Властители, боги и кровь
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Предположительно это портрет некоего правителя Куэльо, чье имя теперь никому не известно. На глиняной фигурке (высота ее приблизительно 10 сантиметров) имеются украшения, которые носили первые правители майя: ушные украшения и простая головная повязка. Скульптура была создана около 400 года до н. э., время, когда майя жили в основном в небольших сельских и торговых поселках.
Английский археолог Норман Хэммонд в немом изумлении смотрел на гладкий круглый предмет, лежащий прямо у его ног на каменном полу внутреннего храмового дворика в Куэльо, малоизвестном поселении майя на территории государства Белиз. И вдруг до него дошло, что это за находка: это был человеческий череп, обращенный лицевой частью вниз, он лишь наполовину выступал из-под земли. Хэммонд с товарищами начали раскопки, то и дело натыкаясь на новые человеческие останки, причем на таком сравнительно небольшом участке их оказалось подозрительно много: попадались и целые скелеты, и скелеты людей с отрубленной головой и отсеченными конечностями. Подсчет находок показал, что в этом зале было похоронено более 30 человек, и хотя скелеты в большинстве своем были сильно повреждены падающим сверху долгие века каменным сором, было ясно, что это не простая могила.
Один из черепов имел отверстие в лобной части, в точности соответствовавшее по размерам другой находке археологов — ритуальному кинжалу, такие кинжалы делались из кремнистого сланца, известного еще под названием "черт". Все найденные кости покоились в углублении, ограниченном по краям каменной насыпью, по-видимому, специально сооруженной вокруг останков и затем перекрытой сверху (или засыпанной). Скелеты двух юношей лежали, почти соприкасаясь головами, ногами — в противоположные стороны. Вокруг них в огромном количестве были разложены керамические сосуды. Повсюду валялись кости отсеченных человеческих рук и ног. И дополняли эту жуткую картину останки людей, аккуратно усаженных в кружок. Очевидно, здесь было совершено жертвоприношение, какое обычно устраивали при постройке нового храмового комплекса.
Для Хэммонда и его коллег, проводивших раскопки в Куэльо с 1976 года вплоть до начала 1990-х, это было потрясающим открытием — первое наглядное свидетельство массовых человеческих жертвоприношений у майя. Всего полвека назад ведущие ученые-майянисты всячески подчеркивали, что древние майя не были жестокими, не любили проливать кровь даже во время ритуальных церемоний. В 1915 году американский археолог Сильванус Г. Морли заметил батальные сцены на рельефах майя, но не придал им большого значения и в последующих своих исследовательских работах сосредоточился в основном на календарях и астрономических данных, содержащихся в иероглифах, словно не замечая сопровождавших текст иллюстраций или считая их недостойными серьезного изучения. Скорее всего он поставил перед собой задачу показать, что майя были этакими "американскими древними греками" и что достижения этой цивилизации делают ее "величайшей расой человечества".
Нельзя отрицать, что древние майя многого достигли в математике и астрономии, но здесь, в Куэльо, находки неопровержимо доказывали то, что для майя было естественно проливать кровь — как свою, так и чужую, отбирая для этой цели жертвы из числа военных пленников. Ибо, помимо прочих доказательств произведенного здесь жертвоприношения, был обнаружен позвоночник морского ската, а насколько можно судить по пиктограммам, майя использовали его во время ритуальных церемоний для того, чтобы пускать себе кровь: мужчины — из ушных раковин и пениса, а женщины — из языка.
Разрозненные кости 32 человек, принесенных в жертву в Куэльо 2400 лет назад, и скелет юноши, который умер от удара острого кинжала, направленного прямо в лоб. Острое оружие, сделанное из кремнистого сланца, было найдено рядом со скелетом. Диаметр его острия в точности совпадает с отверстием в черепе. Такое же оружие (внизу) лежало в соседнем могильнике. Жертвами, скорее всего, были попавшие в плен воины ив соседней деревни.
Но что придавало находке в Куэльо особенную ценность, так это вероятное время произведенного захоронения, совпадающее с историческим водоразделом в развитии цивилизации майя. Анализ археологических пластов позволил предположить, что жертвоприношение было совершено около 400 года до н. э., когда жители южных территорий (современные Гватемала, Белиз и южная часть Юкатана) начали перестраивать свои сельскохозяйственные и торговые поселения в церемониальные центры, в итоге превратившиеся в сложные архитектурные комплексы — города. Сопоставив между собой имеющиеся факты, Хэммонд и его коллеги пришли к выводу о том, что жители Куэльо превратили старый сельский церемониальный центр — площадку, окруженную со всех сторон культовыми постройками из дерева и пальмовых листьев — в гигантскую общественную зону. Сначала местные жители подожгли деревянные храмы, растащив по бревнам фасады (таков был обряд посвящения богам), а затем стали засыпать площадку камнями и щебнем, постепенно воздвигнув высокую платформу площадью в полгектара. А в самом центре этой платформы были погребены люди, принесенные в жертву, — скорее всего, юноши.
Рядом с ними были положены шесть костяных трубок, украшенных резьбой, — иные считают, что это просто ручки от вееров, а по мнению других, это ручки от неких инструментов, с помощью которых майя пускали кровь. Но главным было не назначение этих предметов, а вырезанный на них орнамент: на четырех из них хорошо виден узор, который на языке майя называется поп (плетеная циновка). Как свидетельствуют находки, относящиеся к более поздним временам, такими циновками пользовались правители майя (это был как бы символ трона). Итак, находки в Куэльо позволяют предположить, что уже в 400 году до н. э. — гораздо раньше, чем думали многие специалисты — народом майя правила элита, причем власть ее была не символической, но вполне реальной.
Действительно, здесь, на небольшом участке — одном из сотен поселений майя, относящихся к тому же периоду времени, — Хэммонд и его товарищи обнаруживали в зачаточном состоянии те самые особенности культуры майя, которые со временем станут основными приметами классической поры этой цивилизации. Проводя раскопки невысокой пирамиды в западной части платформы, они нашли внутри другую пирамиду, поменьше, которая, как это часто бывало у майя, легла в основание более поздней постройки. Стены ее были украшены загадочными изображениями, каждое из которых было заключено в овал. Хэммонду они сразу же напомнили более поздние иероглифические изображения майя, и он предположил, что сельские жители Куэльо знали начертания основных иероглифов майя, из которых впоследствии развилась сложная функциональная система письма. Вероятно, эти люди знали и цифровые обозначения. В захоронении внутри малой пирамиды Хэммонд нашел несколько штампов-печатей, на одной из которых можно было явственно различить вертикальную черту и четыре точки: знак числа 9 у майя.
И в довершение всего, у подножия пирамиды археологи заметили кусок известняка довольно странной формы. Сначала Хэммонд не придал этой находке никакого значения ("мало ли что валяется под ногами"), но в один прекрасный день, посмотрев на него с вершины пирамиды, он понял, что это не обломок горной породы, а отесанная вручную прямоугольная плита, скорее всего стела — на таких плитах майя вырезали свои письмена и изображали правителей. К тому времени древнейшая из стел майя находилась в Тикале (Гватемала). Датированная 292 годом н. э., она символизировала начало так называемого классического периода майя — промежутка в 600 лет, в течение которого цивилизация достигла вершины своего развития и майя старались, где только могли, увековечить в камне I деяния своих правителей. Здесь же, в Куэльо, был памятник, выполнявший ту же функцию, только воздвигнут он был на 200 лет раньше.
