А.де Ремесаль и Т.Гейдж о деятельности доминиканцев в Гватемале на рубеже 16-17 вв.

Мнения очевидцев никогда полностью не совпадают, а нередко – весьма существенно расходятся. Подчас именно данное обстоятельство – несовпадения в суждениях о каком-либо предмете – дают возможность составить о нем более точное представление.

Высказывания двух миссионеров Антонио де Ремесаля и Томаса Гейджа о деятельности Ордена Св. Доминика позволяют получить более полную и яркую картину духовной жизни аборигенов Гватемалы в конце XVI – начале XVII вв. Поскольку имена данных священнослужителей известны немногим, то стоит несколько слов сказать об их биографиях и о созданных ими произведениях.

Антонио де Ремесаль родился в 1574 г. в одной из аристократических семей небольшого городка Альярис в Галисии. Он получил прекрасное для своего времени образование в Колледже Св. Себастьяна в Саламанке. В 1593 г. галисиец вступил в доминиканский орден и таким образом оказался вовлеченым в круг священнослужителей-гуманистов, последователей Бартоломео де Лас Касаса и Франсиско де Виториа. Когда в 1613 году его патрон Алонсо де Гальдо получил митру епископа Комайягуа (Гондурас) и направился в Центральную Америку, то А. де Ремесаль последовал за ним. По дороге в отдаленный диоцез галисиец решил задержаться в столице Гватемалы, где вступил в местный монастырь. Его, прекрасного знатока латинского, греческого, древнееврейского языков, увлекла перспектива описать историю региона.

Богатые архивные материалы и возможность непосредственно общаться со многими участниками событий позволили галисийцу создать обстоятельный труд – “Общую историю Западных Индий и в частности - провинции Сан Висенте де Чьяпа и Гватемалы”(*1). Свое повествование хронист начал с описания походов Педро де Альварадо и его сподвижников, а завершил рассказами о первом десятилетии XVII века. Доминиканец в основном сосредоточил свое внимание на жизни католической церкви, главным образом – на сообщениях о деятельности своего ордена. Придерживаясь гуманистической традиции, продолжая дело Б. де Лак Касаса, А. де Ремесаль немало страниц уделил тяжелому положению аборигенов. Образ жизни конкистадоров и их потомков – креолов тоже получил отражение в «Истории», причем оценка поведения завоевателей также была дана в соответствии с так называемой «черной легендой» конкисты.

По завершении работы над рукописью историк-миссионер направился на родину, где в 1619 году добился издания своего сочинения. Захватив с собой около 800 экземпляров, А. де Ремесаль вернулся в Гватемалу. Но здесь его ждали не восторженные отклики читателей, а суровый прием, подготовленный его давним недоброжелателем. Им был декан кафедрального собора Ф. Руис дель Корраль, представлявший Инквизицию в данном регионе. По некоторым сведениям, инквизитор и прежде недолюбливал галисийца, поскольку сам не получил такого фундаментального образования, с одной стороны, и поскольку был связан с местной элитой, которая не испытывала симпатии к последователям Лас Касаса. Обстоятельства позволили декану выдвинуть против А. де Ремесаля обвинения. Миссионер, заплативший капитану за трансатлантическое плавание несколькими экземплярами своей книги, был назван контрабандистом. Его сочинение было классифицировано как товар, а не как книга, так как «История» не была лицензирована, и ее автор не мог представить рукопись, на первой странице которой стояли бы подписи официальных цензоров (рукопись осталась в Испании). В результате и автор, и его труд оказались под арестом. Поскольку, согласно королевсому распоряжению 1585 г., любые обвинения против служителей церкви не должны были получить огласки, первое время дело держали в тайне. Даже высшей судебной инстанции в колониях – Аудиенции было отказано в разрешении познакомиться с книгой. Возглавлявший генерал-капитанство Гватемала граф де ла Гомара, который оказывал покровительство А. де Ремесалю во время работы над рукописью, был не властен помочь своему протеже. Конфликт с Инквизицией обернулся для хрониста потерей здоровья и высылкой сначала в Оахаку, потом – в Гвадалахару и наконец – в Сакатекас, где А. де Ремесаль скончался в 1627 г. Его сочинение оставалось неизвестным в регионе на протяжении всего колониального периода.

Судьба другого миссионера – Томаса Гейджа (или Томаса де Санта Мария, как его называли в Новом Свете) сложилась иначе. Он родился около 1600 г. в католической ирландской семье. Его дед и отец были активными участниками противоборства католиков с англиканами. Чтобы продолжить традиции семьи, юный Томас был направлен на учебу в католический колледж во Франции, потом продолжил образование в Вальядолите (Испания). Несколько месяцев он провел в монастыре городка Херес де ла Фронтера, чтобы получить возможность направиться в заморские владения Испании в качестве миссионера, куда доступ иностранцам был закрыт. Его влекла мечта, как сказано в его произведении, проявить себя на миссионерской работе на Филиппинских островав, где христианизация аборигенов только начиналась. Путь на Филиппины в начале XVII века лежал через Мексику, откуда отплывал знаменитый «Манильский галеон». Поджидая корабль, Т. Гейдж сблизился с местными монахами-доминиканцами, которые убедили его отказаться от первоначального намерения. Уроженец Британских островов остался в Америке, где в 1625 г. вступил в орден Св. Доминика.

