ЛИХОРАДКА В ЧЕРНЫХ ХОЛМАХ

Улисс Грант был человеком лично порядочным, но политически недалеким. Он имел склонность заполнять многие ключевые позиции своими родственниками и старыми друзьями по армии Союза, некоторые из которых были неспособными, или нечестными, или теми и другими. Военное министерство и Министерство внутренних дел являлись особо лакомыми кусочками, поскольку существующая широкая сеть военных  и индейских поставщиков давала неограниченные возможности для взяточничества и открытого воровства.

Основная коррупция в военном ведомстве вертелась вокруг военного министра Уильяма Белкнапа, к отвращению его непосредственного подчиненного, генерала Шермана. Через силу общаясь с министром и отвращенный тем, что он считал моральным и общественным упадком Вашингтона, Шерман перенес армейскую штаб-квартиру в Сент-Луис, сообщаясь с Белкнапом только посредством телеграмм и лишь тогда, когда возникала такая необходимость.

Под Шерманом страна делилась на три армейских административных области, крупнейшей из которых был вышеупомянутый Миссурийский военный округ. Со штаб-квартирой в Чикаго, этот округ  покрывал примерно две трети Соединенных Штатов и их территорий. Его командующий, генерал-лейтенант Шеридан, нес ответственность за основной театр индейских войн и подчинялся непосредственно Шерману.

Сам округ был разделен по географическому признаку на четыре департамента – Техас, Миссури, Платт и Дакота – каждым командовал бригадный генерал, подчиненный непосредственно Шеридану. Районы, которые затрагивал Договор Форта Ларами, находились в Департаментах Дакоты и Платт, коим суждено было стать ареной Великой войны Сиу. Департамент Платт со штаб-квартирой в Омахе,  на первой стадии возглавляемый  бригадным генералом И.О. Ордом, включал в себя Айову, Небраску, Вайоминг и Юту. Департамент Дакоты со штаб-квартирой в Сент-Поле, Миннесота, и возглавляемый бригадным генералом Альфредом Терри состоял из Миннесоты, Территории Дакота (современные штаты Северная и Южная Дакота) и Монтаны. Внутри этих департаментов существовали местные округа и районы – временные административные единицы, образовываемые и упраздняемые по мере надобности командующими департаментов.

Несмотря на коррупцию, плохую подготовку и дезертирство, сия обширная  военная структура функционировала более или менее так, как это  намечалось правительством. То же самое, однако, нельзя  было сказать об Индейском бюро при Министерстве внутренних дел, где царила система воровства и взяток, порождавшая в агентствах нужду и беспокойство.

Даже в лучшей из ситуаций агентства представляли собой чрезвычайно сложную структуру. Они имели дело непосредственно с индейцами, проводя в жизнь государственные программы, распределяя все выплаты и обеспечивая выполнение всех договорных гарантий. Скоро стало ясно, что, принимая во внимание размеры Великой резервации Сиу и огромную численность ее населения, которое, как предполагалось,  оно должно было обслуживать, одного единственного агентства, предусмотренного Договором Форта Ларами, явно недостаточно. В итоге девять агентств были учреждены только лишь для одной резервации Сиу. Наиболее важны были агентства, которые обслуживали главным образом Оглалов и Брюле – два самых многочисленных племени Лакотов. Эти агентства назывались агентствами Красного Облака и Пятнистого Хвоста соответственно, по именам людей, с которыми правительство имело дело, как с верховными вождями.  

В начальной стадии агентство Красного Облака располагалось на Северной Платт, точно к западу от границы Небраски с Вайомингом. Агентство Пятнистого Хвоста находилось у реки Миссури, в двадцати трех милях выше Форта Рэндалл, в современной Южной Дакоте. Брюле ненавидели это место. Жаркий, влажный климат Миссури был нездоров для индейцев, привыкших к холодным горам и сухим равнинам. Близость белых поселений также являлась причиной трений и, кроме того, обеспечивала индейцам легкий доступ к спиртному. В 1871 году федеральное правительство дало согласие на перенос агентства Пятнистого Хвоста в страну Белой реки в северо-западной Небраске, на 225 миль к западу от Миссури, которую Брюле сочли более пригодной для жизни. В конце концов, агентство Красного Облака  также было перенесено в страну Белой реки. Новые агентства,  каждое из которых находилось за пределами собственно резерваций, были защищены двумя новыми военными фортами – Кэмп-Робинсон и Кэмп-Шеридан. 

