СОЛДАТЫ УЖЕ ЗДЕСЬ

Фрэнк Гроард вспоминал ночь 16 марта, как самую холодную из тех какие ему довелось пережить на фронтире. Ветер дул, не прекращаясь ни на минуту, шквалы снега били в лица солдат. Колонна пробивалась сквозь  кромешный ад этой ночи – Стэнтон со своими скаутами во главе, вместе с Фрэнком Гроардом, Большой Летучей Мышью и маленькой Летучей Мышью. Путь был изнурителен для лошадей. Земля смерзлась и скользила под ногами, а холмистая местность предыдущего дня сменилась лабиринтом небольших лощин и оврагов, не более трех-четырех футов глубиной.

В половину третьего утра 17 марта Рейнольдс приказал войскам сделать остановку и укрыться в  сухом овраге, пока Гроард и кое-кто из скаутов разыскивают следы индейцев. Чтобы не замерзнуть в процессе ожидания, люди ходили вверх и вниз по склонам оврага. Время от времени какой-нибудь солдат ложился в изнеможении на снег и засыпал, что было прелюдией к смерти от замерзания. Тогда  друзья поднимали его и трясли, чтобы тот вновь начал двигаться. Офицеры ходили вдоль шеренг, поддерживая людей на ногах.

Пока армейские скауты разыскивали индейцев, Шайенские разведчики искали солдат. Те два молодых воина, которых накануне видели солдаты, вернулись в селение и подняли тревогу. Вожди выслали десять молодых воинов на поиски следов войсковой колонны. Той ночью большинство Шайенов спали, уверенные в том, что разведчики предупредят их, если что-то будет неладно.

Тем временем Гроард вернулся и доложил, что, судя по следу, те двое воинов принадлежали к охотничьему отряду, состоявшему из тридцати-сорока человек. Гроард был убежден в том, что Рейнольдс сможет пройти по их следу до самого селения. Почти забрезжил рассвет, когда солдаты снова тронулись в путь. Облака рассеялись, и небо начало проясняться, но становилось все холодней, и Рейнольдс приказал сделать еще одну остановку, чтобы дать передышку людям и лошадям.

Гроард опять отправился вперед и подошел к обрыву плато, возвышавшегося над долиной. Сама долина была окутана  скрывавшим все из вида туманом. Гроард спустился с обрыва примерно до половины, как вдруг туман поднялся, обнаружив  индейское селение, распростершееся прямо под ногами скаута. Он мог слышать разговоры, а из криков глашатая понял, что индейцы выслали своих собственных разведчиков на поиски солдат. Неподалеку пасся большой табун. С этими сведениями Гроард вскарабкался обратно и вернулся к команде.

Рейнольдс, у которого не было опыта боев с индейцами, похоже не знал, что ему делать дальше.

“Дайте индейцам бой”, - сказал ему Гроард: “Я полагаю, это то, что Вам  нужно”.

“Что я могу предпринять”, - спросил Рейнольдс.

“Дайте индейцам бой”, - ответил Гроард: “Это все, что Вы можете сделать”.

По предложению Гроарда колонна разделилась на три батальона – по две роты в каждом. Батальонными командирами были: капитан Генри Нойес, Вторая Кавалерия; капитан Энсон Миллс, Третья Кавалерия; капитан Александр Мур, Третья Кавалерия. Стэнтон и его скауты действовали отдельно. Бурк и Стрэйхорн, не причисленные ни к одному из подразделений, вызвались пойти с ротой капитана Джеймса Игана, вошедшей в батальон Нойеса.

Солдаты двинулись к краю плато. Кое-кто возбужденно опрашивал Гроарда, другие забыли обо всем на свете и с нетерпением рвались в бой. После всего, что выпало на их долю, им с трудом верилось, что, наконец, они добрались до цели – враждебного селения. Некоторые опытные солдаты проверяли оружие и  подпругу седел.