Вскоре в Куэльо обнаружились и еще более древние находки. В 1973 году, вскоре после того, как Хэммонд наметил место для раскопок, археологи сделали пробный раскоп, при этом были извлечены куски сгоревшего дерева, отнесенные ко времени первых поселений. Датировка древесины радиоуглеродным методом дала ошеломляющий результат: оказывается, уже в 1000 году до н. э. здесь жили люди. А может быть, сельские поселения начали появляться в этом районе и еще раньше. Эта находка влила свежую струю в давние споры о происхождении цивилизации майя. Некоторые ученые считали, что предки майя жили в Мексике, другие же заявляли, что корни этой цивилизации следует искать в горах Центральной Америки, некоторые выискивали связи майя с цивилизациями Китая и Юго-Восточной Азии. Но если бы можно было доказать, что древнейшие жители Куэльо действительно были предками майя, тогда можно было бы смело говорить о том, что майя ни у кого не заимствовали свою историю, а сами были ее творцами.
Пласты земли, в которых сохранились остатки гражданских строений, датируемых 2200 годом до н. э., образуют платформу площадью в полгектара и высотой до 4 метров. На этой платформе в 400 году до н. 9. в Куэльо была выстроена самая высокая ступенчатая пирамида. Майя верили в то, что духи не покидают места прежних святилищ, и потому постоянно надстраивали центр города, возводя новые здания поверх разрушенных старых.
Вооружившись информацией, полученной в результате радиоуглеродной датировки, Хэммонд со своими сотрудниками стал проверять вероятность этого предположения, углубляя раскоп в Куэльо, снимая один культурный слой за другим. Место для раскопок — главный внутренний двор — было выбрано удачно, и вскоре были найдены остатки самой первой на этом месте постройки. Это была хижина, вроде тех, что строят современные индейцы — потомки майя: частокол бревен да крыша из пальмовых листьев. Сооружение стояло на невысокой известковой платформе (самый ранний пример применения извести в строительстве), а использование известкового раствора считается одной из характерных особенностей архитектуры майя.
Различные слои раскопа давали все новые доказательства преемственности культурной традиции в Куэльо. Впервые появившиеся здесь в конце второго тысячелетия до нашей эры жилища из века в век строились по одному и тому же плану, только с каждым разом становились все выше, все массивней, пока не наступал день, когда после человеческих жертвоприношений их засыпали камнями. В одном из углов платформы археологи обнаружили резервуар, первоначально служивший амбаром, а затем, в I или II веке н. э. превращенный в свалку. В нем были найдены зерна кукурузы — основного продукта питания индейцев майя. Сравнивая эти зерна с более ранними образцами, ученые отметили признаки генетических изменений, вероятно возникших в результате селекционной работы, проводившейся несколькими поколениями земледельцев. И действительно, Хэммонд подсчитал, что со времени первых поселений до 200 года н. э. урожай в Куэльо более чем удвоился.
Дальнейшие исследования показали, что с самого начала крестьяне Куэльо делали добротную глиняную посуду различных цветов, а уже к VII веку до н. э. покрывали ее слоем смолы и обжигали, таким образом сохраняя рисунок. На одном из сосудов этого периода изображена какая-то водоплавающая птица, другой фрагмент, датируемый 1000 годом до н. э., покрыт резным орнаментом, в котором можно узнать характерный тип прически майя — высокий пучок, известный по позднейшим изображениям. Другое глиняное изделие, датируемое приблизительно 1000 годом до н. э., оказалось детской свистулькой в форме птицы с четырьмя дырочками по бокам. Глядя на эту находку, Хэммонд не мог удержаться и подул через отверстие в клюве, поочередно зажимая пальцем боковые отверстия, — ив тишине отчетливо прозвучали пять нот диатонической гаммы, своеобразное музыкальное послание, пришедшее к нам из глубины столетий.
Этот удивительный предмет был найден в могиле шестилетнего ребенка среди других предметов, в числе которых был и кусочек нефрита — минерала исключительной плотности, весьма ценившегося в Мезоамерике. Одно из немногих известных мест его добычи (обнаружено археологами в 1952 году) — долина реки Мотагуа на юге Гватемалы. Вероятно, именно там древние ольмеки, жившие на побережье Мексиканского залива, таинственный народ, достигший достаточно высокого уровня культуры на 500 лет раньше майя, добывали зеленый камень для своих ритуальных предметов и замечательных ювелирных изделий. Хэммонд предположил, что в древности вполне мог существовать товарообмен между ольмеками и первыми жителями Куэльо, находившегося в 600 километрах к востоку, тем более что с самого начала прослеживается глубокое взаимное влияние этих двух культур. Но другие ученые оспаривают это утверждение, считая, что товарообмен мог проводиться и через посредников, а строгих доказательств и прямого взаимодействия культур пока не существует.
Терракотовая печать длиной в 7 сантиметров, датируемая приблизительно 100 годом н. э.. несет на себе знак числа 9 у майя: четыре точки и одну вертикальную черту. Такие печати, по-видимому, служили для нанесения краски на кожу или ткань.
Чаша, найденная в Куэльо в одном из могильников и датируемая 250 годом до н. э., свидетельствует о высоком уровне гончарного мастерства у местных жителей. Некоторые из найденных здесь керамических изделий считаются древнейшими в Центральной Америке. Оранжевая глазурь и врезанный орнамент, идущий по краю чаши, характерны для керамики Куэльо.
В классический период великие правители майя отправлялись в мир иной, щедро одаренные напоследок ожерельями из нефрита, в масках, инкрустированных тем же камнем. Но как свидетельствуют раскопки в Куэльо, обычай класть кусок нефрита рядом с умершими был известен на тысячу лет раньше. Причем уже в те давние времена майя знали разницу между двумя разновидностями зеленого поделочного камня: самым ценным они считали полупрозрачный жадеит изумрудно-зеленого цвета, напоминающий переливающееся оперенье кетцаля, птицы, из перьев которой майя делали украшения. Из 172 открытых на территории Куэльо захоронений всего в нескольких могилах были обнаружены бусы из ценного жадеита; когда хоронили людей низкого звания, с ними рядом клали изделия из менее ценных пород камня, напоминавшие нефрит только цветом.
Маленькая глиняная птичка-дудочка всего шесть сантиметров от клюва до хвоста — была найдена в Куэльо в могиле ребенка, и до сих на ней можно сыграть вечное до-ре-ми-фа-соль.
Но майя ценили нефрит не только за его красоту. Зеленый цвет был для них символом самой жизни: это был цвет растущей кукурузы, цвет блестящих на солнце глубоких водоемов. В словаре майя иероглиф, обозначающий нефрит, также обозначал и название дня, читавшееся как дождь. Как гласил ритуальный текст, известный во времена испанского завоевания, нефрит — это "драгоценный камень милости, первой и бесконечной милости". К тому же это был еще и символ крови, символ жизни и смерти. Кровь, пролитая правителями во время священных ритуалов, по представлениям древних майя, питала дерево жизни (axis mundi), растущее в центре мира, а также открывала человеку путь в мир сверхъестественных существ, от которых зависела повседневная жизнь. Поэтому не удивительно, что майя часто наносили на изделия из жада красную краску, тем самым символически соединяя эти два самых важных жизненных элемента.
