Прошлое и перспективы

Окружающая среда, как известно, оказывает большое влияние и на материальную культуру, а через нее и на идеи, на традиционную символику, на обычаи, на пред­ставления о времени, пространстве и т. д. Человек обяза­тельно приспосабливается к той среде, в которой он дей­ствует; само его существование, сама цивилизация явля­ются своего рода надстройкой над экологической эволю­цией.

На заре своей истории и долгие века позже мапуче не исчисляли, например, время в абстрактном виде, у них не было календаря, они отмечали временные вехи по собы­тиям, следовавшим одно за другим. Было время голодное и время изобилия, когда созревали фрукты, овощи, злаки. Общественная жизнь опиралась на потенцию земли под­держивать существование людей, материальная и духов­ная жизнь шла в теснейшей связи с чередованием перио­дов этой ее способности к плодородию. В отдаленные вре­мена человек был неотъемлемой частью общины, экологи­ческая устойчивость которой во многом предопределялась инстинктом самосохранения.

Община — союз, основанный на родственных связях,— привела к формированию объединений, собственно обще­ства. Таким образом, как мы полагаем, зачатки общества заложены в структуре семьи, хотя есть и этнографы, кото­рые считают, что социальность в первоначальном прояв­лении зародилась лишь с появлением племени. В любом случае жизнь в сообществе предполагает определенный уровень организации индивидуальностей, которые входят в социальную организацию народа, упорядочивающую его образ действий.

Мы исходим из того, что уровень развития общества зависит от способа производства материальных благ, то есть от способа производства орудий труда, пищи, одеж­ды, жилища и т. д. Способ производства проявляется в характере производительных сил и производственных от­ношений.

В главе, посвященной политической организации, мы говорили о системе законов мапуче, которой была под­чинена жизнь реуэ, и о полномочиях, которыми были на­делены ульмэн, совет старейшин, токи, лонко, иналонко и другие руководящие органы и лица, поэтому по вопро­сам атрибутов власти, присущих каждой категории вож­дей, мы отсылаем читателя к этой части текста.

Члены реуэ жили замкнуто, внутренней жизнью своей группы, их интересы ограничивались связями с людьми, которых они хорошо знали. Общие интересы, взаимопо­мощь, ссоры, совместный труд, привычки прочно связы­вали их друг с другом, и все проблемы разрешались в их узком кругу. Реальное содержание понятий «айльяреуэ», «уичанмапу» «федерация» и обязанности (деятельность) по отношению к ним не были четко определены.

Мапуче прежде всего имел обязательства перед свои­ми родственниками, потом перед общиной и лишь в по­следнюю очередь перед каким-либо другим объединением, с которым он был связан намного более слабыми узами. Подобный порядок самоподчинения ослаблял в заметной мере межплеменную сплоченность, и в свое время испан­ские завоеватели извлекали из этого большую пользу, по­ощряя предательство и провоцируя ссоры между соперни­чавшими племенами.

Первичные сообщества жили автономно друг от друга. Внегрупповые социальные контакты поддерживались пре­жде всего посредством единого языка. Общий язык мапу­че, «чилидунго», был распространен от Чоаны до Чилоэ, некоторые диалектные варианты — до Айсена. Разница между диалектами мапуче и сейчас невелика и не затруд­няет взаимопонимание и общение. Не существовало также и психологической обособленности, поскольку индейцы имели общую культуру, общие верования, их обычаи и поведение подчинялись некоему общему образцу. Все это вело к формированию этнического самосознания мапуче, их этнического своеобразия.

В обществе мапуче всегда проявлялась солидарность: существовало духовное родство, а не только сумма харак­теров; поддерживалась традиционная культура, способст­вовавшая гармонии личности и группы. Побудительной причиной их поведения было коллективистское сознание, все усилия были направлены на установление дружеских отношений между членами сообщества. Они создали обще­ственную систему производства и распределения, где все средства производства были общими; труд регулировался коллективной дисциплиной.

