Златые дни Юкатана
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Археолог-любитель Эдвард Томпсон, отважившийся спуститься на самое дно Колодца жертв, извлек ив темных глубин эту курильницу, сделанную из черепа молодого мужчины. Несмотря на то, что сосуд пролежал под водой 400 лет, внутри хорошо сохранились остатки ароматической смолы.
С давних времен о священном колодце в городе Чичен-Ица идет дурная слава. Чичен-Ица — излюбленное место паломников и исследователей. Джон Ллойд Стефенс в своих странствиях по Юкатану добрался и до этих мест и, с трудом преодолевая необъяснимое отвращение, долго смотрел в темно-зеленые стоячие воды овального карстового колодца, уходящего на глубину 20 метров. Стефенс, чьи красочные и точные описания городов майя по праву заслужили высокую оценку читателей, почему-то мало рассказал о знаменитом "сеноте" (карстовой воронке); в его пространных путевых заметках о нем всего один абзац. Этот естественный водоем, типичный для Юкатана, представляющий собой овальное углубление в слое известняка (до 60 метров в поперечнике), оказался "самым большим и жутким из всех виденных нами прежде, — писал Стефенс. — Его неровные стены отвесно уходили вниз, а выросшие на камнях деревья так густо оплели окоем, что вода под их кронами была совсем темной; в глубокой тиши казалось, что некий дух молчания витает над колодцем. Все здесь было пронизано тайной, и невольно вспоминались сообщения о том, что некогда колодец в Чичене был местом паломничества и что в него бросали живых людей, принося их в жертву богам".
Первые упоминания об этом появились в XVI веке, вскоре после того как испанцы высадились в Новом Свете. "Был у них обычай, — писал епископ де Ланда об индейцах майя, — бросать в этот колодец живых людей, и они верили, что люди те не погибают, хотя никто их больше не видел". По словам другого испанского хрониста, правители майя кидали в колодец «принадлежащих им женщин», наказывая им разузнать у подземных богов, будет ли следующий год благоприятным. Человеческие жертвоприношения совершались, по-видимому, во времена засухи, голода или в разгар эпидемии чумы — люди надеялись умилостивить грозных богов. Но одно из замечаний де Ланды особенно заинтересовало его современников, а затем и более поздних исследователей. Он писал: «Также бросали туда и многое другое, например, самоцветные камни и вещи, какие считали наиболее ценными. И если бы было в их стране золото, то в этом колодце должна бы находиться большая часть его, так велико было почтение, которым индейцы окружали это место».
"Священный сенот", или Колодец жертв, как его называли испанцы, сулил двоякую выгоду тем смельчакам, кто отважился бы проникнуть в его глубины: им предоставлялась возможность не только выяснить, правду или нет говорят о жертвоприношениях, но также и захватить со дна себе в награду кое-что поинтереснее костей. Первым решил попытать удачи француз Дезире Шарнэ, в конце XIX века объехавший большую часть Юкатана. В 1882 году он прибыл в Чичен-Ицу с двумя землечерпалками, намереваясь вычерпать ил и грязь, толстым 11-метровым слоем лежащие на дне колодца и занимавшие чуть меньше половины его объема. Но неправильно рассчитав высоту утеса, равно как и глубину колодца, он так и не смог приступить к намеченным работам. За ним настала очередь Эдварда Томпсона.
Татьяна Проскурякова, представившая эту реконструкцию Чичен-Ицы 1100 года н. э., особо подчеркнула связь "Священного сенота" (или Колодца жертв) с городским церемониальным центром. Насыпная дорога соединяет колодец (на переднем плане слева) с площадью, на которой стоит Храм Кукулькана (другое название — Эль-Кастильо).
Сегодня слоистые известняковые берега и мутно-зеленая вода Священного сенота выглядят так же зловеще, как в описаниях Джона Ллойда Стефенса. Остатки каменной постройки на самом краю обрыва, представленные на реконструкции Проскуряковой в виде ступенчатой платформы, могли быть тем самым местом, откуда жертву сбрасывали вниз.
Томпсон был одним из последних великих археологов-любителей. Он родился в 1856 году в Ворчестере, штат Массачусетс, в семье железнодорожного агента и получил инженерное и экономическое образование, но тайны прошлого не давали покоя его воображению. Первой его попыткой сказать новое слово в майянистике была статья, опубликованная в 1879 году, в которой он доказывал, что майя и другие индейцы являются потомками оставшихся в живых жителей Атлантиды (с этой точкой зрения он впоследствии расстался). Его заметили два престижных исследовательских центра: Американское антикварное общество в Ворчестере и Музей Пибоди в Гарварде. Довольно быстро ему удалось убедить эти два солидных учреждения подписать программу археологических исследований на Юкатане, а сам он с их помощью получил назначение на место консула США в Мериде на Юкатане. И в 1885 году он прибыл в Мериду, чтобы начать изучение памятников майя, продолжавшееся 40 лет и обогатившее науку разнообразной и ценной информацией о различных сторонах жизни майя.
Из всех памятников архитектуры майя Томпсону больше всех нравился город Чичен-Ица, расцвет которого приходится на время между 1000 и 1200 годом (южные города майя "классического" периода к тому времени уже давно постигла печальная участь). В 1894 году Томпсон купил гасиенду, на территории которой находились развалины этой северной жемчужины" древней архитектуры, и сразу же начал обдумывать план, как добраться до содержимого колодца. Добраться до дна он мог тремя способами, ему предстояло выбирать, что лучше: вычерпывать ли грязь со дна, выкачать ли воду или самому нырять за сокровищами. Возможность выкачать воду отпадала, поскольку стенки колодца были сложены из очень пористого известняка и поверхностные воды быстро наполнили бы его снова. Так что оставалось или черпать, или нырять, или и то и другое вместе.
Рабочие, нанятые Томпсоном, управляются с землечерпалкой, установленной на краю "Священного сенота". Работы продолжались семь лет, в течение которых со дна было поднято более 30 000 предметов, представляющих археологическую ценность. В результате поисковых работ 1961 года (с применением более сложной техники) ученые собрали новую коллекцию из 4000 образцов.
Он решил сначала очистить дно, а затем уже, если понадобится, и нырять, но прежде всего необходимо было где-то раздобыть денег, закупить и доставить на место оборудование и, разумеется, научиться нырять. Он приобрел землечерпалку, кран-подъемник с девятиметровой стрелой и ручную лебедку, а затем стал брать уроки подводного плавания у одного бостонского водолаза по имени Эфраим Никерсон. Со временем он стал, по его словам, "довольно сносным водолазом, хотя бывают и лучше". В начале марта 1904 года все приготовления были позади: кран надежно укреплен на высоком берегу водоема, четыре индейца стояли у лебедки, а Томпсон смотрел, как под водой исчезает кукла — муляж, сделанный наподобие человека и весивший примерно столько, сколько весит взрослый человек. Эту куклу специально бросили с обрыва в пропасть, чтобы определить, где следует искать останки настоящих жертв. Металлический ковш, покачавшись над колодцем, бесшумно скользнул под воду. Через несколько минут трос натянулся и вода вокруг него забурлила, ковш подняли на берег и опрокинули. Томпсон стал рассматривать содержимое, но ничего интересного не увидел. «То же самое можно найти в любой выгребной яме», — посетовал Томпсон на первую неудачу.