В том же году молодой священнослужитель был направлен в Гватемалу, где около трех лет преподавал в созданном доминиканцами колледже. Потом принял участие в экспедиции, пытавшейся пройти через непокоренные северо-восточные районы на полуостров Юкатан. Испытав таким образом свои силы, Т. Гейдж предпочел избрать карьеру сельского приходского священника и почти 10 лет провел в небольших городках Мишко и Пинола. Когда же пришло долгожданное разрешение короны вернуться в Испанию, то доминиканец столкнулся с сопротивлением местных иерархов. Им некем было заменить сельского священника. Т. Гейджу пришлось организовать побег. Из Гватемалы, чтобы обмануть преследователей, он двинулся через Никарагуа в Панаму. В порту Картахены ему посчастливилось уговорить капитана доставить его без официального разрешения на Кубу. В 1637 г. уроженец Британских островов добрался до Севильи, но уже через месяц покинул Испанию и вернулся на родину. Однако на этом странствия Томаса Гейджа не завершились. Он посетил Аппенинский полуостров, побывал в германских землях. В результате он окончательно разочаровался в католицизме. С 1640 г. Т. Гейдж обосновался в Англии и через два года стал полноправным протестантским проповедником. В разгар английской революции в 1648 г. была издана его книга – «Путешествия по Новой Испании и Гватемале»(*2), посвященная Т. Ферфаксу. Когда в 50-е годы по распоряжению лорда-протектора О. Кромвеля готовилась экспедиция в Вест-Индию, Т. Гейдж не только снабдил ее необходимыми сведениями, но и отправился в плавание в качестве военного капеллана. В 1656 г. он скончался и был похоронен на захваченном англичанами острове Ямайка.

Каким образом жизненный путь каждого из авторов и своеобразие обстановки, в которой были созданы “История” и “Путешествия” отразились на характере обоих произведений, на оценке деятельности Ордена Св. Доминика, данной А. де Ремесалем и Т. Гейджем?

Поскольку широта охвата событий во времени и в пространстве в обеих книгах существенно различается, то практически невозможно и вряд ли целесообразно сопоставлять все детали сочинений. Учитывая размеры статьи, мне представляется необходимым ограничиться лишь анализом некоторых сюжетов, которые наиболее полно и ярко характеризуют достижения и просчеты доминиканцев с точки зрения обоих авторов.

Вопрос о распространении христианства среди аборигенов волновал и галисийца А. Ремесаля, и ирландца Т. Гейджа.

А. де Ремесаль стремился показать, что духовные ордена, в первую очередь, орден Св. Доминика, действовали очень успешно. Как рассказ о подлинном герое звучат главы хроники, посвященные знаменитому защитнику индейцев доминиканцу Бартоломео де Лас Касасу, который фактически стал родоначальником так называемой “мирной” или “духовной конкисты”.

Обосновавшиеся в Гватемале испанцы скептически отнеслись к предложению Лас Касаса обращать коренных жителей Нового Света в христианство, не прибегая к насилию(*3). Чтобы доказать свою правоту, миссионер с несколькими сподвижниками отправился в незамиренную провинцию Тусулутлан, где с помощью “одних лишь слов” должен был сражаться с язычеством. А. де Ремесаль подчеркнул, что священнослужители двинулись в далекие, неблагодатные края босиком, что они отказались не только от вооруженного эскорта, но и ото всех благ цивилизации, даже - от мяса и вина. По словам хрониста, доминиканцы желали нести Слово Божие так, как это делал Иисус Христос. Лас Касас и его собратья не потребовали для себя никаких привилегий, но заручились согласием властей не передавать индейцев указанной провинции в энкомьенду и не обращать их в рабство. В качестве доказательства А. де Ремесаль приводит документ, подписанный губернатором Алонсо Мальдонадо, который от имени властей подтвердил обещанное(*4).

Миссия Лас Касаса завершилась удачно. Уже через год под руководством священнослужителей было основано селение Рабиналь, в которое переселялись скрывавшиеся в лесах индейцы. Аборигены построили церковь, где ежедневно доминиканцы отслуживали мессу. Один из наиболее влиятельных вождей - касик дон Хуан принял христианство, за ним последовали его соплеменники. Ярким доказательством успеха мероприятия стал визит касика в столицу Гватемалы. Здесь сам епископ Франсиско де Маррокин, знавший индейские языки, проверил, насколько глубоки познания дона Хуана в христианском вероучении, и был вполне удовлетворен. Даже прославившийся своей жестокостью по отношению к аборигенам конкистадор П. де Альварадо, по словам А. де Ремесаля, благосклонно отнесся к визитеру, вручил ему подарки, тем самым подтвердив результативность “мирной конкисты”(*5). Через некоторое время в Гватемалу пришла королевская грамота, благодаря которой аборигены провинции Тусулутлан попали под покровительство короны, а не энкомендеро, и должны были выплачивать подати соответствующим чиновникам. Данное решение метрополии еще больше углубило разногласия между осевшими в Гватемале испанцами и членами духовных орденов.

