Паленке, провинция Чьяпас
ПАЛЕНКЕ
КОГДА ЗОВЕМ ИЗУЧАТЬ ПРОШЛОЕ, БУДЕМ ЭТО ДЕЛАТЬ ЛИШЬ РАДИ БУДУЩЕГО. ПОТОМУ-ТО КОГДА УКАЗЫВАЕМ БЕРЕЧЬ КУЛЬТУРНЫЕ СОКРОВИЩА, БУДЕМ ЭТО ДЕЛАТЬ НЕ РАДИ СТАРОСТИ, НО РАДИ МОЛОДОСТИ. КОГДА УПОМИНАЕМ О ВЗАИМОУВАЖЕНИИ, О БЕРЕЖНОСТИ И ОБ ОСМОТРИТЕЛЬНОСТИ, БУДЕМ ИМЕТЬ В ВИДУ ИМЕННО ЭТИ КАЧЕСТВА ИСТИННОГО СТРОИТЕЛЯ. СРЕДИ ЭТИХ КАЧЕСТВ СТРОИТЕЛЯ ЗАПАСЕТ И ТРУДОЛЮБИЕ, И ДРУЖЕЛЮБИЕ, И МУЖЕСТВО.
Н. К. Рерих. Листы дневника
Паленке, провинция Чьяпас
Погода в Паленке характеризуется местными жителями так: три месяца идут дожди, три месяца льют ливни, а шесть месяцев дуют северные ветры, которые приносят с собой холодный дождь.
Деревня Санто-Доминго-де-Паленке, по словам префекта[20], представителя местной власти, была в прошлом довольно известным местом: все товары, которые направлялись в Гватемалу, провозили через нее. Но потом с Паленке стал усиленно соперничать городок Белиз[21], и направление торговых путей изменилось. Несколько лет тому назад эпидемия холеры унесла в могилу больше половины населения деревни. Люди гибли целыми семьями, дома оставались заброшенными и постепенно разрушались. Только церковь торжественно возвышалась на зеленой, заросшей травой площади. Лес подступал к деревне. Самый большой дом представлял мрачную картину: брошенный, с пустыми проемами окон, он беспомощно ждал полного разрушения! Сохранилось всего около десятка домов, где жили потомки испанцев — креолы. Стефенс познакомился с ними во время прогулки и узнал обо всем, что происходило в Паленке.
Общий план развалин Паленке
На небольшом расстоянии от Паленке, за рекой Чакамаш, глухом лесу, уединенно жили индейцы, известные под именем карибов. Они жили по обычаям своих предков, никто из них не принял христианскую веру.
Развалины древнего города лежат на расстоянии восьми километров от поселка, совершенно скрытые от внешнего мира. Даже имя древнего города забыто — его стали называть по имени соседнего селения Паленке. Дорога туда была настолько трудной, что для того, чтобы произвести исследование развалин, Стефенс с Казервудом решили поселиться в одном из древних зданий.
Собираясь в дорогу в эти глухие места, путешественники задумались, как они будут жить на развалинах, чем питаться. Ведь Стефенсу удалось купить в деревенской лавке только килограмм кофе. Хуан, помощник-индеец, узнав, что в одном из дворов закололи свинью, сделал небольшой запас сала и принес молока, подоив корову, которая паслась без привязи.
Индейцы знали дорогу к развалинам, но только один из них мог быть проводником на самих развалинах. Однако выехать сразу путешественники не смогли, так как их проводник был занят в тот вечер общественным поручением — ему нужно было распределить между жителями деревни мясо зарезанной свиньи.
Впечатления мрачного запустения, бедности, заброшенности усилились вечером, когда глухую тишину деревни нарушили неожиданные звуки рухнувшего старого дома.
На следующее утро археолог и художник стали собираться в путь. Кроме скудного запаса продуктов, они взяли с собой и нехитрую посуду — глиняные горшки и круглую скорлупу тропических плодов, которая должна была заменить чашки.
Рано утром они вышли из деревни. Лишь на небольшом расстоянии дорога оставалась открытой, затем путешественники вступили в заросли леса, которые тянулись сплошным зеленым массивом до самых развалин и, должно быть, еще дальше, на много миль вперед.