Так продолжалось примерно с неделю, и Томпсону стало казаться, что еще немного — и его поднимут на смех. Наконец в одно ненастное утро из ковша выпали два предмета, слегка напоминающие по форме страусиные яйца. Это были желтые комки смолы, как верно сообразил Томпсон. Такую смолу индейцы майя поджигали во время жертвоприношений. Томпсон отколупнул кусочек и поджег — воздух наполнился сладким ароматом, напоминающим запах ладана.
Водолаз готовится к погружению на десятиметровую глубину на дно колодиа. Когда Томпсон в 1909 году впервые исследовал дно этого колодца, у него было похожее снаряжение, состоящее из непромокаемого костюма, медного шлема, весившего 14 килограммов, и ботинок на кованых железных подметках. Несмотря на долгие тренировки, у Томпсона при погружении закладывало уши.
В другой раз из ковша извлекли два предмета, оказавшиеся останками человека: это был обломок плечевой кости и фрагмент кости пальца. Потом были подняты какие-то деревяшки, покрытые резьбой, глиняные черепки и кусок нефрита. С тех пор землечерпалка каждый раз приносила им что-нибудь любопытное: сосуды на трех ножках — триподы, наполненные смолой или каучуком, деревянные орудия, вазы, обсидиановые ножи, попадались даже копьеметательные снаряды, назначение которых станет известно лишь после того, как исследователи начнут изучать фрески и рельефы других памятников майя. Однажды индейцы, разбиравшие содержимое ковша, вдруг как по команде отпрянули назад, показывая пальцами на черную змею с белым кольцом на шее, притаившуюся в грязи. При ближайшем рассмотрении это оказалась, как пишет Томпсон, каучуковая змейка, точная копия "маленькой, но смертельно ядовитой гадюки".
Эти золотые украшения для глаз и рта с чеканным орнаментом в виде знаменитого пернатого змея и фигур подземного царства были подняты Томпсоном со дна "Священного сенота". В IX веке н. 9. из золота, привозимого в Чичен-Ицу из южных областей Центральной Америки, майя делали украшения, рисунком своим напоминающие рельефы на стенах местных храмов.
В конце концов со дна подняли череп — до блеска отмытый, хорошо сохранившийся, скорее всего девичий. Следующей находкой, неприятно поразившей Томпсона, стала "пара изящных маленьких женских сандалий; очевидно, их носила когда-то прекрасная благородная дама. И не отмытые добела кости и черепа, не какие-то там редкости, а именно эти сандалии внезапно донесли до моего сознания весь ужас этой древней трагедии, этой абсолютно бессмысленной, хотя и совершенной с благими намерениями жертвы". Землечерпалка работала исправно, доставляя наверх все новые черепа и кости, которых, по словам Томпсона, было "великое множество" (правда, систематический анализ показал, что это останки 42 жертв). Ровно половину из них составляли взрослые — 13 мужчин и 8 женщин. Вторую половину составляли юные жертвы — 7 детей в возрасте от 10 до 12 лет, а остальные еще младше. Все это подтверждало слова де Ланды о том, что "есть и такие, кто от избытка рвения отдают своих детей" в жертву. Находки Томпсона опровергли бытующее мнение о том, что жертвами были только юные девушки. Но не оставалось никаких сомнений в том, что Колодец жертв получил свое название не случайно.
Но как же насчет уверений де Ланды о том, что темные глубины таят в себе несметное количество золота? Через девять месяцев с начала операции со дна были подняты первые находки подобного рода, правда, часть изделий была из меди: статуэтки, крошечные бубенчики, кольца, чашки, сосуд и фрагменты церемониальной маски. Золото и медь, так же как обсидиан и нефрит, были на Юкатане привозными, их доставляли из других областей Центральной Америки. Присутствие в колодце таких ценных предметов лишний раз подтвердило, насколько важны для майя были ритуальные жертвоприношения.
Ф. Кирк Джонсом, инициатор третьего этапа подводных работ на дне "Священного сенота", осуществленного в 1967 году, смотрит на ряды человеческих костей, черепов, керамических и прочих изделий, поднятых со дна колодца. Находить предметы стало легче после того, как в воду добавили хлор, на время уничтоживший мелкие водоросли и сделавший ярко-зеленую воду прозрачной.
Работы по расчистке дна продолжались с небольшими перерывами еще несколько лет. Наконец, в 1909 году Томпсон решил, что одной землечерпалкой, без помощи рук, теперь не обойтись. Пришло время нырять.
Снаряжение его было довольно неуклюжим: костюм из прорезиненной ткани, на голове — тяжелый медный шлем с плоским стеклянным окошком. Вместе с Томпсоном нырял его помощник, профессиональный охотник за морскими губками. Этот опытный ныряльщик с Багамских островов показал местным индейцам, как обращаться с дыхательной трубкой — спасительной нитью подводников. Но когда Томпсон ступил на веревочную лестницу, чтобы начать свое первое погружение, члены команды всем своим видом выказывали ему сочувствие. "Каждый из них с очень серьезным видом пожимал мне на прощанье руку, — вспоминал Томпсон. — Они словно говорили последнее "прости", не надеясь увидеть меня вновь. Затем, отпустив веревку, я пошел на дно, как свинцовое грузило".
Пока шло погружение, вода меняла свой цвет от желтого до зеленого, пока наконец не стала совсем черной, так что не помогал даже свет ручного фонаря. Томпсон вдруг с волнением подумал, что до него здесь "не бывало ни одной живой души — все попадали сюда уже мертвыми". Пятидесятитрехлетний Томпсон двадцать лет ждал этого часа, и вот наконец свершилось! "Я очень хорошо помню свои ощущения: как я нащупывал в темноте странные мелкие предметы вроде монет, орешков и колечек, — рассказывал он впоследствии своим коллегам. — Набрав два-три десятка, я дал сигнал и начал подъем. Еще не освободившись полностью от водолазного костюма, я сунул холодную руку в сумку, из которой все еще вытекала вода, и вынул из нее прекрасные кольца, золотые медальоны с резьбой и филигранью, поразительные по замыслу и исполнению". Он напал на настоящий клад, тем более ценный, что имел и археологическое значение.
Предметы, которые Томпсон поднял со дна священного колодца и передал музею Пибоди, составили целую коллекцию. Никогда еще на одном месте не удавалось найти сразу столько предметов, относящихся к культуре майя. Золотые маски, медный диск, украшенный резными фигурками, каменная статуэтка, которую Томпсон сравнил с роденовским "Мыслителем", каменные ножи и топоры, которыми, вероятно, убивали жертв, — все это позволило лучше понять жизнь людей, населявших Чичен-Ицу. Произведения искусства, продемонстрировав эстетическое своеобразие древней культуры, подробно рассказали о ритуалах майя, изделия из металла — о торговых связях народов, ткани, прекрасно сохранившиеся на глубине благодаря отсутствию кислорода, дали представление о том, как одевались люди. Более того, ученые установили, что надписи на двух нефритовых кольцах, найденных в колодце, относятся к 690 и 706 годам н. э., а это значит, что люди бросали в сенот фамильные драгоценности или сокровища, позаимствованные из гробниц "классического" периода, а может быть, это знак того, что на территории Чичен-Ицы люди стали селиться намного раньше, чем возник город.
