ТРАВЫ АХ‑КАОКА
Глава пятнадцатая
Они доставили из‑за моря кровь тапира и змеи и на этом замесили кукурузу.
«Летопись какчикелей»
Дворец великого жреца находился на краю небольшого ущелья, огибавшего священный участок, на котором высились пирамиды.
Ласковым весенним вечером, неподалеку от него сидел на ступеньках маленького храма Ах‑Каок и задумчиво смотрел на противоположный край ущелья, где с беззаботным щебетаньем носились ласточки.
– Срок уже подходит, – бормотал он про себя, – а зелье не действует. Кто бы мог подумать, что в таком истощенном теле скрыт столь могучий дух жизни. Или он заранее приучил себя ко всем ядам; я что‑то слышал об одном таком человеке, жившем в древности. Он получает порцию яда, достаточную для сильного воина, каждый день, и с ним ничего не делается. Иногда мне кажется, что он даже пополнел… А яд очень хорош – я его испробовал на рабе, и он сразу же отправился к богу смерти… Нет, ошибки быть не может, он скоро умрет…
Горбун оглянулся, и его зоркие глаза заметили вдали стройную женскую фигуру, спешившую к нему.
– А, красавица Иш‑Кук, – чуть погромче произнес он, – послушаем, какие новости она принесла! Ну, спеши же, красавица, спеши. Здравствуй, Иш‑Кук! Исполнились ли твои желания?
Последние слова Ах‑Каока уже относились к подошедшей молодой рабыне, которая молча опустилась подле него. По нахмуренному лицу девушки и без слов было ясно, что ее мечты еще очень далеки от осуществления.
– Что же ты молчишь? – притворно удивился жрец. – Средство, которое я дал тебе, действует безотказно. Неужели до сих пор оно не вызвало чувств у твоего упрямца?
– Скажи, Ах‑Каок, – спросила Иш‑Кук, – а не могло твое средство заставить его полюбить другую?
– Полюбить другую? – переспросил Ах‑Каок. – Конечно нет! – Он искоса бросил взгляд на прояснившееся лицо девушки и медленно продолжал:
– А впрочем, надо подумать. Ты из своих рук давала ему питье? Или поручила кому‑нибудь сделать это? Не стояла ли рядом с тобой какая‑нибудь женщина, тень которой падала на напиток или на его тень? В какую сторону дул ветер, когда он пил? На тебя с его стороны или наоборот? Такие мелочи могут иметь значение.
– А как надо было сделать? – спросила Иш‑Кук. – И почему ты не сказал все это раньше, когда давал волшебные травы? Я напоила его вечером, никого около нас не было, и тень его падала на меня… Было безветренно…
Ах‑Каок с улыбкой поглядел на встревожено поднявшуюся рабыню.
– Теперь мне все понятно, – ласково сказал он. – Ты должна была подойти к нему с запада, чтобы твоя тень падала на него… Теперь мне все понятно…
– Так скажи же, чтобы и мне было понятно, – жалобно попросила Иш‑Кук.
– Разве ты еще не поняла? – удивился Ах‑Каок. – Все совершенно ясно. Данный тебе напиток очень силен. Но всю его силу твой юноша передал своей тенью, падавшей на тебя, в твое же сердце. Из‑за того что ты стояла так неудачно, вся сила напитка обратилась на тебя. Ну‑ка, вспомни: наверное, в последние дни твоя любовь к нему усилилась?
– Да, – простонала Иш‑Кук, – когда он пил, а я глядела на него, я сразу почувствовала, что мое сердце прямо‑таки горит от любви к нему. Теперь я поняла. Вся сила напитка ушла на меня… Что же теперь делать, Ах‑Каок?
– Я дам тебе еще порцию, Иш‑Кук, не печалься, – утешил ее горбун, – и ты снова дашь ему питье. Теперь ты ведь знаешь, как это надо делать…
– Но я не знаю, где он, – вырвалось у девушки. – Царевна куда‑то его спрятала…
– Всемилостивейшая Эк‑Лоль куда‑то услала своего опахалоносца? – изумился жрец. – Что ты, Иш‑Кук, этого не может быть. Зачем? Куда же?
– Я говорю тебе, не знаю.
