Мапуче в индеанистской литературе

Жизнь индейцев интересовала самых выдающихся писателей всех стран Латинской Америки. Индейцев изу­чали с разных сторон, пытаясь проникнуть в глубину их духовного мира, в сокровенные уголки их мышления, в их психику, в их образ жизни.

Уже в эпоху открытия Америки стали появляться кни­ги, рассказывающие о Новом Свете, природа и люди кото­рого будоражили воображение. Создавались по-своему оригинальные книги, подобные которым ранее не писа­лись. В этих произведениях начинает появляться индеец в качестве главного действующего лица. Но его всегда рассматривали с высоты пьедестала, на который был воз­несен конкистадор, представленный читателю в духовно искаженном виде. Социальное положение индейцев изо­бражалось так, как это было угодно завоевателям.

Почти вся литература того времени носила описатель­ный характер, и лишь отдельные миссионеры делали по­пытки продвинуться в изучении индейцев. Некоторые из этих хронистов раскрывали трагедию индейцев и облича­ли жестокость конкистадоров, реалистично описывали порабощение и массовое уничтожение коренного населе­ния Чили и других стран Америки.

Самым последовательным из таких обличителей был Бартоломе де JIac-Kacac. В его книгах содержатся ужа­сающие обвинительные документы, свидетельствующие о варварстве и прямых преступных действиях испанцев. Материалы, собранные Лас-Касасом, заинтересовали дру­гих европейских авторов, внесших индейские мотивы в свое творчество. Но все они и всегда рассматривали индей­ца, исходя из своей собственной психологии, и судили о нем в соответствии со своими собственными концепция­ми. Результатом стало искаженное изображение реально­го образа индейца и насаждение ошибочного представле­ния о нем. Индейца всегда изображали человеком низшей расы, способным жить и творить лишь под опекой белого пришельца. Писатели-индеанисты в своем большинстве рассматривали, конечно, индейца с разных точек зрения. Но всегда это — пожизненный слуга, лишенный чувства собственного достоинства. Они не поняли — или не хотели понять — его психологии, не смогли правильно истолко­вать ни его верований, ни его мифологии, ни его обычаев, ни его культурного достояния, ни его личности. Они ока­зались неспособны понять или объяснить обстоятельства, определившие исторические судьбы индейца. Эти писатели не пытались опровергнуть насаждаемое об индейцах от­рицательное общественное мнение, не осудили издева­тельств, которые терпели целые поколения индейцев. Они обходят причины, по которым индейцы были лишены воз­можности стать такими же гражданами, как и другие, составляющие нацию, иметь такие же права и обязанности, быть истинными хранителями души народа. Лишь немно­гие литераторы подняли свой голос против расовых уни­жений, провозгласив социальное, экономическое и куль­турное освобождение индейцев ради приобщения их к со­временной цивилизации.

Должны были произойти два выдающихся события в истории человечества, чтобы трагическая ситуация, в ко­торой находились индейцы, стала главной темой в твор­честве многих писателей Америки. Этими событиями, изменившими представление о человеческих ценностях, были прежде всего Великая Октябрьская революция в России, а также Мексиканская революция. Они открыли дорогу литературе, наполненной глубоким социальным содержанием. Появляются поистине блестящие произве­дения индеанистской литературы, в основном в Мексикег Перу, Эквадоре и Боливии, где они приобрели революци­онно-демократическое содержание и были нацелены на искоренение социальной несправедливости и на уничто­жение расовой дискриминации.

В Перу индеанистская литература возникла с появле­нием книги Клоринды Матто де Турнер «Птицы без гнез­да» и произведений одного из самых выдающихся поэтов этой страны, Гонсалеса Прады; этот последний может считаться истинным провозвестником этого жанра. Сиро Алегрия написал лучший перуанский роман на тему, ин­тересующую нас, «Золотая змея»; затем — «В большом чуждом мире» — одно из лучших, по нашему убеждению, литературных произведений Америки.