В майянистике времен Томпсона принято было разделять историю майя на два периода: "Старую империю" на юге, просуществовавшую до X века, и "Новую империю" на Юкатане, с вероятной столицей в Чичен-Ице. Но после того как ученые больше узнали о системах летосчисления майя, стали лучше разбираться в архитектурных стилях, накопили достаточно много археологических данных обо всем регионе — только тогда стало ясно, что никакого строгого разделения на северную и южную, старую и новую культуру у майя не было, что цивилизация майя непрерывно развивалась в пределах культурно-географического единства — континуума. Радиоуглеродный метод датировки и прочие свидетельства показали, что на Юкатане города существовали задолго до того, как пали великие центры в Гватемале и Гондурасе, кроме того, некоторые типичные черты искусства и ремесел юга наблюдаются и в искусстве северных городов. Большинство современных ученых считают, что никакой внезапной миграции населения с юга на север не было и что, несмотря на закат славы южных городов — Копана, Тикаля и Паленке, — две культурные области некоторое время сосуществовали бок о бок.
Но тем не менее было существенное различие между северной и южной культурами. Северяне, бесспорно игравшие важную роль на последнем историческом этапе развития майя, построили пять-шесть крупных городов, помимо Чичен-Ицы. Это были церемониальные или административные центры, такие, как Коба и Майяпан, а также города-спутники — Ушмаль, Кабах и Сайиль — в холмистой местности под названием Пуук. Эти города находятся на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга (не больше 25 километров), возвышенность Пуук на Юкатане изобилует поселениями. Стефенс и Казервуд, путешествуя то пешком, то верхом, иногда могли в один день набрести на три таких города.
Некоторые города Юкатана были соединены дорогами, через них пролегали торговые пути, ведущие к старым, южным центрам майя. Археологи считают, что жизнь северных городов была подчинена земным, практическим интересам. Там сложился особый архитектурный стиль и собственные исторические традиции, зафиксированные в "Книгах Чилам-Балам". Эти книги, затранскрибированные латиницей во время испанского завоевания, были чем-то вроде летописи народа. Каменные рельефы и надписи указывают на то, что некоторые северные города и управлялись не так, как южные: вместо одного всемогущего правителя, чья власть передавалась по наследству, на севере иногда правила группа лиц знатного происхождения.
Юкатанские майя, по-видимому, вели между собой более жестокие войны по сравнению с теми, что велись их собратьями на юге. Хотя подробные описания конкретных сражений отсутствуют, известно, что воины из Чичен-Ицы сражались против воинов из Ушмаля и Кобы, а позднее люди из Майяпана напали на Чичен-Ицу и разграбили ее. В последние десятилетия накануне испанского завоевания общество майя выродилось в горстку враждующих между собой городов-государств.
По мнению ученых, на поведении северян сказалось влияние других народов, вторгшихся на территорию майя. Не исключено, что вторжение происходило мирным путем, хотя это и маловероятно. Например, епископ де Ланда слышал от людей, что в Чичен-Ице одно время правителем был Кукулькан, пришедший с запада, и что люди, которых называли "ица", напали на этот город и захватили его. Известно, что Кукульканом майя называли божественного правителя Кецалькоатля из пантеона тольтеков — народа, населявшего центральные районы Мексики за несколько веков до того, как туда пришли ацтеки. На основании этого ученые предположили, что Кукулькан — тольтекский правитель, который занял Чичен-Ицу во время большого завоевательного похода. В самом деле, один из текстов "Книг Чилам-Балам" приводит дату появления Кукулькана в Чичен-Ице: 987 год.
Но в данном случае вполне доверять источнику нельзя. Этот исторический документ представляет собой смесь фактов и вымысла, да и достоверность дат, как оказалось, весьма проблематична. В "классический" период и раньше майя пользовались для записи событий так называемым длинным счетом, при котором каждый из дней, образующих 20-дневные месяцы, 360-дневные годы и 20-летние периоды — "катуны" и 400-летние периоды — бактуны , отсчитывался от "нулевого года" майя. Поскольку ученые смогли подсчитать, что начало это совпадает с 3114 годом до н. э., то определить нужную дату можно путем простого арифметического вычисления. Но по неясным причинам северяне отказались от календаря длинного счета в пользу более простого короткого счета — системы, основанной на повторяющемся цикле из 13 катунов. В исторических хрониках та или иная дата соотносится лишь с катуном, при этом остается неизвестным, к какому именно циклу катунов она принадлежит — так при написании года мы часто опускаем век. Поэтому, что и когда происходило на Юкатане, можно лишь предполагать, но нельзя сказать наверняка.
Таким образом, вопрос о том, действительно ли тольтеки вторглись на Юкатан и завоевали его территорию, можно решить только принимая во внимание другие источники, более достоверные чем «Книги Чилам-Балам». Ученые, рассмотрев резные фигуры, барельефы и настенные росписи Чичен-Ицы и других городов Юкатана заметили в них большое сходство с памятниками тольтекской культуры в городе Тула в Центральной Мексике. Некоторые особенности изображения пернатого змея, ягуара, а также воинов говорят о тольтекском влиянии. Далее, росписи на стенах в Чичен-Ице представляют собой сцены сражений, где солдаты в тольтекской одежде наносят поражение воинам, в которых нетрудно узнать майя. Что это значит до сих пор не вполне понятно. Раньше ученые видели в этом подтверждение версии о тольтекском завоевании, но сейчас многие склоняются к мнению, что здесь изображены стычки между "мексиканскими майя" — ица — и теми, кто оказывал им сопротивление из Чичен-Ицы.
Вопрос об истории Чичен-Ицы долго вызывал научные споры, зато о величии этого города никто никогда не спорил. Огромная площадь застройки (26 квадратных километров), величественная архитектура и великолепная скульптура говорят о том, что город этот был главным культурным центром майя последнего периода. Его название было в числе тех немногих, которые Джон Ллойд Стефенс знал еще до приезда в Мексику. Но как он смог убедиться, прочитанное им ранее было лишь отдаленным намеком на то, что ему посчастливилось увидеть на месте. Город оправдал его ожидания, "являя глазам зрелище, которое даже после всего увиденного нами ранее вызвало в нас чувство изумления".
Стефенс как мог старательнее подсчитывал и описывал главные строения: 24-метровый Эль-Кастильо, или замок, как его назвали первооткрыватели-испанцы, с четырьмя крутыми лестницами по бокам; большая площадка для игры в мяч, крупнейшая в Мезоамерике, которую Стефенс, нью-йоркский житель, назвал "гимнастическим залом или теннисным кортом"; Караколь, или обсерватория, явственно округлой формы — некоторые ученые считают, что ее, возможно, использовали жрецы-астрономы майя; Храм воинов, который с двух сторон стерегут 200 каменных колонн, на которых вырезаны изображения воинов — по словам Стефенса, назначение этой постройки "непостижимо". Вероятно, он успел разглядеть и ряд человеческих черепов, вырезанных на платформе рядом с площадкой для игры в мяч, и множество скульптур чакмоолей (это полулежащие каменные изваяния с чашей посередине туловища — говорят, в эти чаши клали сердца принесенных в жертву людей). В общем, путешественник признался, что был ошеломлен при виде этой древней столицы. Его поразили и масштабы строительства, и совершенство исполнения.