Утренний туман рассеялся, и перед солдатами открылся прекрасный вид на селение, протянувшееся примерно в двух милях впереди и чуть левее от них вдоль линии изрезанных скал. Индейцы позже говорили, что в селении было 65 палаток, тогда как по оценке солдат их количество равнялось 130. Но даже невысокий подсчет индейцев означал по меньшей мере 450 обитателей, из которых примерно одна треть являлась воинами. Некоторые из палаток  были укрыты под нависающими краями обрыва и в его неглубоких  промоинах. Перед селением невысокое каменистое плато спускалось к  низине в излучине реки Паудер. Сама река была очерчена тополиной рощей с густым подлеском зарослей дикой вишни. Хотя солдаты и индейцы находились по одну сторону реки, их разделял глубокий овраг десяти-двенадцати футов глубиной и пятьдесят, а то и более футов шириной, спускавшийся изгибом с гряды к реке.  Войскам предстояло перебраться через этот овраг, тогда как тыл индейцев был защищен утесами.  Индейские подростки сновали между типи, а лошади и мулы спокойно паслись на речных берегах.

Рейнольдс приказал Нойесу с его батальоном спуститься в долину с правого фланга и двигаться к глубокому оврагу. Там батальону следовало разделиться на две роты. Одна, под командованием Нойеса, должна была захватить табун, пасшийся у реки, в то время как рота Игана пересечет овраг и атакует селение, ведя револьверный огонь в упор.

Когда Нойес и Иган двинутся к селению, батальон капитана Мура займет гряду прямо позади селения, отрезав индейцам путь к отступлению ружейным огнем с высот. Мур был взбудоражен своим назначением и хвастал, что устроит индейцам “бурю” и соберет “бадью крови”. Никому из остальных офицеров весело не было. 

Узнав, что его батальону предназначено оставаться в резерве, Миллс возразил, заявив, что первая атака Игана “лишь спугнет” индейцев, и те отступят, миновав Мура, в дальний конец долины. Миллс попросил Рейнольдса разрешить “всем нам спешиться и подкрасться к ним вплотную”. Полковник приказал Миллсу оставаться на месте, затем, очевидно изменив свое решение, велел капитану поддержать Мура на гряде.

Миллс со своим батальоном следовал за Муром вдоль по гряде, пока ему жестами не показали, чтобы он не подходил ближе. Спешившись, Миллс подошел к Муру и сообщил тому, что он получил приказ  оказать ему поддержку. Мур ответил, что в этом нет никакого смысла – глубокая лощина препятствовала любому дальнейшему продвижению, и было невозможно достичь предписанной позиции на высотах позади селения.

Подойдя к краю гряды, Миллс увидел, что селение все еще находится перед ними - за пределами дальности выстрела кавалерийских карабинов. Когда он попытался внести какие-то предложения, Мур, тем не менее, посоветовал Миллсу  не лезть не в свое дело. Возмущенный Муром, Миллс решил проигнорировать приказ и спуститься к селению, чтобы поддержать Игана, которому, как он считал, действительно потребуется поддержка[1]. 

Этот разлад был характерен для Третьей Кавалерии, печально известной по армии своими раздорами в офицерской среде. С Муром, потерпевшим неудачу занять предписанную ему позицию, и с Миллсом,  вынужденным - вследствие оказанного ему равнодушия - действовать на свой страх и риск, атака была обречена, еще даже не начавшись.

Не ведая об этой проблеме и решив, что Мур прикроет их, Нойес и Иган уже спустились в долину и действовали вдоль речного берега. Проскакав две мили по сильно пересеченной небольшими оврагами и лощинами местности, Нойес повел батальон к селению по длинному оврагу, который скрыл их от индейцев, вместе с тем обеспечив прекрасный вид цели. Какие-то индейские подростки гнали табун на водопой к реке. Внезапно Бурк заметил мальчишку всего в десяти футах от себя и навел на него свой револьвер. Подросток обернулся одеялом и стоял, таращась на Бурка и ожидая выстрела.

