МАРШ КОЛОННЫ ДАКОТЫ
Терри принял колонну Дакоты под личное командование, потому что Кастер, вследствие своего невероятного безрассудства, навлек на себя гнев Президента Соединенных Штатов.
Когда шла подготовка индейской кампании, не было никаких причин ожидать, что Кастер может выйти из милости. В своей затянувшейся командировке на Восток, 15 февраля – по истечении срока ультиматума – он докладывал в штаб-квартиру департамента, что ничего не подготовлено для проведения операции в его секторе. Вместе с Терри Кастер составил мобилизационные планы, учитывающие возможные задержки, связанные с зимними условиями, и определил 6 апреля как самый ранний срок, когда колонна Дакоты сможет выступить из Форта Авраам Линкольн на запад. Закончив свои дела с Терри, Кастер искал возможность добраться до форта, чтобы начать подготовку.
Снег блокировал движение по Северной тихоокеанской железной дороге за Фарго. Поезда, следующие до Бисмарка – ближайшей к Форту Линкольн станции – не могли начать движение по обычному расписанию до апреля. Чтобы поспособствовать Кастеру с его плотно сжатым графиком, железная дорога выделила специальный поезд с двумя снегоочистителями и тремя локомотивами. Чтобы счищать лопатами снег, слишком глубокий для снегоочистителей, на борт посадили команду из сорока железнодорожников. Грузовые вагоны были загружены углем и багажом. Офицеров и набранных для экспедиции рекрутов разместили в общих вагонах. Помимо того, желающая получить выгоду даже от этого рейса, железная дорога заполнила несколько пассажирских вагонов золотоискателями, направлявшимися в Черные Холмы. Кастеру и его жене Либби предоставили казначейский вагон со своей собственной кухней, гостиной и прочими удобствами.
Из Фарго поезд выехал в Бисмарк 7 марта. Снежные заносы часто преграждали путь, и иногда персоналу приходилось выходить из поезда и разгребать снег лопатами. В конце концов, всего в шестидесяти пяти милях от места назначения, поезд наткнулся на массивный занос, похоронивший под собой снегоочистители и один из локомотивов. После нескольких дней бесплодного откапывания Кастер нашел среди пассажиров телеграфиста. К главной линии, бежавшей параллельно путям, подсоединили провода, и Кастер телеграфировал своему брату Тому – офицеру, служившему в Форте Линкольн. Том Кастер приехал на запряженных мулами почтовых санях и забрал Кастера, Либби, а также непременную свору гончих, доставив их в форт. Они прибыли туда 13 марта, потратив шесть дней на путешествие, в нормальных условиях занимавшее не более нескольких часов.
Оттепели в итоге высвободили специальный поезд, который прибыл в Бисмарк неделей позже. К тому времени, однако, Кастер уже уехал дилижансом обратно в Фарго. Он успел провести в Форте Линкольн всего два дня, как получил вызов в Вашингтон, где ему следовало предстать перед комитетом Конгресса, проводящим расследование деятельности Министерства обороны.
Конгрессиональное расследование вертелось вокруг Военного министра Белкнапа, наживавшегося на продаже военных контрактов. Среди тех, кто получал от этого выгоду, находился Орвил Грант, брат президента. Эти злоупотребления, являвшиеся предметом недовольства внутри армии последние несколько лет, в конце концов, стали достоянием публики, благодаря серии разоблачений, опубликованных в “New York Herald” в 1875 году. Демократы, пятнадцать лет не находившиеся у власти, почуяли запах крови, и в феврале 1876 года Конгресс приступил к расследованию деятельности Военного министра.
Белкнап, желая избежать импичмента, подал в отставку, но комитет хотел добраться до него, так или иначе. Кастер, который постоянно жаловался на коррупцию в среде военных поставщиков Верхней Миссури, был вызван в Конгресс как свидетель.
В своих показаниях, сделанных 29 марта, Кастер смешал факты и слухи, касающиеся продаж Белкнапом контрактов на торговлю в военных фортах. Он говорил также о тех экономических лишениях, которым подвергались офицеры и нижние чины, вынужденные, благодаря сложившейся системе, покупать товары исключительно у гарнизонных торговцев, заключивших контракты с Военным министерством. Торговля в индейских агентствах подчинялась другому федеральному органу управления, но Кастер утверждал, что коррупция и там и там взаимосвязана, а результатом стал голод среди индейцев.
Чем дальше, тем лучше. Теперь Кастер начал намекать на Орвила Гранта. Хотя Орвил уже признал наличие некоего коммерческого интереса в деяниях Белкнапа, упоминание его имени каким-то подполковником было выше того, что его брат – главнокомандующий – мог стерпеть. Грант решил стереть Кастера в порошок.