Мапуче собирались по многим поводам для установле­ния контактов, они способствовали возникновению и ук­реплению взаимного уважения и дружбы внутри и между реуэ. Социальное общение находило проявление в кон­кретных действиях, в совместных работах: постройке жи­лищ, посевных работах, сборе урожая, а также в ритуаль­ных церемониях, свадьбах, спортивных состязаниях и т. д.

«Мингас», добровольные совместные работы, были на­стоящим праздником. Этот вид совместных работ, сохра­нившийся до наших дней, не оплачивается, он основывает­ся исключительно на взаимовыручке. Каждый, помогая другому, может ожидать, что ему в свою очередь окажут помощь, такой порядок всегда неукоснительно выполнял­ся. После окончания работ мапуче устраивали шумный веселый праздник, на котором зарождались близкие, брат­ские связи; он способствовал лучшему взаимопониманию между соседними общинами.

М'апуче хорошо знал обычаи своего народа и считал их абсолютно необходимыми для самого своего существо­вания. Он знал, что без коллективного труда нельзя полу­чить продукции, что без связей между людьми нет обще­ственной жизни, что без коллективного взаимодействия нет мирного существования. На базе этих основополагаю­щих представлений он составил свое понятие о свободе. Для мапуче свобода состояла в осознании этих необходи­мостей и использовании их с пользой для себя; его неза­висимость согласовывалась с законами природы и общест­ва и ставилась на службу этим законам в соответствии с его собственной волей. Он не обсуждал эти законы, он им следовал, поскольку в их пределах свобода его выбора под­чинялась лишь принципам его самосознания и интересам остальных членов сообщества.

В этих условиях было возможно установить преемст­венность общественной жизни в рамках общего прогрес­са, совокупности связей бытия. Разобщающие факторы не смогли вызвать распада общественных связей, а конфликт­ные расхождения были временными: в час общей опас­ности индейцы вновь объединялись.

Понятно, что такой порядок общественного бытия не мог соблюдаться без общественного же контроля над жизнью племени. Так как у мапуче не было свода законов, социальная дисциплина поддерживалась следованием традициям и культом предков, чьи заветы не могли не исполняться; значительную роль играли также «предсказа­ния духов», которые воспринимались индейцами как зна­мения. По всем этим причинам жизнь сообщества не испы­тывала каких-либо существенных потрясений.

Чуждые устойчивым обычаям события не могли поко­лебать стабильности бытия; ни набеги, ни войны, ни сти­хийные бедствия, ни эпидемий — всем им наступал конец, после того как произносились заклинания, жизнь возвра­щалась в нормальное русло. У мапуче даже в древние времена не было серьезных врагов в природе. Правда, их предки еще застали крупных млекопитающих — масто­донта, мегатерия, американскую лошадь, гигантского гуа­нако, токсодонта, смилодона и, возможно, глиптодонта, лиротерия, саблезубого тигра, линотерия; многие из них причиняли мапуче большой ущерб, уничтожая их хижи­ны, становища, посевы, убивали их самих. До недавнего времени лишь ягуар — сильный и свирепый зверь — пред­ставлял серьезную опасность для индейцев. Против него мапуче не могли защищаться в одиночку. Однако несколь­ко десятилетий назад ягуар в пределах Араукании был практически истреблен. Там, где обитали мапуче, не было ядовитых змей, смертельно опасных насекомых, хотя уку­сы местных разновидностей скорпионов и некоторых пау­ков очень болезненны. Гораздо более серьезные опасности исходили от стихии: бурь, наводнений, землетрясений, извержений вулканов. Большой ущерб причиняли пожа­ры. Но солидарность мапуче, дух братства, неизменно помогали быстро восстановить разрушенное. Селения ма­пуче нередко посещали заболевания, уносившие множе­ство жизней. Особенно велика была детская смертность... в этом в наибольшей степени сказывалось то, что мапуче располагали весьма скудными медицинскими знаниями. Всем опасностям своей профессии подвергались рыбаки: кораблекрушения, нападения хищных рыб и других мор­ских животных, ранения не были, конечно, редкостью.

