Касма, также свидетельст­вует о вторжении. Создатели этой культуры были, по всей вероятности, этнически близки к населению долины р. Мараньон. Культура Сечин была, таким образом, форпостом Чави­на на побережье.

Соприкоснувшись с прибрежным населени­ем, стоявшим на гораздо более низком уровне развития, создатели цивилизации Чавин ока­зали на него большое влияние. Сильнее всего это влияние сказалось, естественно, на севере побережья. Но распространилось оно практи­чески на всю территорию современного Перу, хотя и затронуло только керамическую орна­ментику да отчасти изобразительное искусст­во, т. е. области, непосредственно связанные с религиозными представлениями.

Центральные Анды в конце II — начале I тысячелетия до н. э.

Центральные Анды в конце II — начале I тысячелетия до н. э.

I — культура Котос. Этапы Котос, Чавин; II — культура Чавин; III — культура Сечин; IV — куль­тура Куписнике; V — культура Гуаньяпе; VI — чавиноидные памятники Центрального берега и гор

На общественное развитие местных племен оно не оказало никакого прямого воздействия. Все, что мы знаем по погребальным памятни­кам, говорит о том, что даже у носителей культуры Куписнике первобытнообщинный строй не был нарушен. По-видимому, и здесь влияние Чавина сказалось прежде всего на религиозных воззрениях. Вероятно, среди аборигенов Северного берега воцарился культ ягуара — верховного божества культуры Ча­вин. Именно этим объясняется столь большое число его изображений в керамике Куписнике.

Если материал культуры, подвергшейся наи­большему чавиноидному влиянию, говорит о неглубоком проникновении его в жизнь мест­ного населения, то на чавиноидных памятни­ках других районов оно чувствуется еще мень­ше.

Но чем же объяснить тогда столь широкое распространение этого влияния среди населе­ния, чуждого Чавину этнически и стоящего со­вершенно на другой стадии общественного раз­вития? Ответ на этот вопрос дает находка в чавиноидных слоях початков и зерен кукурузы[1643]. Со времени чавиноидных памятников она прочно входит в пищевой рацион жителей Центральных Анд, так что можно связывать распространение влияния культуры Чавин с распространением кукурузы[1644]. По-видимому, в сознании древних обитателей Андской области возделывание этого растения крепко связыва­лось с религиозными образами тех племен, которые его сюда принесли. То, что это были две стороны одного события, особенно вероят­но в свете связей культуры Чоррера с Мезоамерикой, которая, как сейчас археологически доказано Р. Мак Нейшем, была родиной куку­рузы [1645].

Центральные Анды в эпоху развитых земледельческих культур (середина – вторая половина I тысячелетия до н.э.)

Центральные Анды в эпоху развитых земледельческих культур (середина – вторая половина I тысячелетия до н.э.)

I — культура Котос. Этапы Сахара-патак — Сан Блас, Игерас; II — культура Салинар; III — куль­тура Пуэрто Моорин; IV — культура Серро де Тринидад; V — культура Паракас; VI — культура Чанапата; VII — культура Чирипа

Именно такого высокопродуктивного злака не хватало жителям перуанского побережья[1646], уже хорошо умевшим выращивать культурные растения. С его появлением развитие культур этих мест меняет свою ориентацию. Морской промысел начинает отходить на второй план, а земледелие становится основой экономики и придает ей, намного быстрее, чем было бы возможно на прежнем пути, производящий ха­рактер. Это происходит, по-видимому, в пер­вой половине — середине I тысячелетия до н. э.

Появление кукурузы не привело к молние­носным изменениям. Материальная культура чавиноидных памятников (рубеж II—I тыся­челетий — первые века I тысячелетия до н. э.) не слишком отличается от культуры предшест­вующего времени. Вторая часть этого периода (середина I тысячелетия до н. э.) очень скуд­но освещена археологическими источниками, так что мы не можем полностью представить весь процесс становления земледелия как ос­новы хозяйства. Весь период в целом, по-види­мому, еще несет на себе отпечаток прежних традиций, хотя экономика этого времени ка­чественно отлична от экономики предшествую­щей эпохи.

Развитые земледельческие культуры Андской области

Во второй половине I тысячелетия до н. э. мы встречаемся уже с развитыми земледель­ческими культурами как на побережье, так и в горах. Если принять данные Г. Р. Уилли по долине Виру, то в это время, по крайней мере на Северном берегу, начинается становление поливного земледелия. Вполне вероятно, что и в речных долинах других районов побережья появляется искусственное орошение, но пря­мых подтверждений этому нет.

В Северных горах продолжает существовать культура Котос (периоды Сахара-патак — Сан-Блас и Игерас). В это время здесь, по-видимому, тоже начинают постоянно возделы­вать кукурузу.

На Боливийском Альтиплано культура Чи­рипа также носит земледельческий характер, хотя кукуруза, для которой географические условия этих мест неблагоприятны, не стано­вится основным культурным растением. Ее место занимают киноа и, возможно, карто­фель. Земледелие здесь, по-видимому, допол­нялось разведением лам.

Именно во второй половине I тысячелетия до н. э. закладываются основы этнических общностей, доходящих до инкского времени и составляющих основу той этнической картины, которую застали в Андской области испанцы.

Создатели культуры Чавин исчезли бес­следно. Ни одна из известных археологиче­ских культур не может быть возведена к ней непосредственно[1647]. Однако следы влияния Чавина еще долго чувствуются в древностях Андской области.