Согласно собранным в хронике материалам, у Лас Касаса нашлось немало последователей среди членов ордена Св. Доминика. Например, в начале XVII века Педро Лоренсио использовал те же приемы, чтобы обратить в христианство население провинции Лакандон, а несколько позже Алехо де Монтес с собратьями приступил к распространению католического вероучения среди обитателей Манче, также вооружившись опытом знаменитого предшественника(*6).

Если А. де Ремесаль рассказывал о миссионерской деятельности с чужих слов, то Т. Гейдж сам участвовал в экспедиции в провинцию Верапас, которую возглавил его близкий друг приор г. Кобан Франсиско де Моран(*7). Казалось бы, ирландец был очевидцем и потому должен был более точно отразить события. Но, оказавшись в рядах протестантов, Т. Гейдж не был заинтересован в том, чтобы демонстрировать успехи католического духовенства. Тем не менее он не всегда искажал факты, но представлял события так, чтобы все негативное оказалось на виду.

Как сказано в “Путешествиях”, Моран уговорил Т. Гейджа отправиться к “варварам и язычникам” ради сокровищ, часть которых могла ему достаться в “качестве платы за совершенную жертву”: ирландец оставил “почетное место... в Университете, чтобы те язычники смогли узнать Христа”(*8). Далее бывший доминиканец показал, что действовали новоявленные последователи Лас Касаса совсем не так, как их знаменитый предшественник. Направляясь к язычникам, миссионеры, по возможности, не отказывали себе в различных удобствах. Они ехали на мулах, имели около сотни индейцев для услуг, а также вооруженный эскорт из полусотни испанцев.

Пройдя половину намеченного пути, экспедиция повернула назад. Хотя Моран договорился с местными вождями, которые на протяжении многих лет не допускали испанцев в свои земли, что через год новая экспедиция пройдет через непокоренную провинцию, Т. Гейдж не расценил данную договоренность как успех и лишь вскользь упомянул о ней. Больше внимания он уделил другому моменту - стремлению Морана окрестить нескольких индейских детей, которые фактически оказались заложниками. Ирландца не возмутил факт превращения детей в заложников. Его покоробило стремление приора Кобана крестить тех, кто не доказал приверженность вере и чьи родители не были христианами.

Рассказ об экспедиции завершает поток язвительных замечаний в адрес католического духовенства, которое, как сказано в книге, со времен Кортеса жаждало лишь одного - крестить как можно больше аборигенов, и при этом не обременяло себя заботами о том, чтобы объяснять неофитам христианское вероучение. Безусловно, Т. Гейджу, проведшему немало времени в Мехико и знакомому с деятельностью духовных орденов Гватемалы, было известно, что первые миссионеры Мексики отнюдь не спешили совершать таинство крещения, а их собратья в Центральной Америке, узнав, что испанцы крестили всех без разбора, потребовали отказаться от подобной пагубной практики.

Чтобы объяснять аборигенам католическое вероучение члены духовных орденов изучали индейские языки, о чем рассказали оба автора.

В хронике А. де Ремесаля воспроизведена королевская грамота, согласно которой миссионеры должны были наставлять коренное население Гватемалы в вере на испанском языке, «поскольку таким способом… скорее придут к пониманию нашего истинного Бога» (7 июля 1550 г.)(*9). Однако, как показывает галисиец, к середине XVI века священнослужители накопили немалый опыт, который свидетельствовал о том, что большего эффекта можно достичь, проповедуя на родных индейцам языках. В этом случае аборигены относились не только к словам, но и к делам миссионеров более внимательно, чаще помогали им, что ускоряло процесс христианизации. Так было в Никарагуа и в Гватемале, где к коренному населению Б. де Лас Касас и его соратники старались обращаться на родных наречиях(*10).

Вопреки поступавшим из метрополии указаниям, доминиканцы настойчиво изучали индейские языки и использовали их при разъяснении католического вероучения. А. де Ремесаль подчеркнул, что с момента появления в Гватемале первых членов ордена братья добились немалого. Наиболее тяжкий труд выпал на долю первых миссионеров, которые, будучи мужами преклонных лет, были вынуждены обращаться к таким «забытым вещам, как номинатив, склонения, глагол, спряжения и времена»(*11). Еще в 1548 г. отец Хуан де Торрес составил первую грамматику и словарь языка какчикель. Благодаря его усилиям уже со следующего года братья начали ежедневно практиковаться в языке майя. В 1556 г. была составлена грамматика другого языка майя – киче(*12). В 1564 г. капитул Гватемалы постановил, чтобы каждый приор поручил одному из подчиненных ему членов ордена составить грамматики и словари индейских языков своего района(*13).