Сильное впечатление произвел на него комплекс для игры в мяч. Как он часто делал во время своих походов по стране майя, Стефенс записал практически все размеры: длину стен, идущих параллельно по обе стороны поля (274 фута, или 83,5 метра), расстояние между ними (120 футов, или 36,5 метра) и размер разрушенных храмов, стоящих по сторонам корта. Он измерил каменные кольца, которые, как полагают, служили мишенью в игре (размещались на высоте 20 футов — 3 метра — от земли, четыре фута — 1,2 метра — в диаметре, отверстие для мяча диаметром 1 фут 7 дюймов — 0,5 метра). Стефенс ссылается на описание игры, приведенное испанским историком Антонио де Геррерой, который видел, как в нее играют в Мексике, при этом Стефенс проявил проницательность, заметив, что "сходство между аренами в Мехико-Сити и в Чичен-Ице предполагает некоторую близость между теми, кто построил города на Юкатане, и жителями Мексики". И в этом он оказался прав.
Сельские жители майя перетирают кукурузные зерна, варят еду или идут на полевые работы, в то время как их предполагаемые враги в полном боевом снаряжении курсируют в лодках вдоль побережья Юкатана. По этой копии настенной росписи одного из храмов Чичен-Ицы можно судить об успехе иностранного вторжения: пернатый змей над крышей храма (справа) выполнен в тольтекском стиле.
НЕБЕСНАЯ КНИГА ЖИЗНИ
Страх майя перед солнечными затмениями отразился в этом иероглифе из Дрезденского кодекса. Небесный змей на этой пиктограмме пожирает солнце, перечеркнутое знаком смерти — скрещенными костями
Жрецы майя с давних времен вели наблюдение за небесными телами, обожествляя их. В небесных знамениях жрецы угадывали волю богов: грозит ли народу бедствие, какова будет судьба правящей династии, когда лучше начать сельскохозяйственные работы, когда вступать в брак, когда совершать обряды.
Распознавать и читать небесные знаки помогала жрецам астрономическая наука. Тайные знания о светилах жрецы записывали в кодексах, из которых до наших дней дошло лишь четыре, и те во фрагментах. Они свидетельствуют о сложной календарной системе майя, связанной с движениями солнца, луны и планеты Венера.
Наблюдения за движением небесных тел позволили майя создать не только солнечный календарь из 365 дней, но также с большой точностью определить лунный месяц (с погрешностью до 23 секунд в современном исчислении). Накопленные знания применялись в архитектуре и искусстве.
Но самым жизненно важным календарем, определявшим чуть ли не каждый шаг в жизни человека, был астрологический, или ритуальный, календарь, состоявший из цикла в 260 дней. Современные ученые не могут точно объяснить происхождение этого календаря, некоторые считают, что в основе его лежит Период развития человеческого плода — от зачатия до рождения. Точно так же, как сегодня некоторые люди пользуются предсказаниями гороскопа, древние майя определяли по ритуальному календарю благоприятные дни для всевозможных занятий.
Когда в день весеннего или осеннего равноденствия солнце клонится к закату, кажется, что по ступеням пирамиды Эль-Кастильо в Чичен-Мие сползает змея. Косые лучи солнца падают на ребро четырехгранной пирамиды — получается своеобразная игра света и тени, которую, вероятно, древние майя воспринимали как знак, посылаемый богом Кукульканом — Пернатым Змеем. Современные майя торжественно отмечают такие дни.
СВЕТ С ВЫСОКОЙ БАШНИ
Знание астрономии давало правителям и жрецам уверенность, что они могут контролировать смену времен года и своевременное наступление других событий, связанных с природными циклами. Выстроенные для демонстрации небесных явлений башни, такие, как Караколь в Чичен-Ице (слева), внушали простым людям благоговение.
До недавнего времени Караколь считали обсерваторией, но сейчас археологи убеждены, что это сооружение — не что иное, как храм, посвященный Кукулькану как богу ветра. Архитекторы устроили оконные проемы в круглой башне таким образом, что в определенные часы через них проходит свет Венеры и солнца. В дни праздников эти небесные тела, почитавшиеся как божества, появлялись в оконных проемах, как бы в знак своего благоволения к людям.
Яркая планета Венера, появляющаяся на ночном небосклоне раньше солнца н заходящая следом за ним, почиталась как божество войны. Жрецы-астрономы считали ее одновременно и утренней, и вечерней звездой. Точно рассчитав ее 584-дневный период обращения, они создали сложный календарь, в котором использовались одновременно солнечный, ритуальный и венерианский циклы. По нему, вероятно, жрецы определяли время войн и жертвоприношений. Этот большой календарь состоял из 104 лет, 65 периодов обращения Венеры и 146 периодов созревания человеческого плода. По нему можно было через каждые 173,3 дня предсказывать солнечные и лунные затмения, что простым майя казалось настоящей магией.
На плане показаны три сохранившихся окна в Караколе. Визирные линии направлены к точкам появления светил нал горизонтом. Линия В делит пополам солнечный диск на закате в дни равноденствия. Линии А и С проведены к северной и южной границам захода Венеры, а линия D показывает направление на южный магнитный полюс.
Богиня Иштаб, которую иногда принимали за божество луны, с закрытыми глазами и с петлей на шее, возможно, представляет в атом иероглифе лунное затмение.
Скелетообразная Венера — утренняя звезда — обезглавливает пленника, показывая, что настали благоприятные дни для войны или жертвоприношений. Рисунок из Кодекса Гролье.
Первый систематический археологический осмотр Чичен-Ицы провела 10-летняя экспедиция, начатая в 1924 году Вашингтонским институтом Карнеги. Руководителем экспедиции стал известный американский ученый Сильванус Г. Морли. Морли придерживался того мнения, что в X веке н. э. на Юкатан вторглись племена майя, находившиеся под сильным мексиканским влиянием, происходили они, вероятно, из Тулы. Его коллега Дж. Эрик С. Томпсон позже высказывал мнение о том, что иноземное влияние на Юкатане исходило от агрессивных племен — торговцев и мореплавателей — майя-путун или майя-чонталь, чьи земли располагались на побережье залива Кампече в нынешнем мексиканском штате Табаско. Он нашел в туманных хрониках майя намек на то, что путун, скорее всего, второе название племени ица, а де Ланда упоминал о воинах этого племени как о захватчиках Чичен-Ицы. Они-то, вероятно, и дали городу его полное имя. Фрески с изображением победы тольтекских воинов над воинами-майя Томпсон объяснил так: тольтеки были торговцами, сопровождавшими ица во время их вторжения. Ица, по мнению Томпсона, это носители тольтекской традиции, они-то и привнесли в культуру местных юкатанских майя новые художественные каноны и воинственный мексиканский дух.
Хотя дату предполагаемого вторжения племен тольтеков-ица назвать практически невозможно, сейчас принято считать, что это происходило поэтапно в конце IX—X веке н. э., одновременно с закатом южной цивилизации майя. Большинство надписей в Чичен-Ице относятся к 800-м годам и содержат упоминание о нескольких славных и, по-видимому, имевших равную власть правителях, один из них, вероятно, военачальник. В течение X века власть тольтеков-ица, скорее всего, крепла, и город украсили новые постройки, стиль которых представлял собой смесь элементов архитектуры тольтеков и майя.
В Чичен-Ице рабочие раскапывают толщу пирамиды под Храмом воинов, в которой, как в матрешке, был спрятан другой, меньший храм. Чтобы внешняя постройка не рухнула, археологи укрепили внутренние помещения железобетонными колоннами и стальными перемычками.
