КУРС НА СТОЛКНОВЕНИЕ

 Несмотря на свой официальный статус наблюдателя, Крук вскоре дал понять, что именно он в действительности руководит Бигхорнской экспедицией, а полковник Рейнольдс является командующим лишь номинально. Сам Крук объяснял это тем, что ему сообщили, что проведение индейской кампании в северных степях невозможно в течение зимы и начала весны, и он “сопровождает” войска, чтобы лично убедиться, так ли это на деле. Крук намекнул, что есть и другие причины, но не уточнил, какие именно.

Быть может, причиной являлся возраст Рейнольдса. Ему было пятьдесят четыре, и, несмотря на хороший послужной список времен Гражданской войны, некоторые из более молодых офицеров полагали, что ему окажутся не по плечу тяготы и лишения индейской кампании. Более вероятно, однако, что Крук попросту не доверял Рейнольдсу. Несколькими годами раньше, когда Рейнольдс возглавлял Департамент Техас, МакКензи обвинил его в коррупции. Это обвинение было связано с некоторыми сомнительными финансовыми сделками, затронувшими Форт МакКавет – форт в западном Техасе, которым МакКензи тогда командовал. Ныне, в 1876 году, имя Рейнольдса вновь всплыло на поверхность в связи с выявившимися взятками в ведомстве Военного министра Белкнапа.

Сама экспедиция была примечательна множеством порожденных ею свидетельств из первых рук в виде газетных статей, писем и дневников. В самом деле, Великая война Сиу стала одним из наиболее подтвержденных документами конфликтов девятнадцатого века. Официально, пресса в экспедиции Крука была представлена Робертом Стрэйхорном, корреспондентом денверской “Rocky Mountain News”, который писал также для  “Chicago Tribune”, омахской “Republican”, шайенской  “Sun” и  “New York Times”. Стрэйхорну, писавшему под псевдонимом “Альтер Эго”, было всего двадцать четыре года, но уже десять лет, как он работал в газетах. Журналист быстро заслужил уважение со стороны офицеров и солдат, участвующих в этой кампании. 

Хотя Стрэйхорн был единственным профессиональным журналистом в экспедиции, он не являлся единственным корреспондентом, писавшим в  “Chicago Tribune”. Капитан Эндрю Бэрт - пехотинец, присоединившийся к колонне в Форте Ларами – также писал для этой газеты, впрочем, как и для цинциннатской   “Commercial”. На деле, и офицеры, и нижние чины из обеих команд, Крука и Терри, пополняли свое армейское жалование, посылая отчеты в газеты. Если бы индейцы подписались на эти издания, исход войны мог бы быть иным. Секретность не существовала в 1876 году, и практически каждый аспект военных кампаний публиковался с величайшими – и часто очень точными – подробностями.

Дневники Великой войны Сиу велись людьми с разным уровнем образования, от практически безграмотных до завершенных стилистов. Некоторые дневники представляли собой чуть больше, нежели простые наблюдения за погодой и описание маршрута. Однако во многих ощущалось понимание важность исторического значения этой кампании, и содержались проницательные описания местности, событий и личностей, с тонким взглядом вглубь людской психологии.

Самым примечательным из всех, был дневник, написанный лейтенантом Бурком за пятнадцать лет, проведенных им подле Крука. Родившийся в Филадельфии в 1846 году, Бурк в шестнадцать лет убежал из дома, чтобы вступить в армию Союза. После войны он поступил в Вест-Пойнт и закончил его в 1869 году. Направленный в Аризону, Бурк в 1872 году присоединился к штабу Крука. Положение Бурка, как адъютанта генерала, предоставило ему возможность изнутри взглянуть на стержневой момент национальной истории, и его дневник полон детальных записок, газетных вырезок, фотографий, карт и набросков. Помимо всего, Бурк интересовался антропологией и вел подробные записи, касающиеся  образа жизни индейцев, с которыми ему довелось воевать. Его опубликованные открытия принесли ему признание не только как солдата, но и как ученого. Подтверждением скрупулезности и великих способностей Бурка – автора, наблюдателя, аналитика – является тот факт, что и ныне, более столетия спустя несколько его книг по военным вопросам и индейской культуре все еще издаются.

