Клич комунерос

Политика колонизаторов вызывала недовольство ши­роких слоев населения Новой Гранады. Например, слож­ная система налогообложения тяжелым бременем ложи­лась на мелких торговцев, фермеров, ремесленников. Платить налог надлежало даже за самую мелкую торго­вую сделку, за «капитал и ренту, мастерскую и землю, жизнь и смерть, хлеб и голод, радость и горе»¹.

Значительным был налог на табак, выращиваемый в этих краях с незапамятных времен. В отдельных районах на его культивирование в целях обеспечения соответству­ющей государственной монополии был наложен запрет. Нарушители закона о табаке подвергались наказанию плетьми, тюремному заключению и конфискации имуще­ства. Все эти ограничения тяжелым бременем ложились не только на крестьян, но и на многих ремесленников, для которых производство и продажа табака являлись единственным средством существования.

Всякого рода налоги и запреты не давали свободно вздохнуть городским и сельским производителям, состав­лявшим к началу XVIII в. основную часть занятого на­селения Новой Гранады. Кроме того, они должны были содержать воинские формирования в колонии, а также выплачивать определенные суммы на постоянные войны, которые вела Испания. Что касается торговцев и промыш­ленников метрополии, то Мадрид всячески защищал их интересы. В течение многих десятилетий заморским испанским территориям запрещалось, например, торговать с другими странами, хотя сама Испания была в состоя­нии обеспечить спрос населения колоний на потребитель­ские товары лишь на 15—20%. В интересах испанских коммерсантов метрополия закрыла доступ на европейский рынок многим сельскохозяйственным продуктам из Аме­рики — в частности винограду и маслинам. Вплоть до конца XVIII в. в колониях запрещалось молоть кофе, хотя он выращивался там. Его можно было молоть лишь в Испании. Даже кажущиеся послабления, на которые шел Мадрид, не содействовали укреплению экономическо­го положения колоний. Разрешив колониям торговать с Испанией, метрополия создала существенные трудности для многочисленных ремесленников Новой Гранады: они вынуждены были сокращать свое производство, посколь­ку их товары не выдерживали конкуренции с товарами европейскими. Особенно заметным этот процесс был в восточных провинциях, являвшихся основным ремеслен­ным центром. В таких городах, как Сокорро, Сан-Хиль, Симакоте, существовали многочисленные гончарные, ткац­кие мастерские, предприятия по переработке табака и са­харного тростника. Поэтому именно города восточных про­винций Новой Гранады стали базой оппозиции колони­альным властям.

...16 марта 1781 г. власти вывесили на видном месте на базарной площади в городе Сокорро² (так же, как и в других населенных пунктах этого района) постановле­ние «О мерах по взиманию налога на содержание Карибского флота», включавшее распоряжение о 15 различных налогах³.

Барабанщики отбивали дробь, возвещая о важном со­общении. На рыночную площадь стекался народ. Бараба­ны смолкли, чиновник зачитал текст вывешенного поста­новления. Люди молчали, но вдруг из толпы вышла по­жилая женщина. Все знали ее, сигарщицу Мануэлу Белтран. Быстрым шагом она подошла к тому месту, где был вывешен указ о налогах, сорвала его, разорвала на мелкие части, швырнула их на землю и растоптала. От­толкнув окруживших ее солдат, она громко крикнула: «Да здравствует король, смерть негодным правителям!»

Толпа, охваченная волнением, направилась к зданию налоговой конторы. Ворвавшись туда, жители стали уни­чтожать архив и другие хранившиеся там бумаги. Неко­торые горожане выкрикивали: «Смерть ревизору! Да здравствует революция!» Постепенно на улицу вышло все население города⁴.

Получив известия об этих событиях, власти в Санта-фе-де-Богота (как называлась в то время Богота) пору­чили алькальду Сокорро вновь вывесить текст постанов­ления и продолжить сбор налогов, сославшись на то, что главный из них был введен еще в 1637 г.⁵

Однако Сокорро было только началом. Спустя несколь­ко дней волнения произошли в соседнем городке Сан-Хиль, где к тому же были сожжены склады табака и вылиты на землю сотни бутылок с «агуардьенте» ^[1]*, а со здания муниципалитета сорван королевский герб.

Восстание разгоралось, его пламя достигло генерал-капитанства Венесуэлы. С целью сбить накал недовольства наместник вице-короля Гутьеррес де Пиньерес издал при­каз, согласно которому Сокорро, Сан-Хиль и ряд других населенных пунктов освобождались от уплаты налога на хлопок и лен. Но народ, впервые ощутивший силу кол­лективного протеста, уже не довольствовался частичными уступками. Восставшие требовали отменить новые налоги и упорядочить сбор старых налогов, покончить с корруп­цией и выдворением индейцев с общинных земель, пре­доставить креолам право занимать любые административ­ные должности в колонии.