– Надо, надо узнать, красавица, – сухо произнес жрец. – Время действия моих трав не вечно. Твой любимый должен получить питье в этом месяце, иначе сила трав иссякнет и возобновится лишь через долгих четыре месяца. А разве ты сможешь столько времени ждать? Ты же сгоришь, я вижу это и без твоих слов. Ищи, ищи его скорее, он не может быть далеко от Тикаля. Не навещает ли он иногда украдкой царевну? Поздним вечером, когда прислужницы, утомленные дневной работой, спят?..
– Нет, нет, – прервала его Иш‑Кук; глаза ее засверкали. – Хун не прокрадется мимо меня к ней незамеченным. Этого не было, этого не будет! Клянусь тебе…
– Так его зовут Хун, – задумчиво произнес горбун. – Хорошее имя. Ищи юношу, Иш‑Кук, и как только обнаружишь его, сразу приходи ко мне. Я дам тебе трав, а может быть, помогу и еще кое‑чем. Но торопись с розысками. Скоро сила трав заснет, а в следующем месяце люди с именем Хун будут привлекать сердца высокорожденных, так говорит рукопись пророчеств. Торопись!
Иш‑Кук, убитая зловещим намеком, молча поклонилась жрецу и ушла. Глядя вслед удалявшейся девушке, Ах‑Каок улыбался, но скоро улыбка на его лице уступила место озабоченности. Он привстал со ступени, опять уселся, но через минуту решительно вскочил. Едва горбун сделал несколько шагов к дворцу верховного жреца, как перед ним неожиданно выросла какая‑то фигура.
Вновь пришедший был человек очень высокого роста, и рядом с приземистым тучным горбуном он выглядел почти великаном. Однако по тому, как, начиная разговор, он склонился перед жрецом, было видно, что его сан значительно ниже его роста.
– Почтенный Ах‑Каок, – начал он, – да будут благополучны твои дни! Спокойно ли твое сердце? Исполняются ли твои надежды?
– Спасибо, Абиш, – кратко ответил жрец. – Как процветают жизнь и здоровье твоего покровителя?
– Владыка Ах‑Меш‑Кук здоров и счастлив. Повелитель Тикаля милостив к моему господину, а что ему нужно, кроме этого? Милость великого подобна щедрым струям животворных ливней, после которых все зеленеет…
– Ты говоришь истинную правду! – поддержал собеседника жрец.
– Я много наслышан о твоих замечательных лекарствах, мудрый Ах‑Каок, – продолжал Абиш. – Ты многих спас от неминуемой смерти, а излеченных тобой от различных болезней просто невозможно сосчитать. Не можешь ли ты помочь мне? В последнее время у меня часто колет в боку.
– А бывает ли у тебя при этом кашель?
– Да, особенно по утрам.
Ах‑Каок задумался.
– Тебе должна помочь кость из головы ламантина, – сказал он наконец, – растертая в порошок и растворенная в воде. Если ты будешь принимать это лекарство в течение двадцати дней перед заходом солнца, то все пройдет бесследно.
– Но где же я достану такое лекарство, о мудрый Ах‑Каок? – воскликнул Абиш.
– Пойдем со мной в хранилище лекарств, – сказал Ах‑Каок, – и я дам тебе его.
Жрец и следовавший за ним соглядатай Ах‑Меш‑Кука подошли к невысокому длинному зданию, стоявшему поодаль от храма. Внутри царила полутьма, и вначале глаза Абиша видели мало. Но потом из сумрака выступили ряды деревянных полок, заставленных множеством самых разнообразных сосудов. Здесь были узкогорлые кувшины, низкие чаши, маленькие кубки и огромные, почти в половину человеческого роста, корчаги. С бревен потолка свешивались веревки, к которым были прикреплены пучки сухих трав. Необычные, то резкие, то удивительно приятные запахи доносились до проходящих мимо.
– Сколько же здесь лекарств! – В голосе Абиша прозвучало редкое для него искреннее восхищение. – Какая сила и могущество заключены в них, если знать, как их использовать.
Хранилище было любимым детищем Ах‑Каока, и жрец почувствовал себя польщенным.
– Да, ты прав, Абиш, – подтвердил он. – Здесь собраны сотни средств, которые спасают здоровье и жизнь. Боги и их верные служители могут сделать многое. Вот видишь эту траву, – жрец показал на ближайший пучок. – Ты, конечно, слыхал про болезнь «томатное горло». Сколько от нее погибает и детей, и взрослых. Горло вздувается, становится ярко‑красным, на нем появляются белые точки. Трое или четверо суток – и человека нет. А между тем достаточно несколько раз прополоскать горло отваром этой травы – и страшная болезнь исчезнет бесследно.