По мере того, как эта экспедиция солдат-писателей продвигалась на север, следуя по старой правительственной дороге через восточный Вайоминг, индейцы внимательно следили за ее движением, передавая сигналы при помощи зеркал от вершины к вершине.  Заметив эти блики, солдаты решили, что за ними наблюдают Лакоты, хотя это вполне могли быть и Шайены. Как и Лакоты, многие группы Шайенов отказались жить в резервациях, предпочтя им волю  неуступленных индейских земель. Так как Шайены до сей поры позволяли белым перемещаться по своей территории от поселения к поселению, они думали, что армия оставит их в покое.  Пока эти белые путники никоим образом не докучали индейцам, те вполне охотно позволяли им странствовать по индейскому краю. До последнего времени никто не беспокоил Шайенов, и они не считали, что находятся в состоянии войны с кем-либо.

В течение зимы 1875-76 годов Шайены и Оглалы разбивали лагеря неподалеку друг от друга  и держались бок о бок по мере перекочевок с места на место. Когда Крук выступил в поле, оба племени пребывали на западном берегу реки Танг в юго-восточной Монтане. Среди Шайенов находился восемнадцатилетний воин по имени Деревянная Нога, воспоминания которого впоследствии стали одним из нескольких Шайенских свидетельств, подробно описывающих раннюю фазу этой войны.  Высокий и тонкий, Деревянная Нога был известен среди соплеменников своей выносливостью и получил свое имя, потому что  мог долго идти, совсем не уставая, словно его ноги были сделаны из дерева. Он опробовал себя в сражении за год до  этого, выделившись в стычке с конокрадами из племени Кроу.

Сейчас, однако, его мысли были далеки от походов и битв. Деревянной Ноге более всего хотелось спокойной и приятной жизни в зимнем лагере. Кофе, сахар и табак являлись редкостью, но иногда их можно было раздобыть у пришедших из агентств Шайенов или кочующих Лакотов. Впрочем, этот дефицит был лишь малой платой за свободу вне резерваций, в краю реки Танг.

Спокойствие в лагере было нарушено в конце февраля. Тогда в лагерь прибыл со своей семьей Последний Бык – руководитель военного общества Лис – и сообщил, что армия направляется воевать со всеми Сиу и Шайенами, находящимися за границами резервации. Однако, Последний Бык не знал, из каких фортов придут эти солдаты, и кто будет их вождями.

Большинство Шайенов решили, что Последний Бык просто-напросто введен в заблуждение необоснованными слухами. Но его сообщение подтвердилось  несколько дней спустя, когда Шайены отделились от Оглалов и двинулись на восток к реке Паудер. Пятнистый Волк, Магический Волк и Близнец – три уважаемых вождя – прибыли в новый лагерь и посоветовали всем отправляться на юг, в резервацию. После двухдневного совета вожди лагеря решили остаться на месте. Если солдаты придут, индейцы украдут у них всех лошадей, и они не смогут воевать, решили вожди. Лагерь, который теперь состоял из сорока палаток (примерно 320 жителей), был приведен в состояние полной боевой готовности. Всем охотничьим отрядам было велено следить, не обнаружатся ли где солдаты или их следы. Женщины и старики были готовы в любой момент спастись бегством, если лагерь будет атакован.

В Вайоминге Крук продолжал идти на север. Впереди шли десять рот кавалерии, сопровождаемые двумя ротами пехоты, санитарными колясками, фургонами и караванами – всего почти 900 человек. Стадо из шестидесяти или семидесяти голов крупного рогатого скота замыкало тыл, ожидая своей участи по мере нужды быть пущенным под нож, чтобы обеспечить людей свежим мясом. Однако в надлежащий момент колонне придется избавиться от всего, за исключением лошадей и вьючных караванов.

Хотя в ночь перед выступлением из Форта Феттерман бушевал буран, небо было чисто, как никогда. Температура колебалась у  тридцатиградусной отметки. Однако даже в этих условиях солдаты понимали, что внезапная снежная буря может привести к падению температуры на сорок градусов ниже ноля. Поэтому были сделаны соответствующие приготовления.