Выдающийся перуанский мыслитель и философ Хосе Карлос Марьятеги был, без сомнения, тем человеком, ко­торый заложил основы, мы бы сказали, научной индеанист­ской литературы Америки. Он исследовал внутренний мир индейца и дошел до его истоков, неведомых его современ­никам. Марьятеги описал его в своих работах «Проблема индейца» и «Проблема земли», ставших настоящим еван­гелием для миллионов американских индейцев. Он увидел, что индейская проблема — это проблема не только демо­графическая, экономическая, социальная: она имеет так­же глубоко историческую, психологическую, культурную, наконец, личностную сторону.

Если литература есть отражение жизни общества, то нет оправдывающих мотивов для того, чтобы обойти сто­роной трагедию индейцев, в том числе и наших мапуче. В Боливии нет романа, среди героев которого не было бы «чоло», то есть индометиса. Боливийские писатели были первыми давшими своему читателю целостное представ­ление об индейцах, поднимаясь до раскрытия их самых сокровенных мыслей. Так, один из лучших боливийских писателей Альсидес Аргедас в своем многоплановом рома­не «Бронзовая раса» рисует нам весь трагизм существо­вания индейцев, изображая их с поразительным совершен­ством и реализмом.

Эквадорский романист Фернандо Чавес создал одно из самых замечательных произведений индеанистской лите­ратуры; его книга «Серебро и бронза» решительно при­зывает к главному — освобождению индейцев. Лучшим произведением этого жанра в Эквадоре является, несом­ненно, «Уасипунго» Хорхе Икасы. В этом романе автор углубляется в психологию индейцев, делая это с подлин­ным социальным смыслом.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас на­писал «Легенды Гватемалы», где в весьма колоритной форме передает глубокую философию обрядов, легенд, на­конец, наставлений, которые индеец дает своим братьям по этносу. Кроме «Легенд», вышла в свет его книга «Люди Маиса», которую можно причислить к одним из самых зна­чительных вкладов и индеанистскую литературу. Колум­биец Эустасио Рибера приближает нас к индейцам, не­щадно эксплуатируемым на каучуковых плантациях, в своем известном романе «Пучина», являющимся, по наше­му мнению, классическим в этом жанре. Индейцев Вене­суэлы представляет другой замечательный писатель — Ромуло Гальегос, который прекрасно рисует жизнь индей­цев гуахира в своем замечательном романе «Канайма». В Коста-Рике романист Хоакин Гутьеррес в своей книге «Пуэрто-Лимон» показывает нам эксплуатацию индейцев иностранными компаниями.

В Мексике индеанистская литература особенно орга­нично слилась с революционной, так как она набирала силу в самый разгар революционных событий. Революцию делали «люди из низов», и среди них были индейцы. В мексиканской литературе можно отметить острое и в то же время элегантное, обладающее несомненными до­стоинствами перо Мартина Луиса Гусмана, автора «Орла и змеи». Это сборник рассказов о мексиканской революции, в которых постоянно действующими лицами являются ин­дейцы. Писатель Мариано Асуэла создал другой шедевр -латиноамериканской литературы — «Те, кто внизу», — в котором реалистично показывает индивидуальность индей­ца. Бруно Травен — еще один автор, глубоко раскрывший тяжкую жизнь индейцев-ацтеков; мы хотели бы прежде всего назвать его книгу «Повозка».

Мы перечислили лишь выдающиеся литературные ра­боты шести стран, написанные с высоким мастерством и на мировом уровне. Эти книги, рассказывающие о положе­нии индейцев, имеют огромное значение для всего корен- кого населения Латинской Америки. Есть, конечно, много других представителей этого литературного направления; художественная ценность их произведений не может быть умалена. Но их анализ — это предмет специального иссле­дования.

Писатели этих стран сумели увидеть драму коренных жителей и показать всему цивилизованному миру, который под ее влиянием обратил на их трагедию свое осуждаю­щее внимание. Индейцы, хотя и считаются сегодня сво­бодными, продолжают подвергаться такому же экономи­ческому и культурному угнетению, как и в колониальную эпоху. Их продолжает эксплуатировать разбогатевшее- меньшинство, чужеземное по своему происхождению, ино­странные монополии.