Завершая раскопки, в последний день Норман Хэммонд спустился на самый глубокий уровень раскопа, сел у очага и в благодарность за успешное завершение работ "воскурил фимиам", а точнее, сжег комочек пома — душистой смолы, которой до сих пор пользуются индейцы при совершении своих обрядов. Глядя на последовательно вырастающие из-под земли постройки, открытые за время его работы, он понял, что его гипотеза все же верна: хотя майя в своем развитии и получили толчок от соседних культур, например, ольмекской, они сами определили свою судьбу. Здесь, на небольшом жизненном пространстве, было все необходимое для построения социального общества со сложной структурой: ремесла, зачатки математики и письменности, прогрессивные методы земледелия, подтверждаемые генетическими изменениями в составе кукурузного зерна, широко раскинутая сеть товарообмена, иерархическая организация общества. Только одного не хватало: оставалось неясным, что же послужило толчком к превращению этой сельской идиллии в цивилизацию городского типа.
В 1980 году археологи предприняли чрезвычайно трудный 65-километровый переход через леса и болота к развалинам Эль-Мирадора. Остатки этого города с крупнейшими в архитектуре майя общественными постройками, впервые обнаруженные в 1926 году, были недоступны исследователям, пока наконец в 1972 году рядом с городом не появилась взлетно-посадочная полоса.
Десять лет спустя в глухом тропическом лесу на севере Гватемалы археолог Ричард Хансен из Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) решил, что нашел ответ на этот вопрос. Развалины, замеченные в 1930 году с самолета, но не посещаемые археологами вплоть до 1962 года, находились в 350 километрах от Гватемала-Сити и в 13 километрах от крупного центра майя — города Эль-Мирадор, который считался древнейшим городом майя, возникшим во II веке до н. э. Много веков назад эти города соединяла насыпная дорога, и потому новое неизвестное поселение получило название Накбе, что на языке юкатеков-майя означает "у дороги". Когда Хансен решил осмотреть город, ему пришлось идти по глухим и топким местам, полагаясь лишь на ориентир, взятый от пирамид Эль-Мирадора. Через два года тем же путем проследовал караван из 125 мулов, везя поклажу экспедиции, организованной Гватемальским институтом антропологии и истории совместно с Калифорнийским университетом.
Как выяснилось, Накбе стал процветающим городом гораздо раньше Эль-Мирадора, а первые его постройки появились на три тысячи лет раньше. Хотя некоторые находки в Куэльо, вероятно, более древние, архитектурный комплекс в Накбе был значительно крупнее — там был церемониальный центр (до 800 метров в поперечнике), с массивными платформами, большой 45-метровой пирамидой, построенной около 300 года до н. э., и малыми пирамидами, построенными около 600 года до н. э., когда Куэльо был еще простой деревней. И здесь, судя по культурным пластам, вырисовывалась та же картина постепенного развития общества. Декоративные раковины и орудия из обсидиана, очевидно доставленные из других мест, позволяли предположить, что у жителей Накбе довольно рано начала действовать четкая система товарообмена. Когда были обнаружены человеческие зубы с инкрустацией из нефрита или похожего на него камня (так украшали себя знатные люди в классическую эпоху майя), стало ясно, что уже 2800 лет назад в Накбе существовала общественная иерархия. На одном из фрагментов глиняной посуды того же периода изображен человеческий профиль с характерным скошенным лбом — знаком высокого положения у майя, которые, как известно, специально уродовали череп новорожденных, чтобы добиться особой удлиненной формы головы. Майянист Джон Карлсон полагает, что таким образом они старались придать голове форму кукурузного початка, как и должно быть у "людей маиса".
Художник копирует каменную маску древнего божества, открытую при раскопках пирамиды в Эль-Мирадоре. Начиная с 300 года до н. э., нарождающаяся правящая элита использует причудливые рельефы из камня и штука на фасадах храмов для утверждения в сознании людей политико-религиозной доктрины, согласно которой между правителями и богами существовала определенная связь.
И в Куэльо, и в Накбе активная строительная деятельность началась 2400—2600 лет назад. Прежние церемониальные постройки засыпались камнями и землей, а на получившихся в итоге высоких платформах строили пирамиды и другие здания. Первоначально фасады были голыми, но около 300 года до н. э. на верхних частях зданий появляются большие фризы из штука (особого известкового раствора), изображающие разных чудовищ. Эти маски сначала старательно вырезали на известняковых плитах, а затем поверх каменного рельефа лепили детали из пластичного штука. Кое-где мастер, наверное, решил сэкономить время и сделал маски целиком из штука. По мнению Хансена, фасады зданий в Накбе были древнейшими из найденных в регионе.
Но даже и в столь отдаленные времена церемониальные постройки выполнялись по определенному образцу. Пирамиды в Накбе и соседних с ним городах служили основанием для трех небольших храмов, к каждому из которых вела лестница, украшенная по бокам резными панелями и масками. Верхняя лестница у главной пирамиды в Накбе насчитывает 13 ступеней, что, возможно, соответствовало представлениям майя о 13 небесных уровнях, у каждого из которых было свое божество.
Одно, правда, отличает общественную архитектуру Накбе от архитектуры других, более молодых городов майя, буквально нашпигованных масками и иероглифами, прославляющими правителей. В Накбе скульпторы обращались только к богам и мифологическим персонажам. Одно из самых поразительных произведений искусства — сцена, в точности повторяющаяся на двух стенах трехметровой известняковой стелы, которая была намеренно (по непонятной причине) разбита на куски. Аккуратно составив вместе обломки, Хансен смог ясно различить две человеческие фигуры в королевских облачениях; один человек указывает на отрубленную голову без тела, приставленную к головному убору другого. Изучив фигуры, Хансен убедился, что это персонажи из книги "Пополь-Вух", знаменитого эпоса майя, который был записан латиницей и в XVI веке переведен на испанский.
В этом эпическом повествовании речь идет о мифических героях — братьях-близнецах Хунахпу и Шбаланке, отец которых (по имени Хун Хунахпу) тоже имел брата-близнеца. "Пополь-Вуха" рассказывает о том, как Хун Хунахпу и его брат были приглашены владыками Шибальбы — подземного мира — поиграть в мяч, но, проиграв, были подвергнуты пыткам и обезглавлены. Когда настала очередь младших близнецов идти в «царство страха», они поступили умнее: обманули подземных богов, после чего вознеслись на небо, превратившись в солнце и луну. По мнению Хансена, фигуры, изображенные на стеле в Накбе, — не кто иные, как Шбаланке и Хунахпу, а отрубленная голова — это голова их несчастного отца, помещенная рядом с сыном, носящим его имя.