Большая часть усилий арауканской семьи уходила на добывание насущных средств существования, на заботу о детях, а также на отправление культа богов и предков. Поселяясь в этих целях неподалеку друг от друга или даже сгруппировавшись в один поселок в несколько семей, мапуче всегда стремились сочетать интересы отдельной личности и группы в целом: когда проводились сельскохо­зяйственные работы, когда они охотились или занимались рыбной ловлей — всегда, когда требовались коллективные усилия. Так как во взаимосвязи личности и общества воз­никла группа или община, функционирующая сообразуясь с интересами сообществ более высокого порядка: племени и союза племен или общин.

В современном капиталистическом обществе земельный собственник постоянно и все больше становится индиви­дуалистом — его надел превращается в его микромир, в котором он блюдет интересы свои и обеспечивает удовле­творение желаний своих. Исходно у него нет практики со­циального взаимодействия, дающей коллективное обще­ние. У него отсутствует чувство солидарности, его не вол­нуют чужие горести, его «чувство братства» проявляется только там, где спекуляции увеличивают его собственное богатство. Его космовидение не распространяется дальше этих границ. В лучшем случае он обеспокоен судьбой чле­нов семьи да находящихся в его владении животных.

Капиталисты — мы включаем сюда и современных ла­тифундистов—равнодушны к нищете народа, они безучаст­ны к лишениям пролетариата, их не беспокоят страдания неимущих классов. Они стремятся обречь на провал все попытки продвижения по пути социального прогресса. Об успехах или неуспехах своей родины они, буржуа, не спо­собны судить иначе как с точки зрения утверждения господства капиталистической системы. Проникая в де­ревню, капитализм способствует и образованию и укреп­лению класса сельской буржуазии, достигшей в экономиче­ском отношении немалых успехов в Чили, но опустошен­ной духовно и совершенно лишенной чувства человече­ской солидарности. Капитализм объединяет в одном лице латифундиста, банкира и генерала-реакционера; с ним же возникает другая «святая троица»: культурная отсталость, социальное неравенство и эксплуатация человека челове­ком.

Когда общество не располагает развитой политической структурой, его фундамент обычно составляют отношения кровного родства между семьями. Все более укрепляясь, они одновременно содействуют становлению отношений взаимной помощи и взаимодействия. В таких обществах экзогамия является единственной формой, способной наи­более эффективно содействовать развитию межсемейных связей и взаимной помощи, которую члены сообщества могут оказать друг другу перед лицом опасности, угрожа­ющей целостности группы. Напротив, эндогамия угрожает целостности племенного объединения, так как она обособ­ляет семью в социальном отношении, приводит ее к кон­фликту с другими группами; принцип солидарности ума­ляется отсутствием родственных связей. Значение экзо­гамии настолько велико, что многие известные этнографы утверждают, что ни одна высокоразвитая человеческая цивилизация не имела бы возможности развиваться без этой матримониальной организации.

Сплоченность и взаимопонимание, которые помогли мапуче выстоять перед лицом испанского завоевания, под­держивались прежде всего запретом на кровосмешение и соблюдением тотемического табу.

Все древние общества характеризует строгое разделе­ние хозяйственной деятельности между женщинами и мужчинами. Обязанности по обеспечению питанием, одеж­дой, другими домашними изделиями у мапуче в основном возлагались на женщину. Она была «экономическим фак­тором» первостепенной важности. Поэтому когда женщи­на выходила замуж и уходила к своему мужу, это было невосполнимой потерей — большей, чем потеря мужчи­ны, — в тех общинах, где сельское хозяйство — основной источник существования. Обратное явление мы наблюдаем в скотоводческих племенах, где ведущая роль принадле­жит мужчине.

Социальная стратификация проявлялась в обществе мапуче на религиозной, экономической или культурной основе. Но среди чилийских индейцев не было теократи­ческой верхушки, богатства не скапливались в руках от­дельных лиц; не было и «интеллектуальной аристокра­тии» — научные знания у мапуче не получили развития. Способ производства и распределения, как мы уже отме­чали, был общинным; община была единственным вла­дельцем материальных благ, она распределяла их соглас­но нуждам каждого и в соответствии с тем, что он сделал для общества. Признавалась личная собственность лишь на орудия труда, оружие и некоторое количество домаш­ней птицы и лам.