Кастер выехал из Вашингтона 20 апреля (на две недели позже предполагаемого срока выступления его колонны из Форта Линкольн и через семнадцать дней после выхода Гиббона из Форта Эллис). Однако его тут же вернули обратно, предъявив ему обвинения в лжесвидетельстве и клевете. Генерал Шерман, вернувший армейскую штаб-квартиру из Сент-Луиса обратно в Вашингтон после отставки Белкнапа, пытался помочь Кастеру. Однако Грант поручил временно исполняющему обязанности Военного министра Альфонсо Тафту уведомить генерала Терри, что не Кастер, а кто-то другой должен возглавить экспедицию. Шеридан решил, что это обязан сделать сам Терри.
Кастер пытался лично встретиться с Грантом и разрешить ситуацию, но президент отказался принять его. В конце концов, 1 мая Кастер выехал в Форт Линкольн.
Но в Чикаго, по приказу Гранта Кастера поместили под арест. Затем ему позволили проследовать в Форт Линкольн, но при этом сообщили, что он должен оставаться в форте и “не сопровождать экспедицию, которая, как предполагается, находится в готовности выступить под началом генерала Терри против враждебных индейцев”.
Встретившись с Терри в Сент-Поле, Кастер со слезами на глазах умолял генерала помочь ему хотя бы сохранить полевое командование полком. Письменное личное обращение к Гранту, составленное от имени Кастера и им подписанное, полностью дело рук Терри. Письмо признавало приказы Гранта, но вежливо указывало на персональную ответственность Кастера за Седьмую Кавалерию, как старшего офицера полка в Департаменте Дакоты. Заканчивая, Кастер писал “Прошу Вас, как солдата, избавить меня от унижения бессильно со стороны смотреть на то, как мой полк выступает на встречу с врагом”. Без сомнений, именно с подачи того же Терри, осведомленного о сентиментальной слабости президента к бывшим офицерам армии Союза, Кастер в подписи указал свой бревет-чин времен Гражданской войны. Грант смягчился и позволил Кастеру участвовать в экспедиции в качестве полевого командира Седьмой, но под общим командованием Терри.
Кастер ликовал. Ранее, в 1873 году он уже был в подчинении – у полковника Дэвида Стэнли, во время железнодорожной топографической экспедиции к Йеллоустону. Тогда он ухитрился отделиться от главной колонны, действовать на свой страх и риск, ввязаться в стычку с Лакотами и упрочить свою репутацию борца с индейцами. Сейчас, возвращаясь из офиса Терри в свой отель, он наткнулся на капитана Уильяма Ладлоу - начальника инженеров при Департаменте Дакоты. Взволнованный Кастер сообщил Ладлоу, что получил обратно свой полк, и скоро он “развяжет себе руки” и будет действовать по своему усмотрению. Кастер сказал, что он “вышел сухим из воды в случае со Стэнли, сможет отделаться и от Терри”. Убежденный в том, что Терри должен знать, что его вводят в заблуждение, Ладлоу передал слова Кастера своему начальству. Но к тому времени, когда эта информация прошла по армейским каналам, Терри и Кастер уже находились в пути к Форту Линкольн, где собирались войска, чтобы образовать третий компонент так давно ожидаемых и часто откладываемых клещей Шеридана.
Выступление было назначено на 15 мая. К этому времени Гиббон уже шесть недель шел вдоль по Йеллоустону, а Крук готовился к новому рывку на север из Вайоминга. После двухдневной задержки из-за плохой погоды 17 мая в пять часов утра давно ожидаемая Дакотская колонна выступила из Форта Авраам Линкольн. Седьмая Кавалерия во главе ясно выделялась своими подобранными по цвету лошадьми – одна из прихотей Кастера. Рота “А” скакала на вороных; роты “B”, “D”, “H”, “I” и “L” - на гнедых, “C”, “G”, “K” – на темно-рыжих; ”E” – на серых. “M” была единственной ротой со смешанными мастями.
Когда растянутые на две мили войска и службы тыла вышли из форта, оставшиеся в форту люди увидели сверхъестественный феномен. Раннее утреннее солнце засияло сквозь дымку, создав мираж, затмивший горизонт. Казалось, Седьмая скачет вверх, поднимаясь на небеса.