ГЕРОИ В ЦАРСТВЕ СТРАХА
"Это рассказ о том, как все было в состоянии неизвестности, все холодное, все в молчании, все бездвижное и тихое, и пространство неба было пусто". Так начинается "Пополь-Вух" — история сотворения мира, записанная древними майя. Среди наиболее активных ее персонажей есть две пары близнецов, страстных любителей игры в мяч. Первая пара, Хун Хунахпу и Вукуб Хунахпу, отправляется в подземный мир — Шибальбу, "царство страха" — по приглашению двух его правителей, позавидовавших спортивному снаряжению юношей и втайне задумавших украсть его. Устав, близнецы проигрывают, после чего их пытают и умерщвляют. Труп Хун Хунахпу обезглавливают и голову вешают на бесплодное тыквенное дерево, которое тотчас же приносит плоды. "Никто не должен прикасаться к этим плодам", — предупреждают правители. Но одна молодая женщина все же подошла к дереву и сорвала плод, и когда она сделала это, голова Хун Хунахпу, к тому времени превратившаяся в череп, плюнула ей в ладонь, из-за чего женщина забеременела. Покинув подземный мир, она поселяется у матери Хун Хунахпу и дает жизнь мальчикам-близнецам, Хунахпу и Шбаланке.
Как Хун-Хунахпу и его брат, меньшие близнецы получают приглашение в Шибальбу поиграть в мяч. Но будучи сообразительней отца и дяди, они ухитрились избежать подставленных ловушек и обыграть своих противников. Однако победа не дает им освобождения. Жители Шибальбы прогневались на них, и братья, пройдя целый ряд жутких испытаний, заколдовав себя, идут на смерть. Жители Шибальбы растирают в порошок кости близнецов и пускают их по воде. "Но кости далеко не ушли, — гласит "Пополь-Вух", — ибо, опустившись на дно реки, они снова превратились в прекрасных мальчиков.
Вернувшись в Шибальбу неузнанными, близнецы устраивают целый ряд розыгрышей — в том числе и такой, когда один приносит другого в жертву, а затем воскрешает. Пораженные увиденным, правители Шибальбы приходят к близнецам с просьбой сделать и с ними такое же. Близнецы соглашаются и проделывают все то же самое, только с одной разницей: обманутых правителей они казнят, но не воскрешают. Победив зло, герои-близнецы — так их теперь зовут — возносятся на небо, где превращаются в солнце и луну.
Как рассказывается в эпосе «Пополь-Вух», казненный Хун Хунахпу — считавшийся у некоторых племен майя богом кукурузного початка — поднимается из расколотого черепашьего панциря, символизирующего земную поверхность. Его воскрешают сыновья — Хунахпу (слева) и Шбаланке (справа), полив водой набухшее кукурузное зерно.
Весной 1992 года Хансен сделал новое, еще более удивительное открытие. Расчищая основание 45-метровой пирамиды, его рабочие выкопали самую большую рельефную плиту из всех найденных на территории майя. Рельеф размером 9 на 5 метров представлял собой гигантскую стилизованную голову божества, известного под именем Небесная Птица, — символ первозданного мира, которым, согласно эпосу "Пополь-Вух", стали править братья-близнецы. Правитель у майя считался земным воплощением братьев-близнецов, а Небесная Птица стала символом власти (изображение ее часто встречается в сценах "восшествия на престол"). Главное было то, что находка эта датируется 300 годом до н. э., то есть создана на два века раньше, чем все предыдущие архитектурные творения подобного рода. И тогда Хансен выдвинул интересную гипотезу: а что, если религиозная мысль послужила тем мощным импульсом, от которого цивилизация майя стала так быстро развиваться?
Размышляя над своими открытиями, Хансен задался вопросом: почему в Накбе так внезапно и бурно началось широкомасштабное строительство? Эти монументальные постройки явно не предназначались для практических целей — может быть, единственным исключением были каналы и искусственные водоемы, необходимые в засушливое время года, — а ведь такое строительство было необычайно трудоемким и в работах должно было участвовать чуть ли не все население города. Собрать такую армию рабочих можно было, только опираясь на очень сильную власть. Позже, когда у майя появятся правящие династии, будут строиться здания, посвященные отдельным правителям, — видимо, сам по себе факт наследного права на власть вызывал у народа-строителя массовый энтузиазм. Но в раннюю эпоху монументы посвящались не людям, а божествам. Исходя из этих двух фактов, Хансен сделал вывод о том, что политическая организация в Накбе и подобных ему городах носила религиозный характер. Какая-то группа облеченных властью людей — возможно, из среды жрецов, — ссылаясь на волю богов, могла свободно манипулировать своими подданными.
С выводом Хансена о том, что определяющим фактором развития цивилизации майя была религия, согласны не все археологи. Остается надеяться, что дальнейшие раскопки на территории Накбе в конце концов докажут истинность или ложность этой теории. Но чем бы ни был вызван строительный бум в Накбе, длился он недолго. Через одно-два столетия после того, как была создана каменная птица, строительство почему-то прекратилось, а белокаменный город обезлюдел и оставался "городом-призраком" почти тысячу лет. Хансен считает, что жители Накбе перебрались на новое место — в Эль-Мирадор, где были более надежные источники воды и естественные оборонительные укрепления в виде крутых обрывов вдоль северной и западной границ города.
Для того чтобы наступило процветание, нужна была какая-то экономическая его основа, а именно — излишки продуктов питания, которые бы давали возможность прокормить все возрастающее городское население, не занятое в сельском хозяйстве (правителей, их слуг, воинов, ремесленников). До 1960-х годов считалось, что древние майя, как и современные их потомки, пользовали в своем земледелии главным образом подсечно-огневой метод. Сначала участок леса, предназначенный под пашню, вырубали, затем вырубленные деревья и кустарники сжигали, чтобы золой удобрить почву. Почва тропических лесов бедная и слой ее был неглубок, поэтому земля быстро, через год-два, истощалась, и поле оставляли до тех пор, пока оно снова не зарастало лесом. Тогда участок поднимали заново. Подсчеты показали, что при таком методе майя должны были бы каждый год возделывать около одной трети всех своих земель, что практически было невозможно, если бы действительно города были такими многонаселенными.
Поэтому ученые решили, что такие большие города, как Эль-Мирадор, предназначались главным образом для церемоний и постоянно в них жила только правящая элита — жрецы, а прочие люди, занятые в сельском хозяйстве и жившие в соседних деревнях, собирались в городах только по определенным дням. Но даже если и так, то факты говорят о том, что к 300 году н. э. численность населения достигла такой отметки, что дальнейшее использование подсечно-огневого метода уже не оправдывало бы себя. Известно, что население майя в последующие 600 лет увеличилось в десять раз — следовательно, были известны и какие-то иные способы ведения сельского хозяйства.
С эрозией почвы, возникающей при подсечно-огневом методе, позволял справиться метод террасного земледелия (на склонах холмов), предохраняющий поверхность от вымывания и увеличивающий глубину плодородного слоя. К тому же, майя, вероятно, пополняли свой рацион, занимаясь выращиванием овощей и фруктов на огородах и в садах, которые были возле каждого сельского дома. Они выращивали корнеплоды, бобовые, собирали виноград, орехи и фрукты. И кроме того, древние майя устраивали так называемые приподнятые поля — этот трудоемкий, но эффективный способ и по сей день известен индейцам Центральной Америки.