В это время на Центральном побережье жи­вут племена культуры Серро де Тринидад. Широкое распространение характерной для нее керамики, расписанной белым по красно­му, говорит о том, что эти племена вступали в контакты с населением всего Севера Перу, но характер этих контактов неясен. Какое-то вли­яние оказали они и на жителей Северного бе­рега, особенно долины Виру. Во всяком слу­чае, следы этого влияния в материале куль­туры Пуэрто Моорин и даже Салинар несом­ненны.

Создатели этих культур продолжают оста­ваться на ступени первобытного общества, но в это время уже появляются первые признаки имущественной дифференциации, особенно заметные в культуре Пуэрто Моорин.

Южный берег с середины I тысячелетия до н. э. занят оседлым земледельческо-рыболовческим населением, культура которого ис­пытала в свое время большое влияние Чави­на. По-видимому, это влияние проявилось пре­жде всего в орнаментике керамики и текстиля. Ее образы, носившие несомненно религиозный характер, получают в дальнейшем совершенно своеобразное развитие и живут в искусстве культуры Паракас на всем протяжении ее су­ществования.

Племена этой культуры обитают на Южном берегу более пяти веков, претерпевая, по-ви­димому, определенные изменения в своем об­щественном устройстве. Оседлая жизнь и зем­леделие создают для этого все условия. У них наблюдаются имущественная и, может быть, социальная дифференциация и некоторая ре­месленная специализация.

Племена Южных гор во второй половине

I тысячелетия до н. э. довольно сильно изоли­рованы от населения остальной территории Центральных Анд. По-видимому, именно в это время зарождается общность этнически род­ственного населения Южных и Центральных гор. Социальное развитие носителей культур Чанапата, Чирипа, Пукара (ранняя), Тиауа­нако (эпохи I и II), вероятно, не выходило еще за рамки последних ступеней первобытно­общинного строя.

Таким образом, для второй половины I ты­сячелетия до н. э. можно предварительно на­метить три относительно изолированные обла­сти, внутри которых культуры развиваются более или менее взаимосвязанно. Это Северные горы вместе с Северным и Центральным по­бережьем. Южное побережье и Центральные и Южные горы. Они, сложились, по-видимому, не случайно. Каждая из них тяготеет как к центру к одному из наиболее пригодных для земледелия районов. Это сравнительно вла­жный Северный берег, расширение прибреж­ной полосы в районе Рио Гранде де Наска и Боливийское Альтиплано вокруг озера Титикака.

Ранние цивилизации

В I тысячелетии н. э. развитие трех упомя­нутых областей продолжается. Их обитатели достигают в своем развитии рубежа классово­го общества и, возможно, в это время создают объединения государственного характера.

На Севере побережья особую роль играла протогородская цивилизация Мочика, созда­тели которой, вероятно, достигли такого вы­сокого уровня развития раньше других племен Центральных Анд. Скорее всего ко времени Мочика относится расцвет ирригационной си­стемы долины Чикама, на которой основыва­лось высокопродуктивное замледелие. Однако археологически это остается недоказанным.

В соседних долинах в это время тоже раз­вивается ирригация. Их обитатели, носители культуры Гальинасо, также идут к созданию раннеклассового общества. Во всяком случае имущественная дифференциация здесь стано­вится уже значительной. Но в третьей четвер­ти I тысячелетия н. э. долины Виру, Санта и Непенья попадают под власть мочика, у кото­рых к этому времени, возможно, уже сложи­лось раннегосударственное образование с цен­тром в долине р. Моче. Коренное население до­лин Виру и Санта не было, однако, ассимили­ровано, так как в его материальной культуре продолжают жить традиции предшествующе­го периода. Часть населения, особенно из ни­зовьев р. Санта, возможно, не попала под власть мочика, уйдя в долину Кальехон де Уайлас, где и до этого обитали родственные ему группы носителей культуры Рекуай.

Ранние цивилизации Андской области (первая половина — середина I тысячелетия н. э.)

Ранние цивилизации Андской области (первая половина — середина I тысячелетия н. э.)

I — культура Мочика; II — южная граница экспансии носителей культуры Мочика; III — культура Гальинасо; IV — культура Рекуай; V — культура Серро де Тринидад; VI — культура Наска (А и В); VII — культура Пукара; VIII — культура Тиауанако (Раннее); IX — культура Чульпа Пампа

На Центральном побережье в первой поло­вине I тысячелетия н. э. продолжают жить племена культуры Серро де Тринидад, кото­рые в это время испытывают большое влияние со стороны населения долины Виру, Санта и Кальехон де Уайлас (переплетающаяся орна­ментация, некоторые формы сосудов).

В середине I тысячелетия н. э. культура Серро де Тринидад переходит в культуру Ли­ма с рядом новых элементов, но никакой сме­ны населения, по-видимому, не происходит. В этот период усиливаются связи с культура­ми Южного берега.

К концу I тысячелетия н. э. заметны и неко­торые сдвиги в социальном развитии. Появ­ление пирамид, храмов и, возможно, протого­родских центров (Пачакамак, Кахамаркилья) позволяет предполагать, что население Цент­рального берега вступило в стадию становле­ния классового общества, хотя археологиче­ские данные слишком скудны для окончатель­ных выводов.

Население Юга перуанского побережья в начале I тысячелетия н. э. создает культуру Наска, которая вырастает непосредственно из культуры Паракас.

