Крепость на берегу Ориноко
Организуя наши политические институты, мы должны учитывать наши традиции, наши обычаи, наши условия. Вот чем мы должны руководствоваться, а не копировать Вашингтон.
Симон Боливар
В сообщениях Морильо королевскому правительству в Мадрид все настойчивее звучала мысль, что победить патриотов военными средствами не представляется возможным. В одном из своих донесений Морильо писал: «Самые блестящие военные таланты, самый богатый опыт часто пасуют перед хитростью врага. Противник черпает ресурсы в своем собственном варварстве, от поражения спасают его местность, по которой только он один в состоянии передвигаться, и здешние обычаи, достойные диких зверей. Казалось, что наши многочисленные победы давно должны были решить судьбу войны в нашу пользу, но после каждой из них снова начиналось кровопролитие».
Льянеро, которых участники экспедиции Морильо вначале осыпали презрительными насмешками, теперь вызывали у испанцев уважение и страх. «Переходы через реки, потоки и болота, – сообщал Морильо в Мадрид, – столь утомительные для наших солдат, для льянеро – забава. Они бросаются на лошадях с берега в воду, держа на голове седло, а в зубах копье, и в течение 15 минут две или три тысячи всадников переходят реку как бы по мосту, без риска утонуть и потерять оружие или обмундирование. Наши войска не способны поспевать за ними». Льянеро зажигали степную траву перед испанскими войсками, заманивали их в болота.
В лагере Морильо ширилось дезертирство, против которого принимались строгие меры. Город, где совершал побег солдат, был обязан поставить другого на его место, а также обеспечить оружием и обмундированием. Солдата, задержавшего дезертира, освобождали от военной службы.
Патриоты были непобедимы при обороне, но их наступления часто кончались поражениями. Мариньо и его друзья во всем винили Боливара. Освободитель, утверждали они, приносит несчастье: там, где участвует он, победу одерживает противник. Разве Вторая республика, которой он руководил, не погибла под ударами Монтеверде и Бовеса, а его высадки в Карупано и Окумаре не закончились плачевно, разве не провалились все его походы на Каракас?
Боливар не был богом, он не обладал сверхъестественной силой. Совершенные им в этих кампаниях ошибки играли второстепенную роль. Основными причинами неудач были: отсутствие в лагере сторонников независимости единства; неумение поднять на борьбу широкие массы народа, которые лишь из‑за жестокостей испанцев и после освобождения рабов Боливаром и других его реформ стали присоединяться к патриотам; более высокая военная организация испанской армии с ее опытным офицерским составом и большими материальными ресурсами; неспособность партизан планировать крупные операции и проводить их.
Мариньо, претендовавший на руководство освободительным движением, в политике не разбирался. Типичный провинциальный каудильо, он был готов воевать с испанцами только в восточных районах Венесуэлы. Сам Мариньо тоже неоднократно терпел поражения от испанцев. Паэс был, несомненно, талантливым партизанским вожаком, но за пределы льяносов ни он, ни его армия выходить не собирались. Неграмотный, как и его бойцы, этот сын венесуэльских степей мог выиграть отдельное сражение, но не войну. Другие генералы были с такими же, если не большими, недостатками, чем Мариньо и Паэс.
Результаты кампании 1818 года вновь показали, что без достижения единства всех вооруженных сил патриотов нечего и думать нанести решительное поражение Морильо. Но как достичь этого единства?
Надо укрепить авторитет президента и верховного командующего, превратить Ангостуру в большую мастерскую оружия и военных припасов. Необходимо созвать конгресс, который своими решениями узаконил бы деятельность главнокомандующего, создал бы правовые основы нового государства. И наконец, следует призвать на помощь иностранных волонтеров, генералов и офицеров, опытных солдат – всех тех, кто пожелает сражаться за свободу. Они помогут патриотам, они их научат, как одержать победу над Морильо, над всеми морильо, под сапогом которых стонут колонии в Америке. Такова была грандиозная программа, с которой возвратился в Ангостуру Боливар в конце 1818 года и за выполнение которой он принялся с присущими ему энергией и оптимизмом.
Поблизости от Ангостуры расположен остров Тринидад – главный торговый центр англичан в Южной Америке. Его часто навещали английские торговые корабли. Спрос на колониальные продукты в Европе возрос после падения Наполеона, цены на них значительно повысились, в то время как приток этих товаров в европейские страны почти прекратился ввиду военных действий в Южной Америке. Английские купцы готовы были хорошо платить за венесуэльские табак, какао, кофе, кожи и мулов. Боливар без труда наладил их доставку из провинций в Ангостуру, где обменивал у англичан на пушки, ружья и порох. Теперь Мариньо и Паэс знали, что оружие они могут получить у Боливара, но взамен должны подчиниться воле главнокомандующего.
