Комментарий Питулько В.В.

В.В. Питулько

В статье А. В. Табарева в систематизированном виде излагаются основ­ные аспекты дискуссии о возможной трансатлантической миграции в Новый Свет в эпоху последнего оледенения. Хотя авторы рассматриваемой гипотезы Д. Стэнфорд и Б. Брэдли (Bradley, Stanford 2004, 2006), на современном уров­не знаний обратившиеся к идее, впервые высказанной на рубеже девятнадца­того и двадцатого столетий, никогда не настаивали на «первоначальности» за­селения Америки в результате конструируемой ими миграции, такой подтекст безусловно существует. Ведь если берингийский путь («из Сибири пешком») был блокирован Лаврентийским и Кордильерским ледниками, как предпола­гается, как минимум до 15 тыс. л. н. (Wilson, Burns 1999), то археологический материал, датируемый древнее этого рубежа, должен быть свидетельством первоначального проникновения человека в Новый Свет.

Отметим при этом, что возможные свидетельства пребывания человека на территории обеих Америк, относящиеся к временам, предшествовавшим или синхронным последнему ледниковому максимуму (напр.: Dillehay 1997; Adovasio et al. 1999; Cinq-Mars, Morlan 1999; Morlan 2003; Santos et al. 2003), от­брасываются подавляющим большинством авторов по обе стороны Берингова пролива как заведомо сомнительные в силу отсутствия, на взгляд критиков, доказательной связи «древних» датировок с артефактами, а также из-за ве­роятных лабораторных ошибок (см. краткий обзор: Haynes 2002). Фактически таким образом подвергается сомнению компетентность авторов, сообщивших неожиданные данные, подразумевается, что тот или иной исследователь не понял геологию объекта, связь датировок и артефактов. Действительно, в ря­де случаев хотелось бы большей выразительности материала, однако повто­ряемость таких находок и, самое главное, повторяемость оценок их возраста (в основном интервал 40-30 тыс. л. н.) говорят, на мой взгляд, в пользу их до­стоверности. Однако если допустить, что столь раннее заселение обеих Америк не фикция, а реальность, то почему оно остается археологически невидимым на протяжении десятков лет? В этой связи хотелось бы заметить следу­ющее.

Территория Северо-Восточной Азии составляет ~ 4967 х 10³ кв. км. Это лишь в три с половиной раза меньше площади Южноамериканского континен­та (17 834 х 10³ кв. км) и в два раза меньше площади США (9363,2 х 10³ кв. км). Много ли известно сегодня о палеолите Северо-Восточной Азии, насколько он заметен? Я бы сказал, что с трудом различим. На всю эту территорию извест­но 6-7 достоверных памятников, характеризующих различные этапы верхне­го палеолита (преимущественно самый поздний из них). Памятников древнее времени последнего ледникового максимума до открытия в 2001 г. Янской стоянки здесь не было совсем, т. е. этот этап был археологически невидим на протяжении примерно 60 лет исследований региона. В наши дни по-прежнему неясен вопрос о наличии в северной области региона объектов, относящихся к эпохе ледникового максимума, — они невидимы, но это не является основа­нием для исключения возможности их существования.

В работе А. В. Табарева дана характеристика основных подходов к проблеме заселения Нового Света. Всего существует четыре основных варианта ее реше­ния, два из которых — берингийский и прибрежно-островной — связаны с идеей о миграционном потоке, имевшим источником сибирские культуры позднего па­леолита (при этом второй вариант является результатом усложнения первого, позволяющим объяснить практическую одновременность северо- и южно-аме­риканских памятников). Подавляющее большинство авторов, когда-либо ка­савшихся проблемы заселения Нового Света, обсуждают обычно берингийский и прибрежно-островной сценарии. В этом ключе данная проблема рассматрива­ется и в отечественной историографии (см., напр.: Окладников 1973; Диков 1979, 1993; Васильев 2004). В научно-популярной форме история вопроса недавно из­ложена С. А. Васильевым, Ю. Е. Березкиным и А. Г. Козинцевым (2009).