Процесс социального развития здесь продол­жается. Выделяется жреческая прослойка, ко­торая, вероятно, занимает господствующее по­ложение. По-видимому, складывается классо­вое общество, но нет никаких данных, чтобы судить, насколько далеко зашли эти измене­ния.

В начале I тысячелетия н. э. у носителей культуры Пукара, так же, как и у населения, оставившего культуру Тиауанако, очевидно, начинается процесс складывания классо­вого общества. К этому времени отно­сится появление храмов (Каласасайя, Полуподземный Храм в Тиауанако, круглое здание в Пукаре) и сложных религиозных представ­лений, отраженных прежде всего в скульпту­ре. Возможно, что несколько позже, в период, когда создаются сложные композиции Двери Солнца и скульптуры Классического стиля, у тиауанакцев уже существует раннеклассовое общество. В это время уже заметна и имуще­ственная дифференциация (погребение с золо­тыми вещами из Парити).

В долине Кочабамба в начале I тысячеле­тия н. э. существует культура Чульпа Пампа, принадлежавшая оседлым земледельцам, вы­ращивавшим кукурузу. Судя по отсутствию в могильниках Колькапируа каких-либо разли­чий в погребальном инвентаре, можно предпо­ложить, что это население стояло на значи­тельно более примитивной ступени развития, чем его северо-западные соседи. Затем здесь возникает культура Тупурайя.

Во второй половине I тысячелетия н. э. на­чинается распространение культуры Тиауана­ко на юг. Ее носители вытесняют местное на­селение из района Оруро и, возможно, подчи­няют себе долину Кочабамба, где господству­ют до начала II тысячелетия н. э. Создатели культуры Тупурайя при этом ассимилированы не были. В этот период в южной части бассей­на озера Титикака появляется много поселе­ний культуры Тиауанако, но ни одно из них не достигает масштабов основного памятника. Именно он был центральным. По-видимому, здесь можно говорить о каком-то объединении населения вокруг одного центра. Скорее всего это было образование раннегосударственного типа. Есть достаточные основания полагать, что общество в это время уже стояло на сту­пени раннеклассового, тогда как племена до­лины Кочабамба еще не достигли такого уровня.

Во второй половине I тысячелетия н. э. в Центральных горах существует культура Уари, создатели которой были родственны но­сителям культуры Тиауанако и находились, вероятно, на той же ступени общественного развития. Этой культуре принадлежит важное место в археологии Центральных Анд. Оста­вившее ее население имело прочные связи с побережьем, о чем свидетельствует как ярко выраженное влияние культуры Наска в кера­мической росписи Уари, так и находки в Па­чеко на Южном берегу. Это неудивительно. Ведь основная территория культуры Уари ле­жит у истоков рек западного склона Анд, в долинах которых и жило население перуан­ского побережья. Оживленные связи культу­ры Уари с Боливийским Альтиплано и с побе­режьем были одновременны. Именно поэтому смогли появиться на керамике этой культу­ры изображения классического «кошачьего» божества культуры Наска в типично тиауанакском стилистическом оформлении и головы пумы тиауанакского облика в обрамлении за­витков, характерных для орнаментики Наска.

Таким образом, население каждой из трех выделенных областей в I тысячелетии н. э. проходит путь к становлению раннеклассово­го общества. Но скорость этого процесса была несколько различна. Быстрее всех этот путь прошли создатели цивилизации Мочика. Нель­зя не прийти к мысли, что существование у колыбели этой цивилизации высокоразвитой культуры Чавин наложило свой отпечаток на темпы общественного развития. Недаром не­которые мифологические образы в искусстве мочика восходят к изображениям божеств, почитавшихся создателями культуры Чавин.

Медленно развивается, по-видимому, обще­ство у жителей Боливийского Альтиплано. Чтобы пройти путь от зачатков классового об­щества до его установления, им понадобилось около тысячи лет. Примерно теми же темпа­ми шло общественное развитие и на Юге по­бережья.

Как представляется по имеющимся данным, наименее развитым было общество у племен Центрального берега. Правда, к концу I тыся­челетия н. э. и здесь складывается какое-то объединение, центром которого, вероятно, был Пачакамак. Но мы не имеем пока никаких данных, чтобы говорить о сложении здесь классового общества и тем более какого-либо государственного образования.

Падение ранних цивилизаций

Конец I и рубеж I—II тысячелетий н. э.— время крупных исторических катаклизмов в Центральных Андах. Их предвестником была экспансия создателей цивилизации Мочика в соседние долины. Но около VIII в. н. э. эта цивилизация совершенно исчезает. Ее место заняла культура Томавал, принадлежавшая племенам, генетически связанным с коренным населением долины Виру, и просуществова­вшая здесь недолго. Одновременное распрост­ранение на Севере побережья «тиауанакоидных» элементов позволяет предложить две исторические интерпретации гибели цивили­зации Мочика. Первая: государство Мочика, возможно, ослабленное внутренними противо­речиями, рухнуло в результате борьбы с под­чиненными, но не покорившимися племенами смежных долин. Вторая: государство Мочика пало в результате военного столкновения с племенами Центрального побережья, которое, однако, не привело к подчинению Северного берега создателям культуры Лима.

Вполне возможно также, что оба этих фак­тора во взаимодействии явились причиной гибели древней цивилизации Севера перуанско­го побережья.

Эпоха падения ранних цивилизаций (конец I — начало II тысячелетия н. э.)

Эпоха падения ранних цивилизаций (конец I — начало II тысячелетия н. э.)