Пехоте опасность замерзнуть грозила меньше, чем   кавалерии, поскольку постоянное движение с раскачивающимися в такт руками поддерживало циркуляцию крови в конечностях. Кавалеристы же, сидящие практически неподвижно в своих седлах, подвергались реальному риску. Для защиты от холода они напялили на себя слой за слоем  одежды из шерсти,  замши и меха, так что их с трудом можно было опознать как воинскую часть, поскольку ничего из обычного военного обмундирования на них не было видно.

Основной проблемой стал фураж для лошадей и мулов. Пока снег не покрыл долины и поймы рек  северного Вайоминга, там было в достатке сочной травы, которая уменьшала потребность в кормовом зерне. Но снег  укрыл траву и спрессовал в лед, так что лошади не имели возможности пастись. На холмах холодные ветра иссушили траву, а прерийные пожары выжгли ее. Восемьдесят фургонов, сопровождавших войска на первом этапе марша, все были нагружены зерном, как и свободные от медикаментов и прочего груза  санитарные коляски. Зерно являлось также основным грузом вьючных мулов. Там, где можно было найти траву, зерно не выдавалось. А когда его запасы стали истощаться, лошади начали получать лишь три четверти своего обычного рациона.

Вначале переходы были коротки, чтобы приучить людей и животных к темпу движения. На второй день перед глазами предстали Черные Холмы - в семидесяти милях к северо-востоку, но ясно видимые в чистой атмосфере. Той ночью колонна остановилась на ночлег у южной развилки реки Шайен. Там было в изобилии травы для лошадей и тополей для костров. Солдаты соскребли с близлежащих утесов две жилы битумного угля, экземпляры которого сохранили для коллекции.

Примерно в два часа ночи третьего дня пути лагерь внезапно огласился криками, ружейными выстрелами и боевым кличем индейцев. Солдаты похватали ружья, но атаки не последовало. Индейцы подстрелили одного из пастухов и угнали сорок пять голов скота. Пастух, который не был серьезно ранен, сообщил, что он заметил двух или трех индейцев, подкрадывавшихся к нему через заросли, и поднял тревогу. Индейцы открыли огонь, ранили пастуха  и угнали скот до того, как подоспела помощь.

Так как ночная погоня не имела смысла, взвод кавалерии дождался зари, прежде чем отправиться по следу.  Примерно через шесть миль скауты увидели, что след разделился – нервничающие индейцы, очевидно, бросили угнанное стадо, которое затем, судя по всему, направилось в сторону дома к Форту Феттерман. Решив, что большинство животных доберется до форта и хотя бы накормит тамошних солдат, а не индейцев, преследователи прекратили погоню.

Несмотря на всю свою опасность, старая правительственная дорога поражала  красотой. Немного позже в тот день впереди и чуть слева возникли призрачные пики гор Бигхорн. Корреспондент  Стрэйхорн писал:

Мы могли видеть почти всю эту великолепную цепь, протянувшуюся более чем на сотню миль на северо-западном горизонте. Ее высочайшие пики казались белыми, вьющимися  и неземными настолько, что вполне могли принадлежать к сказочной стране грез – слишком красивыми и грандиозными, чтобы  иметь отношение пусть к прекрасной, но все-таки земле. Наиболее гармоничный контраст с огромными залежами сверкающего снега – залежами пылающего на солнце серебра, как это виделось нам  - являли собой длинные, чуть тронутые пурпуром пьедесталы, на которых покоилась эта красота. Они представляли собой необычайно массивные и суровые  подножия гор, получившие свою богатую окраску от густых сосновых лесов, покрывавших их от основания до вершины.