В последнее время большое значение придается генетическим данным, на основании которых определяется родственность тех или иных популяций и производится расчет времени предполагаемых миграций. Подавляющее большинство таких исследований посвящено изучению митохондриально­го генома по образцам материала, отобранного в современных аборигенных группах Сибири и Америки. Как считается, таким образом получена идеальная картина, совпадающая с данными лингвистики, мифологии, археологии (Ва­сильев и др. 2009). Скорее всего, таким образом реконструирована лишь бли­жайшая по времени миграция и ее последствия в виде расселения различных групп современных людей в Новом Свете.

В тех случаях, когда анализируется ископаемая ядерная ДНК, выясняется, что все не так просто. Изучение генома древних обитателей Гренландии пока­зало, что сравнительно недавно в Канадской Арктике и Гренландии произошло полное замещение населения (Rasmussen et al. 2010). Аналогичным образом установлено, что неолитическое население севера Скандинавии не имеет ни­чего общего с современным «коренным» населением территории (Malmstrom et al. 2009). Эти факты, на мой взгляд, говорят о том, что на большинстве тер­риторий, в том числе и арктических, население полностью замещалось в очень короткие сроки, и, следовательно, разрешающая способность методов попу­ляционной генетики по современным материалам является невысокой, чаще всего недостаточной для решения тех проблем, для которых ее привлекают археологи. В полной мере это относится и к попыткам решения проблемы за­селения американского суперконтинента.

Два других возможных маршрута заселения Нового Света (трансокеаниче­ские) гораздо более экзотичны. Помимо южнотихоокеанского варианта рас­селения по островной дуге в эпоху последнего ледникового максимума (Wyatt 2004) имеется концепция трансатлантического пути, дискуссия о котором ведется уже на протяжении десяти лет. А. В. Табарев абсолютно прав в том смысле, что «официальная» позиция (или позиции) российских исследовате­лей по этому вопросу не сформулирована(ы). Хотя в частном порядке взгляды Стэнфорда и Брэдли обсуждаются (в основном в критическом ключе), публич­ного или печатного обсуждения этой темы у нас не было. Между тем трансат­лантическая гипотеза в изложении ее авторов, как совершенно справедливо указывает А. В. Табарев, ничуть не менее научна, чем все остальные.

На мой взгляд, в обсуждении этой темы достигнут некий предел, преодо­леть который мешает недостаток данных. Имеющиеся факты говорят о том, что сибирский путь (пешком по берингийскому мосту суши или на лодках вдоль его края) существовал, но это не объясняет ни феномена кловис, ни тем бо­лее находок пре-кловис. В самой американской археологии в данный момент происходит смена парадигм. Концепция «кловис первый» абсолютно точно не является доминирующей, признан пре-кловис, но по-прежнему нет дове­рия к находкам, имеющим возраст до последнего оледенения. Еще хуже то, что на северо-востоке Азии и в зоне пролива Беринга полностью отсутствуют археологические следы, которые хотя бы хронологически могли бы быть свя­заны с миграциями в Новый Свет (хоть по короткому, хоть по длинному сце­нарию), не говоря уже о технологиях расщепления, которые могли бы быть со­поставлены с материалами кловис. Как справедливо указывает А. В. Табарев,

Стэнфорд и Брэдли «констатируют, что ни археологически, ни палеогеогра­фически ранние миграции из районов северо-восточной Азии не прослежива­ются».

В этой связи стоит заметить, что еще недавно археологическая летопись северо-востока Азии охватывала в лучшем случае последние 15 000 лет (Диков 1979; Hoffecker et al. 1993; Dixon 1999 и др.). Данное обстоятельство допускало спекулятивные построения, согласно которым на этих территориях и в аркти­ческой Сибири происходила «депопуляция» отдельных областей (или их сплош­ное обезлюдение) в эпоху последнего ледникового максимума и даже ранее, или эти территории были просто необитаемы (см., например, Hoffecker, Elias 2003; Brantingham et al. 2004). Эти мысли высказывались и обсуждались на протяжении примерно 40 лет, начиная с 60-х годов ХХ в. Если же отойти вглубь времен еще на 30-40 лет, то легко увидеть, что разговоры о палеолитическом освоении Северо-Восточной Азии, хотя бы позднейшем, носят исключительно гипотетический характер — данных-то не было. С тех пор, как в 2001 г. была открыта Янская стоянка, ситуация резко изменилась. Благодаря этому откры­тию продолжительность летописи удвоилась (Pitulko et al. 2004).