Помимо девяти агентств, связанных с резервацией Сиу и представлявших интересы Сиу, Шайенов и Арапахов, на Территории Дакота и в Монтане находились  и другие резервации. Главными из них были резервация  Гро-Вантров, Черноногих-Пиеганов, Бладов и речных Кроу, обслуживаемая агентством Форта Пек на востоке и агентством Черноногих на западе с  центральным суб-агентством в Форте Белкнап; резервация Арикаров, Гро-Вантров и Манданов с агентством в Форте Бертольд; резервация горных Кроу, агентство которых находилось примерно в ста милях к западу от  современного агентства Кроу возле Хардина, Монтана. Как и в агентствах Красного Облака и Пятнистого Хвоста, в этих агентствах  имелось того или иного рода военное присутствие, хотя Форт Бертольд, покинутый военный пост, использовался только в гражданских целях - армия была расквартирована в недавно построенном неподалеку Форте Стивенсон.  

 Несмотря на коррупцию в Индейском бюро, следует сказать, что в те годы худшими врагами индейцев были их друзья – общественные деятели на Востоке, которые, с их ложными чувствами мудрости и христианской добродетели, позволяли себе диктовать лучшие пути народу, о котором они не имели не малейшего представления. Президент Грант невольно внес свой вклад в эту проблему, когда, в попытке убрать Индейское бюро из-под опеки Конгресса, он передал агентства и их управление религиозным группам.

Отныне в силе, “друзья индейцев” начали поигрывать мускулами и вмешиваться в государственную политику. Разработанных ими программ по “цивилизации” индейцев существовало великое множество, все они отличались одна от другой. Наиболее предательским, однако, был план, подразумевающий, что индейцев следует довести до состояния голода и заставить их голодать до тех пор, пока они не откажутся от своего образа жизни и вольются в белое общество. И когда бизоны начали исчезать со Среднего Запада под тяжестью увеличивающихся поселений и коммерческой охоты, у индейцев пропала возможность самообеспечения. Они стали более зависимы от правительственных пайков, выдаваемых в агентствах и ставших для правительства средством  привести индейцев к повиновению. 

Для белых это был единственный способ спасти индейцев от самих себя. Середины не существовало. Грант сам резюмировал эти чувства  в начале своего второго президентского срока в 1873 году, сказав следующее:

В будущем мои усилия будут направлены … на приведение аборигенов нашей страны под благотворное влияние образования и цивилизации. Или это, или война на уничтожение… Моральный аспект этой проблемы следует принять во внимание и задаться вопросом: Можно или нет сделать из индейца полезного и продуктивного члена общества посредством надлежащего обучения и обращения?

Индеец, конечно, и так уже считал себя полезным и продуктивным членом общества – своего общества. Он был продуктивен – охотясь, изготавливая оружие, разводя и объезжая лошадей и занимаясь иной, разнообразной деятельностью, характерной для кочевого народа. Президент и его коллеги, однако, подразумевали труд в соответствии с белыми стандартами, в особенности сельское хозяйство. В резервации посылалось сельскохозяйственное оборудование и ожидалось, что индейцы обучатся пользоваться им, завоевывая положение в обществе “честным” изнурительным трудом.

Большая часть индейцев смотрела на это с нескрываемым презрением, посещая агентства только во время выдачи пайков. Те, кто пытался приспособиться, страдали от тех же капризов природы – засухи, нашествий саранчи, и непригодной для фермерства почвы – которые сделали тщетными труд белых фермеров этого региона, то есть к западу от сотого меридиана. Это были, по существу, проблемами географии.

По мере того, как положение в агентствах ухудшалось, а правительственные пайки оказались неспособными удовлетворить нужды народа, все больше и больше Лакотов посматривали на богатые охотничьи угодья на севере, откуда взывал Сидящий Бык, вождь Хункпапов:

Взгляните на меня и подумайте, беден ли я или мои люди… Вы глупцы, сделавшие себя рабами куска жирного бекона, нескольких галет, горсточки сахара и кофе.