Поскольку, кроме прочего, в обществе мапуче боль­шинство санкций носило религиозный характер, они не способствовали возникновению общественного классового сознания. Если и можно говорить о «классовом расслое­нии», то оно проходило по возрасту и полу. Половозраст­ные различия лежали и в основе разделения труда, хотя у мапуче существовали ремесла. Но те, кто специализиро­вался на выполнении определенных работ, не образовы­вали корпораций или цехов. Иначе говоря, мапуче не до­стигли общественного разделения труда, а только лишь определенной специализации. Социальная мобильность не обладала вертикальной динамикой, происходили лишь горизонтальные перемещения. Эти колебания были мини­мальны и не имели существенных последствий. Индейцы были оседлыми и редко покидали навсегда свои родные места, в других краях мапуче не находил тех преиму­ществ, которыми обладал в родном реуэ.

Уже в глубокой древности труд мапуче был коллектив­ным при выполнении большинства работ: на охоту выхо­дили группами, группами же («минга») —и мужчины и женщины — выходили на сельскохозяйственные работы, вместе трудились при сооружении хижин и изготовлении каноэ, при сборе плодов, семян, корней.

Лишь некоторые трудовые действия выполнялись ин­дивидуально, преимущественно женщинами. Например, некоторые домашние работы: ткачество, изготовление по­суды, плетение корзин, заготовка топлива и воды. Сугубо мужскими и индивидуальными занятиями были выделка шкур, изготовление некоторых предметов личного употреб­ления: сельскохозяйственных орудий, оружия. Эти изде­лия становились их собственностью, предметами их лич­ного обихода.

По воспоминаниям стариков мапуче, ежедневная дея­тельность их и их предков начиналась с рассветом, когда женщины зажигали огонь и приготовляли первую еду, состоявшую из «улько», картофеля, приготовленного на углях, куски мяса и хлеба. Мужчины выходили на поле­вые работы, шли на охоту, а женщины заботились о чис­тоте хижины, занимались рукоделием, изготовлением одежды, работали на огороде, присматривали за детьми и т. д. до тех пор, пока не наступал полдень, когда они сно­ва должны были готовить еду. Между тем мужчины, вы­полнив свою работу, возвращались, приносили дрова, воду. Если не очень уставали, то помогали тем, кто выпол­нял тяжелые работы: строил хижины, вырубал лес. После захода солнца семья собиралась в хижине, ужинала, а по вечерам иногда приглашали гостей. Усаживались около очага, «кутраля», рассказывали истории и обсуждали со­бытия дня, затем шли спать. Так размеренно протекала жизнь семьи мапуче. Некоторое разнообразие в нее вно­сили пора сева, сбор урожая, религиозные церемонии, спортивные состязания, праздники. Зимой, вне хижины, мапуче выполняли только самые необходимые работы.

На особом положении у мапуче были «кона» (молодые воины): им предоставлялись определенные преимущества. Кона занимались изготовлением оружия, тренировкой в умении обращаться с ним, воинскими упражнениями; их считали защитниками сообщества, о них заботились, они сопровождали касиков на официальных церемониях, их освобождали от некоторых тяжелых работ. Такие же пра­ва предоставляли ораторам и гонцам (уэркэн), а также тем, кто отличился на войне или на охоте. Однако в лю­бом случае речь идет не о привилегиях, а о большем ува­жении и в конечном итоге о проявлении системы социаль­ных ценностей.

У мапуче не было стимулов для миграции. Индеец рождался, жил и умирал на своей земле; его передвиже­ния носили случайный характер, и обычно он возвращал­ся к домашнему очагу. Уровень жизни на всей территории Араукании был одинаковым, он был различен лишь в за­висимости от условий окружающей природной среды, ибо структура социальных ценностей, основополагающие обы­чаи были общими для всего народа.