В дальнейшем лингвистические исследования миссионеров продолжались и составленные ими грамматики и словари становились все более совершенными. Кроме того, на индейских языках доминиканцы составили своеобразное пособие для миссионеров – Comunion de los Santos. В результате стало нормой, что право проповедовать и исповедовать индейцев получали те священнослужители, которые в достаточной мере овладели их языками. Подобную систему закрепили решения церковных капитулов (Сьюдад Реаль – 1576 г., Кобан – 1578 и 1582 гг., Гватемала – 1580 г., Сакапула – 1593 г.). Одни священнослужители осваивали индейские наречия самостоятельно, другие – под руководством собратьев по ордену, но все без исключения, указано в хронике, добивались результатов в кратчайшие сроки – не более трех месяцев. А. де Ремесаль отметил, что «рекорд» в этой области «установил» Педро Калво, который через 20 дней смог проповедовать на языке индейцев Чьяпаса, а через 2 месяца «произносил столь же элегантные фразы, что и индейцы, которые умели выражать свои мысли наиболее изящно»(*14). Прославился в Гватемале и другой миссионер – Хуан Кабесас, ставший епископом в 1612 г. Он настолько хорошо владел языком киче, что сам экзаменовал клириков(*15).

Т. Гейдж признал, что духовные ордена добились значительных успехов в деле освоения языков коренного населения. Однако, подчеркивает автор «Путешествий», братья не стремились распространять свой опыт за пределами ордена. «Монахи этой области, - записал ангичанин, - очень сведущи в индейских языках, они составили грамматики и словари, чтобы облегчить обучение тех, кто заменит их после смерти, но пока они живы, им не нравится обучать языкам других, даже своих учеников»(*16). По словам Т. Гейджа, миссионеры поступают таким образом, чтобы сохранить преимущества ордена: выполнять роль приходских священников в индейских селениях и получать подношения аборигенов.

В качестве подтверждения своих суждений автор «Путешествий» рассказал о том, как он сам изучал язык покончи. Провинциал ордена направил ирландца в городок Петапа к престарелому миссионеру Педро Молина. Старик первоначально рассказал Т. Гейджу об общем строе языка, о склонениях и спряжениях и снабдил своего ученика небольшим словариком. Шесть недель миссионер занимался со своим учеником, чтобы он усвоил грамматику и выучил слова, хотя и в этом случае, заметил Т. Гейдж, его успехи зависели от него самого. Далее старый монах заставил молодого выучить небольшой текст на индейском языке, потом поручил ему выполнить перевод с испанского и, наконец, - подготовить проповедь для аборигенов. Когда же проповедь была прочитана перед прихожанами, Молина написал провинциалу, что его ученик знает достаточно. Т. Гейджа задело, что хотя на освоение языка у него ушло чуть более четверти года, в письме было сказано, что старику «было обременительно заниматься» с молодым миссионером(*17). Получив приход, ирландец сам пытался усовершенствовать свои познания в языке покончи и добился, по его словам, очень хороших результатов.

Несмотря на то, что священнослужители обращались к своей пастве на ее родном языке, аборигены часто воспринимали вероучение не так, как хотелось их наставникам. Ни А. де Ремесаль, ни тем более Т. Гейдж не скрывали этого.

Из сообщений членов ордена А. де Ремесалю было известно, что в прошлом веке многие индейцы плохо знали католическое вероучение. В одной из глав хроники сообщено, что аборигены называли мессу «делом Санта Мария», святую воду - «водой Санта Марии», проповедь - «словом Санта Марии»(*18). Хронист подчеркивает, что в таком случае братья отказывали им в крещении. Иногда подобное решение приводило к курьезным последствиям: аборигены пытались сами совершить таинство, обливая друг друга водой(*19).

Галисиец рассказал и о ситуациях иного рода, когда коренное население Гватемалы пренебрежительно относилось к делам веры. Например, некоторые индейцы в первые годы после конкисты быстро забывали полученные при крещении христианские имена, и потому крестились повторно. Знал хронист и о том, что прежде некоторые старики говорили, что они купили крещение, поскольку заплатили за таинство. Для многих индейцев, подчеркнул А. де Ремесаль, «креститься - значило стать подданными Кастилии и получить некоторые преимущества, позволяющие освободиться от притеснений со стороны испанцев»(*20). Больше всего автора «Истории» возмущало, когда неофиты продолжали совершать языческие обряды перед идолами, а испанцы спокойно взирали на такую картину, как это было в Чьяпасе в середине XVI столетия(*21).

