Кауабери

Запрещая непосвященным наблюдать некоторые об­ряды или видеть те или иные «священные» предметы (маски, флейты, гуделки), мужчины получали в свое распоряжение эффективное средство контроля над жиз­нью всего коллектива. В некоторых районах мира, преж­де всего в Меланезии, именно на основе системы «муж­ских союзов» возникли ранние формы общественного не­равенства, когда некоторые обряды стали запретными не только для женщин и подростков, но и для большин­ства мужчин. Лишь очень богатый человек допускался к определенным таинствам, что резко поднимало его престиж. В Восточной Боливии, как было показано, активными исполнителями ритуалов в основном бы­ли люди из непосредственного окружения вождя и ша­мана.

Преобладающее влияние мужчин в общественной жизни племени поддерживалось страхом перед наказа­нием, которое ожидало нарушителей табу. Чисто рели­гиозная сторона дела была здесь, несомненно, лишь формой, за которой скрывались определенные социаль­ные отношения. Если запретов долго никто не нарушал, члены «тайных союзов» порой сами провоцировали не­посвященных, чтобы иметь повод для расправы и тем самым запугать остальных. Войтех Фрич, рассказывая о племени чамакоко, упоминает, что, надев костюмы ду­хов, мужчины иногда нападали в лесу на одинокую жен­щину. Подобные случаи бывали и у других племен. Один из них подробно описан в связи с индейцами кауаберй, живущими на севере бразильского штата Амазонас близ границы с Венесуэлой.

С племенами этого района этнографы познакомились лишь в 50-х годах. Следом за учеными, а порой и опе­режая их, в девственные леса верховьев Ориноко и Риу-Негру направились любители экзотики, поднятые захлестнувшей весь мир волной «туристского бума». Среди них оказался и некто Альфредо Бёльдеке, кото­рый решил взять в джунгли жену и восьмилетнюю доч­ку. Он давно понял, что к семейному европейцу местные жители относятся лучше, чем к группе мужчин. И это естественно. Во-первых, индейцам самим не надо опа­саться неожиданного нападения, а во-вторых, человек без семьи в первобытном обществе — явление ненор­мальное. Такого европейца могут и уважать, и ценить, но он всегда будет белой вороной.

Попади Бёльдеке к шингуано, он мог бы привести жену чуть ли не в мужской дом. Для племен, уже давно знакомых с белыми, в словосочетании «европейская жен­щина» первый компонент стал несравненно важнее вто­рого: на жену этнографа распространяется гораздо меньше запретов, чем на индеанок. Однако в случае с кауабери, не имевшими никакого опыта общения с людь­ми другой культуры, все оказалось сложнее.

Начиналась поездка в идиллической обстановке. Один из индейцев, которому до этого Бёльдеке волею случая спас жизнь, сам пригласил европейцев совершить путешествие к его родичам. Бурные прозрачные речки, лесистые горы, яркие бабочки и синее небо радовали глаз. Настроение отравляли только москиты, от кото­рых не спасала никакая мазь. Через две недели путе­шественники достигли цели и встретили самый радуш­ный прием. Москиты тоже пропали, стоило отойти от реки. Не прошло и часа, как дочка Бёльдеке играла со своими голыми сверстниками, а его жена в отведенной им хижине варила кофе.

Так прошла неделя. Но вот из леса послышался гром барабана и не замолкал уже ни днем, ни ночью. Кауабери как подменили. Исчезли сердечность и вежливость, индейцы ясно показывали, что дальнейшее пребывание чужаков в их селении нежелательно. Знакомый Бёльде­ке, пригласивший его, рассказал, что демон Уакти в ближайшую безлунную ночь совершит свой ежегодный визит к кауабери и станет играть на «флейте дьявола». Женщине и девочке, добавил он, оставаться в это вре­мя опасно, немедленно уходите! Однако любопытство снедало Бёльдеке. Не отдавая себе отчета в том, сколь велик риск, он решил во что бы то ни стало посмотреть на праздник. Тем временем индеанки с утра до ночи в огромных количествах готовили кашири. В селение со всех сторон стекались гости.