Порождаемая таким образом стабильность имела своп минусы: формировались замкнутые объединения, мало заботившиеся о поддержании устойчивых связей между собой. Появление чужака вызывало недоверие и подозри­тельность в реуэ — если он не приходил со специальным поручением; обычно же подобные посещения имели своей целью месть или похищение женщины.

Приход испанцев нарушил традиционные социальные отношения мапуче, привел к тяжелым итогам: новые концепции человеческих отношений, непонятные индейцам, разрушив их организацию, подорвав самые основы суще­ствования общины, вызвали трагические последствия. Испанцы ни в коей мере не пытались адаптировать индей­цев к принесенным ими нововведениям.

Индеец был вырван из своей социальной среды, ничего не получив взамен. Переходный период для восприятия новых идей частной собственности, а с ними и всех отно­шений капиталистического способа производства и рас­пределения отсутствовал. Насилие, которым неизменно сопровождались эти изменения, имело самые прискорбные следствия для этого этноса, не знавшего системы эксплуа­тации и привилегированных классов и обладавшего столь высокими моральными достоинствами.

Мапуче выступили против колонизаторской системы, они защищали свое традиционное существование с леген­дарным мужеством в течение четырех веков. И хотя индей­цы в итоге вынуждены были смириться с порядками капи­талистического общества, это чисто внешнее смирение, по­скольку буржуазные порядки не соответствовали ни их прошлому, ни складу их ума, ни их, наконец, природному складу. Необходим иной процесс — процесс аккультура­ции в полном смысле слова, без подавления языка и куль­туры народа, чтобы реализовать в полной мере ту огром­ную энергию, которой обладает его интеллектуальный потенциал.

Сегодня индеец считается в чилийском обществе граж­данином низшего сорта; он чувствует себя чужим в этом обществе, но вовсе не стремится подделаться под него, менять свой образ жизни, свои обычаи, хотя на каждом шагу подвергается дискриминации со стороны и белого и метисного населения.

Подвиги этого народа, воспеваемые поэтами, обычно лишь источник тем для поверхностных литературных произведений о народе, который существовал когда-то; авторы этих произведений игнорируют его современное бытие, нынешнюю жизнь на той же самой территории, на которой разворачиваются их сюжеты. Судьба мапуче — это печальная судьба угнетенных. Их положение изменит­ся тогда, и только тогда, когда в Чили утвердятся идеи и принципы социальной справедливости, которые предостав­ляли бы индейцам возможность развить свою культуру и сделать свой вклад в прогресс страны.

Недостаточно вернуть индейцам их земли и поселить их там вместе с их семьями, так как это будет означать лишь продолжение нищенского существования. Необходимо раз­вернуть аккультурацию в широком масштабе, на уровне государства. Нужен организм, должный всерьез, на науч­ной основе довести это дело до конца с целью приобщить индейца к производительному труду, который так необхо­дим для развития нации. Необходимо облегчить индейцам доступ к высшему образованию, к исследовательской ра­боте, к технике.

Мы должны защитить мапуче — защищая тем самым каждого из нас самих — и защитить его не как индейца, а как человеческую личность, способную внести сущест­венный вклад в прогресс нашей страны во всех сферах человеческой деятельности. Мы не можем применять ан­тинаучные концепции, нам претят антигуманные расист­ские взгляды; мы не имеем права использовать в своих интересах неграмотность мапуче, их культурную отста­лость.

Мы должны добиться развития народа мапуче в таких формах, которые обеспечили бы им достойное, духовно са­мостоятельное, справедливое, свободное, равноправное существование, жизнь, очищенную от религиозного кре­тинизма. Среди индейцев неизбежно должна возрождаться неприязнь к тем, кто захватил их земли, они уже сейчас обретают гражданское сознание, уже сейчас наступает период их национального возрождения, которому сопутст­вует борьба против национального принижения, за равен­ство с другими народами.