Огромная птичья голова более 10 метров в ширину, известная археологам как Главное божество — Птица, или Небесная Птица, представлена на этой предварительной реставрационной схеме. Можно заметить лепные детали из штука и розовую краску, первоначально покрывавшую каменную основу маски. Встроенная в основание пирамиды в Накбе около 300 года до н. з., эта маска была скрыта от посторонних глаз возведенными вокруг террасами.
В конце 1960-х годов канадский географ Альфред Сименс нашел неопровержимое доказательство того, что древние майя знали и применяли метод приподнятых полей. Изучая фотографии, полученные при аэрофотосъемке бассейна реки Канделария на юго-западе Юкатана, ученый увидел на болотистом берегу четкие прямоугольники возвышенностей. Исследования показали, что и в болотах, и в поймах рек майя прокладывали дренажные каналы, вычерпывая со дна богатую илом почву и насыпая ее в виде длинных грядок, возвышающихся над уровнем воды примерно на метр. Из каналов брали органическое удобрение для полей, по ним можно было легко передвигаться в лодке, а кроме того, в них можно было ловить рыбу и моллюсков. Оставался открытым такой вопрос: насколько распространенной была эта земледельческая практика? Ответ пришел десять лет спустя, когда был изобретен тонкий прибор — лучевой радар, позволяющий "видеть" даже сквозь самую густую растительность и подробнейшим образом фиксировать все, что под ней скрывается. Между 1977 и 1982 годом с помощью радара ученые обследовали лесистые районы на юге Мексики и в Гватемале и обнаружили четкую сеть полей и каналов, лежащую среди болотистой низменности. Правда, как выяснилось, часть этих каналов была, скорее, естественного происхождения, но дальнейшие исследования, проводившиеся в этом направлении уже в 1991 году, дали некоторые, правда очень скудные, подтверждения, что это все же были приподнятые поля. Другие исследования наглядно показали, что в тех районах, где главной проблемой была нехватка воды, майя сооружали сложные ирригационные системы. В городе Эцна, что находится на засушливой прибрежной равнине в юго-западной части Юкатана, группа археологов под руководством Рэя Матени выявила стройную систему каналов и резервуаров, сооруженную между 200 годом до н. э. и 100 годом н. э. Один из каналов особенно поражал воображение: он был шириной в 90 метров и тянулся на 11 километров, соединяя город с рекой. К северу от центра города расходились веером семь каналов поменьше — они подводили воду к различным по величине резервуарам, из которых самый большой мог вместить 120 миллионов литров воды. Как подсчитал Матени, на постройку этой системы, в целом вмещающей 2 миллиарда литров воды, жители города потратили 1,68 миллиона человеко-дней: все это было построено вручную, теслами и мотыгами, сделанными из кремнистого сланца.
На восточном побережье Юкатана, в городе Серрос, тоже была мощная система водоснабжения. Церемониальный центр этого торгового города, стоявшего на скрещенье морских, речных и сухопутных дорог, у устья двух рек, был отделен от большой земли каналом протяженностью в полтора километра, с дополнительным подводящим каналом, осушавшим несколько полей. Глядя на все эти строительные чудеса, нельзя не задуматься о причинах эволюции общества майя. Удивительно, с какой готовностью люди приняли идею обожествленной власти.
Среди тех, кто исследовал метаморфозы Серроса от сельской лачуги до царского дворца, были два американских майяниста: Линда Шиле из Техасского университета в Остине, художница и преподаватель живописи, ставшая одним из ведущих специалистов по дешифровке надписей майя, и Дэвид Фрейдел из Южного методистского университета в Далласе, "грязный" археолог, как он себя называет. По их версии, внезапная трансформация, случившаяся в Серросе, является результатом сознательного акта, задуманного некими лидерами, чьи имена нам неизвестны, но чье архитектурное наследие свидетельствует об их непреклонной воле. Версия, предложенная Линдой Шиле и Дэвидом Фрейделом, не получила единогласного одобрения в научных кругах и едва ли вообще поддается строгой проверке, но, по крайней мере, в одном она похожа на правду: действительно, в исторической судьбе майя многое зависело от отдельных личностей.
Около 50 года до н. э. Серрос был уже довольно оживленным портовым городом и, поскольку стоял у устья двух рек, оказался важным звеном, соединявшим торговые пути, ведущие от побережья Карибского моря в глубь страны. Единственным средством передвижения по морям и рекам было каноэ, выдолбленное из твердых пород дерева (например, из красного дерева); лодки, предназначавшиеся для плавания по морю, были длиной до 12 метров, в них могли разместиться 50 человек. С побережья в глубь страны везли самые разнообразные товары: рыбу, моллюсков, морских млекопитающих, употреблявшихся в пищу (ламантинов), раковины, акульи зубы и позвоночники морских скатов, необходимые для некоторых ритуалов, а также соль, которую майя добавляли в пищу, использовали для засолки продуктов и для изготовления лекарств. Соль выполняла также роль обменной монеты.
КАМЕНЬ ДОРОЖЕ ЗОЛОТА
Ценившийся древними майя за красоту, редкость, а также за предполагаемую волшебную силу, нефрит задавал непростую задачу древним мастерам — резчикам по камню. Полупрозрачный зеленый жадеит — разновидность нефрита, встречающаяся в Центральной Америке, отличается особенной плотностью и плохо поддается обработке. Чтобы сделать из него украшение или погребальный амулет, древние мастера с их примитивными инструментами должны были проявить терпение и изобретательность.
Кремень или обсидиан не оставляют следа на твердой поверхности жадеита. Скорее всего для его обработки майя использовали быстро заменяемые орудия в сочетании с каменной пылью. С помощью веревки, протягиваемой поверх мокрого песка и постепенно образующей глубокую борозду, крупные куски жадеита распиливались на две, на четыре части или на ровные пластины.
Деревянными пилами или костяными сверлами делали канавки, завитки, лупки и т. п. Иногда сама нефритовая пыль служила шлифовальным материалом. Полирование производилось с помощью твердых растительных волокон, добываемых из побегов бамбука или тыквенного дерева, клетки которых содержат микроскопические частицы твердых минеральных веществ.
Огромное количество фигурок из нефрита, изображающих людей и животных, имеют форму клина — примитивного долота или же каменного топора. Ученые предполагают, что древние камнерезы специально придавали нефритовым изделиям такую форму, чтобы можно было при случае использовать их как орудия труда. После небольшой доработки эти прекрасные каменные поделки могли превратиться в амулеты или фигурки людей и богов, как, например, это нефритовое божество высотой в 10 сантиметров (внизу).
Но из зеленых камней майя обрабатывали не только нефрит. Спектральный и химический анализ находок показал, что многие изделия, которые считались нефритовыми, на самом деле сделаны из других минералов, таких, как серпентин, кварц или зеленый альбит — материалы, которые современные археологи называют "народным нефритом".
Ремесленники-майя знали разницу между этими материалами, приберегая самый ценный жадеит для изделий, предназначавшихся высокопоставленным особам, а также для приношений богам во время важнейших церемоний. Изящное зеленое ожерелье (вверху), относящееся к доклассической эпохе, говорит нам о том, что носил его не простой человек, а наделенный властью и стоявший на верхней ступени социальной лестницы.