Некоторые ученые подозревают, что многие северные города были в конце концов сметены тольтекским нашествием, и этим объясняется их внезапное запустение, наступившее в X веке. "Книги Чилам-Балам" содержат намек на то, что майя никогда не любили своих правителей-ица, пусть даже они смирились и в конце концов подчинились им. В этих текстах самая снисходительная характеристика ица звучит как "люди, коверкающие наш язык", в другом месте они названы "плутами и мошенниками", "иноземцами", "людьми без отца и матери".
В начале 1950-х Сэмюэл К. Лотроп из Гарварда добавил еще один фрагмент к пестрой майя-ица-тольтекской мозаике, подвергнув анализу несколько золотых чеканных дисков размером с обеденную тарелку, из тех, что Эдвард Томпсон поднял со дна "Священного сенота". На одном из дисков представлена сцена допроса: бородатый тольтекский воин допрашивает двух сидящих со связанными руками пленников-майя, которых легко узнать по украшениям на теле. На другом диске изображен тольтекский вождь, готовящийся бросить копье вслед двум отступающим майя, а на третьем диске пять человек в каноэ атакуют одного индейца майя, пытающегося спастись на плоту. Исходя из сюжета изображения, Лотроп решил, что диски были сделаны в X веке, но совсем недавно они были датированы другим временем, на век раньше, и это подтверждает мнение о том, что тольтекское завоевание началось в IX веке.
Известный майянист Сильванус Г. Морли, третий справа, возглавлял экспедицию Института Карнеги в 1924-—1940 года. Начало было сказочным: специально нанятый повар-китаец угощал сотрудников и гостей редчайшими блюдами, над площадкой для игры в мяч, где была замечательная акустика, звучали мелодии с фонографа. Но однажды на археологов напали солдаты правительственных войск, приняв кавалькаду мирных всадников за революционеров, в результате чего несколько человек были убиты. Морли остался в живых, потому что из-за своей близорукости он не решался ехать впереди отряда.
Линда Шиле и Дэвид Фрейдел представили такую версию истории Чичен-Ицы: ица прибыли в Юкатан, продолжая торговые пути вдоль побережья залива, затем основали главный порт в Исла-Серритос на северной оконечности полуострова Юкатан. Они выстроили свою столицу в 100 километрах от Чичен-Ицы и оттуда начали военные действия против двух других крупных городов Юкатана: против Ушмаля на западе и Кобы на востоке. Какое-то время ица выходили из битв победителями, предпочитая политику ассимиляции. В конце концов ица создали правящую олигархию, которую майя времен испанского завоевания называли "муль типаль" (объединенное правление) — совет правителей. Подтверждение этому находим в скульптурах и иероглифических текстах, которые прославляют не отдельных властителей, а группу людей. Такое совместное правление, по-видимому, было достаточно эффективным: в момент наивысшего своего расцвета, в X—XII веках, Чичен-Ица главенствовала над всем регионом и по праву могла бы считаться столицей всего государства.
Но вдруг, в конце XII века, повторяется известная ранее картина: разруха и запустение. К сожалению, подробности этого события можно узнать лишь из одного источника — из "Книг Чилам-Балам, где больше мифов, чем правды. Предание гласит, что Хунак-Силь, правитель города Майяпан, соседнего с Чичен-Ицей, прыгнул (или был сброшен) в "Священный колодец", но не умер, а чудесным образом выжил и выплыл, напророчив себе славу. Затем он стал плести странный заговор против Чичен-Ицы. На свадьбе правителя близлежащего города Исамаля Хунак-Силь с помощью любовного зелья, приготовленного из цветочного настоя, ухитрился возбудить в главном правителе Чичен-Ицы сильную страсть к невесте. Как и предполагал Хунак-Силь, правитель-ица умыкнул невесту, отчего правитель Исамаля пришел в ярость. Приобретя в его лице союзника, Хунак-Силь пошел войной на Чичен-Ицу, и объединенные силы Майяпана и Исамаля разграбили город, жители которого бежали на юг.
Массивные колонны, изображающие пернатого змея, стоят по обе стороны от чакмооля — полулежащего истукана с чашей в руках, сторожащего вход в Храм воинов. Чакмооли, найденные также и в других городах Мезоамерики, вероятно, держали когда-то в каменных чашах принесенные в жертву человеческие сердца. И чакмооль. и мотив пернатого змея указывают на сильное мексиканское влияние, проявившееся в позднейшей архитектуре майя.
Хотя ученые не могут считать надежным свидетельством занимательные истории, рассказанные в "Книгах Чилам-Балам", они согласны с тем, что к 1200 году главным городом Юкатана становится уже не Чичен-Ица, а Майяпан. Но еще раньше, до начала славных дней Чичен-Ицы, на Юкатане был другой великолепный город — Коба. Окруженный пятью озерами, что считается редкостью в районе, где все поверхностные воды в основном сосредоточены в известняковых карстовых колодцах, город этот был расположен недалеко от побережья Карибского моря и находился от Чичен-Ицы примерно на таком же расстоянии, что и Майяпан. Открытый в XIX веке, город Коба (что значит "вода, взбаламученная ветром") стал в 1974 году объектом исследований, проводимых Мексиканским институтом антропологии и истории и Мексиканским географическим обществом. Свидетельства, полученные в результате исследований, показывают, что это был поистине великий город.
Город преподнес исследователям сразу три приятных сюрприза: датировку его расцвета, размер занимаемых площадей и наличие широкой сети расходящихся от центра мощеных дорог. Коба также наглядно показал масштаб работ, которые еще только предстоит проделать археологам, занимающимся раскопками на Юкатане: архитектура его так сложна, количество зданий, нуждающихся в расчистке, так велико, что пройдет не один десяток лет, прежде чем ученые смогут полностью представить себе его прежний вид.
Первый сюрприз, преподнесенный городом Коба, касается его возраста. На резных стелах есть даты, записанные в системе "долгого счета", они охватывают период с начала VII века до 780 года. Это значит, что Коба развивался одновременно с великими южными городами "классического" периода и, скорее всего, поддерживал с ними какие-то связи, что подтверждается наличием сходных элементов в их архитектуре и иероглифике. Исследователи не обнаружили в Коба никаких следов ица-тольтекского влияния, даже несмотря на то, что фрагменты глиняной посуды указывают, что город в тот период также был занят тольтеками.
В период своего наивысшего расцвета Коба мог быть самым крупным из городов майя. Изучение планировки города показало, что небольшие скромные домики, окружающие центр города, занимали территорию в 65 квадратных километров, численность населения могла превышать 50 000 человек — это больше, чем в самом густонаселенном Тикале. Археологи выявили четыре центра, вокруг которых было сосредоточено строительство важнейших сооружений, — самый древний из них (вероятно, место первых поселений) находится меж двух широких озер. Здесь стоят две главных пирамиды, каждая высотой в 24 метра, одна с девятью террасами, другая с семью. Как и кем управлялся город, пока неясно. Запасы пресной воды говорят о том, что сельское хозяйство в этих краях должно было быть продуктивным, но никаких следов изобилия природных ресурсов пока не замечено. Единственно возможное объяснение его подъема следует, вероятно, искать в удачном расположении города по отношению к торговым путям — он вполне мог выступать посредником в товарообмене между восточным побережьем Юкатана и глубинными районами.