Что касается возможностей проникновения людей в Америку в интервале от 40 до 25 тыс. л. н., то, как пишет А. В. Табарев, они, несомненно, были. Отмечу, что палеогеография зоны Берингова пролива на этот хроносрез изучена не­удовлетворительно. Характер мостов суши и их очертания понимаются разны­ми исследователями по-разному, вплоть до отрицания «мостов» и замены их архипелагом из близкорасположенных островов (см., например, Plumet 2004). Впрочем, на мой взгляд, эта разница несущественна. Здесь уместно привести байку о двух чукотских аборигенах и геологе, который, увидев их на противопо­ложном берегу реки, стал спрашивать, как можно ее перейти. В ответ ему ска­зали: «Здесь никак, но примерно в 200 км вверх по течению должно получить­ся», после чего старший абориген, обратившись к младшему, добавил: «Никак я не пойму этих геологов — девять месяцев в году эта река покрыта льдом, и иди по ней, куда хочешь, так нет, ему приспичило именно сейчас!» Я всегда вспоминаю этот рассказ, когда встречаю в рассуждениях коллег мысли о том, что «огромные реки Сибири были непреодолимым препятствием для...».

Таким образом, пересечь Берингов пролив можно было и 30, и 40 тыс. л. н. Было бы кому! Скорее всего, было. Даже если люди раннего верхнего палео­лита были на северо-востоке Азии первопоселенцами, пришедшими из глубин Сибири, им понадобилось всего около 10 000 лет, чтобы обжить пространство от Алтая и Забайкалья до 71° с. ш. (возможно, и далее на север) и на восток до пролива. Правда, пока пространство это заполняет лишь один сомнительный памятник (Кымынейкей на Валькарайской низменности). Тем не менее, я скло­нен полагать, что первоначальная миграция в Новый Свет из Азии могла со­стояться примерно 30 тыс. л. н. или несколько ранее. Косвенно в пользу такой возможности свидетельствует расположение наиболее ранних датированных памятников на востоке и юго-востоке США (Bradley, Stanford 2004), а также отсутствие связи между технологиями расщепления Ушков и Дюктая, с одной стороны, и солютре и кловиса, с другой, показанное Стэнфордом и Брэдли соответствующей кластерной диаграммой (Bradley, Stanford 2006).

Указанием на подобную возможность служат также выявленные по резуль­татам генетических исследований предполагаемые свидетельства доледни­ковой миграции из Старого Света в Новый. Обнаружение в Южной Америке ряда достоверных объектов с возрастом 12,5-12 тыс. л. н. (Goebel et al. 2008) в сочетании с новейшими данными о времени открытия безледного коридора не ранее 12 тыс. л. н. (Burns 2010) также, на мой взгляд, говорит о наличии в Новом Свете населения, попавшего туда ранее момента открытия «коридо­ра». Конкуренцию пешему пути через безледный коридор мог бы составить вариант прибрежного расселения (см., напр.: Fladmark 1979), однако это при­водит к необходимости признания развитых навыков мореплавания в позднем плейстоцене, чему доказательств нет. Возможные свидетельства приморской адаптации (которая является необходимым условием для такого путешествия) малочисленны (Turner 2003), следовательно, всерьез эту возможность обсуж­дать невозможно.