Теперь, когда Красное Облако пришел к соглашению с белыми, Сидящий Бык возвысился как  самый влиятельный вождь недоговорных  индейцев. Он был, согласно одному Шайенскому воину, знавшего вождя,  “известен, как наиболее стойкий приверженец политики полной изоляции от белых людей. Он не хотел идти в резервацию, получать пайки и другие подачки от правительства белых людей”.

Будучи моложе  Красного Облака, Сидящий Бык не был вполне осведомлен ни о своем возрасте, ни о месте рождения. Впрочем, свидетельства указывают на то, что он, вероятно, родился в марте1831 года на Гранд-Ривер, несколькими милями ниже того места, где ныне находится Буллхед, в Южной Дакоте. Он был единственным сыном  Возвращается Вновь – известного воина Хункпапов, сменившего свое имя на Сидящий Бык после того, как ему явилось видение в виде самца бизона.  Ребенком, младшего Сидящего Быка называли Медлительным – из-за его осторожной, неторопливой манеры держаться. Согласно Стенли Весталу, одному из его первых биографов, мальчик по имени Медлительный унаследовал отчее имя, Сидящий Бык, после того, как он засчитал на вражеском воине свой первый ку.[1]

Ку  рассматривался индейцами как проявление  максимальной отваги и корнями своими уходит в те дни, когда Лакоты сражались в непосредственном соприкосновении с противником просто вследствие отсутствия у них  дальнобойного оружия. Даже после усовершенствования луков и приобретения ружей, близкий бой оставался единственной истинно воинской формой сражения, особенно после того, как усовершенствованное вооружение увеличило опасность рукопашной. Таким образом, возникла традиция, согласно которой  почет доставался первому воину, “засчитавшему ку”, то есть дотронувшемуся до врага, живого или мертвого.  Общее число ку, засчитанных отдельным воином, во многом определяло его общественный статус.

Засчитав в возрасте четырнадцати лет свой первый ку на индейце Кроу, молодой Сидящий Бык получил право носить в волосах белое перо. На следующий год, в пятнадцать лет, он получил красное перо, указывающее на то, что его обладатель был ранен в бою. В последующие годы число белых и красных перьев беспрестанно росло.

Несмотря на репутацию отважного воина, основным источником влияния Сидящего Быка  являлась  “хорошая магия”. Он, похоже, был способен предсказывать победу  и знал, когда следует сражаться, а когда отступать. К концу 1860-х престиж Сидящего Быка стал таков, что Лакоты предприняли беспрецедентный шаг – введение ранга одного, высшего вождя всей нации взамен традиционной автономной племенной структуры.

Эта идея принадлежала Четырем Рогам, одному из четверых Носителей Рубахи Хункпапов. Приблизительно треть всего народа Лакота отвергала резервацию, созданную по условиям Договора Форта Ларами, а Хункпапы составляли значительную часть этой группы. Четыре Рога решил, что недоговорные Лакоты всех племен нуждаются в едином руководстве, дабы противостоять влиянию Красного Облака, Пятнистого Хвоста и прочих вождей, ныне сотрудничающих с правительством. Хотя Сидящий Бык не являлся наследственным вождем, у него было больше престижа, чем у любого другого недоговорного лидера,  что и сделало его избрание логичным выбором.

     Идея Четырех Рогов понравилась могущественным вождям других племен. В их числе был Неистовая Лошадь из Оглалов, Уступает Место (Makes Room) и Хромому Оленю из Миниконжу и Пятнистому Хвосту из Санс-Арк.  Даже лидеры Шайенов были готовы поддержать Сидящего Быка, хотя  политика Лакотов обычно не интересовала их. Встретившись на совете у реки Роузбад в Монтане, ведущие вожди официально объявили Сидящего Быка верховным вождем нации Лакота.

Несмотря на поддержку вождей и его очевидные стратегические способности, возвышение Сидящего Быка было воспринято как узурпация многими Лакотами, в первую очередь теми, кто был достаточно реалистичен, чтобы понимать, что прежний кочевой образ жизни приближается к концу. Скорее, нежели объединение, оно привело к постоянной конфронтации между Сидящим Быком и Красным Облаком и разделило даже Хункпапов на фракции сторонников и противников вождя.