“Не стрелять”, – скомандовал Иган: “нам нельзя шуметь”.

Мальчишка удрал, испустив вопль, эхом отразившийся от утесов, но, как это ни удивительно, никого не потревоживший.

Солдаты были в нетерпении, но Нойес удерживал их в строю, решив не атаковать, не проведя разведки местности. Большая Летучая Мышь осмотрелся и доложил, что атака отбросит индейцев к дальнему краю селения. Там они попадут под огонь людей Мура, стреляющих сверху со склона, и капкан захлопнется. Скаут конечно полагал, что Мур занял отведенную ему позицию. 

С Иганом во главе, конный батальон выезжал из оврага колонной по двое. Наверху прозвучала команда: “Слева в линию!”. Сорок семь кавалеристов роты Игана образовали линию и двинулись вперед к селению, оставив Нойеса позади, чтобы тот, лишь только начнется стрельба, отделил и захватил индейский табун. Поскольку лошади слишком устали для долгой скачки, люди Игана должны были двигаться шагом до селения или до момента своего обнаружения, а затем атаковать тихой рысью. Подойдя вплотную, они откроют огонь и штурмуют  селение.

Их обнаружили – старый Шайен, искавший холм для утренней молитвы, как обычно поступали старики. Он отошел недалеко от лагеря и приступил к ритуалу. Затем старик увидел солдат и начал кричать в сторону селения: “Солдаты уже здесь! Солдаты уже здесь!”

Теперь, менее чем в двухстах ярдах от ближайшего типи, Иган крикнул: “Вперед, мои мальчики!”, и солдаты на подобранных один к одному серых скакунах вомчались в селение. Индейцы повыскакивали врассыпную из своих палаток. Солдаты палили наугад, и пули раздирали палатки. Женщины визжали, дети звали матерей, старики, ковыляя и шатаясь, пытались уйти от свистевших среди лагеря пуль.

Однако это длилось лишь пару моментов. Шайены быстро оправились от первого шока. Они похватали свое оружие и нырнули под укрытие зарослей дикой сливы. Солдаты стреляли в подлесок, оттеснив индейцев еще дальше, под деревья. Но оттуда Шайены открыли непрерывный ответный огонь. Пули свистели между солдат, раня лошадей, перебивая поводья и разрывая одежду. Удивительно, но всего трое солдат были ранены за эти три или четыре минуты почти беспрерывного ружейного огня.

“Прекрасные серые лошади стали замечательной мишенью для индейцев”, писал Стрэйхорн, “и четыре или пять из них пали, прежде чем мы пробились через селение. Собственная лошадь капитана Игана находилась в их числе”.

Деревянная Нога одолжил свой револьвер двоюродному брату, отправившемуся вместе с разведчиками прошлой ночью. Теперь у него был только лук и стрелы. Он с несколькими другими молодыми Шайенами ухитрился добраться до табуна раньше Нойеса, поймал первого попавшегося скакуна и вернулся в бой.

“Я пускал стрелы в солдат”, вспоминал Деревянная Нога, “мало у кого из нас были ружья и патроны к ним”.

Когда до индейцев дошло, что им противостоит менее полусотни солдат, они контратаковали, стремясь отрезать солдатам пути отступления и запереть их в селении. Иган приказал своим людям спешиться и образовать стрелковую цепь, ведя огонь из карабинов. Все еще думая, что Мур находится на позиции, попавшие в отчаянное положение солдаты изучали утесы в ожидании того, что батальон Мура прикроет их огнем. Однако хвастуна Мура, жаждавшего ведер крови, нигде не было видно. Позади появился Нойес, но, проигнорировав тяжелое положение Игана, взял вправо и захватил отрезанный от селения табун. Нойес до буквы исполнил приказ, но это было малым утешением для находившихся в трудной ситуации солдат Игана. Не дожидаясь приказов, Стэнтон послал своих скаутов на подмогу Игану, и медленно солдаты начали вытеснять индейцев из селения к скалам обрыва, поднимающегося позади него.