Высокоразвитые формы морской или приморской адаптации для позднего плейстоцена неизвестны даже там, где их существование возможно — в Япо­нии, на российском Дальнем Востоке (Приморье), Скандинавии, Балтике. Они получают развитие на рубеже голоцена, выступая в качестве ответа на ради­кально изменившиеся внешние условия. Известные примеры использования морских ресурсов в более отдаленные эпохи малочисленны (Bailey, Flemming 2008) и вряд ли могут обсуждаться как проявление специализированной мор­ской/приморской стратегии адаптации — это скорее тотальное собиратель­ство, когда в ход идут и моллюски, и водоросли, и яйца морских колониальных птиц, вообще все, что можно найти.

Расположение памятников, датированных 17-15 тыс. л. н., на востоке и юго-востоке (Кактус Хилл, Мидоукрофт) представляется мне логичным в том случае, если территория была обитаема до последнего ледникового максиму­ма, во время и после него. Это закономерный результат пространственного размещения объектов относительно края ледника и после начала его таяния. Характерно, что именно здесь встречаются наконечники кловис без выражен­ного желобка. Отсутствие связи между технологиями кловис и берингийской (ушковско-дюктайской) также выглядит логично: если первые происходят от какого-то другого корня, с иной идеологией расщепления, то сходства между ними точно будет немного.

Оппоненты Стэнфорда и Брэдли (наиболее непримиримые — Л. Строс, Д. Мельцер, Т. Гёбл, С. Фидель и др.) упрекают их в том, что во главу угла ими поставлена обычная конвергенция, которая встречается сплошь и рядом. Это, разумеется, первое, что приходит в голову, и я сам не раз обсуждал это с авторами солютрейской гипотезы. Отвечая на это возражение, Стэнфорд и Брэдли пишут, что основой их гипотезы является не морфологическое, а технологическое сходство комплексов солютре и кловис. Сходство техноло­гий действительно является краеугольным камнем концепции (все остальное гораздо более умозрительно и уязвимо). Однако, получив этот ответ, всегда хочется спросить: а почему эти технологии сходны и почему это должно сви­детельствовать об их родстве и едином источнике возникновения?

Могут ли быть технологии конвергентны? Полагаю, да, если практика их применения должна привести к одному и тому же результату. Набор приемов обработки камня достаточно ограничен, по этой причине желание получить в результате расщепления тонкий бифас (неважно, с желобком или без оного) приведет к использованию одних и тех же приемов и их последовательности, даже если это будет происходить в Зимбабве или в Австралии. В конце концов, с тех пор как люди открыли для себя принципы расщепления леваллуа, они не придумали в этом смысле ничего нового — все последующее совершенство­вание шло по линии приложения принципа управления поверхностью расщеп­ления (и, соответственно, формой отделяемого скола) к решению определен­ной задачи. Если для получения тонких бифасов нам нужно овладеть техникой сквозного скола (овершот), то принцип известен заранее, нужно лишь научить­ся это делать. То же самое относится и к желобчатым сколам.

Технологии кловис и солютре похожи, потому что и в том, и в другом случае целью было получить тонкий бифас, а люди кловис, откуда бы они ни взялись в Америке, были знакомы с базовыми принципами кремнеобработки, так же, как и солютрейцы. Здесь уместно спросить: почему требовались именно тон­кие бифасы? Не знаю, но думаю, что появление данной потребности было вы­звано каким-то внешним фактором палеогеографической природы, сходным в обоих случаях. Если такой фактор будет выделен на примере солютре (как более древнего явления), то его можно будет выявить и для эпизодов кловис. Отчасти такая работа проделана В. Бэнксом с соавторами: им удалось устано­вить определенную зависимость между формами солютрейских орудий и ха­рактеристиками экологических ниш, которые обживали создавшие их люди (Banks et al. 2009).