Собственно говоря, это была не дорога, а лишь узкая индейская тропа, протоптанная босыми ногами. Ветви деревьев отяжелели от дождя и висели так низко, что путешественникам приходилось все время нагибаться и останавливаться. Скоро их шляпы и вся одежда стали совсем мокрыми. Лучи солнца не могли проникнуть через густую листву деревьев и высушить землю после сильного ливня, который прошел накануне вечером. Под ногами чавкала вязкая грязь, путь пересекали потоки воды, выплеснутой разбухшей от ранних дождей рекой. Мулы то и дело застревали в рытвинах, останавливались перед оврагами, с трудом преодолевая бездорожье.
Через два часа караван добрался до берегов реки Мичоль, а еще через полчаса путешественники услышали в тени леса рев реки Отолум — каскады воды грохотали по каменистому ложу. Переправившись на другой берег, они наткнулись на груду камней и вдруг увидели камень с художественной резьбой.
С трудом удалось подняться вверх по крутому склону. Склон оказался искусственным возвышением — террасой, так густо заросшей деревьями и кустарником, что определить ее форму было почти невозможно. Продвигаясь по этой террасе, путешественники поднялись к подножию второй террасы, когда вдруг услышали возглас индейца: «Дворец!»
Трудно передать радостное волнение археолога и художника, когда через просвет деревьев они увидели фасад величественного здания, богато украшенного орнаментом, с лепными фигурами на стенах — изящными и непривычными. Огромные деревья росли у самого основания дворца, и зеленые ветви раскачивались в проеме дверей.
Стефенс записал в дневнике: «Стиль этого здания был необычайный, очень своеобразный, ни с чем не сравнимый. Он был великолепен! Какое-то скорбное величие и красота царили в нем».
Путешественники привязали своих мулов к деревьям и поднялись по каменным ступенькам лестницы, полуразрушенной и оплетенной корнями кустарника и деревьев.
Они вошли во дворец. Побродили по галереям, прошли во внутренний двор и, после того как улеглись волнение, изумление и радость, вернулись к главному входу дворца и в ознаменование чудесного открытия дали три выстрела из охотничьего оружья.
Впервые археолог и художник находились под крышей здания, воздвигнутого древними зодчими. Они поселились в перед-лей галерее и начали свое хозяйство с того, что выпустили кур и индюков во внутренний двор, так густо заросший тропической зеленью, что на расстоянии двух шагов ничего не было видно.
На дальнем конце галереи Хуан устроил кухню: сложил три больших камня под углом, так что внутри можно было развести огонь. Паулинг, хозяин развалин, нашел большую каменную плиту и подсунул под нее два камня, так что получился стол. Индейцы сделали длинные шесты, связали их корой и положили на камни — это сооружение должно было служить исследователям походными кроватями.
Теперь оставалось только срезать огромные ветви, которые заслонили двери, спилить несколько деревьев на террасе, и тогда можно было отдохнуть.
Устроив свое несложное хозяйство во дворце древнеиндейских властелинов, путешественники, усевшись на полу величественного здания, любовались, как ветер колыхал вершины деревьев бескрайнего леса, который простирался далеко на восток до самого Мексиканского залива.
Вечером индейцы ушли в деревню — они боялись оставаться ночью на развалинах: из поколенья в поколенье у них передавались страшные рассказы о том, что на развалинах по ночам бродят злые духи. Стефенс и его спутники остались единственными обитателями древнего замка.
«О существовании этого города,— пишет Стефенс,— много столетий никто не знал. О нем не было упоминаний в литературе, не рассказывалось ни в одном предании. До сегодняшнего дня неизвестно его настоящее имя».
Однако Паленке был открыт раньше других древнеиндейских городов.
В местных хрониках записано, что группа испанцев, путешествовавших в 1750 году по центральным районам Мексики, проникла в лесную провинцию Чьяпас и там вдруг очутилась среди каменных строений давно покинутого древнего города.