Примерно через полчаса после начала атаки солдаты Мура, наконец, открыли огонь, не продвинувшись дальше той позиции, на которой их покинул Миллс. Как тот и предсказывал, они находились слишком далеко, и их пули падали среди людей Игана. Без покрывающего огня Мура, который отбросил бы их обратно к Игану, индейцы начали стрелять со скал. Качество их стрельбы, поначалу беспорядочной, неизменно улучшалось. Солдаты стали падать.

Проложив себе дорогу вниз с гряды, Миллс, наконец, прибыл в селение. Его батальон, спешившись, бежал бегом. Солдаты Миллса удерживали индейцев на расстоянии, пока люди Игана обыскивали покинутые палатки. Тем не менее, местность, оставленная Муром без прикрытия, давала индейцам достаточно места для передвижения. Они заняли позиции между скал и лощин  подножия той самой гряды, которой  должен был овладеть Мур.

Тем временем, как только Деревянная Нога поймал лошадь из табуна, он отправился обратно в селение, пытаясь пробиться к своей палатки. “Мне нужен был мой щит, другие священные предметы и прочее что я смог бы увезти”, - вспоминал он. Женщины пытались спастись, обремененные грузом ценных вещей, которые они смогли собрать. Некоторые тащили за руки или несли детей.

Одна бежала с тюком на спине, подмышкой у нее была маленькая девочка, а девочка постарше, лет десяти, вцепилась в ее свободную руку. Когда женщина не смогла бежать дальше, она укрылась в зарослях. Заметив ее, Деревянная Нога подскакал и усадил  старшую девочку на лошадь позади себя.  Чуть дальше он увидел женщину, волокшую вьюк, ребенка на спине и двух маленьких детей подмышками. За ней тащился восьмилетний мальчик. Деревянная Нога поднял мальчишку и усадил перед собой. Свободной рукой он правил лошадью, насколько это ему позволяли  вцепившиеся дети. Лошадь была слишком обеспокоена, она то упиралась, то бросалась вперед, но Деревянная Нога ухитрился вывезти детей в безопасное место, а затем вернулся на поле боя.

Он повстречался с Двумя Лунами и Медведем Идет По Гряде и последовал за ними в укрытие. Там Две Луны поставил перед собой свою магазинную винтовку и провел руками вверх и вниз по стволу, не касаясь его – это был его магический прием.

“У меня хорошая магия”, - заявил он: “Смотрите, сейчас я убью того солдата”.

Две Луны выстрелил и промахнулся. Тогда Медведь Идет По Гряде взял свое заряжающееся с дула ружье, тщательно прицелился, и пуля попала солдату в затылок. Три Шайена бросились на солдата и кромсали ножами, пока тот не перестал шевелиться. При этом им помогал еще один индеец, который  и взял карабин убитого. Деревянной Ноге досталась голубая куртка, остальные забрали другие предметы, и все вместе они скрылись среди скал.

Рейнольдс, который оставался позади и наблюдал за ходом боя, теперь появился на сцене, и, отбив индейцев назад к  склонам плато, Миллс доложил, что селение в безопасности. Полковник приказал Миллсу как можно быстрей сжечь селение, чтобы стало возможно отвести команду  на безопасную стоянку. Миллс ответил, что это  большое селение, и его разрушение займет время. Кроме того, оно  было набито мясом и бизоньими накидками, которые можно было взять с собой к каравану, чтобы пополнить запасы экспедиции и расширить ее возможности. Миллс поэтому предложил обосноваться лагерем у самого селения, чтобы получить достаточно времени на  уничтожение палаток и загрузку мяса и накидок.  Рейнольдс согласился и отрядил двух лейтенантов  помочь в надзоре за сожжением палаток.