Самым удивительным открытием в Коба была хорошо спланированная сеть мощеных приподнятых дорог — «сакбеоб», что на языке майя означает белые дороги, — веером расходящихся от центра города. Самая длинная из них, протяженностью в 100 километров, тянется по прямой до соседнего города Яшуна, расположенного недалеко от Чичен-Ицы и, возможно, служившего форпостом владений Коба. Всего ученые насчитали здесь более 50 дорог общей протяженностью в 160 километров. Как правило, дороги эти, шириной от 3 до 5 метров, подняты на высоту до 1 метра, хотя в одном месте высота насыпи достигает 6 метров над уровнем местности. Края сложены из камней, скрепленных известковым раствором, сама поверхность дороги для надежности загрунтована гладким слоем штука. Археологи подсчитали, что на строительство дорог ушло в общей сложности 43 миллиона кубических метров камня.
Зачем народу, не знавшему колеса, понадобились эти гигантские мостовые? Может быть, по этим дорогам вереницей тянулись носильщики с товарами из заморских земель, направлявшиеся в глубь страны? Или эти дороги служили подмостками для ритуальных шествий и парадов? Или символизировали нерушимость политического союза между городами?
Археологические данные говорят о том, что в X веке, после вторжения на Юкатан воинов-ица, город Коба, которому, вероятно, все же удалось отразить первый натиск захватчиков, постепенно теряет свои позиции. Шиле и Фрейдел считают, что это произошло в результате военного поражения. Однако по некоторым признакам город в конечном счете оправился от удара: раскопки выявили строения, выполненные в стиле, характерном для XII—XIII веков, а значит, политическая власть в городе была в то время еще достаточно сильна, раз могла мобилизовать население на крупномасштабное строительство, но низкое качество исполнения работ свидетельствует об ослаблении власти.
Более 600 ритуальных объектов были аккуратно разложены и оставлены лежать в пещере, вход в которую был завален камнями. Так и нашел их черев тысячу лет, в 1959 году, один экскурсовод из соседней Чичен-Ицы. Пещера Баланканче (Трон жреца Ягуара), как и многие другие подземелья, была священной для местных майя, которые поклонялись не только Чаку — богу дождя, но и какому-то 'пучеглазому божеству, которое похоже на ацтекского бога Тлалока. Его изображение есть на многих подношениях, в числе которых сосуды для сжигания смолы, миниатюрные зернотерки, фигурные сосуды из глины, камня, раковин. Эти находки, отнесенные методом радиоуглеродной датировки к 860 году н. э., говорят о том. что в то время на этой территории находились тольтеки.
Коба был не единственным северным городом, возникшим раньше Чичен-Ицы. Существование таких городов доказывает несостоятельность прежней точки зрения на обособленность старой и новой "империй" майя. Ушмаль, крупнейший из городов-спутников в районе Пуук, достиг наивысшей точки развития в период между 800 и 950 годами н. э. При виде его развалин даже такой опытный путешественник, как Джон Ллойд Стефенс, долго удивлялся, словно не веря своим глазам. Строгая организация пространства, пышность и усложненность архитектуры, сама панорама города, лежащего на невысоких холмах, - все это приводило ценителя в восхищение. Первое, о чем подумал Стефенс, оглядывая развалины, — что-то похожее он уже видел на раскопках в древнеегипетском городе Фивы.
Стефенс и Казервуд бывали здесь и позже, они осмотрели две высокие пирамиды, знаменитый Дворец губернатора и другие здания с рельефами и мозаичными фасадами, сложенными из плотно пригнанных друг к другу кусочков колотого камня. Стефенс обследовал изнутри подземные резервуары, где когда-то хранились запасы питьевой воды (сенотов в районе Ушмаля было мало). Разглядывая настенные иероглифы, Стефенс, с присущей ему проницательностью, заметил, что они очень похожи на те, что он видел на юге, в частности в Паленке, — с этим согласны и современные ученые. И по завершении осмотра Стефенс, по своему обыкновению, стал наводить справки по старинным испанским хроникам.
НЕМЕРКНУЩАЯ СЛАВА АРХИТЕКТУРЫ ПУУКА
"Если бы Юкатан ценили только за обилие, грандиозность и красоту его зданий, как ценят другие районы Индий за золото, серебро и прочие богатства, тогда его слава опередила бы славу Перу и Новой Испании", — писал епископ де Ланда в 1566 году. Здесь, среди холмов Пуука, это его замечание кажется вполне справедливым. Из множества городов, поднявшихся среди холмов Пуука в "поздний классический" период (700—1000 годы н. э.), особенно выделяются великолепием планировки и архитектуры три города — Ушмаль, Сайиль и Лабна. Одна характерная особенность стиля Пуука прослеживается во всех этих городах: массивные четырехугольники зданий по фасаду облицованы известняком, у дверных косяков стоят круглые колонны с квадратными капителями, верхняя часть фасада украшена изящной каменной мозаикой.
Ушмаль, просторный и светлый город, здания которого покрыты снаружи замысловатым орнаментом, являет собой вершину архитектурного стиля Пуука. Высоко парящие арки 74 залов Женского монастыря пропускают солнечный свет во внутренние помещения, а длинный фасад Губернаторского дворца украшен калейдоскопическим узором, сложенным из тысячи камней, обтесанных и пригнанных друг к другу. Причудливо вплетенные в сложный узор, смотрят с высоты скульптурные изображения змей, черепах, людей и богов.
Каменный орнамент в виде решетки с розетками, вероятно, как-то связан с узором плетения.
Сова — птица, образ которой часто трактуется как ночь, смерть, воина — сидит на самом верху решетки, составленной из восьми горизонтальных полос, изображающих двухголового змея. Эти полосы равнозначны европейскому понятию "скипетр", и проходят они поверх другого царского символа — поп, или трон-циновка. Вся композиция может означать связь правителя с миром мертвых.
Восточная стена Дворца губернатора в Ушмале отличается строгостью пропорций, свойственной архитектуре Пуука. Дополнительные пристройки с правой и левой стороны здания присоединены с помощью высоких ложных арок, немного углубленных. Это нововведение придает зданию особую элегантность.
Он обнаружил записи, сделанные неким священником Коголлудо, в них говорилось о жертвоприношениях, очевидно совершавшихся на плоской вершине 28-метровой пирамиды Ушмаля вплоть до XVI века, несмотря на то, что прежняя политическая система общества майя к тому времени давно распалась. "Главный жрец, — писал падре Коголлудо, — держал в руке большой, широкий и острый нож, сделанный из кремня. Другой жрец держал деревянный ошейник в виде змеи. Обреченных, полностью обнаженных, по очереди проводили по лестнице наверх. Там, уложив человека на камень, надевали на него ошейник, и четыре жреца брали жертву за руки и за ноги. Затем главный жрец с удивительным проворством вспарывал жертве грудь, вырывал сердце и протягивал его к солнцу, поднося ему и сердце, и пар, исходящий от него. Затем оборачивался к идолу и бросал сердце ему в лицо, после чего сталкивал тело по ступеням, и оно скатывалось вниз". Сейчас известно, что этот страшный ритуал, существовавший и у ацтеков в Центральной Мексике, древние майя считали священнодействием, но Стефенс пришел в ужас, когда узнал об этих "жертвенных убийствах".