К сожалению, наборы каменных орудий, будучи производным множества факторов (функции стоянки, сезона, размера и объема добычи, качества и до­ступности сырья, технологий и т. д.), имеют серьезные ограничения в качест­ве культуроразличающего инструмента. Казалось бы, выделить руководящее ископаемое сравнительно просто. Приведу любимый мною пример: в стоянке Шестаково (Западная Сибирь) в горизонтах возрастом 17-20 тыс. л. н. был от­крыт великолепный комплекс микроорудий, который можно расценивать как культурно значимый признак (Деревянко и др. 2003). Через какое-то время в культурном слое Янской стоянки с возрастом около 28 тыс. л. н. были открыты многочисленные микроорудия, в том числе сходные с шестаковскими (Питуль- ко 2010). Являются ли они культурно значимым признаком и свидетельством родства этих объектов? Нет, поскольку на обоих памятниках производилась в числе прочего обработка бивня мамонта, с которой связаны такие орудия. Кстати, в Шестаково имеется и клад бифасов, так что в этом плане солютре и кловис вовсе не столь уникальны, как нас уверяют. Еще один клад бифасов (Тумулурский) известен на Алдане (Мочанов 1977).

Трансатлантическое путешествие в эпоху последнего оледенения выглядит, на мой взгляд, слабо обоснованным. Для перемещения вдоль кромки льдов необходимо вместительное надежное судно наподобие умиака. Это большая каркасная лодка, построить которую невозможно без овладения технологи­ей цилиндрического сверления. Этому, несомненно, должно предшествовать длительное освоение технологически сложных видов деятельности, экологи­ческих ниш, выработка стратегий жизнеобеспечения (основных и резервных). Наблюдается ли это в археологических источниках, относящихся к солютре?

Нет, не наблюдается, хотя есть отдельные изображения морских животных, которых могли рисовать, например, как курьез.

Успешность стратегий выживания, связанных с приморской адаптацией, в Арктике и за ее пределами доказана и хорошо известна. Южные варианты для нас ценности в качестве сравнительного материала не представляют, об­ратимся к Арктике. Применительно к этому региону земного шара в свое вре­мя классическую работу проделал И. И. Крупник (1989). Она ценна тем, что по­строена на исторических данных по изменениям климата, в связи с которыми изучалось поведение эскимосов, зафиксированное в письменных источниках.

В результате была выявлена жесткая взаимосвязь между периодами похоло­даний (микроскопическими с точки зрения геологической летописи) и сокра­щением/неблагополучием эскимосского ареала.

Теплое время, особенно в сочетании с обретением эскимосами новых тех­нологий, было благополучным, что отражалось, в частности, в расширении ареала и миграциях. Одна из таких крупнейших миграций — эскимосов туле в глубины Канадской Арктики — совпадает с раннесредневековым потепле­нием (McGhee 1984). К тому же времени относится миграция из района Бе­рингова пролива в направлении устья Колымы. Пребывание эскимосов на этих побережьях оказалось кратковременным, ареал быстро сократился. Следы подобных «вспышек», отвечающих теплым эпохам, на побережьях Восточно-­Сибирского и Чукотского морей представлены достаточно широко (Питулько 2000). Аналогичным образом развивались события и в Скандинавии, и на Коль­ском п-ве, где угасание систем морской адаптации связывается В. Я. Шумки­ным с похолоданием, имевшим место в суббореале (Шумкин 1988). Оживле­ние этих видов деятельности происходит и здесь в эпоху раннесредневекового потепления, так же, как на о-ве Вайгач и п-ве Ямал. Рубеж, завершающий их развитие, как и в восточной евразийской Арктике, совпадает с климатиче­скими событиями Малой Ледниковой эпохи. Роль климата как лимитирующе­го фактора здесь вполне очевидна и может быть распространена и на более ранние археологические эпохи и другие территории. Таким образом, время последнего ледникового максимума является наихудшим моментом для осво­ения приморских систем жизнеобеспечения. Ни одна из перечисленных миг­раций не совпадает с холодными климатическими эпохами.