Участь мапуче, особенно начиная с конца XIX векаг все более и более сводилась к печальной судьбе пеона в латифундиях, молчаливо переживающего крах своих на­дежд, обман и издевательства над своим человеческим достоинством со стороны тех, кто его безжалостно эксплу­атировал и унижал. Но несмотря ни на что, оказалось тщетным разрушить этническое единство этого народа. Сила этого единства подкреплялась отчаянным положени­ем индейского крестьянина, которого немилосердно гра­били господствующие классы.

К сожалению, в Чили литература об индейцах не полу­чила такого большого распространения, как в других странах. Только писатели, осознавшие свой долг, взяли на себя ответственность и не побоялись рассказать об усло­виях, в которых проходит ничтожная жизнь коренного населения. В произведениях даже о жизни коренного насе­ления индеец выступает не как главный герой, а как вто­ростепенный персонаж. В любом случае его роль в разви­тии сюжета приуменьшена и он не оказывает существен­ного влияния на развязку коллизии, которая кровно ка­сается его. Первые выдающиеся литературные произведе­ния — их всего два, — увидевшие свет в Чили, — это эпи­ческая поэма «Араукана» Алонсо де Эрсилья и «Счастли­вый пленник» Нуньеса де Пинеда-и-Баскуньян. Эти блес­тящие произведения чилийской индеанистской литерату­ры остались непревзойденными и являются классически­ми в своем жанре.

Надо сказать, что все, что написано в колониальный период, — это географические описания или сообщения о событиях, на которых лежит привычный испанцам штамп. Только с установлением республики тема стала рассмат­риваться под другим углом зрения. Публикуется роман Альберто Блеста Ганы «Марилуан», затем роман Альбер­то Солара «Укауаль». Сразу вслед за ними вышли произ­ведения других писателей: «Смех Пильяна» и «Цветок: Лумао» Лаутаро Янкаса, которые рассказывают об изде­вательствах и злоупотреблениях землевладельцев по отно­шению к беззащитным индейцам; заодно с ними орудуют чиновники, узаконивающие насилие с помощью изощрен­ных юридических уловок. Его роман «Брод в ночи» полу­чил премию на конкурсе Союза латиноамериканских уни­верситетов.

Луис Дуран в своем романе «Граница» проникает в глубины жизни мапуче, прекрасно рисуя их быт. По тому же пути идет и Мариано Латорре в своей книге «Мапу», где собраны рассказы, главными персонажами которых являются индейцы провинции Каутин. И некоторые дру­гие из известных представителей нашей национальной литературы добились определенного успеха в раскрытии отой темы, например Доминго Сильва в «Метисе Алехо». Но ему не удалось раскрыть всю глубину темы.

Из приведенного нами краткого обзора видно, что, по существу, повесть о чилийском индейце еще не написана.

В любом случае сам факт, что индейцы вызывают ин­терес наших известных писателей, указывает на невоз­можность для общества игнорировать проблемы коренного населения, на общественную значимость индейского во­проса.

Нам уже надоел избитый сюжет: сеньор Педро, вер­ный слуга, который чистит обувь своего хозяина и каж­дый день седлает ему любимую лошадь. Или другой вари­ант: полный уход от социальных вопросов — сын хозяи­на, завоевывающий сердце красивой дочери арендатора, у которой затем рождается ребенок, о чем отец не знает, и т. д. Или это повествование о служанке, которая тайно любит хозяина дома и вместе с ним обманывает жену в ее собственной постели. Все это, конечно, ни в малейшей степени не отражает их дух, ни даже быт коренного насе­ления. Это — затемненный фон; таким эксплуатируемый класс представляется эксплуататорскому — другому клас­су, который презирает, третирует, дискриминирует его.

Наша индеанистская литература должна изучать и знать духовный мир индейцев, показать в истинном свете великую и достойную душу, которая борется за свое су­ществование. Это духовное богатство не в состоянии оце­нить те, кто, движимый расовыми предрассудками и свои­ми социальными установками, отдалился от них, более того, противостоит им.

Наши писатели должны идти к истокам самобытности, к народу, внимательно изучая его повседневную жизнь, его душу, его борьбу в прошлом и настоящем. Господст­вующее сегодня понимание индейцев как минимум оши­бочно; интерпретация реальности — бессодержательна, да­ет деформированный его образ, искажает представление о бытии индейца. Если не постигнуть глубоко дух народа, его характер и обычаи, нельзя понять его язык, его образ мышления, его социальную позицию. Тем более нельзя создать литературных шедевров.