В свое время мапуче получали разнообразное и высокачественное питание в нужном количестве, они приме­няли методы многоотраслевого земледелия — у них есть в этом обширные навыки. Поэтому любая аграрная рефор­ма будет безрезультатной, если будет основана только на разделе земельных участков, если не будет применяться новая техника для рационального использования земли. Это должна быть реформа с внедрением фундаментальной системы эксплуатации земли с учетом как экологических особенностей, так и концепции форм человеческого тру­да. Чтобы реформа дала действительно положительные результаты, необходимо также, чтобы она отвечала потреб­ностям повышения производительности труда и чтобы крестьянин мог улучшить свое положение без физиче­ского перенапряжения. Кроме того, необходимо, чтобы люди могли извлечь выгоду из знаний, которые даст им соответствующее обучение.

Очевидно, что необходимо провести техническую под­готовку крестьян-индейцев к реформе, чтобы они могли использовать усовершенствованные методы интенсивного ведения хозяйства, что обеспечит сельскому труженику удовлетворительный урожай и соответствующий доход. Поэтому именно образование играет в этом смысле реша­ющую роль и дает индейцам возможность освободиться от нечеловеческих условий, на которые их обрекает экс­плуатация со стороны латифундистов.

Мапуче образуют национальное меньшинство, которое живет в условиях недоверия, тревоги и отчаяния. Его при­тесняют на протяя\'ении стольких лет, что он доходит до грани неверия в возможность коренного изменения своей судьбы. Беда не только и не столько в том, что законы плохо защищают его, а в том, что он и не мо­жет к ним приспособиться. Индеец беден, а отсутствие образования вынуждает его мириться с обманом, принимать невыгодные условия — иначе он может потерять все.

Бедность индейца чуть ли не узаконена. Трудно пред­ставить себе индейца зажиточным человеком, так как это расходится с нашими обычными представлениями о нем. Ведь индеец беден, потому что он индеец, и, чтобы низ­вергнуть этот стереотип, нужно изменить основные уста­новления нашего общества, ликвидировать основу сущест­вования эксплуататорских классов. В наши дни родиться индейцем в Чили означает быть обреченным на бедность и притеснения: общество по расовым мотивам обрекает его на состояние крайней нищеты или в лучшем случае удовлетворяет лишь самые скромные его потребности.

Мини-собственность индейца в деревне не обеспечива­ет его тем, что необходимо человеку для жизни. Он и его семья вынуждены перебираться в поисках средств в город. Но здесь его ожидает лишь самая грязная и тяжелая работа с унизительно низкой оплатой. Современная про­мышленность требует рабочих рук, которые могли бы управлять сложными механизмами, а это в свою очередь требует образования и знания основ техники и механики, то есть того, чего лишены мапуче.

В городе индеец попадает в совершенно иную, непри­вычную для него среду, с которой его ничто не связывает. Ему необычайно трудно адаптироваться к такой среде — он становится парией, лишенным всякой поддержки. Здесь он не может опираться на те социальные нормы поведе­ния, к которым он привык и которые определяли его об­раз действий в первоначальной среде.

Поскольку индеец выполняет более примитивную ра­боту по сравнению с рабочими, обладающими технически­ми знаниями, появились разного рода «теории» о неспо­собности, лени и безответственности мапуче. Унизитель­ное положение, в котором он находится, калечит его лич­ность и делает его существом без надежд, разочарованным и покорным. Девушки мапуче с их еще более низким образовательным уровнем также не могут занимать сколь­ко-нибудь сносно оплачиваемые должности. Большинство из них вынуждены соглашаться на работу домашней при­слуги или труд самых низших категорий. Последствия известны: преступность, проституция, бродяжничество — эти обычные явления в больших городах, результат высо­кого уровня безработицы, — не миновали и мапуче, напро­тив, сказались на них с большей жестокостью.