Важным моментом является также и то, что перечисленные миграции осу­ществлялись вдоль побережий континентов (Евразия, Северная Америка) и/или островных систем (Канадская Арктика). Трансатлантическая миграция мыслится как путешествие вдоль кромки паковых льдов, покрывающих Се­верную Атлантику. В этой связи необходимо заметить, что биопродуктивность Мирового океана и его отдельных акваторий неравномерна. Достоверным способом оценки биопродуктивности акваторий является картирование плот­ностей пигмента фитопланктона (см., напр.: Материалы NASA SeaWiFS project 1986). Согласно результатам картирования, выполненного на основе монито­ринга Мирового океана со спутника Nimbus-7 за период с ноября 1978 по июнь 1986 г., зона Северной Атлантики, через которую могла бы осуществиться ги­потетическая миграция, в настоящее время характеризуется минимальными значениями (0,1 мг/м³), характерными для открытых глубоководных участков океана, и вряд ли условия были более комфортными в позднем плейстоцене (для сравнения — в водах шельфа, в том числе в отдельных областях арктиче­ского и антарктического шельфа, этот показатель достигает 10). Фитопланктон составляет основу жизни организмов, населяющих воды океана, где сущест­вуют длинные трофические цепи, возникающие в результате многократного поедания одних организмов другими.

Наиболее богаты и разнообразны ресурсы литорали, область аваншельфа заметно беднее, на уровне положения линии континентального склона про­исходит качественный скачок — далее простираются воды открытого океана, в поверхностной части обладающие скромными ресурсами. Показательно, что области шельфа, занимающие только 7% площади Мирового океана, дают 90% мировой добычи рыбы (Postma, Zijlstra 1988).

Авторами трансатлантической гипотезы на основании сведений об арктиче­ских экосистемах и эксплуатации их ресурсов людьми в различные эпохи пред­полагается, что вдоль кромки североатлантического пака, существовавшего в эпоху последнего ледникового максимума, могли обитать стада исполинской гагарки (вымершая крупная нелетающая птица, своего рода арктический «пинг­вин») и какие-то тюлени. Однако если тюлени могли бы поддерживать свое существование за счет популяции гагарки (а люди могли поедать и тюленей, и гагарку), то чем питалась последняя? В относительно мелководных условиях, вдоль континентальных или островных побережий, кормовая база нашлась бы и для нее. А на просторах Северной Атлантики в районах километровых глу­бин? Крайне сомнительно.

Никакие арктические (и антарктические) аналогии для реконструкции усло­вий трансатлантической миграции не подходят, поскольку и арктические, и ан­тарктические экосистемы — шельфовые (NASA SeaWiFS project 1986), с высо­кой биопродуктивностью, что и позволяет существовать в них трофическим цепочкам вплоть до уровня человека, ведущего традиционное хозяйство, ори­ентированное на протяжении нескольких последних тысячелетий на промысел морских млекопитающих (в Арктике) или в форме интенсивной эксплуатации более разнообразных ресурсов (моллюсков, рыбы, водорослей и пр.), аква­культуры (неарктические области).

Все эти соображения приводят меня к мысли о малой вероятности транс­атлантического пути солютрейцев в Новый Свет. Я склоняюсь к мысли о том, что заселение обеих Америк состоялось все-таки из Сибири и имело место примерно 40-30 тыс. л. н. Этим же временем часто датируют первоначальную миграцию по генетическим данным (Schurr 2004). В то же время, нельзя не признать, что идеи, высказанные Деннисом Стэнфордом и Брюсом Брэдли, оказали положительное воздействие на общее состояние вопроса. Намети­лись определенные сдвиги в понимании процессов заселения Американского суперконтинента. Пошатнулась тотальная монополия концепции «кловис пер­вый». Солютрейская проблематика, как пишет А. В. Табарев, в последнее де­сятилетие стала заметно более популярной, также как технологические и палеоприродные исследования. Повысился интерес к датированию различных объектов, в том числе к передатированию ранее известных, а в ходе дискуссии были высказаны новые точки зрения и подходы. В перспективе, как следует из слов А. В. Табарева, нас ожидает некий новый вариант подхода к проблеме, который он готов предложить в качестве альтернативы трансатлантическому пути из Европы в Америку.

Литература

Васильев С. А. 2004. Древнейшие культуры Северной Америки. СПб.: Петербургское востоковедение.