Среди самых ценных товаров, проходивших через Серрос, были, конечно, нефрит и обсидиан, привозимые издалека (их добывали в центральной части Мексики и еще в двух-трех месторождениях на юге Гватемалы). Обсидиан, черное вулканическое стекло, можно было обтесать так, что край его становился острым, как бритва. Поэтому он очень высоко ценился и шел на изготовление оружия и режущих инструментов. Нефрит, разумеется, ценился как ритуальный камень, и на него был широкий спрос по всей территории майя. В обмен на эти и другие ценные вещи люди равнин предлагали свой товар: продукты питания, хлопок, а также перья кетцаля и шкуры ягуаров.
Торговля способствовала тому, что жители Серроса узнавали обычаи других племен — так они познакомились с практикой обожествления власти, характерной для городов Накбе и Эль-Мирадор. По версии Шиле и Фрейдела, старейшины Серроса поняли, что их городу тоже нужен правитель — чтобы быть не хуже тех, с кем они торгуют, — и выбрали из своих рядов человека, наиболее подходящего для этой роли.
Что привело к неожиданному (всего за 50 лет) превращению Серроса в город-государство, неизвестно, поскольку нет никаких иероглифических записей, которые рассказали бы об этом. Но тут нам на помощь приходит археология, показывая, как это превращение происходило. Уничтожив свои прежние дома, люди разбрасывали поверх развалин украшения из нефрита и разбитые во время ритуального пиршества сосуды, с тем чтобы на этом месте начать новое строительство. Над расчищенным участком возводилась арка. Обычай предписывал ставить дома так, чтобы двери (окон не было) смотрели на закат, но позднее дома стали обращать фасадом к новому символу власти — храму, стоящему на берегу моря.
Этот первый храм в Серросе, по архитектурному решению напоминающий церемониальные пирамиды в Накбе, по фасаду был украшен изображениями богов, призванными, по мнению Шиле и Фрейдела, закрепить в сознании людей мысль о том, что их правители являются прямыми потомками богов. Смысл этих изображений сейчас нам не вполне ясен, но Шиле заметила кое-где несколько иероглифов, как бы поясняющих смысл картины. Таков, например, иероглиф с четырьмя лепестками — знак солнца, — вырезанный на маске ощерившегося животного, в котором ученые признали божество Ягуар-Солнце, представляющее собой одновременно и солнце, и одного из младших героев-близнецов, прототипов царей майя.
Изучение письменных источников в других городах позволило Шиле и Фрейделу предположить, что храм этот служил местом, где совершался один из самых важных для майя ритуалов — воссоединение с богами и предками, известное под названием "Путешествие в подземный мир". Для того чтобы совершить такое путешествие, правитель должен был прийти в состояние высшей степени экзальтации, при котором начинаются галлюцинации. Этого можно было достичь голодовкой и кровопусканием. Расположение внутренних помещений храма подсказывает, что правитель творил свой кровавый обряд, уединившись в маленькой угловой комнате в восточной части здания, а затем, в запятнанных кровью белах одеждах, показывался наверху храмовой лестницы, откуда и начинал свое восхождение к богам".
Построенный около 50 года до н. а. на берегу залива Четумаль на востоке Юкатана, самый первый храм в Серросе был обращен фасадом к центру города. Через несколько лет жители этого богатейшего торгового порта выстроили другой, еще больший храмовый комплекс, или акрополь, на высокой платформе, на которую можно было подняться по длинной каменной лестнице, начинающейся от подножия пирамиды.
Нам, людям XX века, практика кровопускания кажется отвратительной и дикой, но для майя это было делом жизненно необходимым. Они верили, что во вселенной рассеяны опасные и вредоносные силы, сдержать которые можно только с помощью определенных ритуалов. Движение звезд и планет считалось проявлением воли богов, и поскольку расположение небесных тел могло быть как благоприятным, так и неблагоприятным, представители знати пристально следили за небесными явлениями. Солнечное затмение, например, воспринималось как один из видов смерти божества, после которого солнце могло исчезнуть навсегда. Первое после долгого перерыва появление на небе утренней звезды (таковой считалась планета Венера) служило сигналом надвигающейся войны. Приурочивая ритуальные кровопускания к определенным календарным датам или небесным явлениям, правители майя пытались как-то повлиять на грядущие события, твердо веря, что от их действий зависит судьба мироздания.
Сердитую маску бога Ягуар-Солнце до сих пор можно различить в Серросе среди рельефов нижней платформы первого храма: чуть выше — громадная голова, предположительно служившая символом утренней звезды. Эти две маски были составной частью ансамбля из четырех каменных ликов, располагавшихся по сторонам храмовой лестницы и символизирующих путь солнца.
Вскоре после того, как был построен первый храм в Серросе, рядом с ним начались новые строительные работы — на этот раз на огромной трехступенчатой платформе. Платформа эта занимала площадь в три раза большую, чем площадь первого храма, и в высоту достигала 15 метров, а это означало, что церемония, происходившая наверху, была практически не видна людям, стоявшим на земле. На самой верхней площадке храма, по версии Шиле и Фрейдела, правитель на глазах у кучки привилегированных лиц совершал акт кровопускания. Затем, в сопровождении тех же приближенных, спускался по ступенькам на средний уровень платформы. Сюда также допускались только избранные, они присоединялись к свите и, образовав пышную процессию, вслед за правителем спускались на площадь, где их с нетерпением ожидал простой народ.
На этой карте представлены основные предметы торговли индейцев майя и места их добычи или производства. С древнейших времен крестьяне, жившие на побережье, обменивали соль, рыбу и прочие дары моря на то, что предлагали им соседи, жившие вдали от морских путей. Товары, предназначавшиеся для обмена, перевозили по судоходным рекам в больших долбленых лодках. С развитием культуры возникла потребность в предметах роскоши, которые доставляли издалека, — это были перья птиц, раковины моллюсков, шкуры ягуара, табак, нефрит и обсидиан. В 1502 году, во время четвертого путешествия Колумба в Америки, местные торговцы вовсю бороздили моря, плавая из Мексики в Панаму на огромных каноэ, нагруженных различными товарами.
Ценные раковины, нефрит и обсидиан, привезенные из дальних краев, были найдены в тайнике, обнаруженном при раскопках в Куэльо, городе майя, возникшем в "доклассическую эпоху"на берегу Рио-Нуэво в Белизе. Вероятно, купцы майя обменивали хлопок-сырец или хлопчатобумажные ткани на другие ценившиеся в то время товары.
К тому времени, когда была построена эта вторая пирамида, первый правитель Серроса, по-видимому, скончался: его "царские регалии" — фрагменты головной повязки и нагрудного украшения — были найдены под самой верхней площадкой второго храма. Новый правитель, возможно, был недоволен существующим комплексом и велел построить еще два храма. Один, обращенный фасадом на восток, был задуман как царская усыпальница. Другой, обращенный фасадом на запад, скорее всего, был посвящен ритуальным войнам, во время которых верховный правитель и высшая знать вступали в бой для того, чтобы взять в плен неприятельского государя и его семью и после ритуальных пыток принести пленников в жертву богам. На фасаде этого храма изображены человеческие головы и головы ягуаров с выходящими из их пасти завитками (скорее всего, означающими кровь) — все это символы власти, реальным проявлением которой могло быть обезглавливание высокородных пленников.