Валькарсель говорит, что дисциплина и привычка к труду у индейцев не менее сильны, чем у других народов. Но когда мапуче работает на хозяина, он избирает такти­ку неспешной работы как форму протеста против нищен­ской платы, которую он получает. Представление о его небрежности и неспособности к интенсивному труду не­справедливо; достаточно вспомнить хотя бы о работах, которые были выполнены в колониальный период (по­стройка храмов, дворцов, мостов, дорог, шахт) и к кото­рым никто из испанцев не приложил рук: все это было сделано лишь усилиями индейцев. И если сегодня они кажутся нелюдимыми, малообщительными и апатичны­ми, то это следует отнести на счет веков эксплуатации, угнетения и унижений. Пресловутая нелюдимость мапуче исчезает, когда он находится среди соплеменников, гостей, близких друзей.

Школа может изменить это положение вещей, открыть дорогу для совершенствования традиционных знаний земледельцев-мапуче, помочь им постичь современную науку и технику. Но необходимо, чтобы это было сделано разум­но. Начинание может закончиться провалом, если не сде­лать школу функционально более нацеленной и если не создать адекватное ей социальное окружение, поскольку не школа формирует свое окружение, а, наоборот, окру­жение формирует школу. Потребовалось опробовать не­сколько методов, чтобы прийти к заключению, которое ясно уже изначально, что провал неизбежен, если будут применяться образовательные нормы, чуждые социальной структуре мапуче.

В случае с мапуче, как и в других сходных обстоятель­ствах, необходимо учитывать условия, в которых проходит жизнь и деятельность индейцев, чтобы они могли успешно применять приобретенные знания и умения. Как утвер­ждает Солари, последствия неграмотности и полуграмотности, которые характерны для большинства сельского населения, состоят в том, что образуется определенная группа людей, которые становятся препоной на пути эко­номического и социального развития. Образование — важ­ный фактор общественного прогресса. Чем интенсивнее технико-экономический прогресс общества, тем сильнее потребность в образованных рабочих. В этом отношении неграмотность для большинства латиноамериканских стран — одна из основных преград на пути социально-эко­номического развития.

Нельзя ожидать, что неграмотность исчезнет, когда со­циальные потребности не создают необходимости ее лик­видации. Ведь образование не только выполняет социаль­ную функцию, но и отвечает целому ряду социальных исходных потребностей. Неграмотность является результа­том того, что подавляющее большинство работ в нынеш­ней латиноамериканской деревне может выполняться и людьми, обладающими навыками, полученными лишь в. семье или в совместном труде ограниченного масштаба.

Не только низкий современный уровень хозяйствования в латиноамериканской деревне дает возможность прекрас­но справиться с большинством работ, имея минимальное образование, но в условиях монокультурного экстенсивного сельского хозяйства и низкой механизации и более высо­кий уровень производства не изменит положения к луч­шему, так как не даст человеку возможности применить знания. Этот порочный круг должен быть разорван: невозможно ликвидировать неграмотность, не достигнув определенного уровня социально-экономического разви­тия. Только планирование может решить проблему и в топ мере, в какой оно будет способно создать новые виды дея­тельности и одновременно поднять образование на новый; уровень, необходимый для осуществления этой деятельно­сти. Образование в Латинской Америке охватывает лишь небольшие группы сельского населения. К тому же в ны­нешнем его виде оно в принципе не подходит для деревни; его реализация — это механическая пересадка системы, предназначенной для городского населения, в сельскую среду.

В этой ситуации немногого приходится ждать от обра­зования как от фактора прогрессивных изменений. Но и при самых оптимальных условиях нельзя ожидать, что образование само по себе произведет эти изменения. Даже если добиться того, что школу будет посещать большое число людей, то это приведет лишь к тому, что они — при отсутствии преобразований социального характера — по­лучат знания, которые не смогут применить.