Тем временем колонна Мура отступила со своей бесполезной позиции на гряде и спустилась в долину позади остальных войск. Когда Миллс развернул своих стрелков, чтобы прикрыть подразделение, сжигающее палатки, Шайены начали занимать позиции вверх по склону и вдоль по той гряде, где до этого находился Мур. Это давало им возможность атаковать с тыла. Встревоженный этим Миллс послал лейтенанта довести до сведения Рейнольдса, что Мур отступил. Полковник ответил, чтобы Миллс не беспокоился, поскольку Нойес выдвинется незамедлительно. Еще дважды Миллс посылал офицеров сообщить полковнику, что контроль над грядой утрачен, и войска подставлены под огонь снайперов и возможную атаку. Каждый раз он получал один и тот же ответ.

Примерно в это время один из солдат Игана пал, смертельно раненый. Миллс приказал доставить его в тыл к полковому хирургу. Прохаживаясь, Рейнольдс заметил людей, переносивших раненого, и спросил, насколько тяжело тот ранен. Получив ответ, что солдат находится при смерти, полковник приказал оставить его там, где он был.      

  Миллс, в конце концов, обнаружил Мура, всех его офицеров и тридцать или сорок солдат позади маленькой рощи. Он умолял их продвинуться вперед и прикрыть его левый фланг, но Мур даже не ответил ему.

К счастью, Миллс вскоре получил помощь от другой части  команды. Вернувшись к своим солдатам, он повстречал Игана, который предложил Миллсу дополнительные силы. Вскоре подошла пара взводов роты Игана, чтобы прикрыть тех, кто уничтожал индейский лагерь. Затем Нойес, захвативший табун и поместивший его под охрану, прибыл, наконец, с давно ожидаемой  поддержкой.

Издалека Шайены видели, как солдаты сжигают их дома со всем содержимым. Временами та или иная палатка ярко вспыхивала – это от огня  взрывался хранящийся в них порох, а иногда индейцы слышали,  как разрываются патроны. У Деревянной Ноги осталась лишь та одежда, которая была на нем, и куртка убитого солдата впридачу. Он был не один. Шайены были разорены, их дети кричали от холода и страха.

Шайены могли бы испытать некое мрачное удовлетворение, знай они, что солдаты находятся не в лучшем положении. Чтобы быстрей передвигаться, кавалеристы не взяли с собой пайки. Их тяжелые зимние одежды остались в караване, и на них было лишь полевое обмундирование, слишком легкое, для суровой погоды. Непостижимо, Рейнольдс ныне приказал все уничтожить – тонны мяса, накидки, одеяла и другие припасы, в которых отчаянно нуждались солдаты, были преданы огню.

Мур вышел из боя, и Шайены теперь  полностью контролировали скалы и гряды, что дало им общий контроль над ситуацией на поле боя. Те, у кого имелись ружья, открыли огонь на поражение. Вскоре индейцы были готовы контратаковать.

Кроме того, Шайенские разведчики, прошлой ночью отправленные на поиски солдат, наткнулись на их след и поняли, что он означает. Индейцы пытались опередить войска, чтобы предупредить селение, но их лошади слишком устали. Ныне они, наконец, вернулись и присоединились к сражающимся соплеменникам.

Поняв, что его позиция отныне ненадежна, Рейнольдс приказал оставить селение. Когда Миллс отходил, рядовой Лоренцо Эйерс был ранен пулей в бедро. Ему раздробило ногу. Рядовой Джеремайя Мерфи и ротный кузнец Альберт Главински подняли его и понесли, но тут Эйерса ранило снова, на этот раз в руку. Кузнец побежал за помощью, а Мерфи остался возле раненого. Главински догнал Миллса и доложил, что Эйерс в опасности, оставленный позади. Случайно услышав этот разговор, Рейнольдс вставил замечание, что уже ничего нельзя сделать, и приказал Миллсу продолжать отход. Однако батальон капитана Нойеса все еще оставался в селении, и Миллс приказал Главински “попросить его, от моего имени, попытаться вызволить ” Эйерса.