/ — культура Томавал; // — культура Вильковайн; III — культура Лима; IV — культура Каньете; V — культура Наска (Y); VI — культура Уари; VII — культура Тиауанако (Классическое и Позднее)

Несколько позже, на рубеже I—II тысяче­летий н. э., а может быть, и в самом начале II тысячелетия исчезают культуры Лима, Наска, Уари, Тиауанако. Чтобы разобраться в запу­танном клубке приведших к этому событий, придется немного забежать вперед. Мы уже знаем, что непосредственно перед инкским за­воеванием в долинах рек Чинча и Ика суще­ствовали две родственные культуры, сменив­шие здесь культуры Каньете и Наска и гене­тически с ними не связанные.

Очевидно, в это время происходит смена населения на Южном побережье Перу. Вторг­шиеся сюда племена уничтожили многовеко­вую культуру местного населения и либо ист­ребили, либо ассимилировали его.

Эта картина поразительно совпадает с рас­сказом П. Сьеса де Леона о происхождении тех индейцев, которые жили в долине Чинча вскоре после испанского завоевания. П. Сьеса де Леон пишет: «Queriendo saber el origen destos indios de Chincha y de dónde vinieron a poblar en este valle, dicen que cantidad dellos salieron en los tiempos pasados debajo de la bandera de un capitán esforzado, dellos mismos, el cual era muy dado al servicio de sus reli­giones, y que, con buena maña que tuvo, pudo llegar con toda su gente a este valle de Chincha, adonde hallaron mucha gente, y todos de tan pequeños cuerpos que el mayor tenía poco más que dos codos; y que mostrándose esforzados, y estos naturales cobardes y tími­dos, les tomaron y ganaron su señorío; y afir­maron más: que todos los naturales que queda­ron se fueron consumiendo...» [1648]

С этим рассказом совпадает и сообщение Инки Гарсильясо де ла Вега: «Los naturales de Chincha se presciavan haber venido sus aníepassados de lexas tierras (aunque no dizen de dónde), con capitán general tan religioso como valiente, según ellos dizen; y que ganaron aquel valle a fuerga de armas, destruyendo los que hallaron en él, y que no hizieron mucho porque era una gente vil y apocada, los cuales perescieron todos sin quedar alguno...»[1649]

Именно с этими пришельцами, и нужно, по-видимому, сопоставлять археологическую культуру Чинча.

Письменные источники говорят далее о мо­гуществе правителей долины Чинча и о под­чинении ими соседей. Однако Гарсильясо де ла Вега не отождествляет жителей более юж­ных долин (Наска и Ика) с обитателями Чин­ча. Он пишет о том, что, когда войска инков пришли на Южный берег, они начали перего­воры с жителями долин Ика и Писко, которые выступали как самостоятельные политические единицы и сперва хотели обратиться за по­мощью и поддержкой к чинча, но потом ре­шили покориться инкам. Это очень хорошо со­гласуется и с различием материальной куль­туры Ика и Чинча.

О происхождении индейцев чинча источни­ки не говорят ничего определенного. Однако некоторые черты сходства археологической культуры Чинча и отчасти Ика с культурой Лима на Центральном побережье заставляют полагать, что Именно там следует искать их прародину.

Письменные источники дают еще одно инте­ресное свидетельство, подтверждающее это предположение. Инка Гарсильясо де ла Вега пишет: «Es de saber que los indios de este, hermoso valle Chincha tenían un ídolo famoso, que adoravan por dios, y le llamavan Chincha Cámac. Levantaron este dios a semejanza del Pachacámac..., porque supieron que los natura­les de otro gran valle que está adelante de Chincha... havían levantado al Pachacámac por su dios y héchole un templo famoso. Pues como supiessen que Pachacámac quería dezir susten­tador del universo, les pareció que, teniendo tanto que sustentar, se descuidaría o no podría sustentar a Chincha tan bastantemente como sus moradores quisieran. Por lo cual les pa­reció inventar un dios que fuesse particular sustentador de su tierra, y assí le llamaron Chincha Cámac, en cuya confianza estavan obstinados a no rendirse a los enemigos, espe­rando que, siendo su dios casero, los libraría presto dellos» [1650].

Это интересное предание говорит о тесной связи местного божества долины Чинча с мо­гущественным создателем всего сущего — Па- чакамахом. Но это божество почиталось в центре культуры Лима — Пачакамаке. Имен­но здесь расположен главный его храм, под которым находятся остатки Древнего Храма. Последний был разрушен как раз в начале II тысячелетия н. э., одновременно с гибелью культуры Лима.

Забавная легенда о боге, который слишком занят, чтобы обращать внимание на нужды почитающих его, возможно, отражает в пре­ломленной форме разочарование после пора­жения и разрушения храма почитаемого бо­жества. Этот рассказ еще раз подчеркивает связь индейцев чинча с долиной Пачакамака.

Таким образом, совокупность археологиче­ских и письменных источников дает возмож­ность предположить, что культура Лима была создана предками индейцев чинча, и связать ее гибель с их изгнанием на юг, где они унич­тожили древних обитателей Южного берега. Это изгнание и разрушение Древнего Храма было делом пришельцев с Северного побе­режья. Носители культуры Чанкай, а именно они сменяют культуру Лима на Центральном побережье, были несомненно родственны пле­менам культуры Томавал и восходили генети­чески к населению долины р. Виру.