Все перечисленные негативные элементы, по мнению А. де Ремесаля, остались в прошлом. По мере того, как количество миссионеров в Центральной Америке возрастало, улучшались и знания индейцев в области христианской доктрины, аборигены отказывались от дурных привычек (ходить обнаженными, от многоженства и т.п.), исчезло поклонение идолам. Только одно, не очень существенное, с точки зрения А. де Ремесаля, обстоятельство насторожило хрониста. Ему было известно, что индейцы предпочитают держаться особняком. Он записал, что, когда индейцы здоровы, то предпочитают находиться подальше от испанцев, и лишь болезнь вынуждает их идти за помощью к европейцам(*22).

Однако, по мнению галисийца, уже упомянутые заблуждения индейцев, как и другие, отмеченные в «Истории», были в значительной мере обусловлены нежеланием конкистадоров содействовать распространению католического вероучения. Хронист специально воспроизводит содержание королевской грамоты 1554 года, в которой говорится, что приобщать аборигенов к христианству должны были владельцы энкомьенд, т. е. виновны не миссионеры, а светские лица. «Не хорошо было бы отрицать, - писал А. де Ремесаль, - что многие мужественные капитаны и солдаты, потратившие почти всю жизнь на завоевание Индий, уклоняются от главной задачи конкисты - от пропаганды веры в господа нашего Иисуса Христа»(*23). В «Истории» неоднократно отмечалось, что священносужителям постоянно приходилось преодолевать сопротивление местной элиты – потомков первопоселенцев. Владевшие энкомьендами креолы заставляли аборигенов работать и в будни, и в праздники. Испанцы не только сами редко посещали церкви, но и не давали индейцам возможность прослушать мессу или посетить уроки катехизиса(*24).

По словам галисийца, чтобы «убедить» испанцев подчиняться предписаниям католической церкви, требовались особые меры. Например, городской совет Гватемалы постановил взимать на нужды города по 10 золотых песо с каждого домовладельца, не приехавшего в столицу на Рождество, Пасху и Троицу (Pascuas). Были предусмотрены наказания и для тех, кто заставлял индейцев работать во время праздников и воскресений: по 3 песо за каждый день работы. Также муниципалитет запретил открывать лавки и таверны в часы праздничной или воскресной мессы(*25). Поскольку и после этого некоторые поселенцы продолжали уклоняться от посещения церковных служб, то совет распорядился заключать в тюрьму на три дня и вдобавок взимать штраф в 3 золотых песо со всех горожан, которые отсутствовали в кафедральном соборе во время мессы в праздники и воскресенья (18 февраля 1533 года). Причем половина суммы штрафа поступала в городскую казну, а вторая половина шла на нужды церкви(*26). Кроме того, в Гватемалу были направлены особые королевские грамоты, где было предписано наказывать испанцев за плохое обращение как с индейцами, так и с миссионерами(*27).

Хотя Т. Гейдж описал ситуацию в глубинке, но и он согласился с тем, что креолы не жаждали помогать миссионерам в деле распространения христианства среди аборигенов. По словам ирландца, хотя потомки конкистадоров знали о сохранении языческих верований среди индейцев, они не считали нужным оповестить об этом ни светские, ни духовные власти. Как и их предки, креолы не регулярно посещали церковь. В небольших городках Центральной Америки, где уроженцу Британских островов пришлось провести несколько лет, на воскресные службы приходило 2-3 испанских семейства(*28). Попытки священнослужителя ограничить произвол энкомендеро по отношению к аборигенам, как и в предшествующем столетии, вызвали недовольство местной элиты. Один из потомков завоевателей, “пострадавший” из-за рвения ирландца, поклялся отомстить обидчику и несколько раз пытался напасть на Т. Гейджа(*29).

Только в экстремальной ситуации, когда борьба с идолопоклонниками могла обернуться восстанием индейцев, поведение креолов изменилось. Если за несколько дней до того, как был найден тайный языческий храм, наследники конкистадоров воспринимали призыв Т. Гейджа совершить богоугодное дело как приглашение на охоту на хищников, то, обнаружив идола, завоеватели сплотились, чтобы покарать язычников. Миссионер записал, что “никогда в церкви не присутствовало столько испанцев и морос(*30), как в тот день”, когда он намеревался представить аборигенам поверженное изображение и торжественно сжечь его(*31).

Ирландец отметил и заблуждения тех индейцев, которые считались убежденными христианами. В «Путешествиях» Т. Гейджа также можно встретить немало рассказов о неправильном восприятии индейцами католического вероучения. Например, одну старую индеанку, регулярно посещавшую церковь, он спросил, чью плоть вкушает она во время причастия. Женщина ответила, что, вероятно, Св. Доминика, который являлся патроном города (церковь, в которой происходил разговор, тоже была посвящена этому святому)(*32).

По мнению ирландца, заблуждения индейцев являются закономерным итогом деятельности миссионеров-католиков. По мнению Т. Гейджа, религия аборигенов “внешне не отличается от испанской, но в действительности индейцам трудно верить в то, что выходит за пределы обыденного сознания, и что они не могут увидеть собственными глазами”.