В апреле—мае обстановка стала еще более напряжен­ной. Многие высказывались за то, чтобы идти походом на столицу. В Моготес был поднят красный стяг, в дальней­шем ставший символом движения народного протеста, по­лучившего название «клич комунерос»⁸. Повстанцы из­брали центральную хунту с местопребыванием в Сокорро, а также хунты в каждом из занятых ими населенных пунктов.

Первоначально руководство восстанием захватили представители креольской верхушки, чтобы направить его в определенное русло и не дать перелиться «через край». Центральную хунту возглавил богач Хуан Франсиско Бербео. Он выступал лишь за некоторую либерализацию колониальных порядков, но под давлением бедноты был вынужден занять более активную позицию и отдать при­каз о наступлении на столицу. Четырехтысячная армия восставших двинулась на Санта-фе-де-Богота. Ее столк­новения с небольшими отрядами королевских солдат не только заканчивались победой комунерос, но и зачастую братанием со «стражами короны».

В мае армия Бербео ⁷ подошла довольно близко к сто­лице и расквартировалась в местечке Сипакира⁸. Узнав об этом, Гутьеррес де Пиньерес бежал из Санта-фе-де-Богота в Картахену⁹. Столичный кабильдо постановил снизить налоги в городе, дабы предупредить выступления неимущих слоев и исключить возможность их объедине­ния с повстанцами. Большие надежды в деле умиротво­рения последних власти возлагали на креольских руко­водителей комунерос. И, как оказалось, не напрасно: прибывший в Сипакира архиепископ Кабальеро убедил Бербео отказаться от намерения захватить столицу. Не­смотря на огромный численный перевес повстанцев — столичный гарнизон насчитывал только 700 человек¹⁰, их вожаки заколебались. Правда, узнав о бегстве намест­ника, Бербео направил в погоню за ним отряд в 25 всадников под командованием капитана Хосе Антонио Галана¹¹.

Преследуя Гутьерреса, отряд Галана одержал ряд по­бед над испанскими солдатами и захватил несколько на­селенных пунктов, где к нему присоединилось местное население. В местечке Альто-дель-Робле Галан отбил большой обоз с оружием, следовавший в столицу. В по­местье Мальпасо народный предводитель объявил свобод­ными рабов. Весть об этом разнеслась по всей округе. Значительно выросший отряд Галана действовал теперь па весьма обширной территории.

К восстанию комунерос стал присоединяться многочис­ленный трудовой люд колонии. Все более активное уча­стие в движении начали принимать индейцы. Так, в небольшой деревне Силос, близ города Памплона, собрав­шиеся на сходку общинники не только решили включить­ся в движение, но и заявили о добровольном подчинении вождю перуанских индейцев Тупак Амару, восстание под предводительством которого (1780—1781 гг.) охватило огромную территорию в соседнем вице-королевстве Пе­ру¹². Около 10 тыс. индейцев провозгласили сорокалет­него касика Амбросио Писко¹³ «правителем» района Чиа и Боготы. Писко привел следовавших за ним людей под знамена Бербео. В ряде мест последовали восстания ра­бов, захват латифундий.

Размах движения начал пугать Бербео и его едино­мышленников, и они решили пойти на переговоры с вла­стями. В начале июня между Бербео и представителями властей были подписаны «Условия капитуляции», в кото­рых, между прочим, испрашивалось у испанского монар­ха прощение за восстание. Документ содержал серьезные уступки повстанцам. Наряду с экономическими (отмена налогов, связанных с содержанием Карибского флота, на табак и другие производимые в колонии товары) удов­летворялись и некоторые требования социально-полити­ческого характера, в частности выдвигавшиеся индейским населением. Одно из них практически было направлено против неограниченной власти Мадрида и формулирова­лось следующим образом:   «Впредь не направлять из Испании наместников типа Гутьерреса де Пиньереса, которые выжимают из населения все соки с помощью грубого обращения и деспотического произвола»¹⁴. Со­хранялись ранги и воинские звания, присвоенные кому­нерос в ходе восстания, им разрешалось собираться по-ротно для проведения военных занятий. Родившихся в Новой Гранаде позволялось назначать на все высшие военные должности.