В течение первого дня похода колонну сопровождала Либби, племянница Кастера Эмма Рид и его младшая сестра Маргарет Колхаун, муж которой – лейтенант Джеймс “Джимми” Колхаун – был командиром роты “L” Седьмой Кавалерии. Другими членами семьи, путешествовавшими вместе с полком, были братья: капитан Том Кастер (двукратный кавалер медали Славы и командир роты “С”) и Бостон Кастер, приписанный к полку в качестве скаута – явный случай кумовства; а также восемнадцатилетний племянник Армстронг “Оти” Рид (брат Эммы) в качестве гостя. В совокупности, вся эта группа вместе с преданными офицерами прозывалась кланом Кастера.
“Колонна… казалась бесконечной”, писала Либби Кастер. “Трава тогда не подходила для того, чтобы пасти лошадей, и, поскольку маршрут путешествия проходил по бесплодному краю, пришлось транспортировать огромное количество фуража. Сами фургоны тянулись, казалось, до бесконечности… Численность людей, штатских, нанятых работников, индейских скаутов и солдат доходила до двенадцати сотен. Там было в общей сложности семнадцать сотен животных”.
Марш Дакотской колонны был первым случаем за почти десять лет со времен создания Седьмой Кавалерии, когда все двенадцать рот действовали сообща. Ранее полк был разбросан по фронтиру, а в начале 1870-х часть его перевели далеко на Восток, в Кентукки. Помимо Седьмой в ее полном составе, колонна включала в себя батарею пушек Гатлинга, две роты Семнадцатой Пехоты, одну роту Шестой Пехоты и подразделение скаутов-Ри под командованием лейтенанта Чарльза Варнума из Седьмой Кавалерии.
Поскольку у войск из Дакоты не было опыта операций с караванами вьючных мулов, 150 фургонов использовались для перевозки припасов. Терри, однако, распорядился загрузить в фургоны 250 вьючных седел, чтобы, в случае крайней необходимости, можно было распрячь мулов и использовать их в качестве вьючных животных. Майор Орландо Мур уже находился в точке сбора у Глендайв-Крик с тремя ротами пехоты и дополнительными припасами, высланными вверх по Миссури на пароходе.
В отличие от Крука, упивавшегося в объятиях прессы, Терри взял с собой только одного газетчика – темную личность по имени Марк Келлог, который был нанят бисмарковской “Tribune” и, кроме того, посылал сообщения в “New York Herald”. Хотя Келлог был единственным аккредитованным корреспондентом, адъютант Терри – капитан Эдвард У. Смит снабжал новостями сент-польскую “Pioneer- Press”, а сам Кастер написал несколько неподписанных сообщений в “New York Herald”, которые газета приписала “выдающемуся офицеру”.
В то время как гласности было не слишком много, Дакотская колонна имела свою собственную долю летописцев, ведущих дневники, от самого генерала Терри до штатского скаута по имени Чарльз Александр Рейнольдс, прозванного “Одиноким Чарли” за его склонность к уединению. Однако, в отличие от многословных сочинителей из колонны Крука, эти хроникеры вкратце излагали лишь суть дела – учет пройденных миль и погодные условия. Эти дневники были всего лишь краткими отчетами о путешествии.
В первую проведенную в лагере ночь солдатам Седьмой Кавалерии выдали жалование. К их возмущению, до этого момента деньги были удержаны, чтобы предотвратить возможные дебоши и пьянки в салунах и борделях Бисмарка накануне похода.
На следующую ночь, 18 мая, женщин Кастера под эскортом казначея отправили обратно в форт, а экспедиция Терри продолжила свой поход на запад в Монтану. Глядя на уходящую колонну, Либби Кастер испытывала тревожное чувство надвигающейся беды.
Либби была осведомлена о групповщине, пропитавшей Седьмую с тех пор, как Кастер во время Уашитской кампании Шеридана 1868 года бросил на произвол судьбы отряд майора Джоэла Эллиота, перебитый до последнего человека. С того самого дня и доныне, Фредерик У. Бентин - командир роты “H” и старший капитан полка – презирал Кастера, как солдата и как человека, и стал лидером анти-кастеровской группировки офицеров полка.
Виргинец с неизменной трубкой в зубах, Бентин в начале Гражданской войны сделал свой выбор в пользу Союза и к 1865 году получил чин бревет-полковника. Он был вместе с Седьмой с момента ее организации и принимал участие во всех основных сражениях своего полка. Родившийся в 1834 году, он был на пять лет старше Кастера. Рано поседевший, Бентин был известен своим вспыльчивым нравом и периодической склонностью к запоям.
Кастер уважал его профессионализм, но испытывал к нему личную ненависть. Кроме того, он, похоже, опасался Бентина, который – по меньшей мере, однажды – ответил угрозой на попытку запугать его. Эти два человека стремились избегать друг друга, за исключением того, когда этого требовала служба.