Ангостура – большое селение, каких много в Южной Америке, раскинувшееся на левом берегу Ориноко. Река в этом месте «всего лишь» две мили ширины. В Ангостуре около шести тысяч жителей. Дома почти все деревянные, одноэтажные, похожие друг на друга. На главной площади кафедральный собор, здания муниципалитета и суда, армейские бараки.
Здесь 15 февраля 1819 года в десять часов утра в помещении муниципалитета открылся второй конгресс независимой Венесуэлы.
Выборы депутатов проходили в довольно сложной обстановке. За годы вооруженной борьбы были уничтожены почти все метрические записи. Депутаты выбирались по церковным приходам и в армии, от каждой провинции по пять человек.
Боливар надеялся, что на конгресс прибудут тридцать пять депутатов, однако приехали только двадцать шесть. Среди них были видные руководители освободительного движения: Мариньо, Урданета, Томас Монтилья, Россио…
Боливар, открывая конгресс, произнес перед депутатами большую речь:
– Я принадлежу к тем, к кому благоволит провидение, ибо объединил представителей народа в этом парламенте и возвращаю ему верховную власть, которой был наделен. Только крайняя необходимость заставила меня возложить на себя тяжелые и опасные обязанности диктатора. Теперь вновь я могу дышать свободно. Период, во время которого я руководил судьбами Венесуэлы, был полон не только политическими штормами и кровавыми сражениями. Он ознаменовался господством хаоса, дьявольским потоком захлестнувшего Венесуэлу. Что мог сделать человек, в частности такой, как я, для того чтобы остановить этот шквал? Я не мог творить ни добро, ни зло. Более могущественные силы направляли ход событий. Приписать эту заслугу мне – значит придавать мне значение, которого я не заслуживаю.
Боливар предупредил депутатов об опасностях неограниченной власти, сконцентрированной в руках одного человека.
– Диктатор, – говорил он, – привыкает к власти, а народ привыкает к повиновению. Узурпация и тирания – вот результат диктатуры.
Тем не менее республике необходима сильная централизованная власть, чтобы не только организовать окончательный разгром Морильо, но и после освобождения страны от испанских колонизаторов повести ее по пути благоденствия и прогресса. Задача гигантская, учитывая трудности, стоящие на ее пути.
– Да будет мне позволено обратить внимание конгресса, – продолжал Боливар, – на одно обстоятельство, которое может иметь решающее значение. Мы должны помнить, что наш народ нельзя сравнивать с европейцами или североамериканцами. Наше население скорее смесь африканцев и американцев, чем выходцев из Европы, ибо даже сами испанцы по своему характеру, инстинктам и африканской крови, текущей в их жилах, вряд ли могут считаться европейцами. Невозможно с точностью определить, к какой человеческой семье мы принадлежим. Большинство индейского населения было перебито, европеец смешался с американцем и африканцем, а последний с индейцем и европейцем… Всем мы должны обеспечить политическое равенство, которое было только мечтой в Афинах, в революционной Франции и в Североамериканской республике.
Новый строй, утверждал Боливар, будет республиканским – он должен опираться на народный суверенитет; следует отделить законодательную власть от исполнительной, обеспечить гражданские свободы, запретить рабство, отменить сословные привилегии. Организуя наши политические институты, необходимо учитывать наши традиции, наши обычаи, наши условия. Вот чем мы должны руководствоваться, а не копировать порядки, господствующие в Соединенных Штатах.
Боливар предложил наделить президента неограниченными полномочиями, установить пожизненный сенат и создать наряду с властью исполнительной и законодательной так называемую «моральную власть» (нечто вроде контрольной палаты), которая наблюдала бы за воспитанием молодого поколения, боролась с разложением нравов, эгоизмом и безответственностью несознательных граждан.
Освободитель просил конгресс утвердить его декреты об отмене рабства и о наделе льянеро землей. Он говорил:
– Цепи рабства разбиты, и Венесуэла увидела себя окруженной новыми счастливыми сыновьями… Да, бывшие рабы уже свободны; те, кто раньше был врагом своей матери‑родины, стали ее защитниками. Излишне говорить о справедливости, необходимости и благотворности этой меры, если вы знаете историю илотов[1], Спартака и Гаити, если вы знаете, что нельзя быть свободным и рабом в одно и то же время, не нарушая естественных, политических и гражданских законов. Ваше суверенное право изменить или отменить любое из моих постановлений и декретов, но я молю вас подтвердить объявленную мной абсолютную свободу рабам, как если бы молил о своей собственной жизни или о жизни республики.