Васильев С. А., Березкин Ю. Е., Козинцев А. Г. 2009. Сибирь и первые американцы. СПб.: ИИМК РАН.

Деревянко А. П., Молодин В. И., Зенин В. Н., Лещинский С. В., Мащенко Е. Н. 2003. Позд­непалеолитическое местонахождение Шестаково. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН.

Деревянко А. П., Шуньков М. В., Агаджанян А. К., Барышников Г. Ф., Малаева Е. М., Ульянов В. А., Кулик Н. А., Постнов А. В., Анойкин А. А. 2003. Природная среда и че­ловек в палеолите Горного Алтая. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН.

Диков Н. Н. 1979. Древние культуры Северо-Восточной Азии (Азия на стыке с Америкой в древности). М.: Наука.

Диков Н. Н. 1993. Азия на стыке с Америкой в древности. СПб.: Наука.

Крупник И. И. 1989. Арктическая этноэкология. М.: Наука.

Мочанов Ю. А. 1977. Древнейшие этапы заселения человеком Северо-Восточной Азии. Новосибирск: Наука.

Окладников А. П. 1973. Центральная Азия и проблема заселения американского конти­нента человеком // Берингийская суша и ее значение для развития голарктических флор и фаун в кайнозое. Хабаровск.

Питулько В. В. 2000. Об онкилонах, людях-грибах и флуктуациях эскимосского ареа­ла // Интеграция археологических и этнографических исследований. Владивосток; Омск. 134-137.

Питулько В. В. 2010. Расселение и адаптации древнего человека на Северо-Восто­ке Азии в позднем неоплейстоцене // А. П. Деревянко, А. Б. Куделин, В. А. Тишков (ред.). Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям. М.: РОССПЭН. 38-46.

Шумкин В. Я. 1988. К вопросу о формировании хозяйственно-культурных типов у древ­него населения Кольского п-ва // КСИА 193. 9-14.

Bailey G., Flemming N. C. 2008. Archaeology of the continental shelf: Marine resources, sub­merged landscapes and underwater archaeology // QSR 27. 2153-2165.

Banks W. E, Zilhao J., d’Errico F., Kageyama M., Sima A., Ronchitelli A. 2009. Investigating links between ecology and bifacial tool types in Western Europe during the Last Glacial Maximum // JAS 36. 2853-2867.

Bradley B., Stanford D. 2004. The North Atlantic Ice-Edge Corridor: a Possible Paleolithic Route to the New World // WA 36. 459-478.

Bradley B., Stanford D. 2006. The Solutrean-Clovis Connection: Reply to Staraus, Meltzer and Goebel // WA 38. 704-714.

Brantingham J. P., Kerry K. W., Krivoshapkin A. I., Kuzmin Y. V. 2004. Time-Space dynam­ics in the Early Upper Paleolithic of Northeast Asia // D. B. Madsen ^d.). Entering Ame- ricaortheast Asia and America before the Last Glacial Maximum. Utah University Press. 255-284.

Burns J. A. 2010. Mammalian faunal dynamics in Late Pleistocene Alberta, Canada // QI 217. 37-42.

Cinq-Mars J., Morlan R. E. 1999. Bluefish Caves and Old Crow Basin: A New Rapport // Bon- nichsen R., Turnmire K. L. (eds). Ice Age people of North America: Environments, Origins, and Adaptations. Oregon State University Press. 200-212.

Dillehay T. 1989. Monte Verde. A Late Pleistocene Settlement in Chile. Volume 2: The Archaeo­logical Context and Interpretation. Washington and London: Smithsonian Inst. Press.

Dixon E. J. 1999. Bones, Boats and Bison: Archaeology of the First Colonization of Western North America. University of New Mexico Press.

Fladmark K. R. 1979. Routes: Alternate Migration Corridors for Early Man in North America // AA 44. 55-69.

Goebel T., Waters M. R., O’Rourke D. H. 2008. The Late Pleistocene Dispersal of Modern Humans in the Americas // Science 319. 1497-1502.