8 июня 1781 г. в Санта-фе-де-Богота состоялось юри­дическое оформление подписанного документа. Вечером того же дня архиепископ отслужил в кафедральном собо­ре торжественную мессу. «Условия капитуляции» были скреплены авторитетом земной и небесной власти. Одна­ко мало кому было тогда ведомо, что документ становил­ся законом лишь после его «высочайшей апробации» вице-королем Флоресом.

15 июня стало известно, что последний отклонил «Ус­ловия капитуляции». Вскоре были восстановлены все на­логи и контрибуции. В населенные пункты — очаги вос­стания — введены войска.

Такие меры вызвали новую вспышку недовольства, не имевшую, однако, серьезных последствий. И причи­ной тому было не только разочарование. По указанию ар­хиепископа священники в своих проповедях уговаривали прихожан оставаться дома. Да и гарнизон Санта-фе-де-Богота получил ощутимое подкрепление из Картахены.

И все же нашлись люди, не пожелавшие мириться с создавшимся положением. Они и объединились вокруг Галана и сформированной им небольшой повстанческой армии. На этом этапе в движении комунерос уже не уча­ствовала креольская верхушка.

Основу политической программы вождя комунерос со­ставляли идеи уравнительства. Он раздавал трудовому люду имущество крупных чиновников и латифундистов, провозгласил отмену рабства. Галан сурово наказывал за воровство и грабеж. «Мы сражаемся не ради воровства, а за свободу!» — повторял он. Девизом комунерос стано­вится лозунг «Союз угнетенных против угнетателей!» Они используют партизанскую тактику, действуя в централь­ном районе, а также в некоторых западных провинциях. К ним присоединяются жители ряда областей соседней Венесуэлы.

Напуганные размахом движения, власти отдают при­каз об аресте народного предводителя. На поиск Галана отправляется хорошо вооруженный карательный отряд во главе с одним из бывших его сподвижников, предателем Сальвадором Плата. Стремясь любой ценой реабилитиро­вать себя в глазах администрации вице-королевства, Пла­та долго рыщет по обширной территории, но обнаружить штаб партизан не может. Наконец, путем обмана и под­купа ему удается достичь цели — он узнает место ночле­га Хосе Антонио и его соратников.

...Глубокой ночью каратели окружают хижину. В от­вет на предложение сдаться Галан и его товарищи откры­вают стрельбу. Но силы неравны, многие из находящих­ся в хижине убиты. И раненный в плечо Галан, истекая кровью, выходит из укрытия.

Под охраной Хосе Антонио Галана вместе с другими шестью комунерос и захваченным оружием направили в Сокорро.

Говоря об имуществе пленных повстанцев, колумбий­ский историк X. Арсиниегас подчеркивает: «Три мула, две лошади, инструмент для чеканки, два пустых сундуч­ка, письма, немного одежды, одиннадцать единиц огне­стрельного оружия, одна сабля с серебряной рукояткой и... пятьдесят песо золотом. И этим мизером располагали те, у кого в руках была половина территории страны и муниципальная казна многих населенных пунктов!» ¹⁵

Мы не случайно привели эту цитату. В судебном при­говоре, осуждавшем комунерос на смертную казнь, гово­рилось, что они «украли много золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней»¹⁶. Королевским чиновникам важно было представить вождей восстания в неприглядном свете и навсегда вытравить из памяти народа их имена ¹⁷. После казни Хосе Антонио Галана ¹⁸ дом, в ко­тором жила его семья, был сожжен, а место, на котором он находился, перепахано и посыпано солью, дабы ничто там не произрастало.

Остальные комунерос были приговорены к 200 ударам плетьми каждый и каторжным работам в Африке. От­туда ни один из них не вернулся.

Расправились власти и с индейским «правителем» Амбросио Писко. Правда, отметив в приговоре «отсутствие каких-либо веских мотивов для вздергивания его брен­ного тела на виселице», судьи, равно как и милостивый монарх, решили заменить смертный приговор пожизнен­ным заточением в подвалах картахенской тюрьмы¹⁹. Там Писко вскоре и скончался.

Однако властям не удалось «стереть в памяти людской злосчастные события» ²⁰. Так же как восстание под ру­ководством Тупак Амару в Перу, движение комунерос стало одной из искр, из которых возгорелось пламя вой­ны испанских колоний за независимость в XIX в.

¹    См.: Proceso у Sinopsis de la independencia de Colombia. Cali, 1960, p. 77.

²               Уже в середине XVIII в. Сокорро был крупным торгово-ремес­ленным центром, насчитывавшим 150 тыс. жителей (см.: La Tor­re A. Enfoque social de la revolución comunera. Bogotá, 1973, p. 101).