Индейцы превосходно владеют традиционными сель­скохозяйственными орудиями, проявляют большое умение в использовании домашних механизмов и ремесленных инструментов. Всему этому они обучаются.с детства. По­стоянно практикуясь, индейцы достигают такого мастер­ства, которому цивилизованный человек не в состоянии даже подражать. Но это же мастерство мешает им выполнять тонкую работу, овладевать точными инструментами и сложными машинами. Они не могут приспособиться к новейшей технике, так как их труд всегда был связан с простыми механизмами. Приобрести новые умения индей­цы могут лишь в результате долгого обучения. Нечто схо­жее происходит, когда цивилизованный человек пытается действовать с помощью инструментов индейцев. В обра­щении с лассо, болеадорой, пращой, в умении читать сле­ды, сооружать ловушки индейцы достигли такого совер­шенства, что только редкие, нарочно тренированные пред­ставители «высшей» культуры могут соперничать с ними. Индейцы достигли в этих видах деятельности подлинного искусства, поразительного по своей утонченности.

На полном скаку накинуть лассо на левую переднюю ногу гуанако, чтобы повалить его, не причинив вреда, — все это требует высокого умения координировать свои дви­жения, соразмерять силы, рассчитать расстояние, точность броска. Конкистадоры страшились снарядов, пущенных индейцами из пращи; их броски отличались выверенностью и такой силой, что дело кончалось гибелью испанца или его коня. Самим конкистадорам, несмотря на все по­пытки, так и не удалось научиться владеть этим оружием.

Есть виды культурной деятельности, которые развива­ются в разных направлениях, но одинаково поддерживают высокое душевное состояние. Танец мапуче кажется нам грубым, он непривычен, потому что мы оцениваем его, исходя из своего понимания хореографии. Но наша пози­ция ошибочна — ведь основную мелодию танца индейца ведут ударные инструменты, а отнюдь не современный оркестр. И если балетная музыка приятна для нашего слуха, то музыка индейцев соответствует их чувству рит­ма. Изготовление каноэ с помощью каменного топора тре­бует не меньших физических усилий, расчета, ловкости движений и натренированности рук, чем иная постройка судна по инженерному проекту.

Постоянные тренировки дали индейцу способности, ставшие неотъемлемой частью его индивидуальности. Так, обитатели лесов обладали такой острой наблюдательно­стью, что почти неуловимой детали им было достаточно, чтобы сориентироваться в самой глухой части сельвы.

В заключение этого раздела еще раз подчеркиваем, что мы обязаны обеспечить для всех индейских народов воз­можность национального возрождения и социального про­гресса на деле. Необходимо вернуть индейцам веру в свои силы, в свои интеллектуальные способности, с тем чтобы могли в полной мере расцвести их дарования, чтобы они могли внести свой вклад в развитие страны. Обществен­ный опыт показывает, что индейцы, которые имеют воз­можность получить образование, проявляют бесспорно незаурядные способности, ставящие их в один ряд с выда­ющимися личностями — выходцами из других народов.

Индеец не сопричастен с политической властью, его участие в управлении ничтожно мало. В настоящее время он не может добиться социально-экономического освобож­дения своими силами, он вынужден ждать, пока о нем вспомнят те, кто стоит выше его на социальной и государ­ственной иерархической лестнице, хотя до сих пор выше­стоящие не позаботились о решении индейского вопроса. Страна нуждается в том, чтобы индейцы — значительная часть ее населения, одаренная и энергичная по своей на­туре, — имели бы возможность получить более высокую интеллектуальную и этническую подготовку на основе сохранения самобытности, уважения к обычаям, к их мироощущению. Надо сохранять и развивать арауканский язык, все другие созданные этим народом ценности, кото­рые сделали его великим.

Нынешнее тяжелое положение индейцев в значитель­ной мере связано с тем, что они не имели доступа к позна­нию современной жизни, к техническому опыту, посколь­ку не были связаны с основными направлениями и сфе­рами современного социального, экономического и полити­ческого бытия, оставались в неведении относительно край­ней сложности отношений в человеческом обществе.

В настоящее время индейское население в Чили насчи­тывает около 600 тыс. человек. Его основная часть прихо­дится на сельские горные районы от Био-Био до Чилоэ, куда они были вытеснены со своих плодородных земель не­насытными колонизаторами. Там они влачат тягостное су­ществование, полное невзгод и лишений, но надежда на лучшее будущее не покидает этот свободолюбивый народ.