Haynes G. 2002. The Early Settlement of North America. The Clovis Era. Cambridge University Press.

Hoffecker J. F., Elias S. A. 2003. Environment and Archaeology in Beringia // EA 12. 34-49.

Hoffecker J. F., Powers W. R., Goebel T. 1993. The Colonization of Beringia and the Peopling of the New World // Science 259. 46-53.

Malmstrom H., Gilbert T. P., Brandstrom M., Stora J., Molnar P., Andresen P. K., Bendixen C., Holmlund G., Gotherstrom A., Willerslev E. 2009. Ancient DNA Reveals Lack of Conti­nuity between Neolithic Hunter-Gatherers and Contemporary Scandinavians // CB 19. 1758-1762.

McGhee R. 1984. Thule Prehistory of Canada // Handbook of North American Indians. Vol. 5. Arctic. Washington, D. C. Smithsonian Inst.

Morlan R. E. 2003. Current perspectives on the Pleistocene archaeology of eastern Berin­gia // QR 60. 123-132.

NASA’s global ocean color monitoring mission SeaWiFS project. 1986. http://seawifs.gsfc.nasa.gov /SEAWIFS/IMAGES/CZCSDATA/global_full.html

Rasmussen M., Li Y., Lindgreen S., Pedersen J. S., Albrechtsen A., Moltke I., Metspalu M., Metspalu E., Kivisild T., Gupta R., Bertalan M., Nielsen K., Gilbert M. T. P., Wang Y., Ragha- van M., Campos P. F., Kamp H. M., Wilson A. S., Gledhill A., Tridico S., Bunce M., Loren- zen E. D., Binladen J., Guo X., Zhao J., ZhangX., Zhang H., LiZ., Chen M., Orlando L., Kris­tiansen K., Bak M., Tommerup N., Bendixen C., Pierre T. L., Gronnow B., Meldgaard M., Andreasen C., Fedorova S. A., Osipova L. P., Higham T. F. G., Ramsey C. B., Hansen T. vO., Nielsen F. C., Crawford M. H., Brunak S., Sicheritz-Ponte T., Villems R., Nielsen R., Krogh A., Wang J., Willerslev E. 2010. Ancient human genome sequence of an extinct Pa- laeo-Eskimo // Nature 463. 757-762.

Pitulko V. V., Nikolsky P. A., Girya E. Y., Basilyan A. E., Tumskoy V. E., Kulakov S. A., Asta­khov S. N., Pavlova E. Y., AnisimovM. A. 2004. Yana RHS Site: Humans in the Arctic before the Last Glaciation // Science 303. 52-56.

Plumet P. 2004. Des mythes á la Préhistoire. Peuples du Grand Nord I. Paris: Editions Er- rance.

Postma H., Zijstra J. J. (eds). 1988. Ecosystems of the world 27, continental shelves. Part 2. Amsterdam: Elsevier.

Santos G. M., Bird M. I., Parentic F., Field L. K., Guidon N., Hausladen P. A. 2003. A revised chronology of the lowest occupation layer of Pedra Furada Rock Shelter, Piau, Brazil: the Pleistocene peopling of the Americas // QSR 22. 2303-2310.

Schurr T. G. 2004. Molecular Genetic Diversity in Siberians and native Americans Suggests an Early Colonization of the New World // D. B. Madsen ^d.). Entering Americaortheast Asia and America before the Last Glacial Maximum. Utah University Press. 187-238.

Turner C. G. II. 2003. Three Ounces of Sea Shells and One Fish Bone Do Not a Coastal Migra­tion Make // AA 68. 391 -395.

Wilson M. C., Burns J. A. 1999. Searching for the Earliest Canadians: Wide Corridors, Nar­row Doorways, Small Windows // Bonnichsen R., Turnmire K. L. (eds). Ice Age people of North America: Environments, Origins, and Adaptations. Oregon State University Press. 213-248.

Wyatt S. 2004. Ancient Transpacific Voyaging to the New World via Pleistocene South Pacific Islands // Geoarchaeology 19. 511-529.