Высказываясь в пользу расового и национального равенства и требуя отмены рабства, Боливар выступал с более передовых позиций, чем самые прогрессивные тогдашние деятели США, в том числе Вашингтон и Джефферсон – защитники работорговли и рабовладения.
Призвав к объединению Новой Гранады и Венесуэлы в единое государство – Колумбию, Боливар так закончил свою речь:
– Нам не следует требовать невозможного. Если мы слишком высоко поднимемся в царство свободы, мы вновь попадем во власть тирании. Единство, единство, единство! – вот каким всегда должен быть наш девиз. Депутаты, я слагаю с себя обязанности президента, я закончил мою деятельность, теперь вы приступайте к своей.
На следующий день конгресс единогласно избрал Боливара президентом республики Венесуэлы и одобрил его предыдущую деятельность, в том числе декрет об освобождении рабов. Была принята унитарная система правления. Президентский срок устанавливался в четыре года. Вице‑президентом был избран новогранадец Франсиско Антонио Сеа. Конгресс принял закон о суде и присяжных. Однако депутаты высказались против учреждения наследственного сената и «моральной власти». Наследственный сенат означал в их глазах создание новой аристократии, а «моральная власть» якобы слишком походила на инквизицию. Тем не менее решения конгресса удовлетворили Боливара. Теперь он не самозваный диктатор, а законный президент государства, глава правительства Венесуэлы. После февраля 1819 года Боливар мог уже не считаться с капризами своих соперников. «Конгресс в Ангостуре похоронил всех моих противников», – говорил Боливар.
Успешно было проведено и другое важное мероприятие, задуманное Боливаром, – мобилизация европейских добровольцев для борьбы с испанцами. Основной базой для набора добровольцев стала Англия, где действовал энергичный и предприимчивый агент Венесуэлы Лопес Мендес, которого Боливар оставил в Лондоне в 1811 году.
В Англии остро чувствовался экономический кризис – результат многолетней войны с Францией. Толпы безработных бродили по городам и селам. Правительство сократило армию на 30 тысяч человек. Боливар предложил волонтерам следующие условия: 20 долларов при подписании контракта, рацион и жалованье английской армии, а после окончания войны премия в 500 долларов. По прибытии в Южную Америку волонтерам обещали оплатить стоимость дорожных расходов. Эти условия соблазнили многих оказавшихся не у дел английских военных. Лопес Мендес без труда завербовал нескольких бывших полковников, которые начали набирать волонтеров, заботясь, правда, в первую очередь о том, чтобы снабдить себя и своих подчиненных пышными мундирами, могущими соперничать по своему великолепию с мундирами королевской гвардии.
Намеревался приехать в Венесуэлу великий поэт Байрон, впоследствии отдавший свою жизнь в борьбе за независимость Греции.
На зов Боливара откликнулись не только англичане. Среди добровольцев находились представители почти всех национальностей Европы: ирландцы, немцы, шведы, итальянцы, поляки (в их числе племянник генерала Костюшко – борца за независимость Польши, участника войны Соединенных Штатов против англичан), французы (среди них сын соратника Наполеона Иоахима Мюрата и сын Жозефа Бонапарта, незадачливого короля Испании).
Были и русские: Иван Миллер, полковник Иван Минута, участники многих сражений.
В 70‑е годы нашего века в Советском Союзе были обнаружены документы, проливающие свет на деятельность еще одного уроженца России – волонтера, служившего в войсках Симона Боливара инженера Михаила Роля‑Скибицкого. Этот славный солдат свободы родился в 1793 году в селении Корчевка Староконстантиновского уезда Волынской губернии в небогатой помещичьей семье. Скибицкий в течение восьми месяцев пробирался через Швецию и Англию в Венесуэлу, куда прибыл в 1824 году. За участие в битве при Аякучо наш волонтер был удостоен награды «Бусто де Либертадор». Скибицкий дослужился в освободительных войсках до чина подполковника. В 1835 году он вернулся в Россию, где подвергался за свое участие в освободительной борьбе народов Латинской Америки гонениям. Сохранилось письмо от 21 января 1836 года А. X. Бенкендорфа военному губернатору Киева А. Д. Гурьеву, в котором шеф жандармов сообщал, что «Его Величество высочайше повелевать изволили возвратившегося из‑за границы в Киевскую губернию помещика Михаила Скибицкого допросить, точно ли он служил в колумбийских республиканских войсках и в таком случае выслать его в Вятку».