Письменные источники дают возможность разобраться и в событиях предшествующего времени. П. Сьеса де Леон пишет: «...Afirman que crecieron tanto en poder y en gente estos indios, que los más de los valles comarcanos procuraron de tener con ellos confederación y amistad, a gran ventaja y honor suyo; y que, viéndose tan poderosos, en tiempo que los pri­meros ingas entendían en la fundación del Cuz­co acordaron de salir con sus armas a robar las provincias de las sierras y así dicen que lo pusieron por obra, y que hicieron gran daño en los soras y lucanes, y que llegaron hasta la gran provincia de Collao. De donde, después de haber conseguido muchas victorias y habido grandes despojos, dieron la vuelta a su valle, donde estuvieron ellos y sus descendientes...» [1651]

Так вот она, возможная разгадка причин появления «тиауанакоидных» элементов в ма­териальной культуре жителей Пачакамака в конце I тысячелетия н. э. То, что Сьеса де Леон слышит это предание в долине Чинча, неудивительно. Ведь здесь живут потомки древних обитателей Пачакамака.

Но в легенде есть деталь, требующая спе­циального анализа. Поход индейцев чинча в горы она относит ко времени после их появ­ления в одноименной долине. Это противоре­чит археологическим данным о связи культур побережья с горными районами. Мне, однако, кажется, что не следует преувеличивать хро­нологическую точность легенды. Ведь события, о которых она повествует, отделены от вре­мени Конкисты по меньшей мере пятью века­ми. Естественно, что в памяти индейцев, рас­сказывавших предание испанскому хронисту, могли перепутаться факты, относящиеся к са­мому началу их обитания в долине Чинча, особенно если они не были разделены боль­шим промежутком времени.

Кроме того, если бы предание придержива­лось порядка: 1) поход в горы, 2) заселение долины Чинча, — то неминуемо пришлось бы поведать о причинах этого заселения. А ле­генда избегает прямо говорить о таких не­приятных вещах, как изгнание из Пачакамака. Это чувствуется и в рассказе об изобретении нового бога. Об этом упоминает и Гарсильясо де ла Вега, говоря, что индейцы чинча не на­зывают места, из которого они вышли. Не уточняет его и информатор Сьеса де Леона.

Гораздо удобнее для авторов легенды свя­зывать поход в горы непосредственно с засе­лением Чинча. Память о печальных событиях стирается, а рассказ о ратных подвигах пред­ков выступает на первый план, хорошо согла­суясь с мощью индейцев чинча в прединкские времена.

Если предлагаемая мной трактовка всех этих легенд верна, то можно предположить, что именно поход или походы предков индей­цев чинча из Пачакамака привели к гибели культур Уари и Тиауанако. Но это только ги­потеза, требующая фактического подтвержде­ния. Во всяком случае именно военные и дру­гие контакты проточинча с горными культу­рами, а не существование «империи Уари», объясняют в свете этих легенд распростране­ние «тиауанакоидных» элементов. По всей ве­роятности, они связаны с заимствованием у горных цивилизаций религиозных воззрений. Это доказывается и характером «тиауанакоид­ных» образов, и изменением обряда погребе­ния на всем побережье. Вместо вытянутых захоронений предыдущего периода появляют­ся погребения с сидящими мумиями, заверну­тыми в погребальные тюки с фальшивой го­ловой. А сидячая поза характерна как раз для погребального обряда горных культур. Но распространение религии совершенно необя­зательно связывать с существованием полити­ческого объединения типа империи.

Передвижение групп населения и много­численные военные столкновения в конце I — начале II тысячелетия н. э. — явление вряд ли случайное. Но о его причинах можно только догадываться, опираясь на предыдущую исто­рию Центральных Анд и конкретные условия этого района. Прочное установление системы поливного земледелия с регулированием поль­зования водой в рамках раннеклассовых госу­дарств или племенных объединений привело к увеличению общей продуктивности и ста­бильности хозяйства и соответственно к росту населения. Это в условиях мелких речных до­лин естественно вызвало земельный голод, что в свою очередь породило стремление к терри­ториальной экспансии. Первой на этот путь вступила наиболее развитая из ранних циви­лизаций — Мочика. Однако слабость ранних цивилизаций еще не позволила тогда создать большие империи типа инкской державы.

Центральные Анды перед инкским завоеванием

Первое крупное территориальное образова­ние в Андской области сложилось во второй четверти II тысячелетия н. э. Это государство Чимор, известное по легендам в письменных источниках и археологически выраженное культурой Чиму. Дж. X. Роу на основании вы­числений по легендарному династическому списку правителей этого государства считает, что его начало восходит к XIV в.[1652].

Центральные Анды перед инкским завоеванием (первая половина II тысячелетия н. э.)

Центральные Анды перед инкским завоеванием (первая половина II тысячелетия н. э.)

/— культура Чиму; II— южная граница государства Чи мор; III — культура Чанкай; IV — культура Чинча; V—культура Ика; VI — культура ранних инков; VII — область культур «эпохи чульп»; VIII — культура Мольо; IX — культура Конко; X — расселение некоторых индейских племен

Создателями государства Чимор были по­томки носителей культуры Мочика, которых в предшествующий период, по-видимому, оттес­нили к северу. Легенды сообщают[1653], что осно­ватель династии правителей (в одном случае носивший имя Наймлап, в другом — Тайканамо) происходил с севера, из районов, погра­ничных с Эквадором. Его преемники расши­рили пределы государства до Тумбеса на севере и Лимы на юге. Присоединение южных областей (от долины Форталеса до долины Чильон) произошло, вероятно, незадолго до инкского завоевания, поскольку на материаль­ной культуре этих районов оно не отрази­лось. Население Центрального побережья, создавшее культуру Чанкай, было подчинено северной цивилизации, а не вытеснено или ис­треблено.