Этот дикий и живописный край, который станет беспощадно знаком Круку и его солдатам в  грядущие месяцы, был практически неизвестен в марте 1876. За исключением трапперов и скаутов немногие белые отваживались сойти с правительственной дороги, чтобы исследовать его.  Даже реки носили индейские названия:  Танг[1] - вольное сокращение от “Говорящей Реки”, названной так из-за голосов, эхом отражавшихся от ее каменистых берегов; Паудер[2] - из-за тонкодисперсной земли, покрывавшей  берега; ручей Сумасшедшей Женщины, потому что, согласно легенде, на его берегах жила женщина то ли душевнобольная, то ли неразборчивая в половых связях (индейцы обозначают одним словом оба эти понятия).

Забравшись глубже в эту  terra incognita[3], солдаты увидели лошадиный след, оставленный не более суток назад. Все чаще встречающиеся признаки индейцев и потеря стада заставили предпринять особые меры безопасности. Часовых разместили вокруг ночного лагеря и на близлежащих холмах. Местная вода была насыщена щелочью и непригодна для питья, но растопленный снег можно было пить. Топлива для костров не хватало.

 На следующее утро скауты  обнаружили множество следов от палаточных шестов, ведущих к Форту Феттерман или агентству Красного Облака. Эти следы были оставлены двумя главными шестами от типи[4], привязанными по бокам лошади – так называемыми травуа[5] или индейскими волокушами, на которых при кочевке индейцы перевозили свое имущество.  Было очевидно, что, лишь только слова правительственного ультиматума дошли до них, индейцы двинулись вперед в резервации.  Ничего из этого не сообщалось начальству Крука. Шеридан в Чикаго и высшие чины  Военного министерства и Министерства внутренних дел в Вашингтоне продолжали считать, что нет никакой необходимости в дальнейших усилиях по сохранению мира. В обязанности Крука или Рейнольдса не входили сообщения о признаках повиновения индейцев.  Правительство остановилось на войне. Армия получила приказ вести эту войну. Работа генералов и их подчиненных заключалась в том, чтобы перенести войну на всех индейцев, каких они смогут обнаружить вне резервации. 

Встречалось все больше следов травуа, а иногда солдаты видели дымовые сигналы. Одним днем двое молодых воинов показались далеко впереди, неподвижно сидящие на своих лошадях. Они дождались, пока колонна не подошла на  к ним на тысячу ярдов, затем развернулись и скрылись из вида. Солдаты дали им уйти, выполняя приказ Крука, запретившего преследовать маленькие группы индейцев до тех пор, пока экспедиция не углубится в их страну. Крука заботила степень утомленности его лошадей. Кроме того, Крук полагал, что, отказавшись от преследования индейцев,  он тем самым введет противника в заблуждение. Индейцы решат, что солдаты их просто боятся, станут более самоуверенными и ослабят охрану. Таким образом, генерал сможет застать краснокожих врасплох в их собственном лагере.

5 марта погода испортилась. Она преподнесла солдатам тяжелое, серое небо, сильный ветер и снег. Когда войска обустроились на ночлег, примерно в восемь часов пополудни, часовой заметил троих приближавшихся верховых индейцев. Решив, что это очередной набег за скотом, и не имея приказа окликать до того, как начать стрелять, часовой открыл огонь. Индейцы рванули в обратную сторону, и внезапно воздух разорвался ружейной стрельбой. Стреляли воины, укрывшиеся в зарослях по обе стороны лагеря. Костры, все еще горевшие, были тотчас потушены, но индейцы уже успели использовать их, чтобы наметить цели. Не имея возможности различить хоть что-то в окутавшей лагерь тьме, солдаты дожидались вспышки очередного выстрела со стороны зарослей, а потом стреляли в то место. Через тридцать или сорок минут индейцы вышли из боя и исчезли. Единственным раненым оказался капрал с оцарапанной пулей щекой. 

Несмотря на  наделанный им переполох, офицеры были почти довольны этим нападением. Солдаты, многие из которых являлись сырыми новобранцами, теперь побывали в своей первой стычке в этой кампании и больше не смотрели в лицо страха неизвестности. Хорошо натренированные, они действовали инстинктивно, каждый человек находился на своем месте, делая то, что должен был делать. Моральный дух был на высоте.