Неизвестным фактором этих внутриполковых раздоров был майор Маркус А. Рино – второй по должности полевой командир после самого Кастера. Как ни странно, эти два человека плохо знали друг друга. Рино получил назначение в Седьмую в 1869 году и командовал ротами, разбросанными по всему фронтиру. До этого времени он никогда не служил вместе с Кастером в одном и том же месте дислокации.
Рино учился в Вест-Пойнте, где чрезмерное – почти умышленно полученное им – количество плохих оценок отложило окончание академии с 1855-го до 1857 года. Однажды он с трудом избежал отчисления. Несмотря на такое унылое начало, Рино проявил себя во время Гражданской войны, в конце концов дослужившись до бревет-полковника. После войны, полагая, что его способности остаются недооцененными, он начал кампанию по написанию писем в различные инстанции. Этим Рино восстановил против себя всевозможное начальство: от директора Вест-Пойнта, где он недолго прослужил в должности инструктора, до Президента Эндрю Джонсона. Последовал ряд назначений подальше от Вашингтона, и в конце концов Рино оказался в Седьмой. После того, как Кастер попал в Вашингтоне в неприятности, Рино пытался получить под свое командование Дакотскую колонну. Эта попытка, мгновенно пресеченная Терри, была типична для Рино и вызвала негодование Кастера. “Было ясно видно, что не слишком большая любовь существовала между двумя этими людьми”, вспоминал рядовой Чарльз Уиндольф.
Черствый и отстраненный, Рино не слишком хорошо держался в обществе. Это, наряду с более или менее хроническим пьянством, сделало его непопулярным среди офицеров. Доктор Джеймс ДеВолф - хирург, по контракту работающий в экспедиции – суммировал мнение многих, когда написал своей жене: “Мне не нравится Рино, который командует моим флангом…”. Рино и Бентин также не любили друг друга, хотя это никак не походило на ту ненависть, которую оба испытывали по отношению к клану Кастера.
Напряженность между этими тремя офицерами – Кастером, Рино и Бентином – была ключевым фактором в событиях, которые начали разворачиваться во время похода Дакотской колонны. Менее важным с точки зрения тактики и стратегии, но достойным упоминания из-за обстоятельств времени и места действий, являлось то, что одним из младших офицеров Кастера был лейтенант Джеймс “Джек” Стурджис. Год назад закончивший Вест-Пойнт, Джек был сыном полковника Сэмюеля Стурджиса, номинального командира Седьмой Кавалерии.
Продвижение экспедиции было невыносимо медленным. Животные, предназначенные для перевозки наемных фургонов, были плохи, а некоторые из правительственных мулов – молоды и необъезженны. Погода также замедляла колонну. В одном из своих ранних сообщений в сент-польскую газету капитан Смит, адъютант Терри, писал:
Экспедиция стартовала в середине сезона дождей, когда даже хорошая почва не может выдержать колес тяжело груженого транспорта; когда любая небольшая лужа является бездонной трясиной; и когда полосы солончака лишь немногим безопасней “трясучего болота”.
Потоки и овраги были непреодолимы, и Терри часто приходилось останавливать колонну, иногда до утра, в то время как лейтенант Эдвард Магуир – его полевой инженер – надзирал за сооружением мостов. Тринадцать переправ потребовалось на одном отрезке в четырнадцать миль, прежде чем войска добрались до Малой Миссури. В течение первых двух недель дневной переход в десять миль был более или менее стандартен. Еще большей проблемой стал маршрут похода. Терри надеялся использовать тракт, проложенный в 1873 году топографической экспедицией полковника Стэнли. Дождь, однако, скрыл тропу, заставляя генерала высылать вперед скаутов на поиски ориентиров и смущая проводников, которые иногда сбивали колонну с пути.
29 мая войска прибыли к Малой Миссури, пройдя за тринадцать дней 166 миль – менее половины того расстояния, которое Крук обычно проходил за то же самое время. Из-за более ранних тревожных донесений о покидающих резервацию индейцах ходили слухи, что те намереваются держать оборону где-то вдоль по Малой Миссури. Для установления истины, Терри отправил Кастера вверх по речной долине с несколькими ротами кавалерии и скаутами Ри. Кастер должен был найти признаки присутствия враждебных индейцев.