Генерал Инглиш, один из сподвижников Веллингтона, организовал отряд в 1200 англичан; полковник Элсон собрал 500 человек; полковник Услар привез из Брюсселя 300 немцев; генерал д'Эверо организовал ирландский легион, в котором участвовал сын известного борца за свободу Ирландии О'Коннеля.
Первое знакомство с венесуэльской действительностью на многих волонтеров произвело гнетущее впечатление. Они мечтали о молочных реках с кисельными берегами, о золоте и жемчуге, которые надеялись найти в изобилии на улицах Ангостуры. Вместо этого нашли городишко о захудалыми постройками, окруженный непроходимыми тропическими лесами. Здесь малярия, оспа и желтая лихорадка щадили только индейцев и негров. Еды не хватало, и она была неудобоварима для европейских желудков: кукуруза, бананы и мясо без хлеба и соли.
Вскоре великолепные мундиры волонтеров превратились в лохмотья, обувь порвалась в клочья. Офицеры ходили босиком или в индейских сандалиях – альпаргатас. Капитан Томпсон, которому удалось каким‑то чудом сохранить пару сапог, в конце концов почувствовал угрызения совести и бросил их в Ориноко. Полковник Рук пришел на обед к Боливару в сюртуке без рубашки и воротничка. Боливар приказал своему слуге дать ему одну из своих рубашек, но у него самого оказалось всего лишь две: одна на нем, а другая в стирке.
Голодные англичане, которым не платили жалованья, продавали льянеро свои мундиры и даже оружие. Пасо охотно скупал все это. Его охрана быстро нарядилась в яркие английские униформы, а генерал Манрике накупил столько мундиров, что каждый вечер надевал новый. Многие из волонтеров беспробудно пьянствовали. Некоторые требовали для себя особых привилегий, другие просто перебегали к врагу.
В районе Рио‑Ача, расположенном на севере Венесуэлы, высадился Монтилья с группой ирландцев. Он надеялся освободить Санта‑Марту и Маракайбо. Но не успели ирландцы ступить на американскую землю, как потребовали увеличить им жалованье или отправить их на Ямайку. Не имея возможности справиться с бунтовщиками, Монтилья принял решение покинуть Рио‑Ача. Тем временем ирландцы перепились, подожгли город, захватили корабль и ушли на Ямайку.
Боливар писал Монтилье: «Все то, что вы мне говорили об ирландском легионе, меня отнюдь не удивляет. От наемников, которым не платят, можно всего ожидать. Они как куртизанки: не отдают себя до тех пор, пока не получат денег».
Полковник Хиппсли, которого прикрепили в качестве военного советника к Паэсу, потребовал присвоить ему звание генерала. Когда ему отказали, он возвратился в Англию, где стал поносить Боливара. А прикомандированный к тому же Паэсу полковник Вильсон поступил еще хуже. Он стал подбивать Паэса взбунтоваться против Освободителя. Паэс сообщил об этом Боливару. Вильсона арестовали, но ему удалось бежать. Потом выяснилось, что Вильсон был заслан в ряды патриотов испанцами.
Со временем авантюристы, грабители и пьяницы отсеялись, слабые отпали сами собой, и остались те из волонтеров, кто действительно хотел честно служить интересам республики. Многие стали ближайшими помощниками Боливара и отдали свою жизнь за свободу. Полковник Рук погиб во время перехода Анд. Фергусон – адъютант Боливара – был убит заговорщиками. Секретарями Боливара служили ирландец О'Лири и француз Перу де ла Круа.
Наравне с английскими, немецкими и ирландскими частями Боливар создавал смешанные отряды, в которых европейские солдаты обучили военному искусству местных патриотов, а те учили своих наставников преодолевать трудности жизни в тропиках. Военный опыт, которым обладали многие добровольцы, их выдержка и решительность значительно увеличили боеспособность армии патриотов. Всего за время войны за независимость к Боливару в Венесуэлу прибыло около пяти тысяч волонтеров. Большинство из них пало в боях или умерло от тропических болезней, от истощения и ран.
Боливар впоследствии говорил, что подлинным освободителем Южной Америки был не он, а Лопес Мендес – представитель патриотов в Лондоне, обеспечивший вербовку волонтеров…