Встречающиеся в “Истории” и в “Путешествиях” рассказы о чудесах, так или иначе были связанных с деятельностью миссионеров, и об отношении аборигенов к культовой скульптуре позволяют лучше понять, почему мнения А. де Ремесаля и Т. Гейджа оказались столь противоречивыми.

Уроженец Галисии описал немало чудесных явлений, которые, на мой взгляд, можно объединить в несколько групп. Одну группу составляют сообщения о чудотворных крестах. А. де Ремесаль отметил, что многие индейские племена пытались уничтожить установленные христианами кресты, но не смогли ни повергнуть их, ни сжечь. В ряде мест в Центральной Америке, по словам хрониста, аборигены были свидетелями того, как молнии уничтожали храмы, где не было крестов, тогда как защищенные крестами строения оставались целыми и невредимыми(*33). В другом случае, крест, прикрепленный к двери хижины спас ее обитателей от вторжений демона «в облике барана с очень длинными, непропорциональными рогами и с покрытым шерстью как у козы телом»(*34). Подобные чудеса, как заметил автор “Истории”, лучше слов убеждали коренных обитателей региона принять христианство.

Среди множества чудес, связанных с чудодейственными изображениями, галисиец, по его же словам, избрал и описал одно, произошедшее в 1605 г. Согласно повествованию хрониста, скончавшийся возле церкви трехлетний ребенок был спасен благодаря заступничеству Девы Марии (Virgen del Rosario), чье изображение находилось в храме. Когда мертвому ребенку на шею были надеты четки, взятые из рук статуи, а его мать, стоя на коленях, с искренней мольбой и глубокой верой обратилась к Богоматери, малыш ожил. Это событие, сказано в “Истории”, воодушевило и укрепило в вере не только очевидцев чуда, но и всех, кто узнал о нем(*35).

Не только крест и христианские изображения, но и слова молитвы, как зафиксировано в хронике, чудесным образом спасали индейцев. Например, супружеская чета столкнулась в лесу с тигром (вероятно, имеется в виду пума или ягуар), но, услышав обращенные к Богу слова, животное бежало(*36). Таким образом, молитва, которой аборигенов обучили миссионеры, защитила их.

А. де Ремесаль упомянул в своем сочинении и о том, что немало чудесного случалось и с самими миссионерами, но он решил сообщить только об одном случае. В 1588 г. в одной из сельских церквей был похоронен один из основателей монастыря в долине Упар Луис Веро. Спустя четырнадцать лет, захоронение случайно было вскрыто и тогда обнаружилось, что останки священнослужителя оставались все это время целыми и невредимыми. В хронике отмечено, что от тела распространялся прекрасный неземной запах. Через некоторое время священнослужитель, вошедший в данную церковь во время праздничной службы, заметил, что она переполнена соловьями, которые великолепно поют. Птицы не боялись людей и любому давались в руки(*37). По словам галисийца, Веро был признан святым, и его погребение стало притягивать паломников. Все это, как явствует из хроники, помогало миссионерам превращать индейцев в добрых христиан.

Если А. де Ремесаль описывал чудеса с восторгом и умилением, то Т. Гейдж, по его словам, скептически относился к этим рассказам, хотя и слышал их немало. Ирландец подчеркивает, что все сообщения о чудесах – обман, который позволял монахам «привлекать людей из ближних и дальних мест, чтобы …все путешественники оставляли отцам подарки и приношения за их мессы и молитвы»(*38).

В качестве доказательства рационально мыслящий ирландец включил в книгу рассказ о случившемся с ним “чуде”. По пути из Мексики в Гватемалу на одной из опасных горных дорог мул, на котором ехал миссионер, неожиданно понесся к пропасти. В самый последний момент животное остановилось, по мнению Т. Гейджа, его задержал плотно растущий колючий кустарник. Но реакция сопровождавших священнослужителя аборигенов была иной. В “Путешествиях” записано: “Индейцы закричали: Чудо! Чудо! Святой! Он святой!” Они кричали так громко, как будто их крик мог достичь Рима, чтобы помочь мне добиться канонизации; о некоторых подобных случаях в Риме уже было известно”(*39).

В отличие от испанских хронистов, в частности – от Антонио де Ремесаля, ироничный Т. Гейдж не обрывает повествование на данном эпизоде. Далее он рассказывает о том, как был встречен местным пастырем. “Когда я добрался до селения, то рассказал священнику о случившемся со мной, а также о том, как происшествие восприняли глупые индейцы. В ответ он рассмеялся и сказал мне, что гарантирует, что все мужчины и женщины придут, чтобы поцеловать мне руки и поднести мне дары, если я задержусь здесь ненадолго”. Целый день был потрачен на прием визитеров и их подношений. Ирландец подсчитал, что ему вручили около 40 реалов и еще подарки (мед, яйца, домашнюю птицу и т.д.) примерно на такую же сумму. Однако жадный священник оставил себе половину подношений, ради чего, заметил Т. Гейдж, он и устроил все представление(*40). То есть, по мнению ирландца, все чудеса способствовали только сохранению глупых суеверий у аборигенов, а не укрепляли их в вере, а также позволяли обогатиться даже не католической церкви, а лишь ее отдельным представителям.