И уж совсем не может говорить об индейской культу­ре тот, кто изучает ее сидя в четырех стенах, кто не жил среди индейцев, не знает их сельвы, их рек, их гор, их моря — хотя бы той окружающей среды, в которой про­ходит их жизнь.

Общественное бытие мапуче многокрасочно, богато, полно напряжения, во многом символично и даже таин­ственно. Писатель должен проникнуть в самую его суть, чем способствовать совершенствованию и прогрессу этого народа, выявляя социальные противоречия, которые гне­тут индейцев. Писатель должен употребить свое влияние на то, чтобы власть была такой, которая проявила бы за­боту об индейцах, о повышении их культурного уровня, чтобы они стали полноправными членами мира, в котором живут, страдают, трудятся и борются.

Одна из самых больших проблем, стоящих перед мапу­че и о которой мы писали, — это неграмотность, которая является непосредственным следствием долгого господ­ства над ними класса помещиков и класса буржуазии. Необходимо — сейчас такой критический момент — прово­дить среди индейцев просветительскую работу, дать им знания, которые способствовали бы развитию их природ­ных дарований, усилению тяги к прогрессу, укреплению воли к борьбе за лучшую жизнь. Таков высокий долг на­ших литераторов.

Писатель не должен приукрашивать своих героев, обла­чая их в карнавальные наряды и приписывая им фальши­вые достоинства. Персонажи должны жить реальной жизнью, исповедуя реальную идеологию. Именно это и должны отражать в своих произведениях наши писатели и художники.

Жизнь индейцев — неисчерпаемые залежи материала для искусства, но даже самые богатые «рудные жилы» здесь еще не разрабатывались. Нельзя говорить о подлин­ном художественном творчестве, если писатели не знают в конкретной реальности того, что они описывают. В этом случае они смогут представить читателям лишь странные образы вымышленных персонажей, романтически приук­рашенных или порочных, но чуждых истинному характе­ру индейца, его мировоззрению. За небольшим исключе­нием, таково было и есть содержание нашей литературы об индейцах, и лишь очень небольшое количество произ­ведений вышло за пределы посредственности, хотя талан­та и мастерства нашим писателям не занимать.

Вспомним еще раз, что история мапуче, история их культуры оказала очень большое влияние на становление нашей страны и оставила в нашей жизни яркий след, ко­торый значим и для сегодняшнего дня. Этот вклад мапуче в культурное развитие страны еще не показан во всем его значении. Литература, которая покажет всю глубину это­го народа — если она состоится, — заставит читателя луч­ше знать и уважать его, признать за ним величие, кото­рого до сих пор не хотели и не хотят признавать. Хотя индейцам пытаются закрыть все пути в жизни, они оста­ются более благородными, чем те, кто их оскорбляет, и ду­ховно более независимыми, чем те, кто попирает их сво­боду.

Проблема индейцев — это не только национальный вопрос, но и проблема классовая. Индейца жестоко экс­плуатируют земледельцы и монополистические объедине­ния. Индеец находится в финансовой кабале, он лишен гражданских прав, пребывая в зависимом положении во всех отношениях.

Произведения наших писателей могут оказать значи­тельное влияние на достижение социально-экономического освобождения индейцев, но этот справедливый и гуман­ный акт еще не совершен индеанистской литературой Чи­ли. Мы обязаны искупить эту «забывчивость».

Идеологи и художники буржуазного чилийского обще­ства обходят молчанием подлинные масштабы драмы ин­дейца. Это объяснимо тем, что чилийское общественное устройство обеспечивает благополучное существование лишь касте крупных собственников и иностранпых моно­полистов.

До сих пор чилийские писатели, говоря о мапуче, изо­бражают его романтически, используя эту тему лишь как литературный прием, что, конечно, принижает литератур­ную ценность их произведений по сравнению с достиже­ниями беллетристики других стран. Чилийские литерато­ры не нашли еще прототип героя-мапуче, который действительно мог бы стать собирательным образом своего парода. Причина этого, кроме прочего, в том, что они рассматривают духовную, социальную и материальную реальность его существования, приписывая индейцам те душевные качества, которые присущи не им, а нам самим в подобных обстоятельствах. Результатом становится фаль­шивый искаженный образ, подчас смехотворный и всегда безжизненный.