Но похоже, обезглавленным в конце концов оказался сам правитель, построивший эти два храма в Серросе: он, скорее всего, умер вдали от дома, ибо гробница его оказалась пустой и не закрытой. Его преемник затеял строительство нового храма, однако качество работ уже было не то, да и вся постройка осталась незавершенной. Видимо, произошло что-то, сильно подорвавшее авторитет правителя, хотя что это было за событие — остается только гадать. Может быть, город захватили враги, а может, произошел политический переворот. Ведь несмотря на то, что правитель майя считался полубогом, от его поведения зависело очень многое, и если правитель оказывался слабым, не расчетливым или просто неудачником, его отстраняли от власти. Неудача со строительством нового храма подсказывает, что с правителем Серроса случилось нечто подобное. Вслед за этим храмовый комплекс был подвергнут ритуальному разрушению: перед фасадами зданий запылали большие жертвенные костры, часть лепных масок была сбита. Эксперимент с единовластием окончился.
В другом крупном городе майя, Эль-Мирадоре, как и в Серросе, в I веке нашей эры начинается полоса упадка, вероятно, причиной тому было разрушение торговых связей.
Хребет ската-дазиатиса, обитающего в Карибском море, был найден при раскопках в Куэльо. Подобными орудиями правители майя ранили себя до крови, пытаясь установить связь с богами.
Во время ритуального кровопускания, изображенного на каменной доске из Яшчилана, правитель Щит-Ягуар держит факел над своей женой, Леди Шок, пока та продергивает сквозь язык веревку, утыканную шипами.
Леди Шок смотрит на воина, появляющегося из пасти Змея Всевидения. Сам змей поднимается из чаши с низкими краями, в которой лежат ланцеты и куски бумаги из древесной коры, пропитанные кровью Леди Шок, показывающие, что видение непосредственно связано с кровью и возникает из крови. Участники таких ритуалов при большой потере крови вполне могли видеть галлюцинации.
Но всего в 60 километрах к югу находились два других города майя, Тикаль и Вашактун, чье экономико-географическое положение оказалось более выгодным. Окруженные плодородными землями, имеющие по соседству богатые месторождения твердого кремнистого сланца, эти два города располагались на главной оси товарообмена между двумя основными системами рек: текущих на северо-восток, к Карибскому морю, и на запад, в Мексиканский залив. Всего один день пути отделял эти города друг от друга, поэтому не удивительно, что между ними возникло соперничество. Благодаря своему более выгодному местоположению Тикаль получил некоторое преимущество в торговле, установив связь с Теотиуаканом, который в III и IV веках н. э. считался крупнейшим торговым центром Мексиканского нагорья. Соперничество между Тикалем и Вашактуном со временем переросло во взаимную вражду, и уже к концу отмеченного периода эти два города оказались втянутыми в военный конфликт. Победивший в этой войне рассчитывал получить не только земли побежденного, но и, что гораздо важнее, контроль над жизненно важной частью всей торговой сети центральной части Юкатана.
Развалины самого большого храма-пирамиды в Тикале гордо и одиноко высятся над вершинами гигантских стволов красного дерева и кедров посреди бескрайних центральноамериканских джунглей. В 1525 году Кортес и его армия, вероятно, проходили здесь по пути в Гондурас, однако ученым этот город оставался неизвестен вплоть до 1848 года. В течение последующих ста лет единственными дорогами, ведущими в Тикаль, оставались тропы, проложенные собирателями жевательной смолы, и первые экспедиции были немногочисленны. В 1951 году правительство Гватемалы построило рядом с развалинами взлетно-посадочную полосу для военных самолетов, и через пять лет Университет Пенсильвании с небывалым размахом начал проводить здесь археологические исследования, продолжавшиеся 15 лет. В них принимали участие более ста археологов.
После того как было открыто более 500 зданий, Уильям Ко, руководивший работами в течение последних семи лет, представил детальную реконструкцию, подробно рассказывающую об истории архитектуры города. В 600 году до н. э. здесь появились первые сельские постройки, и в последующие несколько веков наблюдался демографический рост. Во II веке до н. э. оформились большие, окруженные зданиями площади, образовавшие центр города, в котором, вместе с населением густонаселенных близлежащих поселков, охватывающих территорию в 65 квадратных километров, проживало до 40 тысяч жителей.
"ГЛИНЯНОЕ" ПОСЛАНИЕ
На первый взгляд, эти два полихромных сосуда так непохожи один на другой, что кажется, будто сделаны они разными людьми. Но тщательный научный анализ свидетельствует об обратном. Более того, методы, позволившие определить их происхождение и авторство, помогут ученым опознать и другие сосуды, происхождение которых невозможно определить (что является особенно актуальной проблемой в сегодняшней майянистике, когда предметы, выкопанные нелегально, продаются без каких-либо указаний на источник).
Иероглифы на этом сосуде называют имя художника и показывают, что он принадлежал к знатному роду Третьего правителя Наранхо и Леди Раковина-Звезда города Яшха, и содержат косвенные указания на то, что художник мог быть средним сыном в семье правителя. Иероглифы, приведенные внизу, передают его имя, до сих пор не расшифрованное.
Археолог Майкл Ко из Йельского университета был убежден, что эти два сосуда сделаны одним художником и происходят из города Наранхо в Гватемале, что находится в 40 километрах к востоку от Тикаля. Тщательное изучение ваз, предпринятое историком искусств Дори Ринтс-Буде подтвердило его мнение.
Благодаря успехам, достигнутым в дешифровке иероглифов, перевод стилистически сходных фрагментов, начертанных на стенах сосудов, помог установить имя художника, а также имя хранителя или владельца каждой из ваз. Но если бы нужны были дальнейшие доказательства общего происхождения сосудов, то они могли быть выведены из сравнительного химического анализа мельчайших кусочков, взятых от каждого изделия. Анализ микроэлементов, входящих в их состав, показал, что сосуды сделаны из одного материала (глины и других веществ). Более того, их химическая формула совпала с формулой глиняных черепков, найденных в Наранхо, — так было установлено местонахождение мастерской, где были изготовлены эти сосуды.
В I веке до н. э. в центре города возводится комплекс из монументальных построек и царских гробниц. Известный под названием "Северный акрополь , этот каменный город стал местом, где находили последнее пристанище не только верховные правители, но также и представители нарождающейся аристократии. Анализ показал, что люди, захороненные в этих гробницах, были выше и крупнее простолюдинов — вероятно, они лучше питались и, возможно, своим положением в обществе в некоторой степени были обязаны наследственному физическому превосходству.
В одной из богатых гробниц покоились останки женщины, а значит, высокое общественное положение теперь переходило к прямым наследникам как женского, так и мужского пола. Гробница была украшена изображениями других знатных лиц, вероятно, родственников или предков умершей. Эти древнейшие портреты доказывают, что в ритуальном искусстве майя произошел существенный сдвиг: оно уже не было сосредоточено только на богах. Снаружи на соседней гробнице, внутренняя часть которой почернела от ритуальных возжиганий, есть портреты, предположительно изображающие правителя и его приближенных.