Уже к 1871 году Сидящий Бык рассматривался как лидер Лакотов, которые были разочарованы терпимостью Красного Облака по отношению к правительству. Эта фракция покинула агентство Красного Облака, заставив тем самым уполномоченного по делам индейцев заметить: “Без надлежащего управления эти раскольники, у которых, как сообщалось, 800 палаток, могут причинить Правительству крупные неприятности”. Военные лидеры, скорые на оценку,  моментально указали на то, что если Индейское бюро не сможет контролировать находящиеся в Монтане группы краснокожих,  враждебные индейцы восстанут.

Среди генералов Сидящий Бык имел достойного соперника в лице Филиппа Шеридана – командующего Миссурийским военным округом и единственного генерал-лейтенанта в армии. Шеридан описан своим биографом, Эндрю Хаттоном, “как совершенный солдат своего времени”. Его способность владеть ситуацией была почти сверхъестественна. Один полевой офицер того периода писал:

Сидя в своем отдаленном офисе в Чикаго, он был настолько основательно проинформирован, что мог отправить своих кавалеристов в край, до сей поры известный только индейцам,  и точно указать им, где они смогут обнаружить торговые пути, по которым огромные орды враждебных индейцев Сидящего Быка ежедневно получали подкрепления и долгожданные боеприпасы из агентств, находящихся в трехстах четырехстах милях на юго-восток.   

Как и Сидящий Бык, Филипп Генри Шеридан не знал точно, когда и где он родился. Из служебных соображений Шеридан указал Олбани, штат Нью-Йорк, 6 марта 1831 года, хотя вероятно он родился в графстве Кейвен, Ирландия, незадолго до того, как его родители эмигрировали в Америку. Когда он был еще ребенком, его родители обосновались в Сомерсете, Огайо. Там Шеридан и жил вплоть до 1848 года, в котором он поступил в Вест-Пойнт. Шеридан - выходец из ирландской, католической, рабочей семьи с Запада –  чувствовал себя не в своей тарелке в аристократической, большей частью епископальной военной академии на Востоке, а из-за драки со старшекурсником его на год отстранили от учебы. По истечении этого срока, он вернулся и в 1853 году закончил академию тридцать пятым в выпуске из пятидесяти двух кадетов. Шеридана направили служить на западный фронтир. Он находился в Портленде, Орегон, когда разразилась Гражданская война, увлекшая его на  стезю славы и величия. 

Шеридан видел Соединенные Штаты единой, континентальной нацией, а не сборищем автономных штатов и территорий, и он готов был сразиться с любым врагом – белым южанином, бастующим индустриальным рабочим или западным индейцем - чтобы было так. Он подавлял забастовки в Чикаго и усмирял индейцев на фронтире с той же холодной жестокостью, с которой он опустошал долину Шенандоа во времена Гражданской войны.

Холостяк, который довольно поздно обзавелся семьей, Шеридан много пил, жил на широкую ногу и был нечестив на язык. Его необычная внешность – массивное, приземистое туловище на коротких и толстых ногах, увенчанное похожей на пушечное ядро коротко остриженной головой – стала причиной того, что люди называли его “Маленьким Филом”. 

В первой половине 1870-х  северные равнины не занимали основного места в мыслях Шеридана, поскольку Техас, Оклахома и Канзас в течение десятилетий были охвачены пламенем яростной борьбы между Кайовами и Команчами с одной стороны, и белыми – с другой. Ситуация в Техасе была особо угрожающа, потому что конфликт развивался поколениями, и обе стороны рассматривали его, как войну на уничтожение. Эта наследственная ненависть достигла критической точки  и взорвалась  войной на Красной реке в июне 1874 года. И, хотя в сентябре месяце Рэнальд МакКензи одержал решающую победу при каньоне Пало-Дуро в Техасе, весной 1875-го армия все еще ликвидировала отдельные очаги сопротивления.  

В то время как в южных равнинах бушевала война, индейцы Великой резервации Сиу внезапно обнаружили, что их интересы затронуты некими событиями на Востоке, на первый взгляд не имеющими к ним никакого отношения. Как это часто бывает после долгого, изматывающего конфликта, восемь лет, последовавшие за Гражданской войной, были годами безграничного оптимизма и спекуляций, особенно по части золота, железных дорог и бумажных денег. В 1873 году, однако, процветание рухнуло. Бизнес пошел ко дну. Безработица выросла до небывалого уровня. Бумажные деньги обесценились. И, к великой радости Сидящего Быка, остановилось строительство железных дорог в прериях. 