– О как ты мудр, Ах‑Каок! – вставил Абиш.
– А возьми вот этот камень, истертый в порошок. – Горбун подвел посетителя к чаше, наполненной серовато‑голубой пылью. – Он излечивает все болезни живота, особенно страшные кровавые поносы. Благодаря ему жители Тикаля уже давно не знают «горы черепов». А было время, когда целые селения вымирали от этой болезни.
– Как разнообразны твои лекарства, – удивился посетитель. – Я думал, здесь только травы, а тут и травы, и камни…
– И многое другое, – подхватил жрец. – Боги вложили целительную силу в самые разнообразные вещи. Надо только знать, что и как применять. Лекарство, помогающее при одной болезни, может стать страшным ядом при другой. Да! Порошок из высушенного хвоста лисицы поможет тебе при желудочной колике, но горе тому, кто вздумал бы принять его при лихорадке!
– Милостивые боги, что я слышу! – снова удивился Абиш. – И хвост лисицы может быть лекарством…
– А пережженные кости ягуара, смешанные со смолой, – прекрасное средство от безумия, – сказал внушительно Ах‑Каок. – Свежие испражнения игуаны, положенные на бельмо, исцеляют глаз совершенно; если же тебе в глаз бросилась кровь и он стал красным, то прекрасно поможет женское молоко, закапанное в него. Если у тебя язва – возьми мазь из жира червяка чиль! Кто‑то получил тяжелый удар в грудь и начал харкать кровью – спасти его можно, только сварив в человеческой моче трех живых ящериц. Пусть он пьет этот напиток – и будет спасен…
Неизвестно, сколько времени увлекшийся жрец воодушевленно перечислял бы лекарства, но Абиш, помнивший про тайную цель своего прихода, мягко прервал его новым вопросом.
– Не этот ли порошок ты обещал мне, о почтенный Ах‑Каок? – сказал он, наудачу указывая на ближайшую чашу с каким‑то серым веществом.
– Нет, – отрывисто сказал очнувшийся горбун. – Он дальше.
Быстро пройдя между полками, жрец взял маленький сверток из мягких листьев и вручил его гостю.
– Принимай, как я сказал, и ты избавишься от своего недуга!
Спрятав лекарство в маленькую сумку, Абиш рассыпался в благодарностях. Врач благосклонно кивнул ему в ответ.
– А как здоровье нашего владыки верховного жреца? – спросил Абиш, следуя к выходу.
– Ему сейчас лучше, – сказал Ах‑Каок, – но боюсь, что скоро нас постигнет горе…
– Что ты говоришь? – воскликнул его собеседник. – С ним так плохо?
– Да! В любую минуту дух жизни может отлететь от него. Об этом никто не знает, но тебе я скажу правду. – Ах‑Каок еще более понизил голос. – По ночам он кашляет кровью. Это плохой признак… И ему не помогло лекарство из живых ящериц…
– Милостивые боги, – прошептал пораженный Абиш. – Действительно, его смерть близка. Не знаешь, почтенный Ах‑Каок, назвал ли он совету жрецов имя своего преемника?
– Думаю, учитывая присущую ему мудрость, он давно уже сделал это. Но подобные вещи в руках богов и жреческого совета. Зачем нам думать над этим? Могу сказать только одно: я буду служить его преемнику так же преданно и усердно, как служу ему самому.
– Ты говоришь, как всегда, мудро, – согласился соглядатай Ах‑Меш‑Кука и после некоторой паузы продолжал:
– Владыка Ах‑Меш‑Кук очень ценит тебя, почтенный Ах‑Каок. Только вчера в доверительной беседе он говорил мне, что ты был бы лучшим верховным жрецом Тикаля со времен Ах‑Кин‑Маи, сподвижника великой царицы Покоб‑Иш‑Балам. Он считает, что верховное жречество, отданное тебе, означало бы счастье для Тикаля, но увы, – Абиш лицемерно потупил глаза, – голос и мнение могучего Ах‑Меш‑Кука не будут выслушаны на совете жрецов…
– Да, это верно, – простодушно согласился Ах‑Каок, также потупив глаза, – на жреческом совете могут звучать голоса только повелителя Тикаля и его наследника. Но, кстати, Абиш, если бы я действительно был равен по доблести великому Ах‑Кин‑Маи (чего я сам, конечно, ни в коем случае не думаю), то для того, чтобы получить этот сан, мне пришлось бы возвести на трон ягуара новую Покоб‑Иш‑Балам. Ты же, очевидно, помнишь историю ее воцарения? Ах‑Кин‑Маи хорошо потрудился для этого. Скорее уж новым Ах‑Кин‑Маи мог бы стать теперешний верховный жрец – тебе известно, надеюсь, как он привязан к юной повелительнице Эк‑Лоль?