Мапуче в иных проявлениях выглядит злобным, ли­шенным чувства собственного достоинства: он умоляет, вместо того чтобы требовать, просит, вместо того чтобы давать. Образ индейца наделяется чертами посредствен­ной личности, тогда как его хозяин выглядит благородным, горделивым, волевым, именно вокруг него разворачивается вся интрига, индеец же выполняет роль некоей декора­ции, следовательно, не имеющей определенного значения. На этом фоне рисуется ложная картина внутреннего мира индейца. Оценки всегда поверхностны, не имеют психо­логической глубины, они совсем не затрагивают образа мышления индейца.

Но истинно индейских произведений, подчеркнем еще раз, в нашей стране практически нет. Писатель-индеанист может трогательно и убедительно описать несчастья ин­дейца, но нас не убеждает трактовка образа действий и мышления коренных жителей континента. Это «литера­тура об индейцах», но не «литература индейцев», в кото­рой нашла бы свое истинное выражение их душа и был бы достоверно показан характер народа.

Мы надеемся, что в нашей стране, безусловно, будет написано произведение, способное пробудить сознание со­граждан и заставить их видеть в наших индейцах людей, а не элемент украшения литературного пейзажа.

В Чили лишь Пабло Неруда, прославленный гениаль­ный поэт, воспел достоинства и трагедию индейцев. Он восхищался как никто другой доблестями этого народа; назовем здесь его непревзойденную «Всеобщую песню»: в возвышенных строках этой поэмы он высокой искренно­стью прославляет величие индейца.

По пути, которым следовала художественная литера­тура, пошла и чилийская историография. Она всегда рас­сматривала индейца предвзято, только как варвара, при­писывая ему соответствующие пороки. Никогда индейцев не считали людьми, которые с полным правом борются за существование, за свой этнос, культуру, семью, обычаи, за свои земли, свою судьбу. Захват земель мапуче счита­ется законным, их уничтожение — долгом. Сопротивление индейцев насилию рассматривается как преступление, ко­торое должно быть примерно наказано. Лучшим средством усмирения индейцев считается террор: иначе они-де не могут понять, почему их лишали принадлежавших им прав; в реальности которых до прихода испанцев никто, между прочим, не усомнился.

Индейцы не могли протестовать против насилия ни с помощью юридических, ни моральных доводов, и у них не было другого исхода, кроме вооруженного сопротивле­ния алчным притязаниям конкистадоров. «Черная леген­да» о мапуче основана — как это ни парадоксально — на их героическом сопротивлении, справедливой самозащите, на их трагедии. О них пишут иначе, в то время как их сопротивление было благородным, их борьба с захватчи­ками была славной, а их непреклонная решимость сражаться достойна восхищения.

История борьбы народа мапуче писалась и пишется однобоко, претенциозно и ни в малейшей мере не отлича­ется правдивостью. Большинство историков и периода конкисты, и колониального периода, и периода от установ­ления республики до наших дней далеко не беспристраст­ны в своих суждениях; они ни в коей мере не пытаются постичь его самобытность, чтобы дать хотя бы элементар­ные представления об истории этого народа, какие-то исходные принципы, необходимые для беспристрастного изучения фактов. Исторические труды почти без исключе­ний носят описательный, повествовательный характер, они лишь перечисляют события, не объясняя ни их причин, ни их следствий.

Если же говорить об исключениях, то самое значитель­ное среди них — Алонсо де Эрсилья, автор «Арауканы»: он описывает военные действия времен конкисты с боль­шим реализмом. Назовем еще Херонимо де Бивара, Гон­гора де Мармолехо и Педро Марино де Лобера. Лучше всех, как это мы себе представляем, сумел понять индей­ца Алонсо де Овалье в своем «Историческом сообщении о королевстве Чили», которое изобилует многими и иногда превосходными данными для изучения обычаев индейцев. Это произведение до сих пор остается непревзойденным в чилийской историографии. Продолжая этот ряд, упомянем Диего Росалеса, который в своем труде «Общая история королевства Чили» описывает интересные аспекты жизни индейцев своего времени. Еще — Франсиско де Пинеда-и- Баскуньян, создавший произведение «Счастливый плен­ник»; он сумел глубже многих показать душу этого на­рода.