К полудню следующего дня холод прошел, температура поднялась почти до летнего уровня, и в тяжелых одеждах стало невыносимо душно. Типичным для капризной погоды тех краев было то, что лед на ручье Сумасшедшей Женщины являлся все еще достаточно толстым и прочным для того, чтобы по нему  могли проехать всадники.   Весь день были видны дымовые сигналы, а скауты дважды замечали вспышки зеркал. На расстоянии виднелся большой столб пыли, поднятой, вероятно, крупной группой Лакотов или Шайенов, пытавшихся уйти от солдат.

Через пять дней и почти восемьдесят миль пути от Форта Феттерман отряд достиг руин Форта Рино, который должен был стать базовым лагерем Крука.  Мало что сохранилось от некогда крупного форта, расположенного чуть восточней того места, где ныне стоит Кейси, Вайоминг. Единственным доказательством былого человеческого присутствия была часть пекарской печи, дымоходы торговой лавки и одна или две трубы офицерских квартир. Сразу по прибытии войск в Форт Рино разразилась снежная буря, и солдатам пришлось несколько миль пробиваться сквозь снег вверх по дороге, где было решено стать лагерем. Там впервые с момента выступления из Форта Феттерман удалось набрать хорошей питьевой воды. Кроме того, это место изобиловало сухими тополями для костров. Трава для животных, однако,  отсутствовала.

Той ночью Крук собрал совещание офицеров и скаутов. Фургоны было решено отослать в Форт Рино, а пехота должна была сопровождать их. Отныне все зависело от мулов. Каждому офицеру и солдату было позволено взять лишь ту одежду, которую он мог на себя надеть. Из спальных принадлежностей на  человека выделялось по одной бизоньей накидке или два одеяла.   Вместо раздельных трапез, ротные офицеры теперь должны были питаться со своими людьми, а штабные – с караванщиками. Каждому офицеру дозволялось взять с собой одну оловянную кружку и одну оловянную тарелку. Чтобы было, чем укрыться, каждый солдат должен был нести одну секцию так называемой “щенячьей палатки”[6]. Офицеры могли взять по одному куску парусины каждый, или один верх от палатки на двоих. Каждому выдали по сто патрон, еще по сотне на каждого должны были нести мулы. Пайки на пятнадцать дней состояли из бекона, галет, кофе и сахара. Переходы впредь будут осуществляться по ночам.

С этого момента экспедиция испытывала лишения, которые станут характерны для кампаний Крука до конца войны. Снежная буря продолжалась последующие несколько дней, и все это время Фрэнк Гроард мог видеть лишь на пятьдесят ярдов вперед. Щенячьи палатки – всего лишь два куска парусины, пристегнутые друг к другу –  представляли собой плохую защиту от подобного рода погоды. Солдаты ложились спать на промерзшую землю, завернувшись только в свои шинели или одеяла, и просыпались от режущего лица беспрестанного снега. Замерзший бекон и холодный кофе были их пищей. И все же они пробивались вперед. В шестидесяти милях к северо-западу от Форта Рино экспедиция пересекла ручей Биг-Пайни возле руин Форта Фил-Керни. Усы и бороды солдат покрывал иней, образующийся от выделяемого при дыхании конденсата. Днем 9 марта температура упала до шести градусов ниже ноля.

Как-то ночью отряд молодых Шайенских разведчиков обнаружил колонну  Крука как раз в то время, когда солдаты разбивали лагерь, чтобы возобновить марш. Большинство из этих индейцев никогда не видело сразу столько солдат, и это зрелище встревожило их. Индейцы в темноте разделились и потеряли друг друга, передвигаясь небольшими группками. Одна из этих групп нервничающих Шайенов открыла стрельбу по чему-то  двигающемуся, вызвав тем самым цепную реакцию ружейной пальбы. Позже они узнали, что провели ночь, стреляя друг в друга, в то время как солдаты уже давно ушли.