Весть об открытии древнеиндейского города передавалась из уст в уста и дошла, наконец, до местной власти, представителями которой были потомки завоевателей. Но никто не задумался об организации исследования развалин.
Только 36 лет спустя после интересного открытия испанский король послал археологическую экспедицию для исследования Древнего города. В мае 1787 года капитан Антонио Дель Рио во главе правительственной комиссии из Гватемалы отправился на руины. Доклад капитана Дель Рио с комментариями доктора Феликса Кабреры из Гватемалы, в котором древнему городу приписывается египетское происхождение, по непонятным причинам был отправлен в архив Гватемалы. Здесь он пролежал до начала следующего столетия и попал в руки англичанина, много лет прожившего в Гватемале. Англичанин перевел рукопись на английский язык и опубликовал в Лондоне в 1822 году. Это было первое сообщение в Европе об открытии развалин Паленке. Но оно не вызвало живого интереса и прошло как-то незаметно.
Пока доклад Дель Рио лежал в архиве Гватемалы, король испанский Карл IV послал в Чьяпас еще одну экспедицию, во главе которой был поставлен капитан Дюпе. Его сопровождали художник, секретарь и эскадрон драгун. Эта экспедиция работала в течение 1805, 1806 и 1807 годов.
Рукопись Дюпе и рисунки художника Костаньедо уже были подготовлены для отсылки в Мадрид, оккупированный в то время французами, когда неожиданно для всех началась революция в Мексике[22]. Во время борьбы за независимость Мексики рукопись с рисунками оставалась у Костаньедо, который потом передал их в исторический кабинет города Мехико. Работа Дюпе была опубликована лишь в 1834—1835 году, 28 лет спустя после его экспедиции. Это было роскошное, дорогое издание, недоступное для широкой публики.
«Рисунки моего спутника и друга Казервуда включают все, что было изображено Костаньедо,— пишет Стефенс,— но в дополнение ко всему и то, на что Костаньедо почему-то не обратил внимания, и в том числе на удивительно интересную и ценную для археологической науки большую таблицу иероглифов, вырезанную резцом по камню.. Эта таблица занимает всю площадь задней стены в Каса де Пьедра № 3[23].
И я заявляю,— пишет далее Стефенс,— что рисунки Казервуда более правильные ж пропорции, и в контуре, и в целом изображении, что они представляют более правдивый материал для размышления и исследования, чем все, что было до сих пор представлено. Если я ошибаюсь, пусть мне возразят путешественники, которые приедут сюда после нас.
Я не стал бы говорить об этом, если бы не желание внушить другу-читателю, который, быть может, захочет изучать эту интереснейшую культуру, доверие к материалу, представленному в этой книге. Он более правдив, чем все, что было до сих пор опубликовано».
Археологические исследования Джона Стефенса и Фредерика Казервуда получили всемирное признание. Приведу по этому поводу высказывание чешского ученого Милослава Стингла, нашего современника:
«Многие, и даже довольно известные люди, посетили майяс-«ие города, сообщили об этом и, наконец, опубликовали их описания. Но мир точно ничего не слышал и не видел. И лишь значительно позднее Мексика, Гондурас и весь свет вдруг словно прозрели и с изумлением обнаружили для себя это чудо. Так были заново открыты города, по своей красоте, благоустройству и благородству архитектурных форм ни в чем не уступавшие шумерским, вавилонским и египетским. Но чтобы мир распознал эту жемчужину, должны были появиться искусные мастера, способные извлечь ее и очистить. И они появились. Один из них американец по имени Джон Ллойд Стефенс, другой, чьи заслуги обычно недооцениваются,— английский художник Фредерик Казервуд»[24].
[20] Префект (начальник)— высший правительственный чиновник в провинции, в округе. Префектом называют также и начальника городской полиции.
[21] Белиз теперь столица Белиза (бывшего Британского Гондураса)
[22] Мексиканская революция 1810 года.
[23] Каса де Пьедра (исп.)— дословный перевод «Каменный Дом». В археологической литературе Каса де Пьедра № 3 называется «Храм солнца».
[24] Стингл М. Индейцы без томагавков. М., 1971, стр. 249.