Мы не можем, разумеется, не дать краткой информа­ции о тех историках и филологах-индеанистах, которые непосредственно из уст мапуче черпали сведения об их самобытной культуре. Они заслуживают титула «класси­ки» — другое слово трудно подыскать. Классики в обла­сти исследований по этнографии: за глубину и обоснован- ность критериев, с которыми они подходили к предмету, за непосредственность их анализа истории и культуры чилийских индейцев.

Вот их имена:

Луис де Вальдивия — родился в Гранаде, в Испании, в 1500 году; добивался гуманного обращения с индейца­ми, составил «Грамматику» и «Словарь мапуче».

Диего де Росалес — родился в 1603 году; автор «Все­общей истории королевства Чили», наиболее важного из исторических трудов чилийских авторов колониальной эпохи.

Диего де Овалье — родился в 1646 году; автор «Исто­рического сообщения о королевстве Чили».

Бернардо Хаверштадт — родился в 1700 году в Кёльне, в Германии, автор «Чилидунго», исследования о языке мапуче.

Эрнесто В. фон Мозбах — родился в Бадене, в Герма­нии, в 1882 году; написал «Жизнь и обычаи арауканских индейцев» и «Голос Арауко».

Томас Даулинер — родился в Манчестере, в Англии; автор «Описания Патагонии».

Томас Фебрес — родился в Манресе, в Испании, в 1772 году, автор книги «Искусство».

Феликс де Аугуста — родился в Баварии, в Германии, в 1869 году; автор «Арауканского словаря», «Арауканской грамматики» и «Чтения на арауканском языке».

Родольфо Ленц — родился в Галле, в Германии, в 1863 году; большой знаток индейцев, создал научную ба­зу для изучения языка мапуче, написал знаменитую «Ис­торическую грамматику».

Томас Гевара — автор «Предыстории цивилизации Араукании» и «Доиспанского Чили».

Хосе Торибо Медина — библиофил и историк; автор «Аборигенов Чили» и других не менее важных трудов.

Рикардо Латчам — автор «Предыстории Чили», круп­нейший чилийский индеанист.

Чилийская историческая наука восхваляет деятель­ность представителей высших классов, определивших по­литическое, экономическое и социальное развитие нашей нации, но умалчивает о роли народных масс. Чилийская история исследована и записана очень детально, но авто­ры рассматривают проблемы необъективно, так как они принадлежат, повторим, к высшим слоям общества и поэтому игнорируют фактор участия народа в структури­зации нации, считая, что она развивается только благода­ря их патронату.

Его попросту отрицают, поэтому схема написания ис­торических трудов отвечает интересам олигархии и в этом причина того, что историкам не хватает беспристрастно­сти и объективности в описании событий. На итог можно сказать, что наша историография просвещает нас лишь от­носительно политических и военных событий, не учиты­вая иные аспекты развития цивилизации. Она замалчива­ет главное—ту нищенскую жизнь, которую ведут на самом низком экономическом уровне неимущие классы. Эта историческая наука игнорирует социальные институты и пребывает в неведении относительно той взаимосвязи, которая их объединяет. Так, наша история предстает как история высших классов, которые на первое место ставили восхваление славы и заслуг своих аристократических предков, считая себя наследниками их славы и их личных достоинств. Иными словами, чилийская историография — это всего лишь рассказ об удачливых приключениях оли­гархии; она не выявляет глубинных причин реальностей. Это — повествование, целью которого является восхвале­ние не более как подвигов крупных магнатов. Это — хро­ника, призванная поднять престиж крупной буржуазии; она полна глубокого пренебрежения к безымянным герои­ческим деяниям людей из народа; им приписываются лишь пороки.

Тем не менее историки остаются историками: искрен­ние исследователи старались сообщить факты с большим реализмом и предельным беспристрастием, раскрывая их истинные причины, стремясь поставить все па свои места. В их трудах можно найти немало от истины, доказываю­щей вину высших классов, лишивших народ его привиле­гий.