Среди Ри находился любимец Кастера по имени Кровавый Нож, отец которого был из Хункпапов, а мать – из Арикаров. Первые пятнадцать или шестнадцать лет жизни этого индейца были плачевны, поскольку проходили среди народа его отца. Сиу обращались с полукровкой, как с парией. Затем он жил с Ри, с которыми отождествлял себя, и не раздумывая присоединялся к любой военной экспедиции против Лакотов. Хотя Кровавый Нож несколько раз официально завербовывался в армию, теперь его очередной срок контракта истек, и он принимал участие в экспедиции в качестве штатского служащего. Кровавый Нож любил Кастера, и Кастер платил за его преданность большим уважением, чем то, которое он выказывал большинству людей – неважно, индейцам или белым.
Официально Кастер утверждал, что он заставил своих людей пройти трудные пятьдесят миль за одиннадцать часов. Вернувшись в лагерь, он рапортовал, что за последние шесть месяцев в этом краю не было ни одного индейца - “даже маленькой охотничьей группы”. Хотя и вправду маловероятно, что в этом районе находились враждебные индейцы, существует некий вопрос, сколько усилий на самом деле приложил Кастер, чтобы их обнаружить. В письме жене описывается скорее пикник, чем разведывательная экспедиция. Лошади вязли в грязи Малой Миссури, и вскоре стало своего рода забавой смотреть за тем, кто будет следующим выброшен из седла.
Ситуация, которая могла позабавить клан Кастера, привела в растерянность генерала Терри, уверившего Шеридана в том, что он найдет враждебных индейцев и быстро разберется с ними. Кроме того, Терри стал более внимательно наблюдать за забавами Кастера. 31 мая, когда колонна переправлялась через Малую Миссури, Терри отметил: “Кастер был позади, играя в Вагонмастера[1]”. В тот же день оставил колонну “вообще без какого-либо на то разрешения”.
Несанкционированный уход из колонны был еще одним днем шалостей Кастеров, когда полковник и Том развлекались, подшучивая над младшим братом Бостоном. Терри, однако, никак не мог разделить их веселья. В тот день, когда ребята Кастеры резвились на природе, а Чарли Рейнольдс отправился за трофеем в виде горного барана, отряд опять сбился с пути. “Мы не были на тропе Стэнли”, отметил генерал в своем дневнике, “повернули обратно и обследовали местность…”. Часть предложения неразборчива, но настроение Терри очевидно.
Получив от Терри выговор, Кастер пытался оправдаться, заявив, что он полагал, что он принесет больше пользы, скача впереди колонны. Тем не менее, отповедь Терри произвела желательный эффект. Кастер, который осознал, что его собственное присутствие в экспедиции имеет место исключительно благодаря заступничеству Терри, стал уделять больше внимания своим непосредственным обязанностям.
Переправившись через Малую Миссури, колонна прошла одиннадцать миль и расположилась лагерем среди бедлендов за речной долиной. Хотя это была последняя ночь мая, температура упала, и ночью пошел снег. Снегопад продолжался весь следующий день. Падая, снег таял и превращал землю в толстый слой грязи. Это вынудило Терри оставаться в лагере на протяжении тридцати шести часов.
В конце очень холодного дня 3 июня прибыли скауты с посланием от полковника Гиббона, который находился на северном берегу Йеллоустона напротив устья Роузбада. Там он дожидался припасов из Форта Эллис, прежде чем отправиться дальше на восток на встречу к Терри. Гиббон не повстречал индейцев на северном берегу Йеллоустона, но сообщил о тех, кто следовал за ним тенью по южному берегу. В рапорте не было упоминаний об огромном селении, которое дважды видел Брэдли.
Новости от Гиббона – или же отсутствие таковых – наряду с неудачей попыток обнаружить индейцев на Малой Миссури, убедили Терри в том, что противник находится южнее, чем это предполагалось. Меняя планы, Терри решил обойти базу майора Мура у Глендайва и двигаться прямо к реке Паудер. Гиббон, тем временем, будет продолжать обследование северного берега Йеллоустона, препятствуя возможным попыткам индейцев переправиться через реку. “Была надежда” писал в “Pioneer-Press” капитан Смит, “что при такой диспозиции индейцы окажутся пойманными между этой колонной и колонной Гиббона”.
Стремясь на юго-восток, Дакотская колонна обнаружила первые признаки индейцев – “три ‘викиапа’ со все еще зелеными листьями”, согласно Терри. Четыре дня спустя войска, в конце концов, достигли реки Паудер примерно в двадцати пяти милях от ее слияния с Йеллоустоном. Терри взял две роты кавалерии и отправился вниз по реке к ее устью, где ожидал пароход “Дальний Запад”. На следующее утро пароход поднялся вверх по Йеллоустону, доставив Терри на встречу с Гиббоном. Более чем четыре месяца после того, как правительство объявило о начале военных действий, две из трех колонн Шеридана наконец сомкнулись. Между ними, однако, не оказалось никаких индейцев.