Если кто-то и намеревался вызволить раненого человека,  он слишком проканителился. Шестеро Шайенов уже обнаружили двух солдат. Один индеец в упор выстрелил в Мерфи, разбив тому ложе его карабина на две половинки. С бесполезным ныне оружием Мерфи не оставалось ничего, кроме как спасаться бегством. Еще одна группа индейцев возникла из зарослей впереди него, но Мерфи ухитрился избежать их. Эти индейцы присоединились к тем другим, плясавшим вокруг Эйерса. Последнее, что видел Мерфи, они оскальпировали Эйерса еще живым.

Оставление мертвых и раненых вызвало брожение среди солдат. Их негодование было усилено тем, что они прекрасно знали, что, каков бы ни был риск, индейцы никогда не бросали своих убитых и раненых. “Отступая медленно, как они поступили после нашей первой атаки, и почти всегда вплотную к какому-либо укрытию, им было нетрудно перетаскивать каждое тело с одной позиции на другую”, -  говорил Стрэйхорн. Ни офицеры, ни солдаты так и не простили Рейнольдсу то, что он бросил их товарищей.

Войска теперь возвращались по собственному следу, оставленному ими прошлой ночью. С собой они гнали захваченный индейский табун, состоявший примерно из семисот лошадей. Тыл был защищен сильной стрелковой цепью, которая обменялась с индейцами несколькими выстрелами. После двадцатимильного перехода, вскоре после заката они прибыли в лагерь Официально, четыре солдата погибли в бою, шестеро были ранены.

Все были голодны. Кое-кто из офицеров успел взять немного высушенного мяса до того, как индейские запасы были уничтожены. Другие ухитрились спасти несколько пригоршней кофе и чая. Осмотрев свои седельные сумки,  несколько человек нашли крошки от галет. Соединенное вместе, все это составило жалкий ужин. Мясо, обжаренное в золе лагерного костра, передавалось по кругу. Каждый откусывал по кусочку. Кофе хватило на одну кружку, которую также передавали по кругу, и каждый делал по маленькому глотку. Нижние чины, с пустыми желудками и отмороженными конечностями, назвали это место Негостеприимным Лагерем.  Никакой охраны не было выставлено возле захваченного табуна, лошадям  позволили свободно пастись.

Тем не менее, некая удовлетворенность боем присутствовала, хотя она и была  вызвана заблуждением.  Солдаты считали, что они атаковали лагерь Лакотов. Скауты доложили, что, обыскивая индейское селение, они обнаружили прикованную к постели больную старуху. Она сообщила им, что селение принадлежало Неистовой Лошади и Маленькому Большому Человеку и состояло в основном из Оглалов и Миниконжу с несколькими палатками Северных Шайенов и индейцев из агентств.

Мало сомнений в том, что скауты доложили точно то, что сообщила им старая индеанка.   Но они ожидали обнаружить селение враждебных Лакотов и, возможно, допрашивая старуху, упомянули имена Сидящего Быка или Неистовой Лошади. Быстро сообразив, она сказала им то, что они и хотели услышать – общая черта для взятых в плен индейцев. Возможно, она солгала и для того, чтобы скрыть истинную принадлежность индейцев, упомянув Северных Шайенов, дабы объяснить свое собственное присутствие. Независимо от того, как это произошло, солдаты были убеждены в том, что перенесли войну на территорию Неистовой Лошади, и так об этом и было заявлено миру.   

На следующее утро доктор Манн, хирург экспедиции, обрабатывал отмороженные ночью конечности, раскрашивая  пальцы рук, ног, ступни и носы йодом. Обычный лагерный распорядок  вступал в жизнь, когда маленький отряд индейцев проскользнул и увел захваченный накануне табун. Один из скаутов сообщил, что табун все еще в поле зрения и может быть отбит, если срезать через гряду и преградить индейцам путь. Рейнольдс отверг это предложение.