³     Налог взимался с домовладельца и с человека бездомного; со «странника»; с имевшего мебель и с не имевшего ее. Налоговые чиновники, собиравшие все эти подати, согласно административ­ной иерархии, стояли выше судей, входивших в муниципальный совет — кабильдо.

⁴     И сегодня в Сокорро все — и Культурный центр, и памятник Ма­нуэле Белтран — напоминает о далеких революционных собы­тиях 1781 г.

⁵     В 1637 г. вводился налог на содержание испанского флота, пат­рулировавшего в те времена у берегов Южной Америки в Карибском море и называвшегося Барловентской армадой.

⁶     Участники восстания называли его «эль-комун», поэтому сами они именовались «комунерос», т. е. те, кто служит общему делу.

⁷     К тому времени в рядах повстанцев в целом насчитывалось уже около 20 тыс. человек (см.: Ильина Н. Г. Колумбия: от колонии к независимости, 1781—1819 гг. М., 1976, с. 96).

⁸     Это местечко расположено в 40 км от Боготы. С древних времен оно было известно соляными приисками. В 60-е годы нашего века в огромных пещерах заброшенных соляных копей был со­оружен католический храм — место паломничества туристов.

⁹     В то время в этом порту на побережье Карибского моря дисло­цировались основные военные силы колонии, готовые отразить атаки англичан, находившихся в состоянии войны с Испанией.

¹⁰   Литаврина Э. Э. К 200-летию восстания комунерос в Новой Гра­наде.-—Лат. Америка, 1981, № 6, с. 99.

¹¹   Галан родился в местечке Чарала, неподалеку от Сокорро, в не­богатой семье метисов. Юношей его направили на военную службу в Картахену. Там он испытал двойное унижение — и как метис и как человек, родившийся в Новой Гранаде, а не в Ис­пании. Он возненавидел испанцев-офицеров и колониальный ре­жим. Узнав о восстании в родных краях, Галан бежал в Сокорро, где его назначили, с учетом приобретенных в армии военных навыков, капитаном — командиром одного из подразделений по­встанцев.

¹²   Хосе Габриэль Кондорканки (или Тупак Амару II) был род­ственником инкского императора Тупак Амару I. Он получил хорошее образование в колледже для детей индейской знати, а позднее, по некоторым данным, в Лимском университете. От отца Хосе Габриэль унаследовал должность касика. Познакомив­шись с жизнью простого народа, он увидел царившие повсюду произвол и насилие по отношению к индейцам. Первоначально Тупак Амару полагал, что король Испании печется о своих под­данных индейцах и что зло происходит лишь из-за невыполне­ния властями законов и распоряжений Мадрида. Эта вера ужи­валась в нем с собственными честолюбивыми устремлениями и планами воссоздания инкского государства. Однако по мере рас­ширения рамок восстания и в связи со зверствами карателей, совершавшимися, как они уверяли, по распоряжению монарха, мятежный касик стал понимать несовместимость его намерений с сохранением господства испанской короны в Перу.

Несмотря на поражение восстания под предводительством Ту­пак Амару, оно заметно подорвало и без того довольно шаткие устои колониального господства Испании в Южной Америке (см.: Созина С. А. Тупак Амару — великий индейский повстанец. М., 1979).

¹³    А. Писко принадлежал к индейской знати, в его жилах текла кровь древних «монархов» чибчей. К началу восстания он тру­дился в своей небольшой лавочке. После присвоения ему титу­ла «правителя» местное население встречало появление отряда под его предводительством музыкой, цветами, фейерверком.

¹⁴    Цит. по: Briceño М. Los Comuneros. Bogotá, 1977, p. 13.

¹⁵    Arciniegas G. Los Comuneros. S. a., s. 1., p. 27.

¹⁶    Цит. no: Pardey С. La Rebelión de los Comuneros. Bogotá, 1980, p. 36.

¹⁷    В резолюции XIII съезда Колумбийской коммунистической пар­тии указывалось: «Мы, коммунисты, являемся наследниками на­циональных традиций нашей родины. Мы считаем, что движение комунерос — «это живительный источник вдохновения в социаль­ных битвах современности» (Voz Proletaria, 1980, 13—19 nov.).

Имя Хосе Антонио Галана сохранилось не только в памяти колумбийского народа. В 1981 г. 200-летие движения комунерос отмечалось во многих странах, в том числе в Советском Союзе.

¹⁸    Так же как и Тупак Амару в Перу, Галана подвергли жестокой казни. Его выволокли на площадь, а после повешепия тело чет­вертовали.

¹⁹    Pardey С. Op. cit., р. 41.

20 Briceño М. Op. cit., р. 127.