Вопрос об отношении индейцев к изображениям Иисуса Христа, Девы Марии, святых и апостолов наглядно демонстрирует, что в некоторых случаях оценки, даваемые «кабинетным ученым» А. де Ремесалем не в полной мере соответствовали реальности. Напротив, Т. Гейдж как миссионер-практик располагал информацией, позволявшей дать более взвешенную оценку ситуации.

Галисиец счел необходимым показать, какой вклад внесли миссионеры в развитие культового искусства Гватемалы. Он не преминул заметить, что до подключения духовных орденов к решению данной проблемы, убранство церквей региона было более чем скромным и все необходимые предметы культа привозились из Испании. К тому же, редкие образцы европейского искусства, украшавшие храмы, были настолько чужды аборигенам, что это не облегчало, а, напротив, затрудняло, процесс христианизации. А. де Ремесаль рассказал, что воображение индейцев потрясло полотно, на котором был запечатлен апостол Сантьяго, к которому конкистадоры относились с огромным почтением. Испанский живописец изобразил апостола таким, каким, по легенде, он явился королю Альфонсу Кастильскому во время битвы при Клавихо: “на белой лошади, ...с множеством поверженных мавров у ног, ...с поднятой окровавленной шпагой”(*41). Индейцы сочли его главным богом испанцев, причем божеством весьма жестоким. Только тогда, когда миссионеры наладили работу специальных мастерских (fabricas) при монастырях и храмах, где коренное население трудилось под руководством наставников-христиан, положение изменилось. Благодаря работе мастерских одновременно решались две проблемы: культовые сооружения получали достойное убранство, а индейцы – наставления в вере. С гордостью хронист записал: «Нет такой церкви, в которой не было бы 10-12 изображений, а то и более, каждое имеет свою хоругвь, которые во время процессий выносят индейцы – друзья или должники того, кто пожаловал деньги на статую»(*42).

Что же касается отношения аборигенов к христианской скульптуре, то А. де Ремесаль отметил лишь, что первоначально индейцы стремились разобрать их по домам, где для статуй были подготовлены богатые алтари. Священнослужители настояли на том, чтобы изображения и прочие предметы культа хранились в церкви. Странное поведение неофитов не вызвало настороженности у галисийца и его информаторов. В хронике сказано, что индейцы стремились состязаться друг с другом, у кого скульптура богаче, и потому не хотели сначала оставлять статуи на всеобщее обозрение. Говоря о затраченных на изображения средствах, А. де Ремесаль подчеркивает, что аборигены не скупились. Только в селении Сумпанго один индеец пожаловал 580 тостонес на создание предметов христианского культа. Чем богаче были жители какого-либо прихода, тем богаче было и убранство их церкви(*43). Не хуже, чем в Мексике, заметил автори «Истории».

По свидетельству Т. Гейджа, хотя в Гватемале “церкви были не столь прекрасными и богатыми, как в Мехико, однако, достаточно богатыми для данного места”(*44). Ирландец подметил, что предметом гордости жителей Гватемалы служил огромный серебряный светильник, располагавшийся перед главным алтарем собора. Светильник был столь тяжел, что его могли поднять лишь три человека. Более ценным в городе считалось только серебряное изображение Девы Марии, помещенное в особой часовне позади дюжины серебряных поставцов со свечами. Все это могло стоить около 100 тысяч дукатов, упомянуто в книге. В других церквях региона также имелись изделия из драгоценных металлов, но не таких размеров и не в таком количестве(*45).

Естественно, Т. Гейджа, перешедшего в лоно протестантской церкви, очень волновал вопрос о богатстве церкви. В таком контексте он и рассматривает отношение аборигенов и их духовных наставников к христианским изображениям, украшавшим храмы Гватемалы. Вот один из фрагментов, посвященный данной проблеме. “В день, посвященный святому, хозяин изображения организует большой праздник в поселке и преподносит священнику 2 или 3 короны, и иногда 4 или 5 на проведение мессы и проповеди, а также индюка, 3-4 курицы и столько какао, сколько необходимо на приготовление шоколада в течение 8 дней. Поэтому в некоторых церквях, где находится по меньшей мере 40 статуй и изображений указанных святых, священник получает минимум 40 фунтов в год. Естественно, что священник хорошо помнит об этих днях и заблаговременно напоминает о них индейцам, чтобы не возникло проблем с празднованием, как в домах, так и в церкви”(*46).