Чимор уже не был первичным государствен­ным образованием. Его создатели использова­ли все достижения своих предшественников, унаследовав в хозяйстве, материальной куль­туре и, судя по изображениям на керамике, в идеологии традиции цивилизации Мочика. По-видимому, теми же причинами, что и у мо­чика, была вызвана и экспансионистская по­литика правителей Чимора, подчинивших себе население соседних районов.

У жителей Центрального побережья к мо­менту подчинения их северным соседям со­циальная дифференциация, как можно судить по планировке Пачакамака, зашла уже до­вольно далеко. Но, к сожалению, культура Чанкай изучена слишком плохо, чтобы можно было более подробно представить себе со­циальные отношения у ее создателей.

По сообщениям Гарсильясо де ла Вега и других источников, ко времени инкского за­воевания долины рек Лурин и Римак входили в территорию самостоятельной политической единицы во главе с королем Куисманку[1654]. Южнее четыре долины (Чилька, Мала, Омас и Тупара) были объединены под властью вож­дя, звавшегося Чукиманку [1655].

Еще южнее жили индейцы чинча — самое могущественное из всех племен Южного бе­рега. В долинах Писко и Ика существовали самостоятельные политические единицы, но их обитатели действуют с оглядкой на своих се­верных соседей, что вполне соответствует со­общениям о силе индейцев чинча[1656].

Такова картина, составленная из скудных замечаний письменных источников. Только в отношении населения долин рек Лурин, Чинча и Ика она может быть сопоставлена с дан­ными археологии. Остальные долины археоло­гически не исследованы. Картина эта позво­ляет предположить скорее существование здесь отдельных племен и их союзов, чем уже сложившихся классовых обществ. Однако только дальнейшие исследования могут более точно ответить на вопрос о степени развития общества у населения этих мест.

Центральные горы в первой половине II ты­сячелетия н. э. становятся ареной жестоких межплеменных военных столкновений. Здесь эта эпоха тоже известна гораздо больше из исторических источников, чем по археологиче­ским данным. В то время бассейн р. Мантаро населяло племя индейцев уанка. Р. Матос Мендиета связывает с ним ряд памятников, которые он считает поздними [1657]. Однако он не приводит никаких доказательств в пользу именно этих памятников как принадлежащих уанка.

В среднем и нижнем течении р. Пампас Л. Г. Лумбрерас локализует племя чанка[1658]. Он связывает с ним памятники, на которых найдена керамика Архалья. Однако это мож­но считать лишь предположением, поскольку никаких планомерных научных раскопок здесь не производилось.

В районе Куско в описываемое время рас­пространена керамика Кильке, которая, по мнению Роу, связана с ранним периодом оби­тания в этих местах инков.

Согласно письменным источникам, инки и чанка столкнулись между собой в борьбе за господство. Воинственные чанка по преданию пришли в бассейн р. Пампас из местности Соклокочо, подчинив местное население, гово­рившее на кичуа[1659]. Затем, в конце правления Инки Виракочи, они обратили свое оружие против инков. Чанка подошли к самому Куско и осадили его, но были отбиты и окончательно разгромлены в битве при Яварпампе, где по­гибли их вожди. Победитель, Инка Пачакути Юпанки, простер свою власть на северо-запад, вплоть до озера Хунин, заложив основу мо­гущества инкской державы. Это произошло в первой половине XV в.

На Альтиплано в первой половине II тыся­челетия н. э. вместо цивилизации Тиауанако существуют культуры «эпохи чульп». Ряд дан­ных позволяет утверждать, что они принадле­жали различным племенам индейцев аймара.

Прежде всего следует сказать о сходстве основных форм посуды этих культур с кера­мическим комплексом современных аймара. Среди типичных форм посуды из этнографи­ческой коллекции Г. Чопика, собранной среди населения западного берега озера Титикака, встречаются ольи[1660], большие двуручные со­суды с расширяющимся горлом для приготов­ления алкогольного напитка — «чичи»[1661], миски[1662], кувшины[1663] и одноручные чашки[1664], очень напоминающие чашки из погребений Альита Амайя[1665]. О принадлежности самих чульп индейцам аймара определенно свидетельст­вуют испанские хронисты. П. Сьеса де Леон так описывает погребальные сооружения жи­телей Кольясуйю: «La cosa más notable y de ver que hay en este Collao, a mi ver, es las sepulturas de los muertos... Por las vegas y llanos cerca de los pueblos estaban las sepul­turas destos indios, hechas como pequeñas tor­res de cuatro esquinas, unas de piedra sola y otras de piedra y tierra, algunas anchas y otras angostas; en fin, como tenían la posibili­dad o eran las personas que lo edificaban. Los chapiteles, algunos estaban cubiertos con paja; otros, con unas losas grandes; y parecióme que tenían las puertas estas sepulturas hacía la parte de levante»[1666]. Эта картина полностью совпадает с описаниями чульп, находящихся на Альтиплано.

Взаимное расположение керамических групп и типов чульп на западном и северном бе­регах озера изумительно совпадает с данны­ми о расселении в этих местах племен аймара.

Исторические источники сохранили сведе­ния о том, что накануне инкского завоевания аймара были разделены на племена, заселяв­шие различные районы Альтиплано и зача­стую враждовавшие между собой.