Архитектура, однако, по-прежнему продолжала восхищать Стефенса, равно как и прочих исследователей, которые побывали здесь после него. Многие сооружения и до сих пор носят имена, данные им первооткрывателями. Одно из зданий главного комплекса Ушмаля было названо Дом черепах из-за цепочки каменных черепах на карнизе, у каждой на панцире — свой особый узор. Женский монастырь состоит из четырех богато декорированных многокомнатных галерей, обрамляющих внутренний дворик. Хотя планировка этого комплекса напоминает планировку европейских монастырей, точное назначение его неизвестно, может быть, здесь заседал городской совет, а может быть, жили воины. С пирамидой под названием Башня Волшебника связана старинная легенда, дающая нам возможность перелистнуть одну из древних страниц истории майя. Легенда гласит, что когда-то давным-давно правитель Ушмаля призвал к себе карлика, наделенного волшебной силой, и под страхом смерти велел ему за ночь возвести дворец. Когда же поручение было исполнено, карлика ожидала награда: его сделали правителем Ушмаля.
В Губернаторском дворце вполне мог жить царь (в отличие от Чичен-Ицы в Ушмале был один правитель). Это большое и пышное здание, по мнению многих, является прекраснейшим образцом архитектуры доколумбовой Америки. Археолог Джозеф Болл из Государственного университета Сан-Диего назвал его "прекраснейшим творением центральноамериканской архитектуры.
О правителях города и о его истории ничего не известно. Раскопки здесь начались не так давно, и те скудные сведения, которыми мы сейчас располагаем, почерпнуты лишь при расшифровке надписей или при анализе архитектурного стиля. Могущественный правитель Чак упомянут в надписях на алтаре, на каменных кольцах площадки для игры в мяч и на притолоке в Женском монастыре, рядом с именем помещены даты от 905 до 907 года. Недатированный портрет некоего благородного человека в богатых одеждах, сидящего на ягуаре, вполне может быть портретом этого царя. Но точно ли это, сказать нельзя, потому что в текстах северных районов обычно отсутствуют пространные перечисления членов династии и сведения о происхождении царей, столь характерные для южных областей майя. Кроме того, иероглифы, встречающиеся в Ушмале, в большинстве своем фонетические, связанные с тайными ритуалами, и о их значении порой приходится только гадать.
Нынешние исследователи Ушмаля считают, что город был основан в конце VIII века н. э. Археолог Джереми Саблофф из Питтсбургского университета, анализируя в 1990 году последние находки, установил, что именно в это время майя начали сооружать емкости для воды в местах, где не было естественных водоемов. Он не нашел никаких следов миграции населения из южных областей в район Пуука, из чего сделал вывод, что область эта развивалась самостоятельно, а близость городов Пуука друг к другу и наличие между ними дорог говорит о том, что эти города образовали нечто вроде союза.
Ученые пытаются представить себе, какова была история Ушмаля. Специалист по истории искусств Джефф Ковальски из Северного иллинойсского университета, подробно исследовавший памятники Ушмаля, увидел в рельефных изображениях пернатого змея и ягуара указание на то, что какие-то контакты между Ушмалем и Чичен-Ицей все-таки были. Внимательное изучение художественных памятников убедило его в том, что эти два города в конце IX — начале X века заключили между собой необычный союз. Правитель Чак, по его мнению, был "старомодным правителем и выступал за ограниченное, ритуальное ведение войн, с захватом пленных, как диктовала древняя традиция майя. Ковальски предполагает, что поначалу Чак вел переговоры и, может быть, даже сотрудничал с более воинственными соседями из Чичен-Ицы, но в конце концов перестал их устраивать, и с этого момента слава Ушмаля резко пошла на убыль. Археологи уверены, что крупное строительство в Ушмале прекратилось незадолго до конца X века, а затем город и вовсе опустел.
Но пока до мрачного финала трагедии было еще далеко, Ушмаль и другие города Пуука образовали одно из ярчайших созвездий на небосводе цивилизации майя. Город Кабах, лежащий в 16 километрах к юго-востоку от Ушмаля, поразил Стефенса изяществом архитектуры. В то время город был практически неизвестен, три его крупнейших постройки не имели названий, и Стефенс называет их в своих записках по номерам: Строение-1, Строение-2, Строение-3. Строение-1 позднее получило название Дворец масок: по всей ширине фасада лепились 250 масок бога дождя, расположенные в шесть рядов, каждая маска была составлена из 30 мозаичных кусочков. Археологи под руководством мексиканского ученого Рамона Карраско обнаружили на задней стене здания гигантские скульптуры воинов. Массивная арка, извлеченная из-под покрова растительности командой Стефенса, как полагают, служила воротами, от которых начиналась дорога в Кабах и Ушмаль.
В 10 километрах к югу находится еще один город — Лабна. Здесь перед Стефенсом предстало сооружение, украшенное сплошным рядом человеческих черепов из штука, под ними в два ряда шли рельефные человеческие фигуры. На восьмидесятиметровой высоте была каменная скульптура: «огромная открытая пасть аллигатора или какого-то иного отвратительного животного», а в этой пасти лежала человеческая голова. Если бы в Лабне в лучшие ее дни побывал какой-нибудь европеец, заметил Стефенс, вернувшись домой, он мог бы рассказать истории поинтереснее сказок "Тысячи и одной ночи".
Города Пуука, в число которых входит и Сайиль, кажутся сказочными декорациями. До недавнего времени археологи успели только расчистить поверхности в Кабахе и Лабне, попутно находя кое-где случайную дату (например, 879 год на дверном косяке в Кабахе), но больше у развалин выведать ничего не удавалось. Архитектор Джереми Саблофф как-то заметил: "Стоит сделать всего несколько шагов от памятника к ближайшим кустам — и вы в неизведанной стране". Но топографическая разметка, интенсивные раскопки и восстановительные работы помогли прояснить картину. Сегодня ученые считают, что Сайиль и связанные с ним города Пуука, так же как и Ушмаль, переживали расцвет в период между VIII и XI веками, а уже в начале XI века начался упадок. Саблофф полагает, что при недостатке естественных водных источников власть
На этой фотографии. сделанной Томпсоном в 1920-е годы в городе Лабна, виден огромный полуразрушенный дворец — крупнейшее сооружение подобного рода в районе Пуука. Это здание высотой в 20 метров, сегодня лежащее в руинах, во времена майя не раз перестраивалось.
в этих городах была связана с распределением воды ("Они не могли в этом деле полагаться на случай", — замечает он), но каким был этот механизм и как он действовал, пока не известно.
Не так далеко от городов Пуука столетие спустя вознесся к небу совсем не похожий на них город Майяпан, откуда, согласно преданию, вышли мятежники, восставшие против власти Чичен-Ицы в 1200 году. В то время как планировка просторных городов Чичен-Ицы и Ушмаля повторяет традиционные линии более древних центров майя, Майяпан, обнесенный стеной, был городом хаотичной застройки — его дома, все разной величины, лепились друг к другу, оставляя лишь узкие проходы. Здесь не было огромных храмов, какие обычно строились в центральной части города, главная пирамида Майяпана была уменьшенной и грубо сработанной копией пирамиды Эль-Кастильо в Чичен-Ице. По оценке археологов, в городе в благополучные времена — в XIV и XV веках — насчитывалось до 4000 построек, но задолго до 1949 года — до начала систематических раскопок — от многих из них не осталось и следа.