Возвращение лошадей вернуло индейцам мобильность. При помощи сохраненного во время боя оружия они могли начать пополнять припасы и восстанавливать свои силы. Короче говоря, весь переход и последующий бой не принесли никаких результатов.

С офицеров было достаточно. Теперь они открыто обвиняли своего полковника в некомпетентности, невзирая на этику и воинскую субординацию. Для них Рейнольдс был идиотом, а Мур - трусом. Даже такой служака, как Бурк, прокомментировал в своем дневнике: “Слабоумие Рейнольдса стало крайне печальным откровением для многих из нас”. Генерал Крук с караваном сейчас шел навстречу к ним, и все с нетерпением ждали его появления, чтобы излить свои обиды.

Крук прибыл после полудня. Должно быть, он подозревал, что что-то не так, поскольку чуть раньше этим днем он наткнулся на индейцев, гнавших каких-то лошадей. Последовала короткая стычка, и где-то около сотни лошадей были отбиты солдатами. Бурк отметил, что, по мере того как Крук выслушивал доклады офицеров Рейнольдса, генерал становился все более раздраженным тем, что были оставлены мертвые и умирающие, “словно падаль, на пытки и увечья под индейским скальпировальным  ножом”. Крук пришел в ярость, узнав, что индейцам удалось вернуть и сохранить шестьсот лошадей. Генерал решил поквитаться с Рейнольдсом и Муром. Как отметил старший адъютант капитан Никерсон: “Ничто не удовлетворило бы Крука, кроме приговора военного трибунала”.    

Теперь, однако, Круку с его гневом следовало повременить. Генерал перенес лагерь на восемь миль к реке Паудер, где были дрова, вода и трава. Людей накормили горячим ужином, а хирурги разносили бренди.  Поскольку войска Кастера и Гиббона  все еще не могли выступить из своих занесенных снегом фортов в сотнях милях отсюда, Крук не видел смысла засиживаться в глуши юго-восточной Монтаны. 19 марта, через два дня после сражения, команда начала длинный переход обратно в Форт Феттерман, прибыв туда восемью днями позже.

Первое, что сделал Крук в Феттермане - выдвинул обвинения против Рейнольдса, Мура и Нойеса, возложив  на них ответственность за провал  экспедиции:

1-ое. Неудача со стороны части команды надлежащим образом поддержать первую атаку.

2-ое. Неспособность организовать энергичную и решительную атаку при участии всей команды.

3-е. Неспособность обеспечить сохранность захваченных запасов провианта для использования оного войсками вместо того, чтобы уничтожать их…

Обвинения против Рейнольдса и Мура понять легко. В случае с Нойесом, однако, это был всего-навсего вопрос чрезмерного послушания. Он до буквы исполнил полученный им приказ, сосредоточившись на табуне, тогда как отчаянное положение Игана было отчетливо видно,  и здравый смысл и опыт военного должны были подсказать Нойесу, как надо действовать. Вместо этого, Игана выручили скауты, действовавшие вообще без каких-либо приказов, и Миллс, не подчинившийся приказам.

Рейнольдс доказывал, что он сделал честную попытку выполнить до конца все приказы и инструкции, и не должен предстать перед военным трибуналом. Но Крук настаивал, что вся акция должна быть изучена и ответственность за ошибки установлена.

Почти год пройдет, прежде чем Рейнольдс предстанет перед судом. Теперь, однако, первая фаза Великой войны Сиу  была завершена. Она не достигла ничего, кроме того, что прежде нейтральных Шайенов выпихнули во враждебный лагерь. Силы Крука – люди и животные – были изнурены голодом и холодом и нуждались в отдыхе и восстановлении сил. На севере солдаты Гиббона только начали выбираться из своих фортов. Для такого решительного и энергичного командира как Шеридан, все это стало слишком большим разочарованием.