Так, в период, непосредственно предшество­вавший инкскому завоеванию, в северной части бассейна озера Титикака жили четыре родственных племени. К северу от Айявири обитали индейцы кана. Северо-западное по­бережье озера — бассейны рек Пукара и Ра­мис — занимали колья, а южнее, от Пуно до р. Десагуадеро, жило племя лупака. Восточ­ное побережье, от устья р. Рамис и южнее, занимала группа омасуйю[1667]. Точное совпаде­ние этой этнической карты с описанным в гла­ве 2 распределением археологического мате­риала позволяет предположить, что чульпы типа 2 и керамика группы Чукито принадле­жали индейцам лупака, погребальные баш­ни типа 4 и керамика Сильюстани — племени колья, а чульпы типа 3 и посуда группы Кольяо были в употреблении у индейцев ома­суйю. Распространение керамики Чукито в области индейцев колья, возможно, связано с их поражением в борьбе с лупака, подчинив­шими колья с помощью Инки Виракочи око­ло 1430 г.

Совпадает с историческими данными и по­явление здесь чульп типа 1 вместе с инкской керамикой, так как территории колья и лу­пака, а также и часть земель омасуйю были включены в состав инкского государства, и город Атунколья стал центром провинции Кольясуйю.

Памятники культуры Мольо, вероятнее все­го, принадлежали индейцам кольяуайя.

Близость культур «эпохи чульп» к мате­риалу Тупурайя и резкое отличие этой группы культур от Тиауанако позволяют предпола­гать, что создатели этой цивилизации не могли принадлежать к индейцам аймара, как тра­диционно считается в американской археоло­гии [1668], а сосуществовали с предками современ­ных аймара, по крайней мере в конце I тыся­челетия н. э.

К моменту инкского завоевания у аймара уже произошло выделение племенной знати. В источниках упоминаются Сапана и Кари — вожди, возглавлявшие племена колья и лу­пака, между которыми и разгорелась борь­ба [1669].

Таким образом, в период, непосредственно предшествующий инкскому завоеванию, резко усилилась неравномерность развития различ­ных областей Центральных Анд. На побе­режье высокоразвитое государство Чимор со­седствует с племенами, которые, по всей ве­роятности, находились только на подступах к созданию классового общества. В горах древ­ние цивилизации сменились группами разроз­ненных, враждующих или объединяющихся в союзы племен. Но именно из их среды вы­шли завоеватели, подчинившие своей власти весь этот разнородный этнически и социально мир Центральных Анд.

Однако, несмотря на всю твердость чрезвы­чайно централизованной власти, инкская импе­рия, объединившая Андскую область полити­чески, не имела глубоких корней. Это очень хорошо прослеживается в материальной куль­туре. Нигде после завоевания она не подвер­глась существенному изменению. Инкский компонент в культуре сосуществует с местным, оказывая лишь слабое влияние на абориген­ные культуры побережья и горных районов.

Испанские конкистадоры круто повернули историю Центральных Анд, растоптав плоды многовекового самостоятельного развития и уничтожив в процессе междоусобных столкно­вений и зверской эксплуатации часть обита­телей этой области. Но в ответ на это уско­рился процесс сплочения в крупные индейские народности многочисленных мелких этниче­ских групп инкской империи, объединенных теперь горькой долей колониального рабства и борьбой против угнетателей.


[1634] Этот и отчасти следующий раздел выходят за рамки моей работы. В них приводятся только самые общие данные о ранних культурах Андской области.

[1635] Е. P. Lanning and Е. Hammel, 1961. Верхнюю границу этих памятников они доводят до II тысячелетия до н. э.

[1636] D. Е. Ibarra Grasso, 1954; Он же, 1955b; Он же, 1956d; Д. Э. Ибарра Грассо, 1958.

[1637] A. D. Krieger, 1964, стр. 48—51, 57—59, 65—68.

[1638] На русском языке последние сведения о докерамических памятниках на перуанском побережье см.: Ю. Е. Березкин, 1969.

[1639] F. Engel, 1963b, стр. 9, 10.

[1640] F. Engel, 1960; Он же, 1963а; Он же, 1964; С. В. Donnan 1964

[1641] J. В. Bird, 1948а; Он же, 1948b; W. D. Strong and

С.Evans, 1952, стр. 18—23; F. Engel, 1957а; Он же, 1957b; Он же, 1963b; W. S. Wendt, 1963.

[1642] В. А. Башилов, 1966а, стр. 280—283. 190

Иногда находки, говорящие о знакомстве с кукуру­зой, встречаются и в слоях, непосредственно предшест­вующих распространению влияния Чавина (например, изображение початка на сосуде из поселения Котос).

Но это свидетельствует только о том, что культура Чавин существовала в долине р. Мараньон довольно длительное время, а контакты ее с окружающим насе­лением были процессом сложным и неединовремен­ным.

[1644] Д. Колье, ссылаясь на Э. Ланнинга, говорит о появле­нии кукурузы на побережье Перу между 1400 и 1200 гг. до н. э., но сам считает это еще не доказанным (D. Collier, 1961, стр. 107). К тому же эти даты не противоречат радиоуглеродным датам серии чавино­идных памятников.

[1645] В. А. Башилов, 1966а, стр. 275—277.

[1646] О распространении кукурузы среди населения горных районов того времени пока нет данных.

[1647] Это, конечно, связано и со слабой археологической изученностью горного Перу.