Как можно заключить из знакомства с хроникой, А. де Ремесаль считал, что доминиканцы преуспели во всех своих начинаниях. Несмотря на противодействие со стороны конкистадоров и их потомков – креолов, благодаря самоотверженной деятельности миссионеров язычники Гватемалы были обращены в христианство, чему немало способствовала налаженная в регионе система изучения и преподавания индейских языков. Кроме того, католические храмы Центральной Америки получили достойное убранство, созданное в организованных духовными орденами мастерских. Складывается впечатление, что для историка-галисийца лучшим доказательством побед собратьев по ордену были многочисленные чудеса, обусловленные их деятельностью. Особенно радовало хрониста признание святым одного из доминиканцев.

Естественно, что Т. Гейдж, выступавший в годы английской революции на стороне О. Кромвеля, стремился преуменьшить достижения и преувеличить просчеты католических священнослужителей. Выступая как очевидец и непосредственный участник миссионерской работы, ирландец доказывал, что восторги католических священнослужителей напрасны. Вывод ирландца: «Их религия – дорогая для бедных индейцев, они ее принимают, хотя и поверхностно». В любых действиях миссионеров он смог обнаружить корыстный умысел. Хотя Т. Гейдж, возможно, не был знаком с работой А. де Ремесаля, в своих «путешествиях» он практически опроверг все выводы испанского хрониста. Что же касается собранных в книге галисийца фактах, то, за исключением рассказов о чудесах, ирландец подтвердил объективность авторов «Истории». Главное, к чему стремился бывший католический пастырь – убедить читателей своей книги в том, что индейцы продолжали оставаться идолопоклонниками и в этом им помогали, а не препятствовали, служители Римской церкви.

Однозначно ответить, был или не был прав ирландец, обвиняя католических миссионеров в сохранении поклонения идолам, сложно. Естественно, что с точки зрения протестантизма XVII века почитание католических изображений и есть поклонение идолам. Но, как заметили в XVII-XVIII веках сами священнослужители Испанской Америки и с чем согласны современные ученые, в религия индейцев была синкретичной. В ней тесно переплелись католические и языческие элементы. Однако нельзя и отрицать, что, распространяя христианство, духовные ордена могли полностью избежать синкретизма как закономерного этапа в процессе взаимодействия цивилизаций.

Ссылки:
*1 - Remesal A. de. Historia general de las Indias Occidentales y particular de la provincia de S. Vicente de Chiapa y Guatemala. Madrid, 1959.
*2 - Gage T. Viajes por la Nueva Espana y Guatemala. Madrid, 1987
*3 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. Р. 212.
*4 - Ibid. P. 213-215.
*5 - Ibid. Cap. XVI-XVIII.
*6 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 2. Р. 335-336, 465-467.
*7 - Gage T. Op. cit. P. 360.
*8 - Ibidem.
*9 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. Р. 417-418.
*10 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. Р. 213; Т. 2. Р. 21.
*11 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. Р. 418.
*12 - Ibid. P. 205-206, 418.
*13 - Необходимо иметь ввиду, что только на территории Гватемалы индейцы говорили на 23 различных языках.
*14 - Remesal A. de. Op. cit. T. 1. P. 419.
*15 - Remesal A. de. Op. cit. T. 1. P. 206.
*16 - Gage T. Op. cit. Р. 367.
*17 - Ibid. P. 369.
*18 - Remesal A. de. Op. cit. T. 1. P. 422.
*19 - Ibid. Р. 196.
*20 - Remesal A. de. Op. cit. T. 1. P. 422.
*21 - Ibid. Р. 421-422.
*22 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 2. P. 267.
*23 - Remesal A. de. Op. cit. T. 1. P. 101.
*24 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. P. 101-103; T. 2. P. 156-158.
*25 - Remesal A. Op. cit. T. 1. Lib. 1. Cap. XII.
*26 - Ibidem.
*27 - Remesal A. Op. cit. T. 1. Р. 174.
*28 - Gage T. Op. cit. Р. 388.
*29 - Gage T. Op. cit. Р. 381.
*30 - Метисы.
*31 - Gage T. Op. cit. Р. 396-398.
*32 - Ibid. P. 348-349.
*33 - Remesal A. Op. cit. T. 1. Р. 196.
*34 - Remesal A. de. Op. cit. T. 2. Р. 233.
*35 - Ibid. Р. 232-233.
*36 - Remesal A. de. Op. cit. T. 2. Р. 21-22.
*37 - Remesal A. de. Op. cit. Т. 1. Р. 234.
*38 - Gage T. Op. cit. P. 280.
*39 - Ibid. Р. 283.
*40 - Gage T. Op. cit. P. 284-285.
*41 - Remesal A. Op. cit. T. 1. Lib. 6. Cap. XII.
*42 - Remesal A. Op. cit. Т. 2. Р. 181.
*43 - Remesal A. Op. cit. Т. 2. Р. 181. Ididem.
*44 - Gage T. Op. cit. P. 304.
*45 - Gage T. Op. cit. P. 305, 307, 318.
*46 - Gage T. Op. cit. P. 342.

Источник: Саратовский Государственный Университет - http://www.sgu.ru;
Автор - Е. Ю. Лыкова (Кандидат исторических наук, доцент).