Ежегодные выплаты  Сиу составляли 1.25 миллиона долларов. Это обескураживало общественность, а вновь избранный ею Конгресс не скрывал свое растущее недовольство. В то же самое время эти индейцы блокировали доступ в Черные Холмы, которые давали новые возможности для поселений и – что было гораздо важнее для чахнущей экономики – золото, слухи о котором ходили уже более десятка лет.

К 1874 году депрессия достигла такого уровня, что слухи уже нельзя было игнорировать. Несмотря на политику правительства и договорные обязательства, создавались новые кампании, которые начали организовывать экспедиции золотоискателей в Черные Холмы. Хотя по распоряжениям военных властей эти поисковые партии были распущены, стало ясно, что некое научное обследование Черных Холмов крайне необходимо, и в июне 1874 года подполковник Джордж Армстронг Кастер возглавил экспедицию в холмы. Официально это была рекогносцировка с целью подыскать места под новые военные посты. Но тут возникает небольшой щекотливый вопрос. Поскольку слухи о золоте породили  неофициальную задачу экспедиции, в ее состав, помимо обычных для  военно-изыскательской и научной партии инженеров, топографов и прочих специалистов,  были включены два бывалых золотоискателя.

Тридцатичетырехлетний Кастер был уроженцем городка Нью-Рамли, что в штате Огайо, выросшим  в доме своей единокровной сестры в Монро, Мичиган. Он поступил в Вест-Пойнт, с трудом прошел курс обучения и в 1861 году закончил академию последним в выпуске из тридцати четырех кадетов. Небольшой по современным стандартам и сухощавый, Кастер был очень светлокож  и на солнце легко покрывался веснушками. В начале карьеры он любил порисоваться, устремляясь в атаку с длинными, развевающимися за спиной золотистыми кудрями. По мере взросления, он стал стричься короче, а перед полевой службой обрезал волосы накоротко. 

      Несмотря на свою отвратительную учебу в Вест-Пойнте, Кастер стремительно возвысился во время Гражданской войны и стал вторым из самых молодых генералов в армии. Его военный успех обычно зависел от  неукротимого бахвальства  и того феноменального везения, которое солдаты стали называть “Удачей Кастера”. Начисто лишенный военного воображения, Кастер всему предпочитал нахрапистую кавалерийскую атаку, которая чаще удавалась, нежели проваливалась, хотя ему и его солдатам иногда с трудом удавалось избежать разгрома.

После войны Кастер  понизили из чина бревет генерал-майора и в 1867 году  назначили на должность подполковника  только что организованной Седьмой Кавалерии. Официально второй по званию, он был де-юре полевым командиром полка, поскольку сменяющие друг друга полковники обычно находились во всевозможных командировках.

Первый опыт по войне с индейцами пришел к Кастеру в 1867 году во время короткой, скверно проведенной кампании, известной, как Война Хэнкока, которая добилась лишь того, что доселе миролюбивые индейцы были вынуждены взяться за оружие. Для Кастера эта кампания закончилась тем, что по совокупности обвинений, обоснованных или нет, военный трибунал на год отстранил его от чина и должности с лишением жалованья. Вмешался “Маленький Фил” и добился отмены приговора, что позволило Кастеру в конце 1868 года присоединиться   к зимней экспедиции Шеридана против Кайовов и Южных Шайенов, стоявших на реке Уашита  в Оклахоме.  

В сражении при Уашите произошел инцидент, стоивший Кастеру доверия по меньшей мере половины его офицеров и, без сомнения, повлиявший на события при Литтл Бигхорне. После главного боя майор Джоэл Эллиот  с взводом солдат отправился догонять убегавших индейцев. Когда Кастер приготовился к отступлению с поля боя и возвращению в базовый лагерь, ему доложили, что Эллиот еще не вернулся.  Кастер лишь отмахнулся и только две недели спустя узнал, что отряд Эллиота был перебит до последнего человека всего в нескольких милях от основной команды, и его легко можно было спасти. Это кажущееся предательство своего брата-офицера раскололо Седьмую на две группировки: так называемый клан Кастера, состоящий из родственников и друзей, которыми тот себя окружил, и тех, кто ненавидел генерала и обрел лидера в лице капитана Фредерика Бентина.     