[1648] «Когда он (Писсаро. — В. Б.) захотел узнать, где ро­дина этих индейцев Чинча и откуда они пришли, что­бы заселить эту долину, они сказали, что в отдален­ные времена все они вышли под знаменем одного храброго капитана из тех же индейцев, глубоко пре­ данного служению своей религии, который, обладая большой ловкостью, сумел со всеми своими людьми достичь этой долины Чинча, где они нашли многочис­ленное население такое малорослое, что самый высо­кий из них был немногим выше двух локтей; и так как (пришельцы. — В. Б.) оказались сильны, а эти тузем­цы трусливы и робки, (пришельцы. — В. Б.) их подчи­нили и установили свое господство; и добавили, что все туземцы, которые остались, постепенно вымерли...» (Р. Cieza de León, 1945, LXXIV, стр. 207, 208). Здесь и далее переводы автора.

«Обитатели Чинчи кичились тем, что их предки при­шли из далеких земель (хотя они не говорят откуда) с главнокомандующим, столь же ревностным в рели­гии, сколь доблестным, как говорят индейцы, и что они завоевали эту долину силой оружия, уничтожив тех, кого нашли здесь, и что это не было большим под­вигом, потому что то были жалкие и слабые духом люди, которые погибли, не оставив не единого...» (Garcilaso de la Vega, 1945, кн. VI, XVII, т. 2, стр. 42).

[1650] «Известно, что индейцы этой прекрасной долины Чин­ча обладали знаменитым идолом, которому они покло­нялись как богу и называли Чинча Камак. Они возд­вигали это божество в подражание Пачакамаку..., по­тому что знали, что жители другой большой долины, находящейся перед (долиной) Чинча..., считали своим божеством Пачакамака, которому они воздвигли зна­менитый храм. Так как они (индейцы чинча.—В. Б.) знали, что Пачакамак означает защитник всего суще­го, им казалось, что, имея под своей охраной так мно­го, он будет небрежен и не сможет обеспечить Чинча такую защиту, какую хотели бы (получить) ее обита­тели. Поэтому они сочли нужным создать бога, кото­рый был бы специальным защитником их земли, и на­звали его Чинча Камак. Полагаясь на него, они были упорны (в своем намерении) не сдаваться врагам, ожидая, что, будучи их домашним божеством, он бы­стро освободит их от противника» (Carcilaso de la Ve­ga, 1945, кн. VI, XVIII, т. 2, стр. 43, 44).

[1651] «Утверждают, что сила и численность этих индейцев, (чинча. — В. Б.) так возросли, что большинства сосед­них долин стремились быть с ними в дружбе и союзе, к большой чести и выгоде для них самих, и что, видя себя столь могущественными, как раз в то время, ког­да первые инки задумали основать Куско, они решили выступить с оружием, чтобы пограбить горные провин­ции, и говорят, что они этого добились и причинили большой ущерб (индейцам) сора и лукана и что они достигли великой провинции Кольяо. Оттуда, одержав много побед и захватив большую добычу, они поверну­ли в свою долину, где и пребывали, как они сами, так и их потомки...» (Р. Cieza de León, 1945, LXXIV, стр. 208). Эти же сведения П. Сьеса де Леон повторя­ет и в другой своей книге (Р. Cieza de León, 1873, LVT, стр. 200).

[1652] J. Н. Rowe, 1948, стр. 40.

[1653] Изложение и анализ сообщений письменных источни­ков, посвященных государству Чимор, см.: Ph. A. Me­ans, 1931, стр. 50—70; J. Н. Rowe, 1948.

[1654] Garcilaso de la Vega, 1945, кн. VI, XXX, т. 2, стр. 67.

[1655] Там же, кн. VI, XXIX, т. 2, стр. 64, 65.

[1656] Garcilaso de la Vega, 1945, кн. VI, XVII, т. 2, стр. 41.

[1657] R. Matos Mendieta, 1959.

[1658] S. L. G. Lumbreras, 1959b.

[1659] P. Cieza de León, 1945, XC, стр. 239.

[1660] H. Tschopik, 1950, рис. 60, i.

[1661] Tам же, рис. 60, j, l.

[1662] Там же, рис. 60, g, h.

[1663] Там же, рис. 60, а, с.

[1664] Там же, рис. 60 b.

[1665] М. Н. Tschopik, 1946, рис. 21.

[1666] «Наиболее важная и заметная вещь, которая есть, в этом Кольяо, это, на мой взгляд, гробницы умерших... По долинам и равнинам возле селений находятся мо­гилы этих индейцев, сделанные наподобие небольших четырехугольных башен, одни сплошь каменные, а другие из камня и глины, некоторые широкие, а другие узкие, в зависимости от того, какие возможности име­ли и кем были люди, которые их строили. У некото­рых верх был покрыт соломой, у других большими плитами, и мне кажется, что эти могилы имели двери, обращенные на восход» (Р. Cieza de León, 1945, С, стр. 257).

[1667] М. Н. Tschopik, 1946, стр. 503.

[1668] A. Posnansky, 1945, т. 1, стр. 43—47; W. С. Bennett, 1946, стр. 112; S. Ryden, 1947, стр. 321; Он же, 1959, стр. 114, 115, Ф. Э. Минс предполагал равную вероят­ность, что Тиауанако было создано как аймара, так и кечуа, но его точка зрения не получила распростране­ния (Ph. A. Means, 1931, стр. 136).

[1669] Р. Cieza de León, 1945, С, стр. 256, 257.