По возвращении в свой собственный лагерь, находившийся  в шестидесяти милях к северо-востоку  на реке Паудер, разведчиков допросили вожди, желавшие знать, что те видели. Затем вожди и старейшины  собрались на совет. Две Луны, который в возрасте тридцати трех лет был заслуженным воином и видным вождем, убеждал остальных, что им следует искать защиты в Форте Ларами, придерживаясь уединенных речных долин, чтобы добраться туда. “Я хотел избежать встречи с солдатами по пути туда”, - позже объяснял он, сказав, что армия на марше с трудом может отличить друга от врага:   “Они вступят в бой с любым индейцем, на которого наткнутся ”. Совет принял предложение Двух Лун и послал глашатая по лагерю, известить людей, чтобы они приготовились к переходу вниз по реке в направлении Форта Ларами, который находился более чем в двухстах милях южнее.

Разведчики и охотники продолжали наблюдать за солдатами, а лагерь переместился на место, расположенное чуть выше впадения реки Литтл Паудер в реку Паудер, в восточной Монтане недалеко от границы с Вайомингом. Солдаты тем временем предположительно уходили от индейцев на запад, к реке Танг. Шайены расслабились, думая, что солдаты, возможно, даже и не искали их. Мир был сохранен. 

Солдаты пробирались сквозь длинные, холодные ночи к таким же безрадостным  рассветам. К восьми часам утра 11 марта  температура упала до  двадцати двух градусов  ниже ноля[7] – самой нижней отметки термометра, и ртуть собралась в шарик. Двигаясь теперь вдоль реки Танг, колонна  пробивалась на север, в Монтану. Крук писал: “Снег и ветер настолько ослепляющи,  что все уже в нескольких ярдах от нас скрыто из вида”.  Сообщалось о нескольких незначительных случаях обморожения пальцев и ушей.

Генерал предпочел бы дождаться просвета в ненастье, но запасы пищи убывали, а экспедиция так до сих пор и не обнаружила местоположения ни одного враждебного лагеря. Хотя ртуть термометра теперь была сжата в каплю, Крук приказал возобновить марш.

Непогода продолжалась два дня, прежде чем показалось солнце. Воздух был холоден, но дни наступили безветренные и с ясным небом. В семь утра термометр показал минус десять. К 10:30 утра температура поднялась до двадцати четырех градусов выше ноля, а к  трем часам дня достигла тридцати двух.  До сих пор они не видели никаких признаков враждебных индейцев, и, чтобы избежать бессмысленного хождения, Крук оставил солдат в лагере, пока скауты производили разведку лежащей впереди местности. Скауты вернулись в лагерь с шестью оленями, которых отдали на ужин для нижних чинов. Они опять не увидели индейцев, но множество следов  вело на восток к реке Паудер. Это обстоятельство убедило Крука в том, что Сидящий Бык и остальные враждебные вожди стоят лагерем где-то у слияния рек Паудер и Литтл Паудер. 

Генерал возобновил марш, повернув обратно на восток. Солдаты прошли совсем немного, когда полковник Тадеуш Стэнтон со своими скаутами заметили и погнались за двумя молодыми воинами, наскочившими на колонну, увлекшись охотой. Крук немедленно приказал остановиться на привал и приготовить кофе, в надежде на то, что индейцы все еще наблюдают за ним и решат, что он счел необходимым дать своим людям отдых, прежде чем двигаться дальше, вниз по долине Танг к  Йеллоустону.  Если это случится, форсированным ночным переходом можно будет достичь индейского лагеря и застать его врасплох. Крук приказал выдать людям пайки на один день,  и  дневную порцию  зерна лошадям. Мулы останутся позади; их подковы поистерлись, и генерал опасался брать их с собой в тот пересеченный и каменистый край, где он рассчитывал обнаружить селение. Поскольку неохраняемый караван мог навлечь на себя атаку, Крук сам решил остаться с ним вместе с четырьмя ротами кавалерии. Рейнольдс возьмет оставшиеся шесть рот и скаутов и отправится по следу двух молодых охотников. Если след выведет к селению, Рейнольдс атакует, захватит и будет удерживать ее до прибытия Крука  с остальными войсками. В противном случае, обе части перегруппируются и выработают новые планы.

Вскоре после наступления темноты Рейнольдс выступил, взяв курс на столкновение с дружественно настроенными Шайенами.