В северной части города археологи нашли еще одно яркое свидетельство возросшего внимания к личности — самый ранний из скульптурных портретов правителей. В Вашактуне, как и в Тикале, крупномасштабная перестройка церемониального центра города происходила в I—III веках н. э. Ко время раскопок 1985 года был обнаружен необычный комплекс из шести храмов, относящийся к этому периоду времени. Впоследствии эти храмы были засыпаны землей и легли в основание небольшого акрополя. Их фасады были покрыты лепными масками — ничего подобного на "доклассических" памятниках ученые раньше не наблюдали. Самая крупная из масок представляет собой сложный образ космоса: на одном уровне изображено ужасное чудище, обитающее в первичном море, чуть выше — такое же чудище, символизирующее священную гору, что поднимается из вод и образует сушу. Сквозь голову зверя проходит так называемый Змей Всевидения — символ общения с богами и предками в подземном мире.
Мифологические образы воплощены в рельефах с необычайной старательностью, и вот что интересно: на одном из зданий помещались скульптурные портреты некоего правителя, пышно одетого и стоящего на циновке поп. Возможно, самое существенное то, что портреты располагались на внешней стороне храма, служившего одновременно воротами, через которые можно было пройти к акрополю. Все последующие правители майя станут воздвигать стелы с надписями и рисунками, характеризующими их правление.
Одно дело — посадить человека на трон, и совсем другое дело, как, вероятно, убедились жители Серроса, — дать ему возможность удержаться на троне. В Тикале основы крепкой династии были заложены в начале III века н. э. неким правителем, чье имя много раз встречается среди имен предков, записанных на стелах. Тридцать девять правителей из числа его потомков в течение шести веков удерживали власть в своих руках. Первый "фамильный" портрет изображает правителя под условным именем Завиток-Ахав-Ягуар — так читается краткая иероглифическая подпись. ("Ахав" на языке майя означает правитель.) Его фигура изображена на знаменитой стеле, имеющей самую раннюю письменную дату (она соответствует 8 июля 292 года н. э. по современному летосчислению и по традиции считается началом классического периода в цивилизации майя).
Через тридцать лет после указанной даты правителем Тикаля был человек по имени Луна-Ноль-Птица, изображенный на поясном украшении: он стоит на поверженном пленнике явно благородного происхождения. Такая "батальная" сцена характерна для майя. Обычно вожди враждебных племен вступали в поединок, целью которого было пленить противника, проявив таким образом личную доблесть. Начиная с IV века и в Тикале, и в Вашактуне появляются изображения связанных пленников, и это наводит на мысль о том, что правители этих двух городов стали видеть в соседях возможных ценных пленников, которых можно было принести в жертву по случаю какого-нибудь торжества или по другим ритуальным поводам. И даже если бы существовал договор, запрещающий военные конфликты между близкими соседями, отношения между городами вряд ли оставались бы мирными.
Вскоре, однако, соперничество между Тикалем и Вашактуном дошло до критической точки. Это случилось во время правления Лапы Великого Ягуара, девятого царя из правящей шестьсот лет династии Тикаля, взошедшего на престол в середине IV века. Майянист Питер Мэтьюз из Университета Калгари первым обратил внимание на то, что в какой-то момент характер междоусобицы резко изменился. Изучая стелы, он заметил, что в каждом городе на стелах отмечена одна и та же дата, которая сопровождается записью об одном поступке одного и того же знатного человека. Мэтьюз предположил, что речь идет о союзе между городами, заключенном в результате междинастического брака или завоевания. Шил и Фрейдел, изучив все имеющиеся свидетельства, пришли к заключению, что стелы были поставлены в честь завоевания Вашактуна в день 16 января 378 года правителем Тикаля по имени Курящая Лягушка.
Найденная в гробнице одного из правителей Тикаля, эта терракотовая курильница, как полагают, изображает бога человеческих жертвоприношений, совершаемых путем обезглавливания. Уродливый божок злобно смотрит на человеческую голову, лежащую перед ним на блюде. Когда Тикаль покорил соседний Вашактун, пленники, захваченные в бою, были, скорее всего, обезглавлены, чтобы умилостивить такое вот отвратительное божество.
Тикальская стела была воздвигнута через 50 лет после упоминаемого в ней события, и надпись на ней гласит, что Лапа Великого Ягуара "освятил" победу актом кровопускания. Из других надписей явствует, что Курящая Лягушка был братом Лапы Великого Ягуара и, скорее всего, военачальником его армии. На стеле в Вашактуне он изображен в большом круглом головном уборе, в одной руке у него булава, утыканная остриями из обсидиана, в другой — атльатль, приспособление, позволявшее метать копье с удвоенной силой.
Снаряжение Курящей Лягушки, особенно головной убор и атльатль, разительно отличалось от костюмов и оружия прежних правителей майя. Линда Шиле и Дэвид Фрейдел считают, что это были заимствования, пришедшие из Теотиуакана вместе с новым воинственным культом, в котором, по мнению Джона Карлсона, большое значение имела планета Венера. Теотиуакан, установивший впоследствии свою власть на всей территории Центральной Мексики, подчинив своих менее сильных соседей, вероятно, еще с I века н. э. завязал с двумя городами майя торговые отношения. Роспись на глиняной вазе из Тикаля, относящаяся ко времени триумфа правителя Тикаля, подтверждает наличие таких отношений: на ней изображена сцена встречи шести послов из Теотиуакана, которых легко распознать по их одеяниям, с одним представителем майя. Можно предположить, что из-за подобных контактов между городами-соседями легко могла вспыхнуть война, поскольку каждый город стремился контролировать торговые пути, ведущие в Теотиуакан.
Правда, никаких свидетельств о войне не найдено, но ясно, что когда так много поставлено на карту, с правилами не считаются. Во всяком случае, были захватнические набеги, в которых участвовали воины, не знавшие пощады, готовые даже с большого расстояния обрушить на противника смертоносный град копий. И после того, как Курящая Лягушка пленил правителя Вашактуна, ему показалось этого мало: он занял город и сам стал в нем править. Через год после победы Курящая Лягушка наследовал брату, но править Тикалем предпочел из собственного, завоеванного города. Археологи отмечают, что примерно с этого времени некоторые черты архитектуры, присущие только Тикалю, появляются и в Вашактуне.
Тех, кто не погиб в бою и был взят в плен, ожидала страшная участь. В Вашактуне, в храме рядом со стелой, рассказывающей о подвиге Курящей Лягушки, археологи нашли пять скелетов женщин и детей, вероятно, жен или детей побежденного правителя, которых закололи, чтобы положить конец его династии. А в Тикале надпись, рассказывающая о победе, содержит иероглиф в виде божества человеческих жертвоприношений, в другом случае это божество представлено сидящим на троне из костей, а перед ним на блюде — отрубленная человеческая голова.
В течение двух столетий Тикаль оставался главным городом майя в районе центральных низменностей. Вероятно, он стремился усилить свое могущество, устанавливая связь с другими городами майя, такими, как Копан, расположенный на юго-востоке территории майя. В других городах устанавливались свои правящие династии, но, вероятнее всего, к Тикалю все относились с особым почтением: его династия, будучи самой старинной, символизировала связь с прошлым, с миром богов и предков, вдохновлявших любое общественное или политическое начинание. Казалось, цивилизация майя готовится вступить в фазу наивысшего расцвета