Ночью, оставив жену и дочь в хижине, Бёльдеке вы­скользнул наружу и спрятался в кустах. Из своего ук­рытия он видел почти все происходившее на площадке между домами. Сперва зазвучал «оркестр» из неболь­ших бамбуковых флейт, и женщины сразу разбежались. Тогда появился старик, игравший на главном инстру­менте. Как и многие другие европейцы, слышавшие «го­лос дьявола», Бёльдеке утверждает, что звук флейты Уакти и в самом деле ни с чем не сравним и производит потрясающее впечатление, тем более среди ночи, при свете костров, в окружении разрисованных фантастиче­скими узорами индейцев.

Когда, издав последнюю пронзительную ноту, старик понес священный инструмент назад в лес, женщины вер­нулись и начался танец. Он продолжался недолго. По­слышались отчаянные вопли, и Бёльдеке увидел, как на площадке появился тот же старик, который с помощью Двух молодых людей вел сопротивлявшуюся девушку.

Было понятно, что, по мнению кауабери, она увидела священную флейту. Женщины снова скрылись, девушку затащили в хижину и там умертвили, а труп, по обы­чаю, сожгли. На следующий день ее кости растолкли в специально предназначенной для этого колоде, залили кашири и все мужчины пили этот напиток. Затем на­пряжение стало спадать, женщины оказались вместе с мужчинами, и праздник завершился всеобщим весельем. Бёльдеке с женой и дочкой воспользовались тем, что от выпитого кашири и ночного бдения индейцев сморил сон, и покинули селение.

Эта история может показаться выдуманной, так как ничем не подтверждается, кроме слов самого автора. Однако в целом описание праздника правдоподобно. Если все виденное Бёльдеке действительно имело место, можно не сомневаться, что убитая, сожженная и выпи­тая с кашири девушка — не случайная свидетельница, а заранее намеченная жертва. Ритуально-мифологиче­ский смысл действий индейцев понятен. В останках уби­той, с их точки зрения, сосредоточена некая жизненная сила, присущая предкам и вообще мертвым, которую якобы и приобрели после совершения обряда мужчины. Однако нас в данном случае больше интересует социаль­ное значение виденного Бёльдеке происшествия. Оно со­стоит прежде всего в том, что мужчины, и особенно старейшины, добивались таким путем подчинения от женщин племени, отлично сознававших, что следующей жертвой «флейты дьявола» скорее всего станет та из них, которая чем-то не угодит организаторам обряда.

Не приходится удивляться и тому, что на долю жен­щин в первобытных индейских обществах, как правило, выпадает значительно больше тяжелой и неприятной работы, чем на долю мужчин. В частности, при пере­селениях и походах мужчина обычно несет лишь собст­венное оружие, тогда как его жена — весь остальной скарб весом в несколько десятков килограммов.

Первенствующее положение мужчин, равно как и их численное преобладание над женщинами, у большинства индейцев определили отношение обоих полов к «моде» на украшения. Хорошо известны роскошные головные уборы, браслеты и гирлянды из перьев, которые изго­товляли коренные обитатели континента. Особенно не­превзойденного мастерства достигли в этом искусстве индейцы тупи. Из рук древних ювелиров Панамы, Ко­лумбии и Коста-Рики вышли золотые подвески и оже­релья, обладанием которыми гордятся крупнейшие му­зеи мира. Практически все эти украшения, как метал­лические, так и сделанные из перьев, когда-то носили мужчины — шаманы и воины. На изображениях древне­перуанской культуры мочика мужчины в роскошных на­рядах резко контрастируют с женщинами, одетыми в рубашки-балахоны и почти лишенными украшений. При изготовлении сосудов в виде голов людей, гончары мо­чика добились удивительной точности в передаче инди­видуальных особенностей человеческих лиц. Мужские лица отличаются одухотворенностью, благородством и властностью, изредка попадающиеся женщины — уны­лым равнодушием, свидетельствующим об отсутствии малейшего интереса художника к изображаемому объ­екту.