Были и другие важные детали, отличавшие Майяпан от его предшественников. Согласно сообщению епископа де Ланды, правившая Майяпаном семья Кокомов (потомков легендарного Хунак-Силя, покорившего Чичен-Ицу) сохраняла за собой власть, удерживая потенциальных врагов в заложниках за высокими стенами города. "Огородившись стенами, — писал де Ланда, — они строили дома только для правителей, распределяя между ними всю землю, раздавая им города в зависимости от древности рода и личных качеств". Эти правители отдавали долг пленившему их царю тем, что сопровождали его, угощали, приходили к нему за советом... и проводили большую часть времени в обычных своих увеселениях, как-то: танцы, пиры и охота". Скудный урожай окрестных полей сменила обильная дань, взимаемая с провинций, которыми управляли утопающие в роскоши вельможи. Кокомы еще больше укрепили свои позиции, приняв к себе на службу целую армию наемников из Ах-Кануля (мексиканский штат Табаско), чья преданность была куплена посулами военной добычи.
Отреставрированный дворец в Сайиле, построенный в том же стиле, что и дворец в Лабне, — необыкновенно стройное и красивое трехэтажное сооружение. В нем 50 сдвоенных комнат, причем комнаты второго этажа выходят на портик с колоннадой, похожий на древнегреческий.
Майяпан изучен более тщательно, чем другие города Юкатана, в основном благодаря шестилетней работе экспедиции Г. Э. Д. Поллока из Института Карнеги. Приступив к раскопкам в середине 1950-х, исследователи подсчитали, что городская стена протяженностью в 8 километров и шириной около 6 метров окружала городской комплекс площадью приблизительно в 4 квадратных километра. Численность населения в городе достигала 12 000 человек. Невысокие стены в черте города могли обозначать границы частных владений или садовых участков. В то время как в других городах высотность домов заметно убывала в направлении от центра к окраинам, в Майяпане большие дома знатных людей можно было встретить в любой части города.
В Майяпане найдено множество сосудов для сжигания ароматной смолы — курильниц, видимо ставших предметом массового производства и потребления, а это говорит о достаточно высоком уровне экономики. Ритуалы майя также заметно изменились: вместо больших храмов возникают маленькие семейные гробницы, служившие, очевидно, и местом поклонения богам. Команда Института Карнеги нашла на территории города майя луки и стрелы — вероятно, это оружие принесли с собой мексиканские наемники. Некоторые майянисты считают, что новые находки в Майяпане наводят на мысль о том, что общество майя постепенно переходило на деловые отношения, уделяя все меньше внимания древним богам.
Падение Майяпана, очевидно, было вызвано тем же, что и его возвышение: он пал в результате кровавого восстания. С редким единодушием все известные нам ранние документальные источники уверяют, что это скорее всего произошло в 1441 году. Вот что рассказывает об этом епископ де Ланда: "Среди преемников дома Кокомов был один надменный человек, только внешне напоминавший Кокома, и он образовал новый союз с людьми из Табаско и привел в город еще больше мексиканцев и стал тираном и делал из тех, кто победнее, рабов. И тогда благородные объединились с партией Тутуль-Шиу и сговорились убить Кокома. И сделали это, убив также и всех его детей, кроме одного, которого не нашли".
Семейство Шиу владело землями рядом с Ушмалем, но поднялось к вершинам власти в то время, когда великий город уже лежал в развалинах. Археологи подтверждают: действительно, Майяпан был разграблен и сожжен. При раскопках были найдены обугленные балки, поддерживавшие крышу, и сложенные из камня стены, почерневшие от огня, а также свидетельства мародерства и скелеты жителей Майяпана, вероятно погибших во время восстания. Опустошив Майяпан, победители Шиу основали неподалеку свою столицу, названную Мани, что на языке майя означает "это прошло".
Падение Майяпана прозвучало похоронным звоном над всей цивилизацией майя, поднявшейся из джунглей Центральной Америки до небывалой высоты и канувшей в бездну забвения. Майяпан был последним городом на Юкатане, которому удавалось подчинить себе другие города. После его падения конфедерация распалась на 16 соперничающих между собой мини-государств, каждое из которых боролось за территориальные преимущества силами собственной армии. В постоянно разгоравшихся войнах города подвергались набегам: захватывали в основном молодых мужчин, чтобы пополнить ими войско или принести их в жертву, поля поджигали, чтобы заставить земледельцев подчиниться. В непрерывных войнах архитектура и искусство были оставлены за ненадобностью.
ПРОШЛОЕ ВИДИТСЯ В НАСТОЯЩЕМ
Прошлое древних майя — их искусство, архитектура, письменность — не давало покоя археологам. Ученые увлеченно работали на раскопках, реставрировали, разгадывали тайные письмена, чтобы понять истинную цену открытых сокровищ. Для полноты картины археологи все чаще обращаются к этнографии — сравнительному изучению современной и древней культур. Некоторые особенности современного общества майя имеют свои аналоги в древности, и в основном они связаны с религиозной практикой. Майя-юкатеки, например, до сих пор вызывают духов дождя — чаков.
Праздничный головной убор из меха обезьянки, с яркими разноцветными лентами, показывает, что этот человек изображает обезьяну. Ряженые разыгрывают сценки из мифа о первом творении, когда боги рассердились на первых людей, которые плохо себя вели, и превратили их за проступки в обезьян.
Индеанка-майя ткет парчовый "уйпиль" — традиционную одежду, которую носили еще ее прапрабабушки. Техника тоже осталась без изменений: точно такими же ткацкими поясными станками майя пользовались тысячу лет назад.
В это время период кратковременной славы переживал торговый город Тулум, стоящий на высоком скалистом утесе на побережье Карибского моря, недалеко от острова Косумель. С населением не более 600 человек, Тулум, как зеркало, отразил в себе все черты вырождения искусства и общества майя. Приземистые, плохо построенные дома покосились, колонны покривились, штук был кое-как нашлепан поверх грубо отесанных камней. Стефенс, поднявшись по крутой, заросшей тропе, ведущей от пляжа к поселению, отметил лишь необычайную агрессивность местных москитов да упомянул о раскрошившейся каменной стене простой, без раствора, кладки — эта стена огораживала город со стороны суши. Необычно низкие дверные проемы заставили его вспомнить легенду, согласно которой города майя строили горбуны. После бессонной ночи он покинул этот "приют тоски и одиночества".
Вскоре после падения Майяпана, всего через несколько десятилетий, на полуострове высадились испанцы, и участь майя была решена. Когда-то один пророк, слова которого приводятся в "Книгах Чилам-Балам", предсказывал появление чужестранцев и его последствия. Вот как звучало пророчество: "Принимайте ваших гостей, бородатых людей, которые идут с востока... Это начало гибели". Но те же самые книги предупреждают и о том, что не только внешние обстоятельства, но и сами майя будут виновны в том, что случится. "И не было больше счастливых дней, — гласит пророчество, — здравомыслие нас оставило' . Можно подумать, что задолго до этого последнего завоевания майя знали, что слава их потускнеет и древняя мудрость забудется. И все же, словно предвидя будущие попытки ученых вызвать из небытия их мир, они высказали надежду, что когда-нибудь голоса из прошлого будут услышаны: "В конце нашей слепоты и нашего позора все откроется вновь".