 Несмотря на ограниченность как полевого командира, написанное  Кастером и широкий ряд его интересов наводят на мысль об интеллекте, гораздо выше среднего.  Но, подобно многим ярким личностям, он не мог направить всю свою энергию в одно русло. Его личная жизнь была, как и его военная карьера, хаотична и лишена какой-либо ясной цели. Он жил одним днем, спонтанно и беспечно, скорее реагируя на обстоятельства, нежели порождая их. Эта черта вовлекла Кастера во многие неприятности, и, в конечном счете, погубила его.

Намеченная разведка Черных Холмов абсолютно подошла Кастеру по характеру, поскольку он получал большое удовольствие от лагерной жизни и охоты. Она также полностью подошла  загнивающей экономике, так как  два золотоискателя обнаружили таки золото. “Лихорадка в Черных Холмах” охватила страну. Спустя считанные недели после экспедиции Кастера генерал Терри, командующий Департаментом Дакоты, уведомил Шеридана, что в городах Янктон, Территория Дакота, и Сиу-Сити, Айова, создаются корпорации, в намерения которых входит отправка старательских партий в холмы.

Ответом Шеридана был приказ Терри и генералу Орду из Департамента Платт использовать, если необходимо, силу, чтобы предотвратить вторжение в резервацию. С другой стороны Шеридан писал: “Если Конгресс откроет этот край под заселение, аннулировав договорные права индейцев, нижеподписавшийся даст свое искреннее одобрение освоению Черных Холмов”. Заявив свою позицию по отношению к действиям Конгресса, которые еще не только не предпринимались, но – на этот момент – даже и не обсуждались, Шеридан предельно четко обнародовал свой взгляд на эту проблему.

Отнюдь не бесчеловечное, отношение Шеридана было просто реалистичным. Несмотря на формальное военное противодействие, золотоискатели начали проникать в Черные Холмы, и плохо укомплектованной и снаряженной армии было просто невозможно хоть что-то с этим поделать. Принимая во внимание завлекающий блеск золота и быстрый рост безработицы, Терри понимал, что холмы вскоре будут заполонены. “Каждый их кусок, оставленный без охраны, будет захвачен”, писал он в штаб-квартиру округа.

В 1875 году золотая лихорадка в Черных Холмах бушевала вовсю. Президент Грант уведомил штаб-квартиру армии:

Все экспедиции в ту часть индейской территории, известную как Страна Черных Холмов, должны предотвращаться, пока существует нынешний договор. Сейчас прикладываются  усилия по аннуляции индейского права собственности, и все необходимые средства направлены на то, чтобы довести это дело до конца.

Если, однако, шаги, предпринимаемые с целью открыть этот край под заселение, потерпят неудачу, личности, которые находятся на той территории без соответствующих полномочий, должны быть оттуда выдворены.

Под шагами, конечно, Грант подразумевал еще один договор, согласно которому индейцы будут должны отказаться от Черных Холмов. Он всерьез не ожидал провала попытки отобрать, честными или нечестными средствами, Черные Холмы; не рассчитывал Грант и на то, что армия удержит золотоискателей. Летом 1875 года новая правительственная  экспедиция в холмы обнаружила старателей, уже столбящих заявки. Кто-то напустил золотой пыли в глаза корреспонденту “New York Herald”, сопровождавшему экспедицию, который писал: “Они настойчиво уверяли нас, что в холмах изобилие золота, все вдоль по потоку и в кварцевых жилах, его содержащих”. После подобных сообщений, достигавших находящихся в экономической депрессии городов Востока, позиция индейцев в холмах стала безнадежна.

Более того, нынешняя  замена командующего Департаментом Платт, сделала старателей и поселенцев более оптимистичными, чем когда-либо. Они знали, что индейцы не отдадут Черные Холмы без боя. Те уже начали мстить, и многие старатели были убиты. С нагрянувшей войной,  старателям понадобился решительный военачальник  с прочной репутацией борца с индейцами.  Они верили, что получили такового той весной, когда бригадный генерал Крук заменил Орда на посту командующего Департаментом Платт.

Способный командир времен Гражданской войны, Крук добился еще больших успехов в недавней кампаний против Апачей в Аризоне. Ожидалось, что “Аризона” Крук обойдется с Сиу так же, как он обошелся с Апачами.