Несколько секунд длилось молчание. Абиш напряженно размышлял над сказанным.
– Благодарю тебя за беседу, почтенный Ах‑Каок, – наконец ответил он. – Грустно, очень грустно, что владыка Ах‑Меш‑Кук не может насладиться мудростью твоих речей. Но я тебе очень благодарен. Не найдется ли у тебя как‑нибудь полчаса времени, чтобы заглянуть ко мне?
– То есть во дворец владыки Ах‑Меш‑Кука? – прервал его Ах‑Каок. – Охотно. Жди меня в начале будущей недели.
Снова поблагодарив за внимание, Абиш удалился. Но в этот вечер горбуну было суждено долго наслаждаться беседами с посетителями. Не успела длинная фигура соглядатая Ах‑Меш‑Кука раствориться в наступающей тьме, как жрец услышал со стороны ущелья громкое пыхтенье и тяжелые шаги, и через секунду перед ним вырос владыка Ах‑Печ. Он был один.
– Как?! – самым жалобным тоном произнес горбун, поспешно двинувшись навстречу к пришедшему. – Кого я вижу! Владыка Ах‑Печ, самый знатный человек Тикаля, здесь без свиты, без факельщиков, носильщиков и опахалоносцев. Возможно ли это? Ах, понимаю! Очевидно, владыка обеспокоен состоянием здоровья верховного жреца. Увы, ему плохо, очень плохо…
– Не нужен мне верховный жрец, – пробурчал, отдышавшись, Ах‑Печ. – Я пришел к тебе, мой славный Ах‑Каок! Ты очень мне нравишься! На вот, держи!
И Ах‑Печ сунул в руку Ах‑Каока довольно большое ожерелье из нефритовых бусин. Горбун рассыпался в благодарностях.
– Послушай, Ах‑Каок, – продолжал Ах‑Печ, – мы должны стать друзьями. Клянусь священным Солнечным глазом, ты давно мне нравишься! И вот сегодня я улучил минутку, чтобы попросту заглянуть сюда и передать тебе этот небольшой знак внимания. Я знаю, что если мне понадобится твоя помощь, то ты мне поможешь! Ну, вот и все. Будь здоров сам и не особенно печалься о здоровье своего хозяина!
И, довольный своей шуткой, Ах‑Печ, захохотав, удалился с той быстротой, какую только позволяла его толщина и сознание собственного величия.
Горбун долго стоял неподвижно. Потом, швырнув ожерелье на землю, он обвел взглядом мерцавшие внизу огоньки и воскликнул:
– Чуют! Все уже чувствуют, что приближается решительный день. И как всем сразу понадобился Ах‑Каок! Ох, если бы я знал месяц тому назад то, что узнал только сегодня! Но время не ждет, я сказал Абишу, что у верховного жреца идет горлом кровь, и завтра это станет известно всему Тикалю. Представляю, что скажет он сам, когда у него спросят об этом. Нет, отступать нельзя, надо кончать с этим сейчас же!
Он бесшумно растворился в темноте и отсутствовал довольно долго. Когда Ах‑Каок снова уселся на ступеньку храма, слышалось его хриплое усталое дыхание, как будто он только что бегом поднялся на гору. Отдышавшись, горбун нашел на земле брошенное им ожерелье, надел его на шею и снова неподвижно застыл. Из ущелья потянуло прохладным ночным ветерком. Медленно шло время. Но вот во дворце верховного жреца один за другим зажглись огоньки, побежали в разные стороны проснувшиеся рабы, выкликая имя Ах‑Каока.
Когда один из них наткнулся на горбуна, тот сосредоточенно глядел вдаль. Наклонившись к его уху, раб шепнул три слова, и жрец, медленно поднявшись, пошел ко дворцу.
Через несколько минут с вершины одной из пирамид раздался низкий, торжественный голос Ах‑Каока:
– Прими, владыка смерти, только что отлетевшую душу великого жреца! Прими ее достойно!